Итак, прочитанные книги:
- «Плоть и кровь» Каннингема
- «Людочка» Астафьева
- «Дракон» Шварца

Все эти вещи я уже читала. Но давно. Плюс эти тексты из тех, которые сколько ни перечитывай — они воспринимаются как впервые.

Вы с ними знакомы?

Последние дни читаю/пытаюсь читать сразу две книги, за которые взялась не по зову сердца, а из необходимости — «Обладать» Байетт и «Лавр» Водолазкина.

Ни одна не приносит удовольствия. А я уж так из откладывала, так была уверена, что кайфану.

В русской версии Байетт бесит перевод имён и любовная линия. Про любовь вообще читаю с трудом, не мой любимый сюжет. В «Лавре» скучна нарочитая житийность.

Оба текста представляют собой в моем восприятии достаточно тонко выполненные поделки и писались как будто для филологов, а не для читателей. Писатели очень старались.

Не будет человек наслаждаться тем, что он вынужден читать

А, ну зато я за два-три часа проглотила повесть о маньяках, которые делали пирожки из туристов. Так что, если вдруг кому обидно за «Лавр», можно считать, что пирожки из туристов — просто мой уровень

Так. Есть запрос на пост по «Пошехонской старине».

Когда-то я уже писала о ней, но о Салтыкове-Щедрине могу говорить бесконечно, он мой любимец.

Кстати, интересно было бы составить список любимцев.

А пока скажите: вы читали «Пошехонскую старину» или «Господ Головлёвых»? И как вообще относитесь к Салтыкову-Щедрину?

​​Сквозь десятилетия некоторые тексты выглядят совсем не так, как задумывал автор.

Повесть Германа Матвеева «Семнадцатилетние» написана в 1954 году и рассказывает о девочках-выпускницах в женской гимназии послевоенного Ленинграда.

Главный конфликт произведения строится на предрассудках и пережитках, которым подвластны некоторые девочки и с которыми борется новый классный руководитель.

Вот Валя — единоличница и эгоистка. Она умна, самолюбива, но не желает идти в ногу с коллективом, выполнять общественную работу и разделять общие увлечения, что приводит к полному бойкоту и травле со стороны одноклассниц. Лишь болезнь Вали и её покаяние заставляют остальных девочек смилостивиться и простить заблудшую овечку за то, что она не хотела пастись в общем стаде.

Вот Таня — в ней высмеивается постоянная сонливость. Анализов на ферритин тогда не сдавали (а вы, уважаемые читатели регулярно сдаёте?), но можно было бы предположить, что не просто так ребёнок вял и малоподвижен, постоянно хочет спать и не может ни на чём сосредоточиться. Однако критика и напор активисток делают своё дело: к концу повести Таня избавляется от лени (вероятно, нормализуя баланс микроэлементов усилием воли).

Вот Лариса — она хочет привлекательно выглядеть (в 17 лет не вовсе преступное желание), завивает волосы и пользуется теми косметическими крохами, которые доступны в послеблокадном городе. Её разоблачают в школьной газете, чтобы Лариса заботилась о содержимом головы, а не о её украшении.

Вот Лида — профессорская дочь. Она очень красива и интересует мальчиков. Лида назначает свидания ухажёрам ради смеха. За это недостойное поведение автор наказывает её разбитым сердцем. Лида несчастна, а любовь достаётся другой девочке, из бедной семьи.

Я люблю этот текст за подробное описание быта, привычек, мышления жителей Ленинграда тех лет. Но взгляд автора на воспитание сегодня может служить только предметом культурологического интереса

​​Роман Яны Вагнер «Тоннель» понравится любителям выживальщической антиутопии. Ведь тут 500 человек оказались заперты в автомобильном подземном тоннеле. У них нет никаких объяснений тому, что произошло. И информации снаружи тоже нет. И, может быть, нет уже и никакого «снаружи».

Система образов — социальный срез: инженер с дочерью-подростком, не говорящий по-русски молодой водитель из Таджикистана, священник, профессор-кавказец, молодая и богатая пара на кабриолете, чиновница…

И старый чекист в памперсе, вздорная крикливая мумия, пугающая одним только своим вздохом подчинённых, преданных ему сердцем и плотью.

«Он и слова такого не знает, подумала чиновница, и в голове у нее снова заныла тупая игла, ну конечно. Он компьютера в жизни руками не трогал. Ему даже доклады читают вслух и лет десять уже стараются покороче».

Для меня главный интерес представлял вопрос, кто всё же, по мнению Вагнер, должен расправиться с дедом: разгневанная чернь или собственные придворные.

Этот роман оказался прозрачной метафорой того, что происходит сегодня с нами, запертыми, растерянными, плохо что-то понимающими. Пытающимися жить в тоннеле, где заканчивается воздух.

Читали?

​​На прошлой неделе поступила авторка «Вкраций» в аспирантуру. На зарубежную литературу.

И многие знакомые начали спрашивать: что да как? Сначала хотела сделать прям пост про поступление в магистратуру и аспирантуру.

— как это сделать
— почему это здорово, полезно, несложно
— почему с этим стоит поторопиться.

А потом подумала: поздняк, экзамены-то все прошли.

На следующий год сделаю, если обстоятельства будут благоприятствовать.

А вы где-нибудь учились после первого студенчества?

​​За что, как и когда Патрокл полюбил Ахиллеса?
За что, когда и как Ахиллес полюбил Патрокла?

Сначала я познакомилась с дивным романом Мадлен Миллер «Цирцея». А потом уж — с её первым произведением, «Песнью Ахилла».

Оно такое же обворожительное, как «Цирцея», только оно ещё и интереснее тем, что гомеровские события сами по себе не искажаются. Мы идём ровнёхонько по тексту, год за годом — так, как проведённые рядом с Ахиллесом годы мог бы воспринимать верный Патрокл, любящий Патрокл.

Это, конечно, не Гомер. Перед нами чувства и логика людей современного мирам— в античных декорациях. Когда-то один мой знакомый, старый профессор, сказал о том, что античный мир не знал настоящей любви. Страсть, желание, похоть — знал. А настоящую любовь — нет. Утверждение спорное, но на этом тексте оно работает: в гомеровском пространстве всё движимо, конечно, любовью — но любовью тёмной, роковой, внушённой, гибельной.

А Мадлен Миллер рисует чистую любовь, которую на этих страницах узнает в лицо тот, кто любил. Узнает — и полюбит Ахилла. Эта книга не отпускает, и, закрыв её, я ношу её в себе.

​​А вот совсем другой пример переосмысления — «Похититель детей» Брома.

«Как и многие до меня, я восхищаюсь сказкой о Питере Пэне, романтической идеей вечного детства среди волшебных игровых площадок Нигдешнего острова. И, подобно многим другим, я всегда представлял себе Питера Пэна просто очаровательным озорником – слишком сильно повлияли на меня бесчисленные диснеевские мультики и ролики, рекламирующие арахисовое масло.

Так было до тех пор, пока я не прочел оригинального «Питера Пэна» – не разбавленную розовой водичкой версию, которую сейчас можно найти в любом магазине детских книг, а оригинальное произведение Джеймса Барри, лишенное всякой политкорректности. Только тогда я смог увидеть весь его мрачный подтекст и оценить, насколько кровожаден, опасен, а временами и жесток настоящий Питер Пэн».

Вот что пишет автор во вступлении ☝🏻

Хотите вспоротых животов, разбитых голов и Питера Пэна с глубокой психотравмой? Тогда вам сюда.

Концепция обаятельная, но на середине стало скучно. Сюжет «Похитителя детей» перестал иметь к истории Мэтью Барри хоть какое-то отношение, и вторую часть я просто пролистала. Не пожалела.

Лучше вспомню вот такую очаровательную, умную и грустную историю — «Жизнь и времена Злой ведьмы с Запада».

А вы любите такие истории-перевертыши?

​​Читаю новый роман Ханьи Янагихары «До самого рая».

Редко бывает, чтобы я захотела купить бумажную книгу. Ещё реже — чтобы я твёрдо решила это сделать ещё до прочтения электронного варианта.

Когда-то мы с читателями «Вкраций» выяснили с помощью опроса, что бумажные книги по-прежнему читает немало людей. А я такой человек — другой: мне удобна функциональность и быстрота, бумагу покупаю редко.

Но вчера, наткнувшись на новую Янагихару, я уже знала, что куплю. Не потому что у меня уже есть «Маленькая жизнь» и «Люди среди деревьев» и я типа собираю коллекцию. «А вот моя коллекция янагихар».

Нет, просто это такое личное, что хочется физически иметь рядом.

Читали уже?

Ну ничего себе у меня перерывы между постами

​​Ооочень триггерная книга — «Райский сад первой любви» Линь Ихань.

Это история о том, что пытается выглядеть как любовь, но является однозначным и бескомпромиссным насилием.

Это мрачная книга. Она красиво написана, в ней есть тягучая отстранённость азиатской прозы, но после прочтения остаётся только тяжесть. Я бы никому не советовала читать её. Особенно зная, что авторка рассказала в этом романе историю своей собственной ранней юности — и в 26 лет, не справившись со случившимся, ушла из жизни.

Такое тягостное впечатление на меня бы, наверное, произвёл сегодня безумно красивый и безнадёжный фильм Ким Ки Дука «Самаритянка», когда-то любимейший. Безысходность, отчаяние и больше ничего.

Завтра будет про другое, совсем другое.
Просто я стараюсь писать по посту ежедневно в этот остаток декабря

Если кто-то захочет обсудить первую часть «До самого рая» Янагихары, то я готова.

У нас ведь даже чат есть, хоть и застывший, как янтарь https://yangx.top/vkracii_chat

Потому что, если со мною никто не обсудит, я начну обсуждать сама с собою прямо здесь. А это спойлеры

​​Что писатель нам, читателям, должен и чего не должен?

Последний роман Янагихары, по отзывам, скорее разочаровал аудиторию. «Совсем не «Маленькая жизнь», — пишут люди. — Ничего общего с предыдущими двумя романами».

Да, и «Маленькая жизнь», и «Люди среди деревьев» посвящены теме насилия над детьми. Очень трудной теме — и при этом очень привлекающей наше жадное любопытство. Мы ужасаемся, замираем и выцепляем из текста самые чудовищные детали. Они заставляют нас страдать. Безопасно страдать, путём чтения.

Значит ли это, что писательница теперь должна кормить нашу потребность в безопасном страдании, продолжая развивать эту тему? Значит ли это, что роман другой тематики будет слабее?

Или, может, читатель (если хочет достаточно пострадать и развить душу) должен сам вникнуть в текст и попытаться понять, что авторка вложила в своё произведение?
Если роман без шокирующих деталей кажется скучным, то произвдений с шокирующими деталями ведь очень много.

А в «До самого рая» мы плывем по реке — широкой и спокойной, без порогов и водопадов, но от этого она не перестаёт быть рекой человеческих страданий

​​Если кто-то будет смотреть «Сто лет одиночества» от Netflix — напишите, пожалуйста, своё мнение ❤️

И если вы не решаетесь смотреть — тоже напишите, почему

За сто лет до Ролана Барта Жуковский обозначил, хоть и не сформулировал, эту концепцию: в одном и том же произведении каждому открывается только тот текст, который доступен сознанию именно этого читателя.

Только то, что нам подъёмно интеллектуально и духовно, мы найдём в любой книге. А вовсе не то, что закладывает писатель. Отсюда и споры о том, «что хотел сказать автор» и баталии насчёт того, можно ли отнести то или иное произведение к литературе.

Конечно, это не значит, что духовно богатый человек будет в чём попало видеть глубину. Напротив: его инстинктивные требования к качеству идей и их выражения могут быть особенно высокими