Разница между живым и неживым (реальным и виртуальным) идеально проявляется в способе игры в шахматы. Когда партия на экране (в телефончике или на компе), я безбожно туплю. Не вижу угроз и дальше второго хода. И дело не в пресловутом «вертикальном чтении» и плоских фигурках, потому что те же дорожные магнитные шахматы выглядят как с экрана, но я на них прекрасно играю.

Всё дело именно в том, что деревянные, каменные и даже пластмассовые короли и пешки — живые.

Встретил в Калининграде у центрального рынка росгвардейцев — троицу молодых пацанов в синемоховой форме. Тот, что шёл в серёдке, громко выдал всей улице (естественно, без звёздочек):

— Вот так е*ашишь, *башишь каждый день...

Удивительно всё же, как мат потерял свой изначальный смысл.

Поймал себя на такой мысли: мой отец всю жизнь работал физически. Причём, конкретно, показывая чудеса физики. Помню, когда мне было лет десять, он подпиливал берёзу и валил её, подпирая плечом. Он с эквилибристской лёгкостью закидывал мешок с отходами (25 кило) на спину и нёс метров двадцать. И так ходок тридцать. Наконец, папа колол дрова, играя полупудовым колуном как сигаретой. Но, чтобы компенсировать умственный труд, мы выписывали в доинтернетовскую пору десятки газет и журналов. И батя читал их ежевечерне, лёжа на полу на паласе на животе.

И вот я сейчас работаю исключительно умственно. А что касается физики, то она всплывает лишь при доставке воды из машины на второй этаж или подтягивании на перекладине по утрам.

Налицо моя деградация.

Интересная историческая параллель: когда подъезжаешь к родной деревне, то сначала видишь сотовые вышки. Крестообразные железяки. А моя бабушка Зинаида рассказывала, что до войны шла маленькой к нашей же деревне и с дороги сначала видела золотые кресты церкви.

Вот как изменилась перспектива.

Отец сетует, что в перелесках Зауралья никто не косит траву для скота. Трава — сочная, как в песни поётся — «по пояс», и стоит она стеной зазря. А всё потому, что деревенский люд не держит теперь ни коров, ни овец. Мясо проще купить, чем дырякаться со скотиной.

Я же помню, как в детстве папа косил лесное разнотравие литовкой, и запах зелёного сока стоял такой, что врезался в память до конца жизни. Сейчас, когда в городах жужжат газонокосилки, пахнущий ветер будто переносит меня в зауральское детство.

С удивлением узнал, что сегодняшняя молодёжь 18+ слушает Надежду Кадышеву.

— А чего там слушать, — спрашиваю. — У неё всего одна песня: «Течёт ручей, бежит ручей — и я ничья и ты ничей...».

— Вот её и слушают на дискотеках, — отвечают. — В быстром темпе, конечно, но слушают и танцуют!

Такими темпами и барсетки в моду войдут!

Побывал в родной курганской общаге, где отрубил пять лет. Бессменный комендант Валентина Ивановна Ярошенко рассказывает:

— Много что за двадцать пять лет изменилось. Есть вай-фай, пропуск студентов только по электронным пропускам, охрана профессиональная, водомат установили, душевые на каждом этаже...

— Как всё изменилось! — ахаю.

— Но кое-что осталось, — многозначительно продолжает коменда.

— Дух?

— Завтра закрываем здание на три дня — выводим тараканов!

Стоило уехать в отпуск из Калининграда, как какие-то недоумки спилили в соседнем дворе турник. Чем помешал — представить не могу. Где я теперь подтягиваться буду? А ведь этот тот самый турник, на котором я для Марии Бутиной подтянулся ПОЧТИ ВОСЕМЬ раз!

Вчера был шокирован поведением ВГТРК, которая с какого-то перепугу решила, что непристойное слово «г*вно» стало общеупотребительным на всю Россию. Ведущий Евгений Попов, по совместительству — депутат Госдумы от «Единой России», цитировал Алексея Толстого про русских эмигрантов начала XX века в Европе. Писатель их клеймил, обзывая «бездельниками, онанистами и г*вном собачьим». Так, тележурналист со смаком дважды повторил это слово да ещё на экран вывели без всяких звёздочек.

То есть теперь любой школьник может на уроке истории громко выпалить «г*вно» — ведь главный канал разрешил. Идиоты.

Давеча так неловко вышло... Познакомился, значит, с девушкой-казашкой, которая проводит шаманные обрядовые бани. Так всё красиво рассказывала: о травах, о духах. И сама красивая. В общем, зазывает меня в баньку и вдруг уточняет:

— Я работаю через рот.

Надо же, думаю, как откровенно со мной. Ну я, понятно, отказался. И только вечером понял, что она имела в виду:

— Я работаю через род.

Блин, она про родовые обряды. Как же мне стыдно до сих пор!

Казахскому поэту Абаю Кунанбаеву — 180 лет. Меня заинтересовало одно его стихотворение. Вот фрагмент:

Если смолоду честь не терял,
Если щедро прожил для людей,
Если враг твою доблесть познал,
Если верен был дружбе своей,

Если смело прошёл перевал,
Если жить не осталось уж сил,
Если смерть свою не умолял,
Значит, ты человеком прожил!

Что-то знакомое, подумал я, и тут же понял. У Владимира Высоцкого есть подобное:

Если мяса с ножа
Ты не ел ни куска,
Если руки сложа
Наблюдал свысока,

И в борьбу не вступил
С подлецом, с палачом, —
Значит, в жизни ты был
Ни при чём, ни при чём!

Если путь прорубая отцовским мечом,
Ты солёные слёзы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал что почём, —
Значит, нужные книги ты в детстве читал!

Но вот что удивительно: «Баллада о борьбе» Высоцким написана в 1975 году, стих Абая — восьмидесятью тремя годами ранее, в 1892 г. Понятно, что это перевод с казахского на русский, сделанный самобытным советским поэтом Евгением Курдаковым примерно в 70-е же годы, но всё равно получается, что литературно-стихотворную форму: «Если..., значит...», первым выдал казахский акын.

Пообщался с нашей соотечественницей, живущей на Аляске, Анной Верной. Спрашиваю:

— Что Путин мог бы увезти с Аляски?

— Нож из кости мамонта! — отвечает. — У нас тут вся сувенирка из мамонта.

— Слушайте, как у нас из янтаря...

— А вы в Калининграде живёте? — моментально раскусила Верная.

Ещё запомнилось. Спрашиваю:

— Вообще, насколько Аляска, извините меня, — медвежий угол?

— Конечно же, никакой не медвежий угол, но медведи ходят по городу!

— Точно же, я вот как раз на днях видел ролик, как шпиц прогнал медведя из дома.

— Так я видела этого медведя, когда на машине ехала!

Смотрю по телеканалу «Россия» прямой эфир с Аляски и цепляет словечко латиницей в верхнем правом углу экрана — live. Вот неужели нельзя по-русски дать? Написать, скажем: Напрямую.

Во всех европейских языках такие плашки на своём родном: na żywo по-польски, например.

А мы никак не можем соскочить с англосаксонского каргокульта

На руинах германского замка Бальга, что на берегу Калининградского залива, установлены информационные стенды для русских туристов, на задниках которых немецкая, совершенно чудовищная пропаганда псов-рыцарей.

Красавец-тевтонец сосредоточенно и одухотворённо рубит дикарей пруссов. Перед нами ни что иное как одобрение и восхваление геноцида прусского народа, истреблённого предками немцев. И всё это на сегодняшней русской земле.

В моей родной зауральской деревне — международный скандал. На сельском празднике в честь 101-летия советского поэта Леонида Куликова (он жил в нашем селе во время Великой Отечественной войны) включили Потапа и Настю — украинскую попсу, которая по полной программе поддерживает бандеровцев.

Ролик был размещён на официальной странице районной администрации, вызвав гнев родственников ребят с передовой. Сейчас видео удалено, извинения принесены, по башке получили все.

Злого умысла никакого нету, скорее, эффект медвежьего угла. Молодёжь знать не знает, что эта парочка присягнула укронацистам. Песенки-то на русском. Вот такие гримасы гражданской войны.

Перед вами — шкалик водки «Тайга», а с ним — история, словно из бессмертного сочинения Ильфа и Петрова.

Есть у меня друг и коллега. На десять лет старше, много чему научил меня в журналистике в годы пробы пера. И вот я решил его в кои веки «наградить». Встретились в Екатеринбурге, где оба были на перекладных. Пригласил его в нормальный ресторан, заказал мяса и коньяка. Тряхнул мошной, как говорится.

Пошёл он меня провожать на вокзал, где внезапно прикупил вот такую «добавку» и вчерашний дорожный бутерброд.

— Серёга, после армянского коньяка, ну ты чего, — не выдержал я.

— Цыц!

Я сразу вспомнил, как Остап Бендер отвалил Шуре Балаганову пятьдесят тысяч, а он в трамвае «машинально» стырил мелочь и загремел в милицию.

Геополитические реалии — я обжёгся на долларах. Будучи в июне на ПМЭФ, угораздило меня помочь иностранному участнику. Один европеец (не буду называть имя, он-то ни при чём) приехал на форум без рубля в кармане. Просто не успел поменять. Евро у него нет, поскольку вывозить из ЕС свою валюту запрещено, карточка «Виза» в России не фурычит. Есть только баксы, которые он едва ли не слёзно попросил меня поменять на рубли, «чтобы хоть покушать».

Я сжалился над бедолагой и ссудил ему красненьких за пару сотен долларов. Вернувшись в Калининград, мимоходом пошёл обменять обратно (зачем мне пиндосская зелень?). Но не тут-то было! Три банка отказали, а в четвёртый я уже не пошёл. Кассирши с сочувствием говорили мне, что доллары настоящие, там их примут без проблем, но вот у нас, в России, они не ходят. Слишком потёртые. Как говорил киногерой из комедии «Не может быть»:

— Какая-то желтизна выступила...

В итоге, вон, лежат эти стодолларовки на книжной полке, ждут, когда я с какого-то перепугу отправлюсь туда. Когда я эту историю пересказал своему немецкому товарищу, то он выдал базу:

— Сейчас доллары в России принимают, только если они вот-вот вышли из-под печатного станка. И то — надо стоять рядом с этим самым станком и сразу вынимать. Десятки немцев, приезжающих в Калининград, столкнулись с такой напастью.

В общем, как сострили в другой комедии — «Дежавю»:

— Это не деньги! Рубли, рубли давайте!

В нашем великом русском языке имена людей с помощью суффиксов да окончаний легко превращать в недотёп, деревенщину, дурилок картонных. И какой бы высокий пост не занимал русский человек, всегда найдётся его старый, пусть уже и забытый, приятель, который скажет:

— А, это ты про Петю?

И уже Пётр Иваныч не такой грозный.

Антоша, Вася, Игорёк, Витёк, Санька, Гоша, Ваня, Лёха, Дюня — и всё: политический, финансовый, силовой и прочий вес тает, как сосулька в апреле.

А вот с женскими именами такой фокус не получается. Склоняешь их, крутишь-вертишь, а на выходе — ещё слаще и милее. Сами проверьте.

После долгих размышлений «за жизнь» пришёл к выводу, что нашим миром правят два действия. Точнее, мы в плену у этих двух действий, двух глаголов.

Эти глаголы — тереть и упаковывать.

Мы всю жизнь — от мытья посуды до зачатия ребёнка — трём и трём. Трение — определяющий фактор прогресса человечества: от получения огня при помощи палочек до ядерного оружия.

С упаковкой мы также не можем прожить ни дня. Плитка в ванной, коробочка для безделушки на день рождения, сапоги в дождь, магазинная жрачка, даже гроб после смерти, — всё это варианты упаковки.

Упаковкой мы скрываем неприглядное или слабое. Трением, наоборот, делаем предметы и явления чистыми, красивыми и сильными.

Так и живём: трём и обёртываем.

Сегодня в Калининграде гостил польский военный историк Михал Глок из Эльблонга. Подкрепившись в «Хмеле» пельменями из подкопчёной телятины да с хреновухой, пошли с ним на рынок.

— У нас пишут, что в России нет картошки, — начал издалека пан Михал.

— Пойдём покажу!

Картохи было до хренища и не только местной, но и белорусской и азербайджанской. Сфотографировал на память польского довольнёхонького друга у прилавка. Когда же от «второго хлеба» мы повернули вправо, то чуть ли не налетели на тележку, гружённую мешками с мукой.

— У нас пишут, что и муки в России нет! — закричал совершенно обалдевший поляк, распугав грузчиков-азиатов.