Вместе со своим другом, иранистом Дмитрием Павловым, провел неделю в Иране. Был в трех городах – Тегеране, Исфахане и Йезде.

На днях на Бусти опубликую рассказ о поездке и вообще о стране. В нем почти не будет ничего о еде, отелях, достопримечательностях и прочей малоинтересной лабуде, которую обычно пишут по итогам путешествий. Я буду писать о самом важном, что есть в любой стране – о ее народе, а также о власти. Иран – тот редкий случай, когда к населению и к политическому режиму у меня диаметрально противоположное отношение.

В общем, речь главным образом пойдет о психологии иранцев. Будут и небольшие исторические экскурсы. Плюс – откровения местных жителей, которые, к моему удивлению, ничуть не стеснялись говорить о том, что думают о своем начальстве. Упомяну и обо всяком другом – забавном ассортименте книжных магазинов, например.

На фото мы с Димой в Аташкадехе – зороастрийском храме в Йезде.

«91

США как метрополия. Проамериканские активисты с просторов бывшего СССР, мечтающие о том, чтобы прекрасные Штаты взяли их страну под свое крыло, почему-то всегда держат в голове только положительные примеры американской оккупации: ФРГ, Южную Корею и Японию.

Увы, эти люди не учитывают, что указанные страны – редкие исключения из правил: американцы стараются только тогда, когда нужно показать "несвободному" миру "витрину капитализма". В остальных случаях янки творят лютую дичь вполне под стать англичанам и французам.

Американофобы нередко приводят примеры чудовищных последствий штатовской экспансии. Но. За такими примерами не нужно ходить в Африку, Азию или даже Европу. Из поля зрения как фанатичных сторонников, так и столь же фанатичных противников США выпадает страна, являющаяся лакмусовой бумажкой американского колониализма. Это Мексика.

Вдумаемся: у Штатов более 3000 (!) километров границы с Мексикой – и с той стороны идет сумасшедший человеко- и наркотрафик. Что творят картели внутри Мексики, описывать невозможно и ненужно – в сравнении с их зверствами Ленин и Пол Пот выглядят серафимчиками.

Если бы США захотели, они бы навели в Мексике порядок максимум за год – притом без военного вмешательства: достаточно было бы направить несколько сотен спецов в помощь мексиканскому правительству (те были бы и не пикнули – "приказ есть приказ"). Но этого не происходит и не произойдет. Мексика в качестве нищей криминальной клоаки вполне устраивает американские власти (потому что, судя по всему, с наркотрафика кормятся обе партии).

"Ну а как же жители южных штатов? Они ж первые страдают!" – да, и это тоже вполне устраивает американские элиты. Южан Вашингтону никогда не было жалко – ведь это пусть внутренняя, но тоже колония».

Мой старый товарищ, профессиональный историк Илья Михайлович Тарасов выпустил книгу – «От Лызлова до Татищева и Ломоносова. Древние славяне в трудах первых отечественных историков».

Из того, что я уже успел прочесть, бросилось в глаза разоблачение мифа о «московитах» как якобы постороннем по отношению к Древней Руси народе. Читая подобное, всякий раз убеждаюсь, что нет ничего более актуального, чем история.

Зная эрудицию Ильи и его увлеченность древнеславянской историей (не раз с удовольствием слушал его рассказы о ней), не сомневаюсь, что вся монография написана на высоком научном уровне.

Если интересуетесь данной темой, советую заиметь книгу в домашнюю библиотеку.

Друзья, через несколько минут начнется Ницше-семинар (ссылка на Zoom). Выступаю первым с докладом «Нейросеть внутри нас: нетворческие начала души». Если интересно, залетайте.

Друзья, сегодня (в воскресенье, 15.10) в 17:00 прочту в Маяковке лекцию «Религиозное искусство: pro et contra» (регистрация).

Главная тема лекции – конфликт этики и эстетики, а конкретно – морально-теологического и художественного типов сознания. Тема сложная – потому я с интересом за нее взялся. Подробный анонс можно прочесть по ссылке внизу.

Будем упоминать и цитировать самых разных авторов: Франциска Ассизского, Достоевского, Уайльда, Ницше, Гераклита, Гомера, Архилоха, Платона, Моисея, Павла, Николая Сербского, Тертуллиана, Романа Сладкопевца и некоторых других – так что будет пёстренько. В центре рассмотрения будет Платон, более двух тысяч лет тому констатировавший «разлад между философией и поэзией» – то есть между абсолютной сверхчеловеческой истиной и свободным человеческим творчеством.

Лекция состоится в рамках цикла «Христианский дискурс» проекта «После иконы». В конце расскажу о том, чем, на мой взгляд, замечателен этот проект.

В цикле лекций участвуют разные спикеры, каждый из которых выступает со своей темой. Например, культуролог Павел Тугаринов расскажет о теургической эстетике русского авангарда, философ Никита Сюндюков – о связи христианства и постмодерна, ну а художница, куратор «После иконы» и организатор цикла Ника Клёцки (спасибо ей за приглашение в «Дискурс») накануне говорила о современном христианском искусстве. Призываю подписываться на их каналы, чтобы не пропустить очные выступления и/или ссылки на записи уже прошедших.

Вчерашняя лекция про конфликт этического и эстетического мировосприятий (в контексте религиозного искусства), кажется, удалась. Зрителям – спасибо за участие и последующее обсуждение.

Да, не в качестве дежурного комплимента: это уже мое десятое выступление в Маяковке, и в каком бы формате (будь то авторский курс или отдельная лекция в рамках цикла) я ни выходил к кафедре, всякий раз организация и модерация – на высшем уровне. За это искренняя благодарность куратору библиотеки (и по совместительству искусствоведу) Федору Найдёнышеву.

К слову о предыдущих лекциях. Напомню, что в этом году было прочитано два цикла:

I. Системы античной этики: прошлое и будущее (историко-философский курс).

1. От «семи мудрецов» до Сократа: досистематическая этика.

2. Ключевые понятия античной этики. Демокрит. Платон. Аристотель.

3. Эпикурейство. Стоицизм.

4. Цицерон. Неоплатонизм и эпоха синкретизма.

II. Онтология: от монизма к дискретности (авторский философский курс).

1. Бытие как проблема.

2. Онтологический статус и проблема единства истины.

3. Основной вопрос философии. Антропология дискретности: психология и этика.

4. Антропология дискретности: историософия и политология.

5. Философия дискретности: итоги.

«...Проблема в таком видении (история как общее, частная жизнь как единичное) в том, что частных людей всегда было подавляющее большинство. И для них бесконечные разборки идеофоров – это кошачий вой за окном – "только визжат и спать мешают". Где-то я, кажется, уже приводил такой пример: наблюдал как-то за реакцией неидеологичных людей на политические дебаты. В них участвовали люди радикально противоположных взглядов. Что говорили неполитичные зрители? "И этот правильно говорит, и тот – чего спорить?".

Понимаете трагикомизм ситуации? То, что изнутри идеофорического мышления кажется добром и злом, льдом и пламенем, правдой и ложью – для большинства людей (на которое идеофоры и опираются) неразличимо. Для них политические баталии – это просто очередной фарс, в котором участвуют свифтовские остроконечники и тупоконечники.

История – это всегда нарратив, это всегда идея истории, вычленяющая из жизни ее логический экстракт: "в ту эпоху усилились противоречия", "это был процесс перехода", "народ был охвачен новой идеей". Но изнутри мышления большинства людей, реально живших в те времена, все это было – внимание – вторичным, маргинальным явлением. К их жизни все эти процессы имели слабое отношение. Максимум что было значимого – это когда история вторгалась в их частную жизнь. Ну так и стихийные бедствия тоже вторгались – они ж не принадлежат истории, правильно? "Первый мой дом был разрушен землетрясением, второй – войной, ну ничего – я отстроился вновь, бывает".

Я предлагаю следующий мыслительный ход: а что если значения исторического и частного поменять местами ввиду преобладания последнего? Что если история как нечто большое и всеобщее, как направленный всеохватный процесс – это лишь маргинальное явление на обочине частной жизни?

Что если история – это нечто локальное, а частные жизни в их совокупности – нечто глобальное?

Что если идеофорические баталии и "логосы истории" – это бормотания кучки умалишенных, пришедших на болото с целью превратить его в реку? "Живете в своем обывательском болоте – а вокруг вас история – мы пришли вас расшевелить". Идите лесом, отвечают им <...>».

«96

"Магия искусства". Глядя на шедевры искусства, легко принять их за проявления чистого вдохновения: "вот она, спонтанность гения". Глядя на посредственные произведения, легко увидеть в них обратное: "никакого вдохновения, никакого творчества – только неумелое подражательство подлинному искусству".

Оба суждения могут быть ошибочными, потому что в их основе лежит суждение о процессе по результату. На самом деле, между интенцией к творчеству и его результатами нет строгой причинно-следственной связи. Музыкальный, литературный или "живописный" шедевр может быть плодом чисто рассудочного и даже цинического отношения к искусству. И наоборот – в результате акта чистого вдохновения и даже приступа экстатического энтузиазма может получиться безвкусная бездарная халтура.

Верой в свободную и спонтанную импровизацию в свое время грешил европейский романтизм – но и по сию пору многие непроизвольно (и совершенно напрасно) разделяют эту веру. О ней хорошо в свое время написал Ницше:

"Никто не хочет присмотреться, как возникло произведение художника; это только ему на руку, ведь всюду, где можно заметить становление, зритель расхолаживается. Законченное искусство изображения отклоняет всякую мысль о становлении; оно подавляет, будучи наличным совершенством".

Магия искусства – это последняя пристойная форма магии в нашем "расколдованном мире". Но ее, как и магии вообще, не существует. Зато существуют куда более важные слагаемые художественности: ясный ум, хороший вкус и знание технологий творчества. Вдохновение им иногда помогает, но никак их не заменяет».

«Miscast

Не всякий человек, который нам нравится, нам подходит. Казалось бы, простейшая мысль – но доходишь до нее, увы, не сразу. В любом случае в виде готового знания эта формула бесполезна: кто нам нужен на самом деле, можно выяснить лишь опытным путем.

Только узнавая себя, человек (годам примерно к тридцати) осознаёт, кого нужно выбирать, а кого избегать. Или не осознаёт – если после окончания отношений не проводит работу над ошибками. "Почему я выбрал этого человека, почему я подумал, что мне подойдет именно такой тип личности, какие качества я пере- и недооценил" – эти вопросы полезно задавать себе для того, чтобы скорректировать свои вкусы, чтобы адаптировать предпочтения под себя. Себя реального, а не выдуманного».

«105

"Ротация элит". В заслугу Советскому Союзу нередко ставят высокую социальную мобильность – мол, кто угодно мог стать кем угодно вне зависимости от происхождения.

На самом деле, высокая социальная мобильность является куда большим злом, чем низкая. Она демонстрирует лишь то, что в организации царит управленческий хаос.

Кроме того, людям свойственно сначала заботиться о своих отпрысках – и то, что за 74 года советской власти в стране так и не сформировались устойчивые кланы, говорит вовсе не о меритократии, а о фейковости всей государственной системы. Иными словами, отсутствие династий демонстрирует случайность советской кадровой политики. Люди, обладающие властью, стремятся если не передать ее по наследству, то по крайней мере добыть потомкам местечко "возле кухни". Раз этого не происходило, значит советские руководители реальной властью не обладали.

"Дело в другом – просто люди из Политбюро было идейными и не занимались кумовством". Это ложь. Вот показательная история: Юрий Леонидович Брежнев при папеньке был замминистра внешней торговли и депутатом Верховного Совета – но вскоре после смерти родственника был отправлен на пенсию – в 53 года!

В сравнении с СССР даже КНДР выглядит реальным государством – там хоть и диктатура, но потомственная.

Вообще, "ротация элит" ("люди приходят из ниоткуда, а их дети исчезают в никуда") – всегда и везде лишь эвфемизм – либо для замалчивания хронического системного кризиса, либо для прикрытия колониального статуса государства (точнее, государственного образования)».

«...Если вдуматься, есть нечто трагикомичное в том, что пик витальности не совпадает с пиком обладания благами. Было бы "справедливее", если бы молодые были бесстрастнее стариков – если бы люди сначала (с холодной головой) ковали собственное будущее и только потом постепенно открывали для себя разные аспекты гедонизма – как лирический герой эпиграммы Павла Силенциария (VI век):

"Твёрдым характером, я, обладая, в юные годы
Пафии страстной закон сладкий отвергнуть умел.
Не достигали тогда меня стрелы Эрота, теперь же
Пред Афродитой склонил голову, ставши седым".

Трудно не позавидовать такой эволюции – но в нашем мире все устроено обратным образом: именно молодые ученые обычно совершают научные революции, именно молодые художники меняют искусство, именно молодые предприниматели осуществляют технологические прорывы. Но в каждой из этих сфер сладкие места уже заняты их предшественниками, которые так же пробивались наверх – на поколение раньше – и теперь пожинают плоды многолетних трудов <...>».

«...У нас уже есть примеры замены органического механическим. В частности, еще полтора века назад было огромное музыкантов – их обилие удивляет, когда читаешь старую литературу. Я вот долго не мог понять, а отчего музыканты так часто фигурируют в текстах прошлых веков. Только потом я догадался, что тогда не было ни граммофонов, ни радио. Когда эта техника появилась, большинство музыкантов, игравших в ресторанах и других "немузыкальных" местах, потеряло работу. Но музыканты не исчезли и не исчезнут – потеряли работу совсем уж ремесленники, но люди поталантливее остались.

Или рабочие. Исчез ли ручной труд? Нет, просто он стал дорогим. Я как-то смотрел фильм про то, как собирают автомобили под индивидуальный заказ – и понял, какая квалификация у тех нескольких "пролетариев", что делают свою работу вручную. Это высочайший уровень мастерства. Равно не исчезли и портные – их просто стало меньше, и их труд, если я правильно понимаю, ощутимо вырос в цене.

Или. Появился интернет. Но исчезли ли бумажные книги? Нет, хорошие книги до сих пор издаются. А исчез всякий шлак – он ушел в интернет. Как я писал в одном из выпусков "Белого шума", интернет избавил человечество от множества откровенно мусорных изданий. Например, от сборников тостов, анекдотов, рецептов, примет, от низкопробных справочников и самоучителей, от сонников и других книжонок в мягкой обложке на газетной бумаге. И слава богу.

Разумеется, в процессе механизации кое-что теряется. Скажем, с изобретением книгопечатания исчезли переписываемые вручную книги – и когда смотришь на средневековые книги с рисунками и пометками на полях, то испытываешь легкую грусть от того, что новых таких творений уже давно не было и не будет.

Но в целом каждая новая технология отсекает нижний слой, а верхний плюс-минус сохраняется. Так что авторы не исчезнут – зато исчезнут копирайтеры. Более того, авторитет авторов даже повысится – как до сих пор высок авторитет театральных актеров, хотя люди не особо ходят в театры за наличием кино и сериалов. И тем не менее, мысль о том, что человек играет на настоящей сцене, до сих вызывает интерес и уважение. Плюс люди никогда не захотят отказываться от удовольствия знать, что за хорошими текстами стоит живой человек (даже если он будет проигрывать нейросетям в мастерстве).

Так что мир изменится – но если не к лучшему, то уж точно не к худшему <...>».

Мой старый приятель, поэт Игнатий Скопинцев наконец-то завел канал. Сколько сил мне пришлось употребить на то, чтобы «визионер и миннезингер» (как он себя называет) решился явить себя миру!

Игнатий не то чтобы скромен – просто он не от мира сего. Потому я по мере сил буду помогать ему обуздывать богомерзкую технику, а также наставлять добрым словом.

Сам Игнатий не раз говорил: «Вы, Максим, несмотря на свою духовную немочь и интеллектуальную приземленность человек недурной и даже по-своему интересный – но в Вас совсем нет поэзии». Я принял это как величайший комплимент – сам Игнатий Феофанович (я зову его только так – несмотря на то, что он младше на десять лет) оценил меня по достоинству.

Обязательно загляните в его мастерскую – насладитесь бесценными дарами его выспренних виршей. Игнатий не обещал часто открываться тленному миру – но иногда при моем участии он все же будет услаждать падшее человечество своими рифмованными живописаниями.

Вельзевуловой пасти
Опасаюсь едва ль.
Чародейные снасти
Превращаю в эмаль.

Безалаберный божик,
Абсолютнейший нуль,
Меня колит как ежик
И грызет как питбуль.

Всё рулады бесовок
И канцоны бесят.
Я сегодня неловок
Как старик в семьдесят.

Я сегодня страдаю
От небрежных похвальб.
Мне б поближе к Алтаю,
Мне б подальше от Альп.

А кругом – терракота,
Королева средь глин.
Не сойдется пехота
В разрезающий клин,

Не пробьется пехота
Через морок степи –
То ли ей неохота,
То ль прогалы в цепи.

Пеньюарная похоть,
Неразвязный кушак,
Не пройти ни на локоть,
Не уйти ни на шаг.

Не остаться навеки,
Не расстаться с виной:
Вот такие прорехи
На цепи временной.

Не железо – руда,
Не рассвет – полумгла.
Что я сделал тогда?
Вот такие дела:

Средь нетронутых ведьм
И продажных мадонн
Я шептал днесь и впредь
Свой тетра-грамматон.

В воскресенье принял участие в финальном обсуждении современного христианского искусства вместе с Павлом Тугариновым, Александром Кащенко, Никой Клёцки и Федором Найденышевым. Говорили не только о «После иконы», но и о музеях, монетизации искусства, конце диктатуры кураторов и многом другом.

Рекомендую вашему вниманию.

«То, что я понял к своим годам — что хорошее общество не борется с пороками, а пытается поставить их себе на службу. Например, оно не стремится искоренить алчность, а создает возможности для честного обогащения и результаты оного облагает налогами. Оно не стремится искоренить насилие, но канализирует его в позитивное русло — в пропаганду спорта и деловой конкуренции (и при этом жестко карает нарушителей установленных законов). Оно не стремится всех сделать нереально духовными, но делает знание высокой культуры и престижным, и доступным. И так далее.

Человек — несовершенное существо, а потому и общество не может быть совершенным — это нужно принять. И, более того, охранять это несовершенство. Потому что единственный путь к совершенству — это насилие над человеком: буквальное, физическое насилие. Ведь не будем забывать, что самый простой способ сделать всех людей хорошими — это убить всех нехороших. И самый простой способ сделать всех счастливыми — провести всеобщую лоботомию. А самый простой способ избавить людей от химических зависимостей — запретить все психоактивные вещества. Вот только зависимости уйдут, а причины, порождающие эти зависимости (а именно биологические потребности) никуда не денутся.

Кажется, эта моя позиция насчет принятия нашего несовершенства называется консерватизмом (по крайней мере, я понимаю консерватизм именно так). Хоть по природе я не совсем не консерватор, но вынужден признать, что консерватизм с его отказом от веры в осуществление идеалов, разумен, тогда как обратное — безумно. И как бы ни было обидно расставаться с некоторыми иллюзиями (парочка была мне донельзя дорога), вместе с ними уходит и раздражение от их неосуществленности.

"Но ведь хочется, чтобы люди перестали быть такими-то и стали другими!". Что ж — тогда они перестанут быть людьми. Это охрененно неприятный факт — но это факт: других людей у эволюции для нас не нашлось <...>».

На всякий случай вновь скажу, что в воскресенье вышла ламповая беседа о всяком там духовном, которую можно поглядеть по ссылке.