«Лампа» Пелевина (2)
Вот несколько выдержек:
«Либералы (биол.) – объединенная характерным фенотипом группа приматов, коллективно выживающая в холодном климате европейской России за счет суггестивного гипноза других популяций и групп. …
Российский либерал – вовсе не носитель политического (или хотя бы бытового) либерализма. Это человек, свято верящий, что миром правит всесильное жидомасонское правительство, с энтузиазмом берущий на себя функции его российского агента (как он их понимает) – но при этом яростно отрицающий существование такого правительства, так как оно, по убеждению российского либерала, желает оставаться секретным…»
Согласимся, что такое определение можно хоть сейчас заносить в академические словари. И далее -
«Сирил, конечно, во многом прав – но, помимо секретного мирового правительства, российский либерал вполне способен служить и тайному ордену чекистов. У каждого из нас есть ватная сторона, о которой многие не подозревают, пока не вострубит горн – а случается это обычно в среднем возр
Вот несколько выдержек:
«Либералы (биол.) – объединенная характерным фенотипом группа приматов, коллективно выживающая в холодном климате европейской России за счет суггестивного гипноза других популяций и групп. …
Российский либерал – вовсе не носитель политического (или хотя бы бытового) либерализма. Это человек, свято верящий, что миром правит всесильное жидомасонское правительство, с энтузиазмом берущий на себя функции его российского агента (как он их понимает) – но при этом яростно отрицающий существование такого правительства, так как оно, по убеждению российского либерала, желает оставаться секретным…»
Согласимся, что такое определение можно хоть сейчас заносить в академические словари. И далее -
«Сирил, конечно, во многом прав – но, помимо секретного мирового правительства, российский либерал вполне способен служить и тайному ордену чекистов. У каждого из нас есть ватная сторона, о которой многие не подозревают, пока не вострубит горн – а случается это обычно в среднем возр
асте, когда человек начинает догадываться, что жидомасоны его не озолотят, но все еще верит, что это могут сделать чекисты. Парадокс (и величайшая Русская Тайна) в том, что чекисты действительно иногда платят – но только тем, кто беззаветно трудится на воображаемых жидомасонов.»
И вот еще:
«Проституция – это когда из пизды извлекают прибыль. А феминизм – это когда из пизды хотят извлечь сверхприбыль.»
Есть много пассажей про экономику (первая часть книги как раз об этом):
«Удивительно, но сегодня мы оказались в мире, где нет реального мерила всеобщей стоимости. Если, конечно, не считать таковым листочки пресованной мацы с портретами масонов восемнадцатого века, обеспеченные долгами сидящих на вэлфере афроамериканцев»
А вот генерал ФСБ призывает своего агента-гомосексуала опубликовать гейский роман:
« – Нормально перепишешь, оформим по высшему разряду. Сначала обосрем в «Комсомолке», потом дадим пару премий, обольем зеленкой и отправим в Лондон. Эта, на независимый фестиваль врагов России. Оттуда все время заявки на пидарасов приходят, а нам послать некого, все тихарятся. Международным человеком станешь…»
Или один из героев так рефлексирует по поводу честности русского человека:
«Но я отчего-то грустен; мнится мне, мы вторгаемся в ход вещей обманом, а не так, как это пристало русским.
Хотя, может быть, все беды нашего Отечества оттого именно и возникают, что мы не можем действовать с хитрым и подлым многолетним расчетом, спрятанным за лживыми уверениями и улыбками – как те нации, что мы берем себе за пример? Стараемся удивить кого-то широтой и беззаветностью благородства, обливаемся кровью, да еще и выставляем себя на посмешище…»
Короче, Пелевин – наш, а книга – стопроцентный мастрид для любого человека, который хоть что-то хочет понять в том, как устроена отечественная и мировая политика.
И вот еще:
«Проституция – это когда из пизды извлекают прибыль. А феминизм – это когда из пизды хотят извлечь сверхприбыль.»
Есть много пассажей про экономику (первая часть книги как раз об этом):
«Удивительно, но сегодня мы оказались в мире, где нет реального мерила всеобщей стоимости. Если, конечно, не считать таковым листочки пресованной мацы с портретами масонов восемнадцатого века, обеспеченные долгами сидящих на вэлфере афроамериканцев»
А вот генерал ФСБ призывает своего агента-гомосексуала опубликовать гейский роман:
« – Нормально перепишешь, оформим по высшему разряду. Сначала обосрем в «Комсомолке», потом дадим пару премий, обольем зеленкой и отправим в Лондон. Эта, на независимый фестиваль врагов России. Оттуда все время заявки на пидарасов приходят, а нам послать некого, все тихарятся. Международным человеком станешь…»
Или один из героев так рефлексирует по поводу честности русского человека:
«Но я отчего-то грустен; мнится мне, мы вторгаемся в ход вещей обманом, а не так, как это пристало русским.
Хотя, может быть, все беды нашего Отечества оттого именно и возникают, что мы не можем действовать с хитрым и подлым многолетним расчетом, спрятанным за лживыми уверениями и улыбками – как те нации, что мы берем себе за пример? Стараемся удивить кого-то широтой и беззаветностью благородства, обливаемся кровью, да еще и выставляем себя на посмешище…»
Короче, Пелевин – наш, а книга – стопроцентный мастрид для любого человека, который хоть что-то хочет понять в том, как устроена отечественная и мировая политика.
19 мая был опубликован текст про Античность, в котором я сравнил Элладу и Рим с блестящей парой, которая под грузом собственной опупенности опустилась на дно. От одного хорошего человека поступил следующий комментарий:
«Античный мир умирал медленно и, я бы сказал, последовательно. Никак не разом. Апартаменты медленно загаживались, стало попахивать свалкой. Женщине, пожалуй, за 50, и она изрядно побесилась. Мужчина сошёлся с ней, тяжело переживая кризис среднего возраста.»
Разумеется, как и любая аллегория, моя довольно приблизительно описывает ситуацию в Древнем мире. Переезд на помойку был вполне плавным, согласен. Однако ж, суть от этого меняется не особо.
Понятно, что первые ростки маргинальщины проявились еще впору изнасилования Эллочки-Элладочки со стороны ближайшего соседа – молодого авантюриста по имени Саша. Он забрал из Эллочкиных аппартаментов много ценных вещей и уехал сначала на ближневосточные курорты, а потом дауншифтером в Индию. И только потом появился другой сосед по имени Рома, с которым поначалу было тоже не вполне гладко, но потом образумилось. И даже после разрыва Эллочка добровольно продолжала носить фамилию мужа – до самой смерти в 1453 году. На момент «встречи», кстати, «средний возраст» еще не наступил. Так что – да, все было сложнее, но схема была именно такой.
Ну а теперь – без литературных аллюзий. Что, на мой взгляд, произошло в Античности? Люди устали от изобилия, от интеллектуального разнообразия. «Мы простые люди, нам многого не надо». Тут-то и возникает оппозиция «разумной жизни» и «праведной жизни». Успехи наук и искусств, необходимость самостоятельного выбора жизненной стратегии и прочее, чем была богата Античность – все это не только отягощает человека, но и унижает его. «Самому думать надо». И тут, конечно, проблема не в самом христианстве – вопрос в том, что оно было создано и выбрано как наиболее простой выход, как самый «праведный» способ бегства от (буквально) разумного, доброго и вечного – того, о чем и была Античность.
«Античный мир умирал медленно и, я бы сказал, последовательно. Никак не разом. Апартаменты медленно загаживались, стало попахивать свалкой. Женщине, пожалуй, за 50, и она изрядно побесилась. Мужчина сошёлся с ней, тяжело переживая кризис среднего возраста.»
Разумеется, как и любая аллегория, моя довольно приблизительно описывает ситуацию в Древнем мире. Переезд на помойку был вполне плавным, согласен. Однако ж, суть от этого меняется не особо.
Понятно, что первые ростки маргинальщины проявились еще впору изнасилования Эллочки-Элладочки со стороны ближайшего соседа – молодого авантюриста по имени Саша. Он забрал из Эллочкиных аппартаментов много ценных вещей и уехал сначала на ближневосточные курорты, а потом дауншифтером в Индию. И только потом появился другой сосед по имени Рома, с которым поначалу было тоже не вполне гладко, но потом образумилось. И даже после разрыва Эллочка добровольно продолжала носить фамилию мужа – до самой смерти в 1453 году. На момент «встречи», кстати, «средний возраст» еще не наступил. Так что – да, все было сложнее, но схема была именно такой.
Ну а теперь – без литературных аллюзий. Что, на мой взгляд, произошло в Античности? Люди устали от изобилия, от интеллектуального разнообразия. «Мы простые люди, нам многого не надо». Тут-то и возникает оппозиция «разумной жизни» и «праведной жизни». Успехи наук и искусств, необходимость самостоятельного выбора жизненной стратегии и прочее, чем была богата Античность – все это не только отягощает человека, но и унижает его. «Самому думать надо». И тут, конечно, проблема не в самом христианстве – вопрос в том, что оно было создано и выбрано как наиболее простой выход, как самый «праведный» способ бегства от (буквально) разумного, доброго и вечного – того, о чем и была Античность.
Сие необходимо пояснить. До сих пор люди не понимают самого главного в христианской морали. «Она возвышенна» - говорят адепты. «Она противоестественна» - возражают противники. Ни то, ни это. Она, прежде всего, очень-очень проста. Она принципиально упрощает жизнь. Христиане твердят, что жизнь в добродетели трудна, а во грехе проста. Все как раз наоборот.
Попробуйте реально начать жить во грехе – вот по-настоящему. Начните с понедельника. Откуда у вас деньги на это? Время? Здоровье? Энергия? Подчеркну: в рамках религиозного эксперимента – для самоиспытания. То есть не ради греха, а ради избавления от него. Бордель, стриптиз, подпольное казино, афтепати и т.д. – и так недельку. Да, жизнь в добродетелях трудна, но только на уровне реального аскета. Но жизнь христианского обывателя очень проста. Святость недостижима и потому уравнивает самого расчудесного инока и самого презренного грешника – потому что никто не достоин рая. Но жизнь обывателя – это как жизнь военного. Форму выдают, живешь по уставу, утром на службу, вечером со службы – только нищим надо подавать, но это легко и приятно. Надо в еде себя ограничивать иногда – но это не трудно. Но самое главное облегчение христианской жизни – это освобождение от самых сложных форм умственной деятельности – науки и искусства.
Тут дело не в противопоставлении веры и разума – мол, «религия против критического мышления». Критически смотреть на религию несложно – сомневайся себе сколько влезет. Но для постижения наук и искусств критическое мышление – это необходимое, но вообще-то недостаточное качество. Это не достижение – показывать неприличные жесты и подмигивать девкам во время церковных служб или стебаться над легендами о ковчеге или непорочном зачатии. Это не показатель свободомыслия. В науках и искусствах самое сложное – это знание их критериев и оснований, а потом применение их на практике, то есть при анализе конкретного материала. Потому что вы находитесь в свободном плавании. Долгом плавании, без навигации. И от всего этого религия избавляет. Античные народы ушли в религию потому же, почему люди ходят к парикмахерам вместо того, что стричь себя самим – «сделайте быстро и красиво, я заплачу».
И, подчеркну, я не про то, что ученье – свет, а религия – мрак. Не. Я сам теист. Речь идет именно про Грецию и Рим. Христианство – религия античная на все сто процентов. «Иудейская древность» нужна была исключительно для придания новой религии налета экзотичности – так же как сегодня западным людям нужна «тибетская мудрость» и «тысячелетние секреты Тантры». Почитать про волновые свойства антиматерии – или про ведические секреты здоровья? Что выбирает большинство людей – вполне понятно. Есть ли при этом вопросы к «ведической медицине», даже ежели таковая существует? Нет, вопрос к людям, которые это читают да поругивают науку. Ученые все врут, никак иначе.
«Вы вредный элемент вы анекдотики хуётики загинаете а сами вон как бы учёный и всё. А вы не учёный вы хуёный вот вы кто. И дом иметь вы право не имеете потому что вы не учёный а хуй дрисный. Таких учёных надо раскулачивать и показывать всем чтоб так вот больше не было! Вы не учёный а говно вот вы кто. Я такой же учёный и не вам учить меня как жить надо. Я почище вашего жизнь знаю Я посрать хотел я срать с вами рядом не сяду а не то что. И я про вас всем раскажу какой вы учёный. Вы не учёный а обдрисный мудак. Вот вы какой учёный»
Или по-другому:
«Мудрость мира сего есть безумие пред Богом… Господь знает умствования мудрецов, что они суетны» - так писал один полноправный римский гражданин.
Попробуйте реально начать жить во грехе – вот по-настоящему. Начните с понедельника. Откуда у вас деньги на это? Время? Здоровье? Энергия? Подчеркну: в рамках религиозного эксперимента – для самоиспытания. То есть не ради греха, а ради избавления от него. Бордель, стриптиз, подпольное казино, афтепати и т.д. – и так недельку. Да, жизнь в добродетелях трудна, но только на уровне реального аскета. Но жизнь христианского обывателя очень проста. Святость недостижима и потому уравнивает самого расчудесного инока и самого презренного грешника – потому что никто не достоин рая. Но жизнь обывателя – это как жизнь военного. Форму выдают, живешь по уставу, утром на службу, вечером со службы – только нищим надо подавать, но это легко и приятно. Надо в еде себя ограничивать иногда – но это не трудно. Но самое главное облегчение христианской жизни – это освобождение от самых сложных форм умственной деятельности – науки и искусства.
Тут дело не в противопоставлении веры и разума – мол, «религия против критического мышления». Критически смотреть на религию несложно – сомневайся себе сколько влезет. Но для постижения наук и искусств критическое мышление – это необходимое, но вообще-то недостаточное качество. Это не достижение – показывать неприличные жесты и подмигивать девкам во время церковных служб или стебаться над легендами о ковчеге или непорочном зачатии. Это не показатель свободомыслия. В науках и искусствах самое сложное – это знание их критериев и оснований, а потом применение их на практике, то есть при анализе конкретного материала. Потому что вы находитесь в свободном плавании. Долгом плавании, без навигации. И от всего этого религия избавляет. Античные народы ушли в религию потому же, почему люди ходят к парикмахерам вместо того, что стричь себя самим – «сделайте быстро и красиво, я заплачу».
И, подчеркну, я не про то, что ученье – свет, а религия – мрак. Не. Я сам теист. Речь идет именно про Грецию и Рим. Христианство – религия античная на все сто процентов. «Иудейская древность» нужна была исключительно для придания новой религии налета экзотичности – так же как сегодня западным людям нужна «тибетская мудрость» и «тысячелетние секреты Тантры». Почитать про волновые свойства антиматерии – или про ведические секреты здоровья? Что выбирает большинство людей – вполне понятно. Есть ли при этом вопросы к «ведической медицине», даже ежели таковая существует? Нет, вопрос к людям, которые это читают да поругивают науку. Ученые все врут, никак иначе.
«Вы вредный элемент вы анекдотики хуётики загинаете а сами вон как бы учёный и всё. А вы не учёный вы хуёный вот вы кто. И дом иметь вы право не имеете потому что вы не учёный а хуй дрисный. Таких учёных надо раскулачивать и показывать всем чтоб так вот больше не было! Вы не учёный а говно вот вы кто. Я такой же учёный и не вам учить меня как жить надо. Я почище вашего жизнь знаю Я посрать хотел я срать с вами рядом не сяду а не то что. И я про вас всем раскажу какой вы учёный. Вы не учёный а обдрисный мудак. Вот вы какой учёный»
Или по-другому:
«Мудрость мира сего есть безумие пред Богом… Господь знает умствования мудрецов, что они суетны» - так писал один полноправный римский гражданин.
Гегель. Часть 1.
Причины возникновения гегелевской философии (1)
Поступило несколько заявок на краткое изложение Гегеля. Приступим. Не обещаю, что получится совсем сжато, но зато гарантирую понятность текста.
3.05. в тексте про то, как нужно преподавать философские учения, я написал, что необходимо строго различать проблему, которую ставил философ, и решение этой проблемы. Ибо если не указать, какую задачу философ поставил перед собой, не будет ясно решение этой задачи. Для неповтора отсылаю всех на месяц с лишним назад.
Гегеля также следует объяснять именно в связи с теми задачами, которые стояли перед ним и его временем. Но здесь я сделаю небольшое объявление. Я реально знаю людей, у которых к «Егор Федорычу» (как его называли на Руси) почти религиозное отношение – что немудрено, учитывая теологический характер его философии. Эти люди считают важной каждую запятушку в его трудах – а потому полагают, что изложение Гегеля не может быть кратким. Действительно, при кратком изложении теряется очень многое, но я этим текстом не призываю закончить изучение Гегеля – а лишь демонстрирую небольшой конферанс.
Какие же вопросы взялся разрешить Гегель? В принципе, все вопросы прошлого, настоящего и будущего. Попробуем выделить главные (не в порядке важности, ибо очередность здесь не важна):
1. Проблема того, что есть философия, история философии и история вообще и как они связаны.
В истории было много неглупых людей, которые говорили неглупые вещи и писали неглупые книги. Кого считать философом? Каков критерий? А когда мы признали в ком-то философа, таковой критерий установив – следует ли изучать все его наследие – или следует разделять чисто философскую тематику от прочих? То есть составляет ли предмет истории философии нефилософские учения философов? И, отсюда, вопрос о том, что является научным предметом собственно философии. Философия – она изучает что? Нужно понять, каков ее предмет, чтобы этот предмет стал критерием разделения философов и нефилософов.
Ок, допустим мы разделили их и отличили группу настоящих философов от просто «умных людей». Но философских учений в истории было много – и они, как минимум, отличаются друг от друга. А какое же правильное? Если никакое – зачем их изучать? Они все понемножку – то тем более незачем такое изучать, согласитесь. Если прав был кто-то один, а остальные нет, то какой смысл изучать всю историю?
И вообще – существует ли история философии как реальный предмет – именно как история? Проще говоря, что есть история – представляет ли она собой набор отдельных моментов (типа каталога) или же имеет цель, внутреннюю логику и реальный смысл? Может, есть смысл не изучать то, что какие-то древние люди когда-то там насочиняли, а сразу перейти собственно к философии как она есть сейчас? Действительно, так ли она важна, если можно сразу начать с конца, то есть с современности? Ведь зоологам не обязательно знать историю науки зоологии – не лишне, но не обязательно. Главное, изучать самих животных, так? А философам?
Короче. Что есть философия как таковая. Что есть история философии и есть ли она как история, а не набор учений. Как связаны философия и ее история. Что из наследия философов следует изучать историкам философии, а что можно оставить историкам других наук (физики, ботаники, астрономии, политологии и прочих), коими эти философы также занимались. Все это – нетривиальные вопросы, и ответить на них было необходимо.
Причины возникновения гегелевской философии (1)
Поступило несколько заявок на краткое изложение Гегеля. Приступим. Не обещаю, что получится совсем сжато, но зато гарантирую понятность текста.
3.05. в тексте про то, как нужно преподавать философские учения, я написал, что необходимо строго различать проблему, которую ставил философ, и решение этой проблемы. Ибо если не указать, какую задачу философ поставил перед собой, не будет ясно решение этой задачи. Для неповтора отсылаю всех на месяц с лишним назад.
Гегеля также следует объяснять именно в связи с теми задачами, которые стояли перед ним и его временем. Но здесь я сделаю небольшое объявление. Я реально знаю людей, у которых к «Егор Федорычу» (как его называли на Руси) почти религиозное отношение – что немудрено, учитывая теологический характер его философии. Эти люди считают важной каждую запятушку в его трудах – а потому полагают, что изложение Гегеля не может быть кратким. Действительно, при кратком изложении теряется очень многое, но я этим текстом не призываю закончить изучение Гегеля – а лишь демонстрирую небольшой конферанс.
Какие же вопросы взялся разрешить Гегель? В принципе, все вопросы прошлого, настоящего и будущего. Попробуем выделить главные (не в порядке важности, ибо очередность здесь не важна):
1. Проблема того, что есть философия, история философии и история вообще и как они связаны.
В истории было много неглупых людей, которые говорили неглупые вещи и писали неглупые книги. Кого считать философом? Каков критерий? А когда мы признали в ком-то философа, таковой критерий установив – следует ли изучать все его наследие – или следует разделять чисто философскую тематику от прочих? То есть составляет ли предмет истории философии нефилософские учения философов? И, отсюда, вопрос о том, что является научным предметом собственно философии. Философия – она изучает что? Нужно понять, каков ее предмет, чтобы этот предмет стал критерием разделения философов и нефилософов.
Ок, допустим мы разделили их и отличили группу настоящих философов от просто «умных людей». Но философских учений в истории было много – и они, как минимум, отличаются друг от друга. А какое же правильное? Если никакое – зачем их изучать? Они все понемножку – то тем более незачем такое изучать, согласитесь. Если прав был кто-то один, а остальные нет, то какой смысл изучать всю историю?
И вообще – существует ли история философии как реальный предмет – именно как история? Проще говоря, что есть история – представляет ли она собой набор отдельных моментов (типа каталога) или же имеет цель, внутреннюю логику и реальный смысл? Может, есть смысл не изучать то, что какие-то древние люди когда-то там насочиняли, а сразу перейти собственно к философии как она есть сейчас? Действительно, так ли она важна, если можно сразу начать с конца, то есть с современности? Ведь зоологам не обязательно знать историю науки зоологии – не лишне, но не обязательно. Главное, изучать самих животных, так? А философам?
Короче. Что есть философия как таковая. Что есть история философии и есть ли она как история, а не набор учений. Как связаны философия и ее история. Что из наследия философов следует изучать историкам философии, а что можно оставить историкам других наук (физики, ботаники, астрономии, политологии и прочих), коими эти философы также занимались. Все это – нетривиальные вопросы, и ответить на них было необходимо.
Причины возникновения гегелевской философии (2)
2. Проблема того как изучать сущности, имея дело только с явлениями.
Эта проблема всегда была весьма острой – у Платона, в частности, с ней были серьезные затруднения. Задумаемся: чем вообще занимается наука? Установлением фактов? Хм… «Некоторые люди едят груши». Факт? Факт. И чо? «15% процентов населения Земли едят груши» - допустим, мы это точно сосчитали (на всякий сообщу, что цифра взята с потолка). И чо? «10 лет назад только 10% людей ели груши». Ну и? «Рост спроса на груши обусловлен рядом политических и экономических факторов, например, ростом благосостояния стран Третьего мира, появлением новых транспортных технологий, а также расширением ВТО» - допустим, и это правда. Какое из этих высказываний – научное, при том что все они истинные? Только последнее – более-менее. Почему? Потому только в нем конкретное явление не констатируется, а рассматривается по существу. И задача науки – проникнуть в сущность, а не просто описать явление.
Или нет? Может, сущности как раз не стоит искать – ибо сущности нам не даны. Действительно: как же мы можем проникнуть в сущность, если мы имеем дело только с явлениями?
Что такое человек – как таковой? Как нам это понять? Сколько не перебирай людей – мы всегда будем иметь дело с частными случаями – вот старик, вот молодь, вот мужчина, вот женщина, вот красивый, а вот лысый. Кант считал, что прорваться к сущностям невозможно, потому что нет у нас такой познавательной способности, которая могла бы сущности умозреть. А потому – следует ограничиться только описанием явлений.
До него Платон говорил, что вещи меняются, но познание (чтобы быть прочным) должно работать только с неизменным, иначе изменившееся будет отменять предыдущее знание: подскочит потребление груш – придется учебники переписывать. Так нельзя – надо работать только с неизменным, вечным, то есть с идеями. Но, повторимся: нам же идеи не даны, правильно? Так как же возможно познание? По Канту – почти никак. По эмпирикам – накапливаешь факты и делаешь выводы, и надеешься, что не сильно ошибся. Ну а сущности? Смысл явлений, суть вещей? Не найти нам ее – и способностей таких у нас нет, и мир постоянно меняется. Какие уж тут … Накрайняк – о них пусть богословы думают, а наше дело – цифры собирать.
Ну и как тут возможна наука?
Проблема? Проблема.
3. Проблема следующая: раз мир изменчив, а сущности скрыты – как мы можем описать изменчивость с логической точки зрения.
С чем работала формальная логика Аристотеля? С принципом исключения третьего, то есть с анализом конкретного момента. Вещь либо здесь есть, либо здесь ее нет. Человек либо жив, либо мертв. Женщина либо беременна, либо нет. То есть – либо да, либо нет.
Но раз мир постоянно меняется, то истинное в следующий момент может оказаться ложным. Был человек живым: раз – и умер. Была женщина невинной – раз-раз-раз-раз-рааааааааааааз-раз – и беременна. Ну и как с такой логикой создавать науку?
Необходим строгий логический аппарат, который мог бы описывать изменчивость мира – притом не обычной констатацией, а выявлением причин изменчивости и прогнозированием будущих форм меняющейся сущности. Проще говоря, исходя из настоящего выявлять прошлое и прогнозировать будущее. Для этого нам следует понять, каковы внутренние причины и внешние условия изменчивости. Нам нужно понять законы изменений как таковых – и, возможно, понимание законов изменчивости явлений прольет для нас свет на неизменные сущности. То есть задача – преодолеть разрыв между изменчивостью и неизменностью, явлением и сущностью. Так, чтобы не отказываться от познания сущности из-за текучести реальности, но и не воротить от нее нос как от чего-то низменного по отношению к вечному и идеальному. Трудно понять, как это возможно – примирить горнее и дольнее? А Гегель не только попытался, но и справился с такой задачей.
2. Проблема того как изучать сущности, имея дело только с явлениями.
Эта проблема всегда была весьма острой – у Платона, в частности, с ней были серьезные затруднения. Задумаемся: чем вообще занимается наука? Установлением фактов? Хм… «Некоторые люди едят груши». Факт? Факт. И чо? «15% процентов населения Земли едят груши» - допустим, мы это точно сосчитали (на всякий сообщу, что цифра взята с потолка). И чо? «10 лет назад только 10% людей ели груши». Ну и? «Рост спроса на груши обусловлен рядом политических и экономических факторов, например, ростом благосостояния стран Третьего мира, появлением новых транспортных технологий, а также расширением ВТО» - допустим, и это правда. Какое из этих высказываний – научное, при том что все они истинные? Только последнее – более-менее. Почему? Потому только в нем конкретное явление не констатируется, а рассматривается по существу. И задача науки – проникнуть в сущность, а не просто описать явление.
Или нет? Может, сущности как раз не стоит искать – ибо сущности нам не даны. Действительно: как же мы можем проникнуть в сущность, если мы имеем дело только с явлениями?
Что такое человек – как таковой? Как нам это понять? Сколько не перебирай людей – мы всегда будем иметь дело с частными случаями – вот старик, вот молодь, вот мужчина, вот женщина, вот красивый, а вот лысый. Кант считал, что прорваться к сущностям невозможно, потому что нет у нас такой познавательной способности, которая могла бы сущности умозреть. А потому – следует ограничиться только описанием явлений.
До него Платон говорил, что вещи меняются, но познание (чтобы быть прочным) должно работать только с неизменным, иначе изменившееся будет отменять предыдущее знание: подскочит потребление груш – придется учебники переписывать. Так нельзя – надо работать только с неизменным, вечным, то есть с идеями. Но, повторимся: нам же идеи не даны, правильно? Так как же возможно познание? По Канту – почти никак. По эмпирикам – накапливаешь факты и делаешь выводы, и надеешься, что не сильно ошибся. Ну а сущности? Смысл явлений, суть вещей? Не найти нам ее – и способностей таких у нас нет, и мир постоянно меняется. Какие уж тут … Накрайняк – о них пусть богословы думают, а наше дело – цифры собирать.
Ну и как тут возможна наука?
Проблема? Проблема.
3. Проблема следующая: раз мир изменчив, а сущности скрыты – как мы можем описать изменчивость с логической точки зрения.
С чем работала формальная логика Аристотеля? С принципом исключения третьего, то есть с анализом конкретного момента. Вещь либо здесь есть, либо здесь ее нет. Человек либо жив, либо мертв. Женщина либо беременна, либо нет. То есть – либо да, либо нет.
Но раз мир постоянно меняется, то истинное в следующий момент может оказаться ложным. Был человек живым: раз – и умер. Была женщина невинной – раз-раз-раз-раз-рааааааааааааз-раз – и беременна. Ну и как с такой логикой создавать науку?
Необходим строгий логический аппарат, который мог бы описывать изменчивость мира – притом не обычной констатацией, а выявлением причин изменчивости и прогнозированием будущих форм меняющейся сущности. Проще говоря, исходя из настоящего выявлять прошлое и прогнозировать будущее. Для этого нам следует понять, каковы внутренние причины и внешние условия изменчивости. Нам нужно понять законы изменений как таковых – и, возможно, понимание законов изменчивости явлений прольет для нас свет на неизменные сущности. То есть задача – преодолеть разрыв между изменчивостью и неизменностью, явлением и сущностью. Так, чтобы не отказываться от познания сущности из-за текучести реальности, но и не воротить от нее нос как от чего-то низменного по отношению к вечному и идеальному. Трудно понять, как это возможно – примирить горнее и дольнее? А Гегель не только попытался, но и справился с такой задачей.
Причины возникновения гегелевской философии (3)
4. Вопрос логического и онтологического первоначала – и их связи.
Важнейшая философская проблема с древнейших времен – архэ, первоначало. В более поздние времена она несколько видоизменилась: вопрос состоял в том, что нужно брать за исходную предпосылку при создании своей системы философии. То есть мы должны с чего-то начать. А с чего начинать – что положить в основание своего философского здания?
Примеры. С чего начинается христианская философия? С бога. Из этого бога все и выводится. А откуда начал Декарт? С сознания, из которого последовательно вывел Бога и объективную реальность. А вот старик Парменид начал с бытия – и им же закончил, поскольку бытие противопоставил небытию со всеми вытекающими (см. мои тексты от 5-6 мая, там интересно).
Ко времени Гегеля почти все первоначала были перебраны. А потому нужно найти такое, которое было бы бесспорным как логически, так и онтологически. Почему эта проблема еще не была решена?
Посмотрим, что происходило с предыдущими вариантами. Допустим, в начало нашей философии мы «кладем» бога – как это делали Аристотель, неоплатоники и христиане. Ну а можем мы на сто процентов быть уверены в том, что бог действительно есть – не говоря уже о том, каков он, то бишь что он есть? Особенно после Канта говорить об этом с полной уверенностью стало крайне проблематично. Ну а если мы начнем с какого-то материального или крипто-материального принципа вроде воды Фалеса или огненного космоса-логоса Гераклита – вплоть до материи французских просветителей – кто может однозначно доказать, что вначале не было идеальной причины, от которой родилась эта самая материя? «Первична материя!» – а если нет? То есть если мы начинаем с конкретного сущего – будь то вода, бог или материя, нам всегда смогут возразить – «а можь не оно!». И действительно – можь и ряльно не оно.
То есть без разницы – берем мы какую-то субстанцию или логическое понятие, все равно у нас возникают проблемы. Вот, например, Единое неоплатоников. Логично же, что вначале было что-то одно – и из этого одного родилось многое? Логично. Но как получилось, что одно (полностью в себе самозамкнутое) решило превратиться в не-одно, во многое? Непонятно. Об этом я тоже писал в заметках о неоплатонизме.
Короче, к любой системе, известной на момент жизни Гегеля, можно было предъявить претензии. И он задался целью найти такое логическое и онтологическое первоначало, которое было бы избавлено от конкретики, но при этом в котором был бы заложен принцип порождения всего сущего. И этот принцип движения должен быть заложен в само первоначало. Но возможно ли это – найти отправную точку, которая сочетала бы безупречность логического обоснования и принцип саморазвития? Чтобы и опровергнуть это Первое было невозможно, но и не пришлось бы путаться в показаниях о том, как первоначало делается всем-всем разнообразием нашего мира… Тоже нелегкая задачка, не правда ли?
4. Вопрос логического и онтологического первоначала – и их связи.
Важнейшая философская проблема с древнейших времен – архэ, первоначало. В более поздние времена она несколько видоизменилась: вопрос состоял в том, что нужно брать за исходную предпосылку при создании своей системы философии. То есть мы должны с чего-то начать. А с чего начинать – что положить в основание своего философского здания?
Примеры. С чего начинается христианская философия? С бога. Из этого бога все и выводится. А откуда начал Декарт? С сознания, из которого последовательно вывел Бога и объективную реальность. А вот старик Парменид начал с бытия – и им же закончил, поскольку бытие противопоставил небытию со всеми вытекающими (см. мои тексты от 5-6 мая, там интересно).
Ко времени Гегеля почти все первоначала были перебраны. А потому нужно найти такое, которое было бы бесспорным как логически, так и онтологически. Почему эта проблема еще не была решена?
Посмотрим, что происходило с предыдущими вариантами. Допустим, в начало нашей философии мы «кладем» бога – как это делали Аристотель, неоплатоники и христиане. Ну а можем мы на сто процентов быть уверены в том, что бог действительно есть – не говоря уже о том, каков он, то бишь что он есть? Особенно после Канта говорить об этом с полной уверенностью стало крайне проблематично. Ну а если мы начнем с какого-то материального или крипто-материального принципа вроде воды Фалеса или огненного космоса-логоса Гераклита – вплоть до материи французских просветителей – кто может однозначно доказать, что вначале не было идеальной причины, от которой родилась эта самая материя? «Первична материя!» – а если нет? То есть если мы начинаем с конкретного сущего – будь то вода, бог или материя, нам всегда смогут возразить – «а можь не оно!». И действительно – можь и ряльно не оно.
То есть без разницы – берем мы какую-то субстанцию или логическое понятие, все равно у нас возникают проблемы. Вот, например, Единое неоплатоников. Логично же, что вначале было что-то одно – и из этого одного родилось многое? Логично. Но как получилось, что одно (полностью в себе самозамкнутое) решило превратиться в не-одно, во многое? Непонятно. Об этом я тоже писал в заметках о неоплатонизме.
Короче, к любой системе, известной на момент жизни Гегеля, можно было предъявить претензии. И он задался целью найти такое логическое и онтологическое первоначало, которое было бы избавлено от конкретики, но при этом в котором был бы заложен принцип порождения всего сущего. И этот принцип движения должен быть заложен в само первоначало. Но возможно ли это – найти отправную точку, которая сочетала бы безупречность логического обоснования и принцип саморазвития? Чтобы и опровергнуть это Первое было невозможно, но и не пришлось бы путаться в показаниях о том, как первоначало делается всем-всем разнообразием нашего мира… Тоже нелегкая задачка, не правда ли?
Причины возникновения гегелевской философии (4)
5. Другой серьезный вызов гегелевской эпохи – успехи естественных наук. До сих пор многие философы-идеалисты живут и пишут так, как будто они ничего не слышали о Ньютоне, Шредингере и Эйнштейне. Во времена Гегеля последних двух еще не было, но вот Ньютон уже был. Что делать со всеми естественнонаучными открытиями? Можно делать вид, что их нет, а можно попытаться вписать их в свою систему. Есть, правда, и третий путь: изучать только материальный мир, а все духовное оставить литераторам и богословам – к слову, таким путем наука и пошла (с серьезными оговорками, конечно). Но даже если предположить, что «есть только атомы и молекулы, а философы фигней страдают», то вопрос о способе бытия нематериальных сущностей все равно остается открытым.
Ну то есть. Понятно, как из атомов получается физический мир. Более-менее объяснимо, как возникает человек, общество и всякая духовность (это все высшие формы материи), но… Вновь возвратимся к проблеме мира идей – есть же и нематериальные вещи. Объективно есть. Числа, логические понятия, сущности вещей. Они-то как из атомов сложились? То есть идеальное существует и существует объективно – так же это объяснить исходя лишь из физической картины мира? Вопрос.
То есть перед Гегелем стоял ряд задач – создать систему, в которой успехи «философии природы» (так тогда называли естественные науки) сочетались бы с логикой и гуманитарными отраслями («философией духа») – и притом сочетались бы органично. Физики и лирики посредством такой системы должны были бы примириться между собой и, главное, понять целостность мира и метода его постижения.
6. Философия всегда занималась не только метафизическими вопросами, но и вопросами политики и этики, то есть вопросами общественного блага и индивидуального образа мысли и жизни. Этика Канта поставила серьезную проблему – принципиального разрыва между должным и сущим. То есть между тем, как надо жить и тем, как устроен мир. Мораль стала автономной (не связанной с внешними обязательствами) – а мир стал непознаваемым. Ну и как же преодолеть этот разрыв? В сфере общественных отношений мы на протяжении истории видим огромное разнообразие форм государства, права, традиций и культур – но каким должно быть будущее?
То есть необходимо связать друг с другом три элемента: философию как онтологию и логику, политическую философию как теорию государства и права и философию «индивидуальную» как этику и психологию. Ладно «связать» - их еще до того нужно создать! Вот такие задачки. Понятно, что можно было бы привести еще пятьсот других – но и описанного хватит.
5. Другой серьезный вызов гегелевской эпохи – успехи естественных наук. До сих пор многие философы-идеалисты живут и пишут так, как будто они ничего не слышали о Ньютоне, Шредингере и Эйнштейне. Во времена Гегеля последних двух еще не было, но вот Ньютон уже был. Что делать со всеми естественнонаучными открытиями? Можно делать вид, что их нет, а можно попытаться вписать их в свою систему. Есть, правда, и третий путь: изучать только материальный мир, а все духовное оставить литераторам и богословам – к слову, таким путем наука и пошла (с серьезными оговорками, конечно). Но даже если предположить, что «есть только атомы и молекулы, а философы фигней страдают», то вопрос о способе бытия нематериальных сущностей все равно остается открытым.
Ну то есть. Понятно, как из атомов получается физический мир. Более-менее объяснимо, как возникает человек, общество и всякая духовность (это все высшие формы материи), но… Вновь возвратимся к проблеме мира идей – есть же и нематериальные вещи. Объективно есть. Числа, логические понятия, сущности вещей. Они-то как из атомов сложились? То есть идеальное существует и существует объективно – так же это объяснить исходя лишь из физической картины мира? Вопрос.
То есть перед Гегелем стоял ряд задач – создать систему, в которой успехи «философии природы» (так тогда называли естественные науки) сочетались бы с логикой и гуманитарными отраслями («философией духа») – и притом сочетались бы органично. Физики и лирики посредством такой системы должны были бы примириться между собой и, главное, понять целостность мира и метода его постижения.
6. Философия всегда занималась не только метафизическими вопросами, но и вопросами политики и этики, то есть вопросами общественного блага и индивидуального образа мысли и жизни. Этика Канта поставила серьезную проблему – принципиального разрыва между должным и сущим. То есть между тем, как надо жить и тем, как устроен мир. Мораль стала автономной (не связанной с внешними обязательствами) – а мир стал непознаваемым. Ну и как же преодолеть этот разрыв? В сфере общественных отношений мы на протяжении истории видим огромное разнообразие форм государства, права, традиций и культур – но каким должно быть будущее?
То есть необходимо связать друг с другом три элемента: философию как онтологию и логику, политическую философию как теорию государства и права и философию «индивидуальную» как этику и психологию. Ладно «связать» - их еще до того нужно создать! Вот такие задачки. Понятно, что можно было бы привести еще пятьсот других – но и описанного хватит.
Причины возникновения гегелевской философии (5)
А теперь – еще раз. Егор Федорыч поставил перед собой титаническую цель: создать теорию всего и рационально обосновать ее. Для этого ему было необходимо:
1. Прошерстить всю историю философии (а также других отраслей знания), искусства, религии – а также разобраться в естественнонаучных вопросах, притом на уровне профессионала.
2. Создать научный метод, который бы не только сменил формальную логику, но и мог быть универсальным ключом к установлению истины в отношении любых феноменов. Любых.
Хочешь понять, почему гусеница становится бабочкой – примени гегелевский метод. Хочешь понять, почему в двадцать ты хочешь свергать устои, а в пятьдесят отстаиваешь «моральные ценности» - примени его же. Хочешь понять, зачем в атоме имеются протон и электрон – вновь примени этот метод. Хочешь понять, почему в Греции было рабовладение, а спустя две тысячи лет во Франции появилась Декларация прав человека и гражданина – см. выше. Первый вопрос относится к биологии, второй – к психологии и этике, третий – к физике, четвертый – ко всемирной истории. Но нужно для всех-всех-всех вопросов найти надлежащие ответы с помощью реально работающего метода. И это должен быть один и тот же универсальный метод! Строго научный, строго логичный, строго единый везде и во всем.
3. Суммировать разрозненные данные, применить к ним новый универсальный метод и превратить их в целостную научно-философскую систему.
Короче, Гегель поставил цель создать целостную систему (то есть описание мироздания во всех его формах – от атомарного до религиозного) и универсальный метод, с помощью которого можно было бы познать всеобщие процессы, все разнообразие явлений и всю сумму сущностей в их внутренних и внешних связях.
Вот это масштаб...
В следующих постах мы обозрим эту систему и этот метод, а потом азъ, грешный, выскажу о них свое суровое мнение.
А теперь – еще раз. Егор Федорыч поставил перед собой титаническую цель: создать теорию всего и рационально обосновать ее. Для этого ему было необходимо:
1. Прошерстить всю историю философии (а также других отраслей знания), искусства, религии – а также разобраться в естественнонаучных вопросах, притом на уровне профессионала.
2. Создать научный метод, который бы не только сменил формальную логику, но и мог быть универсальным ключом к установлению истины в отношении любых феноменов. Любых.
Хочешь понять, почему гусеница становится бабочкой – примени гегелевский метод. Хочешь понять, почему в двадцать ты хочешь свергать устои, а в пятьдесят отстаиваешь «моральные ценности» - примени его же. Хочешь понять, зачем в атоме имеются протон и электрон – вновь примени этот метод. Хочешь понять, почему в Греции было рабовладение, а спустя две тысячи лет во Франции появилась Декларация прав человека и гражданина – см. выше. Первый вопрос относится к биологии, второй – к психологии и этике, третий – к физике, четвертый – ко всемирной истории. Но нужно для всех-всех-всех вопросов найти надлежащие ответы с помощью реально работающего метода. И это должен быть один и тот же универсальный метод! Строго научный, строго логичный, строго единый везде и во всем.
3. Суммировать разрозненные данные, применить к ним новый универсальный метод и превратить их в целостную научно-философскую систему.
Короче, Гегель поставил цель создать целостную систему (то есть описание мироздания во всех его формах – от атомарного до религиозного) и универсальный метод, с помощью которого можно было бы познать всеобщие процессы, все разнообразие явлений и всю сумму сущностей в их внутренних и внешних связях.
Вот это масштаб...
В следующих постах мы обозрим эту систему и этот метод, а потом азъ, грешный, выскажу о них свое суровое мнение.
Гегель. Часть 2.
Суть гегелевской философии (1)
Сразу скажу, что вторая часть не будет понятна тем, кто не прочел первую. Так что отсылаю читателя на 5 заметок назад.
Обозрев те причины, вследствие которых появилась гегелевская философия, мы, наконец, можем перейти к ее изложению.
Излагать метод и систему Гегеля можно очень подробно, а можно в нескольких абзацах. Но в обоих случаях легко упустить главное: несмотря на весь объем его сочинений, на всю его дотошность и скрупулезность – его философия чрезвычайна проста. Но если преподать ее в готовом виде – исчезнет смысл, который состоит как раз в том, что читатель должен пройти вместе с Гегелем весь его путь. И, главное, что если ограничиться только готовыми выводами, то не удастся схватить саму суть его философии. Можно, напротив, изучать Гегелю строчка за строчкой, степ-бай-степ, но… горю и такому читателю.
Я постараюсь изложить тему так, чтобы схватывание сути было наивозможно более быстрым, цепким и ловким.
Начнем с начала – начала его логики и онтологии. Что же он взял за начало, которое, как мы помним, являлось камнем преткновения всей предыдущей философии? Гегель выдает воистину гениальное решение. «Гениальное» – не значит «истинное» или «неопровержимое», а значит наиболее «изящное» и «элегантное». Мы помним, что первоначало не может быть чем-то определенным – богом, нусом, логосом, материей и так далее, поскольку любое определение является предвосхищением выводов. Дать определение началу, назвав его чем-то конкретным, означало бы примыкание к той или иной философской партии. Подлинная наука, считает Гегель, должна быть очищена от произвола ее создателя – а для этого она должна брать неопровержимое, бесспорное основание, не обременяя его какими-либо определениями. Итак, начало логики и онтологии должно быть неопределенным.
Чем же, если вдуматься, являются определения? Это слова и понятия. Логика, как мы помним, это наука о логосах, о словах, поскольку именно в словах (в конкретных значениях слов) наш разум выражает смысл вещей. То есть, слова всегда являются определениями, а значит, нашими средствами для обозначения смысла. Но в ситуации поиска первоначала (как отправной точки всей науки) нам нужно отказаться от определений, а значит – от средств. Но совсем не использовать слова мы не можем – как же тогда писать и говорить о первоначале? Нам нужно выбрать такое слово, которое не несло бы никакой определенности и не являлось бы для нас никаким средством, с помощью которого мы могли бы (как это всегда было в истории философии) запутать себя и вновь уйти с истинного пути. Значит, первоначало должно быть не только неопределенным, но и непосредственным.
Ну и надо, наконец, найти совершенно нейтральный термин, который не говорил бы о первоначале ничего кроме самого факта его бытия… Должно же быть первоначало? И было же оно когда-то? Потому наш подопечный и положил в основание науки бытие как неопределенное непосредственное. И это самое бытие не должно быть нами воспринято и понято исходя из нашего представления о том, что есть бытие. Ассоциации с бытием, понимание бытия, знания о бытии – всем этим обременен наш разум, но все эти средства мешают нам взять бытие непосредственно и без привычных нам определений.
Но раз вначале у нас бытие, то как нам уйти от ошибки элеатов? Чем гегелевское бытие отличается от парменидовского?
Суть гегелевской философии (1)
Сразу скажу, что вторая часть не будет понятна тем, кто не прочел первую. Так что отсылаю читателя на 5 заметок назад.
Обозрев те причины, вследствие которых появилась гегелевская философия, мы, наконец, можем перейти к ее изложению.
Излагать метод и систему Гегеля можно очень подробно, а можно в нескольких абзацах. Но в обоих случаях легко упустить главное: несмотря на весь объем его сочинений, на всю его дотошность и скрупулезность – его философия чрезвычайна проста. Но если преподать ее в готовом виде – исчезнет смысл, который состоит как раз в том, что читатель должен пройти вместе с Гегелем весь его путь. И, главное, что если ограничиться только готовыми выводами, то не удастся схватить саму суть его философии. Можно, напротив, изучать Гегелю строчка за строчкой, степ-бай-степ, но… горю и такому читателю.
Я постараюсь изложить тему так, чтобы схватывание сути было наивозможно более быстрым, цепким и ловким.
Начнем с начала – начала его логики и онтологии. Что же он взял за начало, которое, как мы помним, являлось камнем преткновения всей предыдущей философии? Гегель выдает воистину гениальное решение. «Гениальное» – не значит «истинное» или «неопровержимое», а значит наиболее «изящное» и «элегантное». Мы помним, что первоначало не может быть чем-то определенным – богом, нусом, логосом, материей и так далее, поскольку любое определение является предвосхищением выводов. Дать определение началу, назвав его чем-то конкретным, означало бы примыкание к той или иной философской партии. Подлинная наука, считает Гегель, должна быть очищена от произвола ее создателя – а для этого она должна брать неопровержимое, бесспорное основание, не обременяя его какими-либо определениями. Итак, начало логики и онтологии должно быть неопределенным.
Чем же, если вдуматься, являются определения? Это слова и понятия. Логика, как мы помним, это наука о логосах, о словах, поскольку именно в словах (в конкретных значениях слов) наш разум выражает смысл вещей. То есть, слова всегда являются определениями, а значит, нашими средствами для обозначения смысла. Но в ситуации поиска первоначала (как отправной точки всей науки) нам нужно отказаться от определений, а значит – от средств. Но совсем не использовать слова мы не можем – как же тогда писать и говорить о первоначале? Нам нужно выбрать такое слово, которое не несло бы никакой определенности и не являлось бы для нас никаким средством, с помощью которого мы могли бы (как это всегда было в истории философии) запутать себя и вновь уйти с истинного пути. Значит, первоначало должно быть не только неопределенным, но и непосредственным.
Ну и надо, наконец, найти совершенно нейтральный термин, который не говорил бы о первоначале ничего кроме самого факта его бытия… Должно же быть первоначало? И было же оно когда-то? Потому наш подопечный и положил в основание науки бытие как неопределенное непосредственное. И это самое бытие не должно быть нами воспринято и понято исходя из нашего представления о том, что есть бытие. Ассоциации с бытием, понимание бытия, знания о бытии – всем этим обременен наш разум, но все эти средства мешают нам взять бытие непосредственно и без привычных нам определений.
Но раз вначале у нас бытие, то как нам уйти от ошибки элеатов? Чем гегелевское бытие отличается от парменидовского?
Элеаты считали, что небытия нет, а потому лишили бытие движения и развития. А вот Гегель именно здесь дает совершенно гениальное решение и проблемы элеатов, и всех затруднений предыдущих систем:
«Бытие есть чистая неопределенность и пустота. – В нем нечего созерцать, если здесь может идти речь о созерцании, или, иначе говоря, оно есть только само это чистое, пустое созерцание. В нем столь же мало есть нечто такое, что можно было бы мыслить, или, иначе говоря, оно равным образом есть лишь это пустое мышление. Бытие, неопределенное, непосредственное, есть на деле ничто и не более и не менее, чем ничто.»
Другими словами: чем является бытие? Ничем – раз оно неопределенное и непосредственное. То есть, внимание, бытие = ничто, а ничто –
«есть простое равенство с самим собою, совершенная пустота, отсутствие определений и содержания; неразличенность в самом себе… таким образом, ничто есть (существует) в нашем созерцании или мышлении; или, вернее, оно и есть само это пустое мышление и созерцание; и оно есть то же самое пустое созерцание или мышление, что и чистое бытие. – Ничто есть, стало быть, то же самое определение или, вернее, то же самое отсутствие определений и, значит, вообще то же самое, что и чистое бытие.»
Итак, бытие и ничто суть одно и тоже. Но ведь формально они суть противоположности, так? «Есть» противоположно «нет», а «наличие» противоположно «отсутствию».
То есть у нас есть два силлогизма:
1) Бытие и ничто едины
2) Бытие и ничто противоположны
С точки зрения формальной логики один из этих тезисов неверен. Так какой же из двух? Если мы поймем ответ – мы поймем всего Гегеля: и всю философию истории, и всю историю философии, и всю логику, и всё-всё-всё остальное.
Ответ: верны ОБА тезиса.
Продолжение обязательно последует.
«Бытие есть чистая неопределенность и пустота. – В нем нечего созерцать, если здесь может идти речь о созерцании, или, иначе говоря, оно есть только само это чистое, пустое созерцание. В нем столь же мало есть нечто такое, что можно было бы мыслить, или, иначе говоря, оно равным образом есть лишь это пустое мышление. Бытие, неопределенное, непосредственное, есть на деле ничто и не более и не менее, чем ничто.»
Другими словами: чем является бытие? Ничем – раз оно неопределенное и непосредственное. То есть, внимание, бытие = ничто, а ничто –
«есть простое равенство с самим собою, совершенная пустота, отсутствие определений и содержания; неразличенность в самом себе… таким образом, ничто есть (существует) в нашем созерцании или мышлении; или, вернее, оно и есть само это пустое мышление и созерцание; и оно есть то же самое пустое созерцание или мышление, что и чистое бытие. – Ничто есть, стало быть, то же самое определение или, вернее, то же самое отсутствие определений и, значит, вообще то же самое, что и чистое бытие.»
Итак, бытие и ничто суть одно и тоже. Но ведь формально они суть противоположности, так? «Есть» противоположно «нет», а «наличие» противоположно «отсутствию».
То есть у нас есть два силлогизма:
1) Бытие и ничто едины
2) Бытие и ничто противоположны
С точки зрения формальной логики один из этих тезисов неверен. Так какой же из двух? Если мы поймем ответ – мы поймем всего Гегеля: и всю философию истории, и всю историю философии, и всю логику, и всё-всё-всё остальное.
Ответ: верны ОБА тезиса.
Продолжение обязательно последует.
Суть гегелевской философии (2)
Итак, верно и то, что бытие и ничто едины, и что они противоположны. Но что можно поместить между бытием и небытием? Ведь все явления нашего мира то появляются, то исчезают – даже во своем внутреннем развитии они меняют форму и содержание. То есть всё сущее постоянно меняется, и то состояние, которое еще недавно было, теперь уходит в небытие. Так каким термином мы можем обозначить то третье, то как бы среднее, что располагается между «быть» не «не быть». Гегель называет это становлением (Werden). Становление противопоставляется вставшему, стоящему, статичному, то есть бытию. Становление есть такое движение, при котором бытие и ничто постоянно переходят друг в друга. Оно есть процесс, процесс изменения или, что еще важнее, процесс развития.
Но что еще более важно, что это третье не просто является серединой между первым и вторым. Оно есть такое «среднее», в котором происходит как отмена двух предыдущих состояний, так и их сохранение. Ну то есть. Становление не есть бытие и не есть ничто – а потому оно отменяет обе «крайности», оставляя их позади себя, но также оно и сохраняет их свойства в самом себе, оставляя их при себе. Становление есть отрицание бытия и ничто, но также и их сохранение в новом виде. Для описания процесса перехода противоположностей в нечто третье Гегель предлагает свой знаменитый термин «снятие» (Aufhebung). Питерский профессор философии А.Н. Муравьев (не знаю первый ли или кто-то до него) предложил взамен традиционному переводу «снятие» термин «оставление». Ведь «оставление» в русском языке означает как отрицание («я оставил свой дом»), так и сохранение, удержание («я оставляю за собой право»).
Таким образом:
1) Противоположности (любые) суть едины
2) В любом единстве можно выделить противоположности
3) Противоположности порождают динамику единства через становление, то есть
4) Оставление-снятие в новом единстве с новыми парами противоположностей.
Это называется диалектической логикой – такой логикой, которая описывает развитие через единство и борьбу противоположностей, через рассмотрение динамики, а не статики.
Не будем подробно разбирать гегелевскую «Науку логики». Скажем только, что бытие (которое есть единство бытия и ничто) и ничто (которое есть единство ничто и бытия) едины и сняты в становлении. Становление же есть единство возникновения (как «функции» бытия) и прехождения (то есть исчезновения как «функции» ничто), а потому оно уже есть нечто (а не ничто), то есть какая-то определенность или качество. Любому качеству присуще некое количество – качество и количество как противоположности снимаются в понятии меры: превышение меры приводит к переходу нечто в другое качество… Этому Гегель посвятил 400 малочитабельных страниц. Для нас же главное – ухватить суть. А она лучше всего проявляется в следующем знаменитом отрывке:
«Почка исчезает, когда распускается цветок, и можно было бы сказать, что она опровергается цветком; точно так же при появлении плода цветок признается ложным наличным бытием растения, а в качестве его истины вместо цветка выступает плод. Эти формы не только различаются между собой, но и вытесняют друг друга как несовместимые. Однако их текучая природа делает их в то же время моментами органического единства, в котором они не только не противоречат друг другу, но один так же необходим, как и другой; и только эта одинаковая необходимость и составляет жизнь целого».
Рассмотрим этот фрагмент подробнее - на его примере суть диалектического метода станет яснее, чем было до того.
Итак, верно и то, что бытие и ничто едины, и что они противоположны. Но что можно поместить между бытием и небытием? Ведь все явления нашего мира то появляются, то исчезают – даже во своем внутреннем развитии они меняют форму и содержание. То есть всё сущее постоянно меняется, и то состояние, которое еще недавно было, теперь уходит в небытие. Так каким термином мы можем обозначить то третье, то как бы среднее, что располагается между «быть» не «не быть». Гегель называет это становлением (Werden). Становление противопоставляется вставшему, стоящему, статичному, то есть бытию. Становление есть такое движение, при котором бытие и ничто постоянно переходят друг в друга. Оно есть процесс, процесс изменения или, что еще важнее, процесс развития.
Но что еще более важно, что это третье не просто является серединой между первым и вторым. Оно есть такое «среднее», в котором происходит как отмена двух предыдущих состояний, так и их сохранение. Ну то есть. Становление не есть бытие и не есть ничто – а потому оно отменяет обе «крайности», оставляя их позади себя, но также оно и сохраняет их свойства в самом себе, оставляя их при себе. Становление есть отрицание бытия и ничто, но также и их сохранение в новом виде. Для описания процесса перехода противоположностей в нечто третье Гегель предлагает свой знаменитый термин «снятие» (Aufhebung). Питерский профессор философии А.Н. Муравьев (не знаю первый ли или кто-то до него) предложил взамен традиционному переводу «снятие» термин «оставление». Ведь «оставление» в русском языке означает как отрицание («я оставил свой дом»), так и сохранение, удержание («я оставляю за собой право»).
Таким образом:
1) Противоположности (любые) суть едины
2) В любом единстве можно выделить противоположности
3) Противоположности порождают динамику единства через становление, то есть
4) Оставление-снятие в новом единстве с новыми парами противоположностей.
Это называется диалектической логикой – такой логикой, которая описывает развитие через единство и борьбу противоположностей, через рассмотрение динамики, а не статики.
Не будем подробно разбирать гегелевскую «Науку логики». Скажем только, что бытие (которое есть единство бытия и ничто) и ничто (которое есть единство ничто и бытия) едины и сняты в становлении. Становление же есть единство возникновения (как «функции» бытия) и прехождения (то есть исчезновения как «функции» ничто), а потому оно уже есть нечто (а не ничто), то есть какая-то определенность или качество. Любому качеству присуще некое количество – качество и количество как противоположности снимаются в понятии меры: превышение меры приводит к переходу нечто в другое качество… Этому Гегель посвятил 400 малочитабельных страниц. Для нас же главное – ухватить суть. А она лучше всего проявляется в следующем знаменитом отрывке:
«Почка исчезает, когда распускается цветок, и можно было бы сказать, что она опровергается цветком; точно так же при появлении плода цветок признается ложным наличным бытием растения, а в качестве его истины вместо цветка выступает плод. Эти формы не только различаются между собой, но и вытесняют друг друга как несовместимые. Однако их текучая природа делает их в то же время моментами органического единства, в котором они не только не противоречат друг другу, но один так же необходим, как и другой; и только эта одинаковая необходимость и составляет жизнь целого».
Рассмотрим этот фрагмент подробнее - на его примере суть диалектического метода станет яснее, чем было до того.
Суть гегелевской философии (3)
Итак, у нас есть 3 момента в развитии растения: почка, цветок, плод.
Откуда появляется цветок? Из почки.
Цветок пришел изнутри почки или откуда-то извне? Изнутри.
Когда появился цветок, почка исчезла? Да.
Вопрос: а в чем назначение почки? Очевидно, чтобы появился цветок.
А как мы узнали, в чем назначение почки? Понятно, что мы посмотрели на нее в процессе развития. Представим, что мы просто взяли бы почку и стали бы рассматривать ее как таковую — с помощью формальной логики. Является ли почка цветком? Нет. И на этом мы бы закончили с их взаимоотношениями. Но по Гегелю, именно здесь все и начинается.
Главный вопрос: где почка более полно являет свою сущность: в бытии как почке или в бытии как цветке? Почка, ставшая цветком, очевидно является «лучшей» почкой, чем та, которая погибла «зазря». Значит, сущность почки — не в ней самой, а в процессе и результате ее развития, преобразования в цветок.
Теперь следующие два связанных вопроса:
1. Умирает ли почка в цветке? Да, поскольку по факту ее уже нет.
2. Живет ли почка в цветке? Да, поскольку цветок есть иная форма бытия почки. Почки нет как почки, но она есть как нечто большее, чем она сама, как нечто лучшее, чем она сама и как то, ради чего она и была явлена.
То же самое, как мы понимаем, происходит и на уровне цветка и плода.
Противоречат ли каждое из состояний растения другому? В статичном состоянии — да. Они противоположны. А в развитии — едины.
Кант утверждал, что невозможно познать вещи, каковы они в себе. Гегель также говорит, что если мы изучаем то, что на явлено — ту же почку — то как ее ни крути, ни верти, ни режь на части и так далее — мы ее сущность, ее назначение не поймем. Она — всего лишь явление. Цветок — явление. Плод — явление. И познать их в статике мы не можем. А в динамике? Можем.
Внимание: цепь явлений в их развитии указывает на сущность этих явлений. В статике мы схватить сущность не можем. А в единстве и развитии явление (явления) раскрывает свою сущность.
Любая наука так и должна действовать — рассматривать все объекты именно в их развитии. Вещи текучи, но это не препятствие в познании, а наоборот, наш путеводитель. Подвижность явления проясняет для нас «неподвижность» сущности – и объясняют действительность (которая есть единство явления и сущности).
Таким образом:
1) Гегель [полагал, что] отверг затруднение Платона: идея (сущность) для нас все же доступна, поскольку всякая сущность проявлена, а всякое явление обладает сущностью. Не нужно отрекаться от земного, чтобы постичь вечное, поскольку вечное и временное суть не только противоположны, но и едины.
2) Гегель [полагал, что] отверг логику Аристотеля: наука не может работать в статичной двоичной системе «либо да, либо нет» - третье не исключено, а напротив, оно то и есть то главное, с помощью чего возможно познание истины.
3) Гегель [полагал, что] отверг агностицизм Канта: сущность вещей хоть и невидима для нас, но она дает себя познать в развитии, в цепочке явлений, в сменяющих друг друга состояниях.
Растение не тождественно себе, поскольку оно есть то почка, то цветок, по плод. Растение тождественно себе, поскольку оно есть то же самое растение. Я не тождественен себе, поскольку я постоянно меняюсь – был зародышем, потом младенцем, потом ребенком, потом… Но я равен самому себе, потому все равно это я. Мир не тождественен себе, поскольку сначала был бесконечно плотным и горячим, а после Большого Взрыва разметался во все стороны, а сильно потом породил жизнь и самосознание. Но это тот же самый мир. Тождество тождества и нетождества – вот главный принцип гегелевской диалектики. А единство и борьба противоположностей – это всеобщий закон, действующий как в материальной, так и биологической, и социальной, и духовной, и какой угодно еще сферах. Истории этих сфер и их взаимодействию посвящена система Гегеля, о которой будет наша следующая запись.
Итак, у нас есть 3 момента в развитии растения: почка, цветок, плод.
Откуда появляется цветок? Из почки.
Цветок пришел изнутри почки или откуда-то извне? Изнутри.
Когда появился цветок, почка исчезла? Да.
Вопрос: а в чем назначение почки? Очевидно, чтобы появился цветок.
А как мы узнали, в чем назначение почки? Понятно, что мы посмотрели на нее в процессе развития. Представим, что мы просто взяли бы почку и стали бы рассматривать ее как таковую — с помощью формальной логики. Является ли почка цветком? Нет. И на этом мы бы закончили с их взаимоотношениями. Но по Гегелю, именно здесь все и начинается.
Главный вопрос: где почка более полно являет свою сущность: в бытии как почке или в бытии как цветке? Почка, ставшая цветком, очевидно является «лучшей» почкой, чем та, которая погибла «зазря». Значит, сущность почки — не в ней самой, а в процессе и результате ее развития, преобразования в цветок.
Теперь следующие два связанных вопроса:
1. Умирает ли почка в цветке? Да, поскольку по факту ее уже нет.
2. Живет ли почка в цветке? Да, поскольку цветок есть иная форма бытия почки. Почки нет как почки, но она есть как нечто большее, чем она сама, как нечто лучшее, чем она сама и как то, ради чего она и была явлена.
То же самое, как мы понимаем, происходит и на уровне цветка и плода.
Противоречат ли каждое из состояний растения другому? В статичном состоянии — да. Они противоположны. А в развитии — едины.
Кант утверждал, что невозможно познать вещи, каковы они в себе. Гегель также говорит, что если мы изучаем то, что на явлено — ту же почку — то как ее ни крути, ни верти, ни режь на части и так далее — мы ее сущность, ее назначение не поймем. Она — всего лишь явление. Цветок — явление. Плод — явление. И познать их в статике мы не можем. А в динамике? Можем.
Внимание: цепь явлений в их развитии указывает на сущность этих явлений. В статике мы схватить сущность не можем. А в единстве и развитии явление (явления) раскрывает свою сущность.
Любая наука так и должна действовать — рассматривать все объекты именно в их развитии. Вещи текучи, но это не препятствие в познании, а наоборот, наш путеводитель. Подвижность явления проясняет для нас «неподвижность» сущности – и объясняют действительность (которая есть единство явления и сущности).
Таким образом:
1) Гегель [полагал, что] отверг затруднение Платона: идея (сущность) для нас все же доступна, поскольку всякая сущность проявлена, а всякое явление обладает сущностью. Не нужно отрекаться от земного, чтобы постичь вечное, поскольку вечное и временное суть не только противоположны, но и едины.
2) Гегель [полагал, что] отверг логику Аристотеля: наука не может работать в статичной двоичной системе «либо да, либо нет» - третье не исключено, а напротив, оно то и есть то главное, с помощью чего возможно познание истины.
3) Гегель [полагал, что] отверг агностицизм Канта: сущность вещей хоть и невидима для нас, но она дает себя познать в развитии, в цепочке явлений, в сменяющих друг друга состояниях.
Растение не тождественно себе, поскольку оно есть то почка, то цветок, по плод. Растение тождественно себе, поскольку оно есть то же самое растение. Я не тождественен себе, поскольку я постоянно меняюсь – был зародышем, потом младенцем, потом ребенком, потом… Но я равен самому себе, потому все равно это я. Мир не тождественен себе, поскольку сначала был бесконечно плотным и горячим, а после Большого Взрыва разметался во все стороны, а сильно потом породил жизнь и самосознание. Но это тот же самый мир. Тождество тождества и нетождества – вот главный принцип гегелевской диалектики. А единство и борьба противоположностей – это всеобщий закон, действующий как в материальной, так и биологической, и социальной, и духовной, и какой угодно еще сферах. Истории этих сфер и их взаимодействию посвящена система Гегеля, о которой будет наша следующая запись.
Суть гегелевской философии (4)
Закончим с философией Гегеля на рассмотрении его системы. Гегель задался целью дать общую теорию всего в согласии с диалектическим методом. Подробно рассматривать систему нет ни возможности, ни желания – главное, уловить ее отправные точки.
Во введении к «Науке логики» имеются важные слова, которые станут причиной раскола его последователей на материалистов и идеалистов: «Логику, стало быть, следует понимать как систему чистого разума, как царство чистой мысли. Это царство есть истина, какова она без покровов, в себе и для себя самой. Можно поэтому выразиться так: это содержание есть изображение Бога, каков он в своей вечной сущности до сотворения природы и конечного духа.»
То есть та логика, тот метод, который открыл Гегель есть не только универсальный инструмент человеческого познания, но и, буквально, логика бога. И именно в соответствии с гегелевской логикой бог создал из себя все сущее.
Нормальная такая заява. Откуда же у Гегеля претензия на знание мыслей бога? Наш Егор Федорыч здесь, как ни странно, вполне последователен и логичен: у бога и у Гегеля одна и та же природа и одна и та же задача: объяснить все сущее. Гегель есть человек, а человек есть существо духовное (не только духовное, конечно, но духовнее всего остального). Мировой дух (он же бог) бесконечен, а Гегель конечен, но именно через человека дух-бог может и хочет объяснить сам себя. Звучит довольно парадоксально, но за деталями отсылаю к своей недавней статье о теодицее Гегеля.
Итак, по порядку (излагаю крайне сжато и даже попсово, но верно). Вначале, когда не было ничего (и когда бытие было ничем), бытие-ничто было всем сущим лишь в потенциале. Это первое имело идеальную, духовную природу. Движимое внутренним противоречием и желая реализовать себя и познать себя, дух пустился в становление – то самое, о котором шла речь чуть выше. Итак, вначале был мировой дух или абсолютная идея.
Здесь необходима ремарка. Русское слово «дух» не очень хорошо передает смысл соответствующего философского термина. Для нас дух это либо волевая часть души («дух победителя», «русский дух»), либо мистическая, сокровенная часть души («духовные ценности», «духовная жизнь», «духовный мир»). Немецкий Geist (равно как греческий Nous) является не только и не столько душой и волей (как в русском), сколько умом и мышлением. Это как бы живой и подвижный ум, деятельный разум – либо разумная душа. Geist Гегеля – это именно такой Ум-Дух.
Чем сначала должен стать дух сразу после того как пустится во все тяжкие что твой Уолтер Уайт? Своей противоположностью. А что является противоположностью духу? Материальная природа. Гегель пишет:
«Природа – это абсолютная идея в виде инобытия вообще, в виде безразличной, внешней предметности и конкретного, индивидуализированного осуществления своих моментов. Иными словами, природа – это абсолютное существо в определении непосредственности вообще вопреки своему опосредствованию. Становление природы – это становление духом.»
То есть дух стал природой, а природа, в свою очередь, пустилась в становление – началась естественная история. Пространство-время, атомы (движущаяся материя), силы притяжения и отталкивания, магнетизм и электричество и все такое. Так Гегель вписал все современные ему открытия в естественных науках в свою систему.
Пройдя долгий путь, природа прогрессировала до органического мира – мира растений и животных. И итогом этого становления стал человек. Но человек уже не только природно-материальное, но и духовное существо – а потому получается, что дух стал природой, чтобы природа сделалась духом, человеком. Человек, таким образом, несет в себе оба начала – и оба преобразовывает в процессе своего развития. В своих высших проявлениях человеческий дух познает себя, бога и мир через три высшие формы деятельности: искусство, религию и философию. Ну и высшим проявлением философии как высшего проявления человеческого духа как высшего проявления человека как высшего проявления органической жизни как высшего проявления природы – является познание всего сущего через… Гегеля.
Закончим с философией Гегеля на рассмотрении его системы. Гегель задался целью дать общую теорию всего в согласии с диалектическим методом. Подробно рассматривать систему нет ни возможности, ни желания – главное, уловить ее отправные точки.
Во введении к «Науке логики» имеются важные слова, которые станут причиной раскола его последователей на материалистов и идеалистов: «Логику, стало быть, следует понимать как систему чистого разума, как царство чистой мысли. Это царство есть истина, какова она без покровов, в себе и для себя самой. Можно поэтому выразиться так: это содержание есть изображение Бога, каков он в своей вечной сущности до сотворения природы и конечного духа.»
То есть та логика, тот метод, который открыл Гегель есть не только универсальный инструмент человеческого познания, но и, буквально, логика бога. И именно в соответствии с гегелевской логикой бог создал из себя все сущее.
Нормальная такая заява. Откуда же у Гегеля претензия на знание мыслей бога? Наш Егор Федорыч здесь, как ни странно, вполне последователен и логичен: у бога и у Гегеля одна и та же природа и одна и та же задача: объяснить все сущее. Гегель есть человек, а человек есть существо духовное (не только духовное, конечно, но духовнее всего остального). Мировой дух (он же бог) бесконечен, а Гегель конечен, но именно через человека дух-бог может и хочет объяснить сам себя. Звучит довольно парадоксально, но за деталями отсылаю к своей недавней статье о теодицее Гегеля.
Итак, по порядку (излагаю крайне сжато и даже попсово, но верно). Вначале, когда не было ничего (и когда бытие было ничем), бытие-ничто было всем сущим лишь в потенциале. Это первое имело идеальную, духовную природу. Движимое внутренним противоречием и желая реализовать себя и познать себя, дух пустился в становление – то самое, о котором шла речь чуть выше. Итак, вначале был мировой дух или абсолютная идея.
Здесь необходима ремарка. Русское слово «дух» не очень хорошо передает смысл соответствующего философского термина. Для нас дух это либо волевая часть души («дух победителя», «русский дух»), либо мистическая, сокровенная часть души («духовные ценности», «духовная жизнь», «духовный мир»). Немецкий Geist (равно как греческий Nous) является не только и не столько душой и волей (как в русском), сколько умом и мышлением. Это как бы живой и подвижный ум, деятельный разум – либо разумная душа. Geist Гегеля – это именно такой Ум-Дух.
Чем сначала должен стать дух сразу после того как пустится во все тяжкие что твой Уолтер Уайт? Своей противоположностью. А что является противоположностью духу? Материальная природа. Гегель пишет:
«Природа – это абсолютная идея в виде инобытия вообще, в виде безразличной, внешней предметности и конкретного, индивидуализированного осуществления своих моментов. Иными словами, природа – это абсолютное существо в определении непосредственности вообще вопреки своему опосредствованию. Становление природы – это становление духом.»
То есть дух стал природой, а природа, в свою очередь, пустилась в становление – началась естественная история. Пространство-время, атомы (движущаяся материя), силы притяжения и отталкивания, магнетизм и электричество и все такое. Так Гегель вписал все современные ему открытия в естественных науках в свою систему.
Пройдя долгий путь, природа прогрессировала до органического мира – мира растений и животных. И итогом этого становления стал человек. Но человек уже не только природно-материальное, но и духовное существо – а потому получается, что дух стал природой, чтобы природа сделалась духом, человеком. Человек, таким образом, несет в себе оба начала – и оба преобразовывает в процессе своего развития. В своих высших проявлениях человеческий дух познает себя, бога и мир через три высшие формы деятельности: искусство, религию и философию. Ну и высшим проявлением философии как высшего проявления человеческого духа как высшего проявления человека как высшего проявления органической жизни как высшего проявления природы – является познание всего сущего через… Гегеля.
Суть гегелевской философии (5)
Дух стал природой. Природа развилась до человека. Человек поставил задачу познать истину и в течение всей своей истории шел к этой истине. Вся история философии была процессом развертывания единой идеи и единого стремления – и через Гегеля обрела свое завершение. Мировой дух познал себя через одно из своих воплощений – скромного (или не очень) немецкого профессора.
Именно через эту трехтактную схему (дух-природа-дух) Гегель объясняет все феномены духовного и материального мира. Соответственно каждому этапу имеются и науки (или группы наук): этап бытия духа-идеи до становления изучает логика, этап инобытия духа в качестве материи изучает философия природы (или, как мы бы сейчас сказали, естественные науки), а на третьем этапе выступает философия духа (гуманитарные науки).
История становится у Гегеля не просто набором случайных явлений, но целесообразной и логичной деятельностью духа. История философии – не галерея великих имен, а величавая поступь бога на пути самопознания. История народов, государств, правовых институтов, религиозных идей, форм экономической деятельности и даже история сцепления атомов миллиардолетней давности – совершенно разумны, логичны и направлены на поступательное развитие, апофеозом которого и стала та истина, которую постиг Гегель.
Ну, по крайней мере, он так считал…
В третьей части мы Егор Федорыча где-то похвалим, конечно, но – в целом – нет.
Ниже даны схемы, примерно (элементов в ней в несколько раз больше) описывающие гегелевскую систему. Нужно помнить, что каждый элемент системы включен в борьбу противоположностей – и является как их продуктом (снятием), так и их частью: то есть логика, например, является снятием бытия и сущности в понятии, но сама логика, при этом, снимается в единстве и борьбе с философией природы в философии духа. (Кто это понял, тот молодец, а кто не понял – тот особо не потерял, если честно).
Дух стал природой. Природа развилась до человека. Человек поставил задачу познать истину и в течение всей своей истории шел к этой истине. Вся история философии была процессом развертывания единой идеи и единого стремления – и через Гегеля обрела свое завершение. Мировой дух познал себя через одно из своих воплощений – скромного (или не очень) немецкого профессора.
Именно через эту трехтактную схему (дух-природа-дух) Гегель объясняет все феномены духовного и материального мира. Соответственно каждому этапу имеются и науки (или группы наук): этап бытия духа-идеи до становления изучает логика, этап инобытия духа в качестве материи изучает философия природы (или, как мы бы сейчас сказали, естественные науки), а на третьем этапе выступает философия духа (гуманитарные науки).
История становится у Гегеля не просто набором случайных явлений, но целесообразной и логичной деятельностью духа. История философии – не галерея великих имен, а величавая поступь бога на пути самопознания. История народов, государств, правовых институтов, религиозных идей, форм экономической деятельности и даже история сцепления атомов миллиардолетней давности – совершенно разумны, логичны и направлены на поступательное развитие, апофеозом которого и стала та истина, которую постиг Гегель.
Ну, по крайней мере, он так считал…
В третьей части мы Егор Федорыча где-то похвалим, конечно, но – в целом – нет.
Ниже даны схемы, примерно (элементов в ней в несколько раз больше) описывающие гегелевскую систему. Нужно помнить, что каждый элемент системы включен в борьбу противоположностей – и является как их продуктом (снятием), так и их частью: то есть логика, например, является снятием бытия и сущности в понятии, но сама логика, при этом, снимается в единстве и борьбе с философией природы в философии духа. (Кто это понял, тот молодец, а кто не понял – тот особо не потерял, если честно).
Недавно разгорелся скандальчик из-за того, что одиозная телеведущая Малышева посвятила программу умственно отсталым, назвав их «кретинами» и «дебилами». Это многих возмутило и оскорбило – потому что сами слова, оказывается, являются «оскорбительными».
Что тут можно сказать? Человеческой глупости в этих вопросах, как обычно, нет пределов. Поговорим о данной ситуации в терминах семиотики.
Слово «дебил» происходит от латинского debilis – «слабый» и не означает ничего другого кроме, собственно, слабости и бессилия. Слово кретин является калькой французского слова cretin, которое означало «христианин». То есть оба слова, когда выбирались для медицинских терминов, являлись эвфемизмами, смягчениями. Как назвать умственно отсталого, думали французы? Назовем их христианами, чтобы другие христиане их не обижали и не чморили.
Но прошло время и эти нейтральные слова стали ругательными. Почему же? Наверно, сами слова какие-то некрасивые и ругательные? Да нет же, ёклмн.
Возьмем слово испанское debil или французское debile. Кажется ли кому-то неприятным слово devil – демон? Звучит-то похоже. Или вот cretin. Кажется ли кому-то ругательным французское слово crouton – «сухарик»? Или если вы поедете во французский город Кретей, будет ли это название резать вам слух?
Другие примеры. Возьмите несколько национальных прозвищ, являющихся сокращением от полного этнонима. Звучит ли как-то неприятно, «с расистским душком» именование «норг» (норвежец) или «русак» (русский)? «Вы сказали норг? Что это за нацистские выходки?», «Вы назвали меня русаком? Это же русофобия?» - не же, правда? А вот прозвище «азер», также не являющееся никаким ругательством, для некоторых звучит уже как-то «нехорошо». А «латинос»? Абсолютно нейтральное и легальное – но ведь возникают сомнения, правда? «А они не обидятся?».
Или обозначение национальности по распространенному имени: Почему Фриц или Иван в отношении немца и русского звучат не так же как Абрам или Ахмед в отношении еврея и турка? Вот вы экскурсовод – и говорите знакомому: «вчера вел группу фрицев» и «показывал город группе абрамов». Что звучит посомнительнее?
Или вот есть греческие буквы альфа и омега. Это просто буквы. Но если будет официально принято называть жертв школьной травли «омежками», а их инициаторов – «альфачами», то первое будет звучать «нехорошо», а второе – абсолютно нормально. Не потому что буква альфа лучше буквы омега, а потому что быть жертвой хуже, чем быть агрессором. Не по моему мнению, а по общей негласной установке.
Вряд ли стройненькие девочки обижаются на «фитоняшек». А вот нестройненькие вряд ли радуются, когда их называют «толстушками», «пухлячками» или «жиробасинами». Наверно, дело в самих словах? Или нет?
Итак, что есть слова? Это означающие – то, что выражает значение. А то, значение чего они означают, называются означаемыми.
Так вот вопрос не в том, как означить умственно отсталых – старостильными «дебилами», «кретинами», «слабоумными», «идиотами», «имбецилами» или политкорректными «специальными детьми», «особенными детьми», «солнечными детьми» - означаемое от этого не изменится. Назовите их хоть «ангелами», хоть «гениями», хоть «красавцами» - через 20-30 лет эти слова будут названы сначала «двусмысленными», а потом и «оскорбительными». Не потому что сами слова неправильные, а потому что их значения вызывают негативные коннотации.
Но воевать со словами – это же так просто, правда? «Ты, Малышева, напомнила нам о том, что нам не нравятся эти дети? Ты просто чудовище!».
Мне возразят: «Но каково родителям таких детей слушать подобное? Им же тяжело!». Да, им тяжело – но не потому что слова такие или не такие. «Запретим слова – и им станет легче!»
Серьезно?
Что тут можно сказать? Человеческой глупости в этих вопросах, как обычно, нет пределов. Поговорим о данной ситуации в терминах семиотики.
Слово «дебил» происходит от латинского debilis – «слабый» и не означает ничего другого кроме, собственно, слабости и бессилия. Слово кретин является калькой французского слова cretin, которое означало «христианин». То есть оба слова, когда выбирались для медицинских терминов, являлись эвфемизмами, смягчениями. Как назвать умственно отсталого, думали французы? Назовем их христианами, чтобы другие христиане их не обижали и не чморили.
Но прошло время и эти нейтральные слова стали ругательными. Почему же? Наверно, сами слова какие-то некрасивые и ругательные? Да нет же, ёклмн.
Возьмем слово испанское debil или французское debile. Кажется ли кому-то неприятным слово devil – демон? Звучит-то похоже. Или вот cretin. Кажется ли кому-то ругательным французское слово crouton – «сухарик»? Или если вы поедете во французский город Кретей, будет ли это название резать вам слух?
Другие примеры. Возьмите несколько национальных прозвищ, являющихся сокращением от полного этнонима. Звучит ли как-то неприятно, «с расистским душком» именование «норг» (норвежец) или «русак» (русский)? «Вы сказали норг? Что это за нацистские выходки?», «Вы назвали меня русаком? Это же русофобия?» - не же, правда? А вот прозвище «азер», также не являющееся никаким ругательством, для некоторых звучит уже как-то «нехорошо». А «латинос»? Абсолютно нейтральное и легальное – но ведь возникают сомнения, правда? «А они не обидятся?».
Или обозначение национальности по распространенному имени: Почему Фриц или Иван в отношении немца и русского звучат не так же как Абрам или Ахмед в отношении еврея и турка? Вот вы экскурсовод – и говорите знакомому: «вчера вел группу фрицев» и «показывал город группе абрамов». Что звучит посомнительнее?
Или вот есть греческие буквы альфа и омега. Это просто буквы. Но если будет официально принято называть жертв школьной травли «омежками», а их инициаторов – «альфачами», то первое будет звучать «нехорошо», а второе – абсолютно нормально. Не потому что буква альфа лучше буквы омега, а потому что быть жертвой хуже, чем быть агрессором. Не по моему мнению, а по общей негласной установке.
Вряд ли стройненькие девочки обижаются на «фитоняшек». А вот нестройненькие вряд ли радуются, когда их называют «толстушками», «пухлячками» или «жиробасинами». Наверно, дело в самих словах? Или нет?
Итак, что есть слова? Это означающие – то, что выражает значение. А то, значение чего они означают, называются означаемыми.
Так вот вопрос не в том, как означить умственно отсталых – старостильными «дебилами», «кретинами», «слабоумными», «идиотами», «имбецилами» или политкорректными «специальными детьми», «особенными детьми», «солнечными детьми» - означаемое от этого не изменится. Назовите их хоть «ангелами», хоть «гениями», хоть «красавцами» - через 20-30 лет эти слова будут названы сначала «двусмысленными», а потом и «оскорбительными». Не потому что сами слова неправильные, а потому что их значения вызывают негативные коннотации.
Но воевать со словами – это же так просто, правда? «Ты, Малышева, напомнила нам о том, что нам не нравятся эти дети? Ты просто чудовище!».
Мне возразят: «Но каково родителям таких детей слушать подобное? Им же тяжело!». Да, им тяжело – но не потому что слова такие или не такие. «Запретим слова – и им станет легче!»
Серьезно?
Впандан. Несколько лет назад я со своей знакомой ехал в машине. Она что-то оживленно рассказывала и вдруг осеклась и зависла. Я увидел, что она удивленно всматривается в рекламный билборд. На нем был изображен строящийся дом и подпись: «Это так по-европейски!». Я спросил, что ее так удивило. Она облегченно засмеялась. Оказалось, она сначала прочитала надпись как «Это так по-еврейски!».
Сравним слоганы:
«Это так по-европейски!»
«Это так по-еврейски!»
Почему они так похожи по написанию, но так непохожи по ассоциациям? Наверно, дело в двух буквах.
Именно в них.
Сравним слоганы:
«Это так по-европейски!»
«Это так по-еврейски!»
Почему они так похожи по написанию, но так непохожи по ассоциациям? Наверно, дело в двух буквах.
Именно в них.
Философия с нуля (1)
ВОПРОС
"Здравствуйте, уважаемый админ-философ. С какой литературы посоветуете начать изучать философию, с нуля?
Мой вариант: начать следует с «Логика» Виноградов и «Психология» Теплов. Дальше перейти к «Истории философии», лично мне понравился чешский учебник 1991 года, издательства Мысль. После это взяться за «Введение в науку философии» Семёнов. И потом уже на основе этой базы начинать читать античных философов: Платон, Аристотель, Эпикур, Марк Аврелий итд. Потом философов нового времени: Гоббс, Локк, Спиноза итд. Потом Философов средневековья и философов Востока: Фома Аквинский, Данте, Макиавелли, Омар Хайям, Конфуций итд.
Потом современных философов: Ильенков, Славой Жижек, Деррида, Бодрийяр, Розанов итд.
И только в последнею очередь приступать к сложной для понимания философии 18-19 века: Кант, Гегель итд.
Ваш вариант?
С почтением, от читателя."
ОТВЕТ
Вопрос был приведен в полном виде, поскольку содержал перечисление имен и направлений.
Все зависит от Ваших целей. Если задача – получить удовольствие от чтения «умных» и хорошо пишущих авторов, то список будет один, а если речь идет о более-менее системном, последовательном изучении, то совсем другой. Ваш список находится где-то посредине, тяготея ко второму варианту.
Рассмотрим именно этот второй – предложу свою версию (она может со временем поменяться, так что прошу не воспринимать ее как полную и окончательную). Она ограничивается только Античностью – приводить дальнейший список считаю избыточным, поскольку для людей, интересующихся богословием, он будет один, а для более научно ориентированных – другой.
Вы начали с учебников. Ко всем указанным у меня имеются определенные претензии (кроме «Логики»). Однако если речь идет об изучении с нуля, я бы вообще посоветовал воздержаться от учебников и начинать прямо с философских текстов. Это почему-то многих пугает – «сначала надо подготовиться, подчитать». Не надо, полагаю. Ну, если человек не понимает, чем философия отличается от религии, культурологии и нумизматики, то можно для начала прочесть пару обзорных статеек – чисто для вката. Например, википедию (да-да, почему нет) и статью в энциклопедии. Потратить на это полчаса-час, а потом – в бой. Учебник, как бы он ним был хорош, все же является интерпретацией философии, а не ее бесстрастным изложением. Это же касается и предисловий к текстам философов – их лучше пропускать по двум причинам. Во-первых, они, чаще всего, зануднее позднего Канта, и пока их осилишь, читать тексты уже нет желания. Во-вторых, большинство доступных текстов последний раз издавались в советское время – а там в предисловии карла-марла и прочая дрянь.
Но. Если начали и оказалось сложнее, чем ожидалось, и хочется пропустить ранних авторов – читайте «Западную философию от истоков до наших дней» Реале и Антисери. Там 4 тома – но для начала достаточно первых 4 глав первого тома (до Платона – а Платона уже нужно читать самостоятельно).
ВОПРОС
"Здравствуйте, уважаемый админ-философ. С какой литературы посоветуете начать изучать философию, с нуля?
Мой вариант: начать следует с «Логика» Виноградов и «Психология» Теплов. Дальше перейти к «Истории философии», лично мне понравился чешский учебник 1991 года, издательства Мысль. После это взяться за «Введение в науку философии» Семёнов. И потом уже на основе этой базы начинать читать античных философов: Платон, Аристотель, Эпикур, Марк Аврелий итд. Потом философов нового времени: Гоббс, Локк, Спиноза итд. Потом Философов средневековья и философов Востока: Фома Аквинский, Данте, Макиавелли, Омар Хайям, Конфуций итд.
Потом современных философов: Ильенков, Славой Жижек, Деррида, Бодрийяр, Розанов итд.
И только в последнею очередь приступать к сложной для понимания философии 18-19 века: Кант, Гегель итд.
Ваш вариант?
С почтением, от читателя."
ОТВЕТ
Вопрос был приведен в полном виде, поскольку содержал перечисление имен и направлений.
Все зависит от Ваших целей. Если задача – получить удовольствие от чтения «умных» и хорошо пишущих авторов, то список будет один, а если речь идет о более-менее системном, последовательном изучении, то совсем другой. Ваш список находится где-то посредине, тяготея ко второму варианту.
Рассмотрим именно этот второй – предложу свою версию (она может со временем поменяться, так что прошу не воспринимать ее как полную и окончательную). Она ограничивается только Античностью – приводить дальнейший список считаю избыточным, поскольку для людей, интересующихся богословием, он будет один, а для более научно ориентированных – другой.
Вы начали с учебников. Ко всем указанным у меня имеются определенные претензии (кроме «Логики»). Однако если речь идет об изучении с нуля, я бы вообще посоветовал воздержаться от учебников и начинать прямо с философских текстов. Это почему-то многих пугает – «сначала надо подготовиться, подчитать». Не надо, полагаю. Ну, если человек не понимает, чем философия отличается от религии, культурологии и нумизматики, то можно для начала прочесть пару обзорных статеек – чисто для вката. Например, википедию (да-да, почему нет) и статью в энциклопедии. Потратить на это полчаса-час, а потом – в бой. Учебник, как бы он ним был хорош, все же является интерпретацией философии, а не ее бесстрастным изложением. Это же касается и предисловий к текстам философов – их лучше пропускать по двум причинам. Во-первых, они, чаще всего, зануднее позднего Канта, и пока их осилишь, читать тексты уже нет желания. Во-вторых, большинство доступных текстов последний раз издавались в советское время – а там в предисловии карла-марла и прочая дрянь.
Но. Если начали и оказалось сложнее, чем ожидалось, и хочется пропустить ранних авторов – читайте «Западную философию от истоков до наших дней» Реале и Антисери. Там 4 тома – но для начала достаточно первых 4 глав первого тома (до Платона – а Платона уже нужно читать самостоятельно).
Философия с нуля (2)
Последняя ремарка. Ниже дан список того, с чем обязательно нужно ознакомиться. То есть программа-минимум. Так, в него вошло лишь тринадцать диалогов Платона и лишь несколько текстов Аристотеля. Это не значит, ясно дело, что остальное читать не нужно. Читайте всё, обо всех и отовсюду – я же публикую самый минимум. Потому в список не вошли объективно важные и субъективно любимые мной авторы: Анаксагор, Эмпедокл, Демокрит, Диоген Синопский, Зенон-стоик, Лукреций Кар, Цицерон, Ямвлих, Юлиан Отступник, Дамаский и даже Прокл, не говоря уже о десятках великолепных вспомогательных работ по конкретным именам.
I. Начинать следует с досократиков. Это не очень популярное мнение (обычно советуют начинать с Платона), но, по личному опыту, так усвоение истории философии идет получше. Есть два хороших издания:
1. Фрагменты ранних греческих философов, М, 1989. – Начинайте прямо с Фалеса, с сотой страницы, без изучения представленных в начале теокосмогоний.
2. Маковельский. Досократики, Минск, 1999. – Там к каждому досократику идет большое предисловие. Их читать можно, поскольку книга не советская, а русская –написана в 1914 году. Но не обязательно.
Обязательно следует ознакомиться со следующими именами: Фалес, Анаксимандр, Анаксимен, Пифагор, Гераклит, Ксенофан, Парменид, Зенон.
II. Платон. Диалоги (от простых – к более сложным):
Апология Сократа, Евтифрон, Алкивиад I, Лахет, Хармид, Федон, Пир, Теэтет, Федр, Государство (6 и 7 книги), Тимей, Софист, Парменид (до 157b).
III. Аристотель. Вот тут беда невыразимая. Аристотель на русский переведен очень плохо, так что если читаете по-английски, лучше осилить на нем. Если читаете только по-русски, то делать нечего – скачайте 4х-томник издательства «Мысль» (1976-1983). Читать лучше в таком порядке:
Том 4. Никомахова этика. Большая этика. Политика.
Том 2. (тут логические сочинения, которые особенно ужасны на русском, так что не зависайте на них, но все же разберитесь, о чем они): Категории, Об истолковании, Топика, О софистических опровержениях, Аналитики.
Том 3. Физика.
Том 1. Метафизика. О душе.
IV. Эллинизм
Эпикур. Главные мысли, Эпикур приветствует Менекея.
Эпиктет. Желательно, конечно, прочесть все – но в качестве минимума подойдут тексты по изданию «Римские стоики» (М, 1995) в переводе Черткова.
Марк Аврелий. «Размышления» в переводе Гаврилова не такие гладкие и художественные, как «Наедине с собой» в переводе Роговина, но зато лучше, мне кажется, передают дух этого сочиненеия. Так что советую первый вариант (это разные названия одной и той же книги).
Плотин (в переводе Тараса Сидаша). Пятая и шестая эннеады (полностью), а также трактаты в такой последовательности: III.8, II.4, II.9, I.4, I.5, III.1, III.6, IV.7. Здесь римская цифра означает номер эннеады, а арабская – номер трактата.
На том первоначальное знакомство с античной философией можно приостановить (но не завершить, конечно). Далее, как уже было сказано, можно задержаться на христианской теологии, а можно сразу перейти к Возрождению. Для знакомства с нуля больше подходит второй вариант.
Напоследок еще раз скажу, что это не догма. Устали от жуткого перевода логических сочинений Аристотеля, завязли в позднем Платоне, захотелось мяска – перескакивайте хоть в 19й, хоть в 21й век. Не пошел какой-то автор – почитайте краткое содержание и идите дальше. Философия должна быть в кайф. Главное, не бросайте.
Последняя ремарка. Ниже дан список того, с чем обязательно нужно ознакомиться. То есть программа-минимум. Так, в него вошло лишь тринадцать диалогов Платона и лишь несколько текстов Аристотеля. Это не значит, ясно дело, что остальное читать не нужно. Читайте всё, обо всех и отовсюду – я же публикую самый минимум. Потому в список не вошли объективно важные и субъективно любимые мной авторы: Анаксагор, Эмпедокл, Демокрит, Диоген Синопский, Зенон-стоик, Лукреций Кар, Цицерон, Ямвлих, Юлиан Отступник, Дамаский и даже Прокл, не говоря уже о десятках великолепных вспомогательных работ по конкретным именам.
I. Начинать следует с досократиков. Это не очень популярное мнение (обычно советуют начинать с Платона), но, по личному опыту, так усвоение истории философии идет получше. Есть два хороших издания:
1. Фрагменты ранних греческих философов, М, 1989. – Начинайте прямо с Фалеса, с сотой страницы, без изучения представленных в начале теокосмогоний.
2. Маковельский. Досократики, Минск, 1999. – Там к каждому досократику идет большое предисловие. Их читать можно, поскольку книга не советская, а русская –написана в 1914 году. Но не обязательно.
Обязательно следует ознакомиться со следующими именами: Фалес, Анаксимандр, Анаксимен, Пифагор, Гераклит, Ксенофан, Парменид, Зенон.
II. Платон. Диалоги (от простых – к более сложным):
Апология Сократа, Евтифрон, Алкивиад I, Лахет, Хармид, Федон, Пир, Теэтет, Федр, Государство (6 и 7 книги), Тимей, Софист, Парменид (до 157b).
III. Аристотель. Вот тут беда невыразимая. Аристотель на русский переведен очень плохо, так что если читаете по-английски, лучше осилить на нем. Если читаете только по-русски, то делать нечего – скачайте 4х-томник издательства «Мысль» (1976-1983). Читать лучше в таком порядке:
Том 4. Никомахова этика. Большая этика. Политика.
Том 2. (тут логические сочинения, которые особенно ужасны на русском, так что не зависайте на них, но все же разберитесь, о чем они): Категории, Об истолковании, Топика, О софистических опровержениях, Аналитики.
Том 3. Физика.
Том 1. Метафизика. О душе.
IV. Эллинизм
Эпикур. Главные мысли, Эпикур приветствует Менекея.
Эпиктет. Желательно, конечно, прочесть все – но в качестве минимума подойдут тексты по изданию «Римские стоики» (М, 1995) в переводе Черткова.
Марк Аврелий. «Размышления» в переводе Гаврилова не такие гладкие и художественные, как «Наедине с собой» в переводе Роговина, но зато лучше, мне кажется, передают дух этого сочиненеия. Так что советую первый вариант (это разные названия одной и той же книги).
Плотин (в переводе Тараса Сидаша). Пятая и шестая эннеады (полностью), а также трактаты в такой последовательности: III.8, II.4, II.9, I.4, I.5, III.1, III.6, IV.7. Здесь римская цифра означает номер эннеады, а арабская – номер трактата.
На том первоначальное знакомство с античной философией можно приостановить (но не завершить, конечно). Далее, как уже было сказано, можно задержаться на христианской теологии, а можно сразу перейти к Возрождению. Для знакомства с нуля больше подходит второй вариант.
Напоследок еще раз скажу, что это не догма. Устали от жуткого перевода логических сочинений Аристотеля, завязли в позднем Платоне, захотелось мяска – перескакивайте хоть в 19й, хоть в 21й век. Не пошел какой-то автор – почитайте краткое содержание и идите дальше. Философия должна быть в кайф. Главное, не бросайте.