Разместил для патронов (ссылки – в описании канала) здоровенный текст (60 тысяч знаков, 20 листов А4) об исторических типах мировоззрения – мифологии, религии и философии. Он доступен для подписчиков двух высших уровней (250 и 500 рублей) в форматах docx и pdf. Там все, что вы хотели знать по этой теме – живо и с примерами.
Уже сейчас для патронов размещены 32 публикации – до конца месяца будет еще 5 штук. На всякий случай напомню о важном правиле Патреона: деньги списываются сначала в момент оформления подписки, а затем – каждое первое число нового месяца. Так что лучше становиться участником Патреона в начале месяца, а не сейчас. На Бусти списания идут раз в месяц в одно и то же число (например, 28 мая, 28 июня и т.д.). Так что прямо сейчас лучше оформляться на Бусти – либо, ежели вам более удобен Патреон, дождаться 2 июня.
Патроны-Метафизики Alexma, Ravil Bildanov, Sergey Donskoy, Иван Иванов, Алексей Деркачёв, Denis Evdokimov, Tanshe, Vladislav, Timofey Chernyshov, Быть, Александр, Иван, Дарья Москаленко – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Unrecorder, kapitanKukan, Иван Зотов, Евгений Бухиник и Рустам Кашапов – вам особое почтение и благодарность!
Ниже – выдержки из опубликованной работы.
<О мифологии>
<…> Почему мифы не учат добру? В ответе кроется ключ к мифологическому мышлению. Задача мифа не в том, чтобы рассказать, как надо, как хорошо, как правильно, а в том, чтобы рассказать, как было. Миф внеморален – также как учебник по физике. Нравятся нам атомы или фотоны – это для ученых неважно. Или учебник истории: нравится нам история или нет – ее надо знать. Задача авторов учебника – рассказать как на самом деле.
И миф имеет ту же функцию – объяснить реальность, а не приукрасить. Мифы, опять же, создавали древние люди – а их жизнь была не слишком хороша. Она, скажем откровенно, была отвратительна. Но если реальность ужасна, то почему рассказ о ней должен быть приукрашенным?
Но ведь богов, скажем мы, лучше изображать прекрасными – в пример нам. На земле жизнь может быть дурной, но хоть на небе-то должна быть справедливость! Надо хорошие мифы делать, чтобы воспитывать молодежь. Именно так, опять же, рассуждал Платон.
Но что неверно в этом призыве? То, что здесь мы делим все мироздание на небесное и земное – здесь так, а там так. А это черта какого типа мировоззрения – мифологического? Нет, религиозного.
Мифологическое мышление тем и отличается от религиозного, что не делит мир на божественный и человеческий, на земной и небесный, на вечный и временный, на добрый и злой. В мифологическом мировоззрении все слитно, все смешано. <…> То есть в мифологическом мышлении нет разделения на вещь и ее идею. Потому весь мир полон всяких живых существ – нимф, фавнов, кентавров, леших, домовых – все это часть ландшафта и быта. <…>
Посмотрим, как мифологическое мышление работает сегодня – чтобы у нас не сложилось ощущения, что миф как тип мировоззрения остался где-то в прошлом.
Приходим мы к пожилому родственнику. И в который уже раз видим у него какую-то дурацкую статуэтку. Она и выглядит паршиво, и стоит две копейки, и в интерьер не вписывается. И мы говорим: «Может, выкинем? Давай я другую куплю, красивую?». И в ответ мы можем услышать следующее: «Я не могу это выкинуть. Это дорогая для меня вещь, это память».
Смотрите. Где находится память? В статуэтке? Нет. Она находится в голове помнящего. В структуре вещи нет никакой памяти. Но вот что делает человек: он переносит субъективные переживания от вещи на нее саму. И ведь это не так происходит, что вещь нужна, чтобы вспоминать (как узелок на память): «Где же и с кем я был? О, статуэтка, точно – Румыния, 79й!». Ну нет же, правда… Вещь – не напоминание, она сама есть память. Это и есть мифологизация, то есть придание неживому свойств живого. Ведь это ж как бы всего лишь вещь. Но как бы нет. <…>
Уже сейчас для патронов размещены 32 публикации – до конца месяца будет еще 5 штук. На всякий случай напомню о важном правиле Патреона: деньги списываются сначала в момент оформления подписки, а затем – каждое первое число нового месяца. Так что лучше становиться участником Патреона в начале месяца, а не сейчас. На Бусти списания идут раз в месяц в одно и то же число (например, 28 мая, 28 июня и т.д.). Так что прямо сейчас лучше оформляться на Бусти – либо, ежели вам более удобен Патреон, дождаться 2 июня.
Патроны-Метафизики Alexma, Ravil Bildanov, Sergey Donskoy, Иван Иванов, Алексей Деркачёв, Denis Evdokimov, Tanshe, Vladislav, Timofey Chernyshov, Быть, Александр, Иван, Дарья Москаленко – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Unrecorder, kapitanKukan, Иван Зотов, Евгений Бухиник и Рустам Кашапов – вам особое почтение и благодарность!
Ниже – выдержки из опубликованной работы.
<О мифологии>
<…> Почему мифы не учат добру? В ответе кроется ключ к мифологическому мышлению. Задача мифа не в том, чтобы рассказать, как надо, как хорошо, как правильно, а в том, чтобы рассказать, как было. Миф внеморален – также как учебник по физике. Нравятся нам атомы или фотоны – это для ученых неважно. Или учебник истории: нравится нам история или нет – ее надо знать. Задача авторов учебника – рассказать как на самом деле.
И миф имеет ту же функцию – объяснить реальность, а не приукрасить. Мифы, опять же, создавали древние люди – а их жизнь была не слишком хороша. Она, скажем откровенно, была отвратительна. Но если реальность ужасна, то почему рассказ о ней должен быть приукрашенным?
Но ведь богов, скажем мы, лучше изображать прекрасными – в пример нам. На земле жизнь может быть дурной, но хоть на небе-то должна быть справедливость! Надо хорошие мифы делать, чтобы воспитывать молодежь. Именно так, опять же, рассуждал Платон.
Но что неверно в этом призыве? То, что здесь мы делим все мироздание на небесное и земное – здесь так, а там так. А это черта какого типа мировоззрения – мифологического? Нет, религиозного.
Мифологическое мышление тем и отличается от религиозного, что не делит мир на божественный и человеческий, на земной и небесный, на вечный и временный, на добрый и злой. В мифологическом мировоззрении все слитно, все смешано. <…> То есть в мифологическом мышлении нет разделения на вещь и ее идею. Потому весь мир полон всяких живых существ – нимф, фавнов, кентавров, леших, домовых – все это часть ландшафта и быта. <…>
Посмотрим, как мифологическое мышление работает сегодня – чтобы у нас не сложилось ощущения, что миф как тип мировоззрения остался где-то в прошлом.
Приходим мы к пожилому родственнику. И в который уже раз видим у него какую-то дурацкую статуэтку. Она и выглядит паршиво, и стоит две копейки, и в интерьер не вписывается. И мы говорим: «Может, выкинем? Давай я другую куплю, красивую?». И в ответ мы можем услышать следующее: «Я не могу это выкинуть. Это дорогая для меня вещь, это память».
Смотрите. Где находится память? В статуэтке? Нет. Она находится в голове помнящего. В структуре вещи нет никакой памяти. Но вот что делает человек: он переносит субъективные переживания от вещи на нее саму. И ведь это не так происходит, что вещь нужна, чтобы вспоминать (как узелок на память): «Где же и с кем я был? О, статуэтка, точно – Румыния, 79й!». Ну нет же, правда… Вещь – не напоминание, она сама есть память. Это и есть мифологизация, то есть придание неживому свойств живого. Ведь это ж как бы всего лишь вещь. Но как бы нет. <…>
<О религии>
<…> Возможна ли религия без откровения? Попытки создать религию «за письменным столом» предпринимались очень часто. Почти все крупнейшие философы вплоть до 19го века пытались доказать существование бога собственными размышлениями: Парменид, Гераклит, Платон, Аристотель, стоики, эпикурейцы, Декарт, Лейбниц, Гегель. И я вам скажу, что это были очень интересные попытки – их богословие было великолепно и очень логично. Они говорили о боге куда более логично, чем все известные нам религии.
Но. Никто в мире не верит в религию Гераклита или Декарта или Гегеля (точнее, в Гегеля верят, но не как в теолога). Потому что они – как честные философы – опирались именно на размышление, а не на откровение. То есть никто из них не говорил, что это, мол, мне бог продиктовал мои мысли – нет, они писали от себя и честно в этом сознавались. А верующим этой отсебятины совсем не надо. Не надо человеческого слова – нужно слово божие. <…>
Другой важный момент. В мире земном по определению действуют земные законы, естественные законы. И это было понятно еще в древности. Ставишь воду на огонь – она закипает. Отпускаешь камень – он падает вниз. Протыкаешь человека копьем – он умирает. Это естественные законы. Может, их когда-то установил бог, а может все сложилось само – но в любом случае здесь, в нашем существовании действуют природные закономерности, а не прямое действие бога.
Потому что ежели допустить, что каждое действие в мире происходит по воле бога – то это значит, мы живем в сверхъестественном мире. А где тогда живут боги? Вместе с нами? Может быть, но тогда это должно называться мифологией: все чудесно, все божественно, все волшебно. А религия – это не мифология. Очевидно, что законы природы есть, иначе бы разделение миров потеряло смысл.
Но. Могут ли они, естественные законы, нарушаться? Если не могут – то нет религии. Это принципиально важно понять: в религиозном мировоззрении законы природы обязательно есть, но обязательно, непременно, неизбежно должны нарушаться – хотя бы иногда. Если естественный закон незыблем – значит, природа не нуждается в боге, значит, она сильнее бога. <…>
<О философии>
<…> Я подчеркиваю рациональную основу философии, поскольку мифологическое и религиозное мышление в такой основе не слишком нуждаются – а потому это главное отличие философии как типа мировоззрения: опора на собственный (человеческий) свободный и автономный разум. Такой разум все подвергает сомнению, ничего не принимает на веру и не боится ставить перед собой и другими самые неприятные вопросы. Потому, кстати, в Средневековье философия не развивалась – потому что истина уже была известна – религиозная истина. А там, где истина уже определена заранее – там философу делать нечего.
А потому, собственно, философы во все времена считались людьми неприятными и даже опасными, ведь они отказывались верить в общепринятые истины и поклоняться общепринятым святыням. Это, кстати, нормально – никто не любит тех, кто задает трудные вопросы и ничему не верит на слово.
Но если бы не отыскивались люди, которые готовы были во всем сомневаться и предлагать новые решения, мы бы остались там, где и были несколько тысячелетий назад – мы бы топтались на месте или шли бы в обратную сторону. <…>
Потому – я сейчас буду выражаться несколько маркетинговыми терминами. История философии – это история успеха нашей цивилизации. Успеха через ошибки, странные гипотезы и даже катастрофы, но все же это история триумфа разума. История философии как история науки демонстрирует нам, как мы за кратчайших срок освободились от проклятой природной необходимости и пришли к свободе, знанию и материальному изобилию. <…>
<…> Возможна ли религия без откровения? Попытки создать религию «за письменным столом» предпринимались очень часто. Почти все крупнейшие философы вплоть до 19го века пытались доказать существование бога собственными размышлениями: Парменид, Гераклит, Платон, Аристотель, стоики, эпикурейцы, Декарт, Лейбниц, Гегель. И я вам скажу, что это были очень интересные попытки – их богословие было великолепно и очень логично. Они говорили о боге куда более логично, чем все известные нам религии.
Но. Никто в мире не верит в религию Гераклита или Декарта или Гегеля (точнее, в Гегеля верят, но не как в теолога). Потому что они – как честные философы – опирались именно на размышление, а не на откровение. То есть никто из них не говорил, что это, мол, мне бог продиктовал мои мысли – нет, они писали от себя и честно в этом сознавались. А верующим этой отсебятины совсем не надо. Не надо человеческого слова – нужно слово божие. <…>
Другой важный момент. В мире земном по определению действуют земные законы, естественные законы. И это было понятно еще в древности. Ставишь воду на огонь – она закипает. Отпускаешь камень – он падает вниз. Протыкаешь человека копьем – он умирает. Это естественные законы. Может, их когда-то установил бог, а может все сложилось само – но в любом случае здесь, в нашем существовании действуют природные закономерности, а не прямое действие бога.
Потому что ежели допустить, что каждое действие в мире происходит по воле бога – то это значит, мы живем в сверхъестественном мире. А где тогда живут боги? Вместе с нами? Может быть, но тогда это должно называться мифологией: все чудесно, все божественно, все волшебно. А религия – это не мифология. Очевидно, что законы природы есть, иначе бы разделение миров потеряло смысл.
Но. Могут ли они, естественные законы, нарушаться? Если не могут – то нет религии. Это принципиально важно понять: в религиозном мировоззрении законы природы обязательно есть, но обязательно, непременно, неизбежно должны нарушаться – хотя бы иногда. Если естественный закон незыблем – значит, природа не нуждается в боге, значит, она сильнее бога. <…>
<О философии>
<…> Я подчеркиваю рациональную основу философии, поскольку мифологическое и религиозное мышление в такой основе не слишком нуждаются – а потому это главное отличие философии как типа мировоззрения: опора на собственный (человеческий) свободный и автономный разум. Такой разум все подвергает сомнению, ничего не принимает на веру и не боится ставить перед собой и другими самые неприятные вопросы. Потому, кстати, в Средневековье философия не развивалась – потому что истина уже была известна – религиозная истина. А там, где истина уже определена заранее – там философу делать нечего.
А потому, собственно, философы во все времена считались людьми неприятными и даже опасными, ведь они отказывались верить в общепринятые истины и поклоняться общепринятым святыням. Это, кстати, нормально – никто не любит тех, кто задает трудные вопросы и ничему не верит на слово.
Но если бы не отыскивались люди, которые готовы были во всем сомневаться и предлагать новые решения, мы бы остались там, где и были несколько тысячелетий назад – мы бы топтались на месте или шли бы в обратную сторону. <…>
Потому – я сейчас буду выражаться несколько маркетинговыми терминами. История философии – это история успеха нашей цивилизации. Успеха через ошибки, странные гипотезы и даже катастрофы, но все же это история триумфа разума. История философии как история науки демонстрирует нам, как мы за кратчайших срок освободились от проклятой природной необходимости и пришли к свободе, знанию и материальному изобилию. <…>
Маргиналия к Чаадаеву
«Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное - это любовь к истине. Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества. Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знания, создает духовные наслаждения, приближает людей к Божеству. Не через родину, а через истину ведет путь на небо.»
П.Я. Чаадаев. «Апология сумасшедшего».
Этот фрагмент, где странным образом противопоставляется родина и истина, на самом деле вполне логичен: человек, подражая Сократу, писал в собственную защиту, настаивая на праве мыслителя предпочитать горькую правду сладкой лжи. Так что его мотивы понятны (хотя и нечисты) – но эта дихотомия родины и истины получила в отечественной мысли самостоятельную жизнь, а потому хочется сказать на этот счет несколько слов.
Для настоящего философа ответ на вопрос о том, что важнее, элементарен и самоочевиден. Родина или истина? Разумеется, родина бесконечно важнее. А тот, кто считает иначе, тот либо еще не понял, для чего нужна философия, либо понял, но тщательно это скрывает.
Философ – не бесплотный дух, парящий над пространством и временем, а представитель национальной интеллигенции, выразитель духа своего народа и его метафизический делегат. Благо Отечества есть высшая цель, а служение истине – важная, но подчиненная этой цели задача.
Возьмем Аристотеля:
«У варваров женщина и раб; занимают одно и то же положение, и объясняется это тем, что у них отсутствует элемент, предназначенный во природе своей к властвованию. У них бывает только одна форма общения — общение paбa и рабыни. Поэтому и говорит поэт: “Прилично властвовать над варварами грекам”; варвар и раб по природе своей понятия тожественные.» (Политика, I, 5).
Неужели кто-то из тех, кто с пафосом говорит о примате истины, думает, что Аристотель действительно считал, что греки по своей природе свободны, а все негреки – рабы? Что он и вправду не мог себе представить свободного по природе иноземца и несвободного по природе эллина? Так почему он написал этот откровенно шовинистический пассаж – да еще и в начале одного из главных своих произведений? Да потому, что объективная истина – ничто в сравнении с мечтой о греческом господстве.
Марк Аврелий писал:
«Также и кто лжет, перед тем же божеством нечестив. Потому что природа целого – это природа сущего, а сущее расположено ко всему, что действительно. А еще называют ее истиной, и она первопричина всего, что истинно. Так вот, кто по своей воле лжет, нечестив, поскольку, обманывая, творит несправедливость; а кто невольно - поскольку впадает в разлад с природой целого и не миролюбив, раз противоречит мировой природе – ведь противоречит самому же себе несомый против истины, потому что получил он от природы побуждения, но пренебрегши ими уж и не способен отличить ложное от истинного.»
Истина, нечестие лжецов, природа целого… Аврелий мог сколько угодно писать о человеколюбии и миролюбии, но это никак не мешало ему завоевывать германцев и казнить христиан, то есть расправляться с «врагами внешними и внутренними». Природа целого – это, конечно, прекрасно, но почти всю жизнь провести в наступательной войне – еще лучше.
«Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное - это любовь к истине. Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества. Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знания, создает духовные наслаждения, приближает людей к Божеству. Не через родину, а через истину ведет путь на небо.»
П.Я. Чаадаев. «Апология сумасшедшего».
Этот фрагмент, где странным образом противопоставляется родина и истина, на самом деле вполне логичен: человек, подражая Сократу, писал в собственную защиту, настаивая на праве мыслителя предпочитать горькую правду сладкой лжи. Так что его мотивы понятны (хотя и нечисты) – но эта дихотомия родины и истины получила в отечественной мысли самостоятельную жизнь, а потому хочется сказать на этот счет несколько слов.
Для настоящего философа ответ на вопрос о том, что важнее, элементарен и самоочевиден. Родина или истина? Разумеется, родина бесконечно важнее. А тот, кто считает иначе, тот либо еще не понял, для чего нужна философия, либо понял, но тщательно это скрывает.
Философ – не бесплотный дух, парящий над пространством и временем, а представитель национальной интеллигенции, выразитель духа своего народа и его метафизический делегат. Благо Отечества есть высшая цель, а служение истине – важная, но подчиненная этой цели задача.
Возьмем Аристотеля:
«У варваров женщина и раб; занимают одно и то же положение, и объясняется это тем, что у них отсутствует элемент, предназначенный во природе своей к властвованию. У них бывает только одна форма общения — общение paбa и рабыни. Поэтому и говорит поэт: “Прилично властвовать над варварами грекам”; варвар и раб по природе своей понятия тожественные.» (Политика, I, 5).
Неужели кто-то из тех, кто с пафосом говорит о примате истины, думает, что Аристотель действительно считал, что греки по своей природе свободны, а все негреки – рабы? Что он и вправду не мог себе представить свободного по природе иноземца и несвободного по природе эллина? Так почему он написал этот откровенно шовинистический пассаж – да еще и в начале одного из главных своих произведений? Да потому, что объективная истина – ничто в сравнении с мечтой о греческом господстве.
Марк Аврелий писал:
«Также и кто лжет, перед тем же божеством нечестив. Потому что природа целого – это природа сущего, а сущее расположено ко всему, что действительно. А еще называют ее истиной, и она первопричина всего, что истинно. Так вот, кто по своей воле лжет, нечестив, поскольку, обманывая, творит несправедливость; а кто невольно - поскольку впадает в разлад с природой целого и не миролюбив, раз противоречит мировой природе – ведь противоречит самому же себе несомый против истины, потому что получил он от природы побуждения, но пренебрегши ими уж и не способен отличить ложное от истинного.»
Истина, нечестие лжецов, природа целого… Аврелий мог сколько угодно писать о человеколюбии и миролюбии, но это никак не мешало ему завоевывать германцев и казнить христиан, то есть расправляться с «врагами внешними и внутренними». Природа целого – это, конечно, прекрасно, но почти всю жизнь провести в наступательной войне – еще лучше.
Ради чего Макиавелли расписывал свои циничные рассуждения о власти (от которых до сих пор немного берет оторопь)? Наверно, потому что сам был в душе злодеем и мизантропом. Или нет. Вспомним, чем заканчивается «Государь», каким страстным призывом:
«Италия же, теряя последние силы, ожидает того, кто исцелит ей раны, спасет от разграбления Ломбардию, от поборов – Неаполитанское королевство и Тоскану, кто уврачует ее гноящиеся язвы. Как молит она Бога о ниспослании ей того, кто избавит ее от жестокости и насилия варваров! Как полна она рвения и готовности стать под общее знамя, если бы только нашлось, кому его понести!
И самые большие надежды возлагает она ныне на ваш славный дом, каковой, благодаря доблести и милости судьбы, покровительству Бога и Церкви, глава коей принадлежит к вашему дому, мог бы принять на себя дело освобождения Италии.»
Сколько боли, сколько отчаяния, сколько надежды! Макиавелли как бы говорит своему адресату Лоренцо деи Медичи: «Правь как хочешь, репрессируй кого желаешь, обманывай сколько влезет – но дай мне, милый государь, мое Отечество». Притом, заметьте – то отечество, которого еще нет. Никакой Италии тогда не существовало – и не будет существовать еще несколько веков. Но Макиавелли говорит об Италии (которой нет) как о реальности. Так интеллектуал создает нацию и государство – они обретают существование в его мыслях, а затем мечта вочеловечивается в земное отечество.
Или «Левиафан» Гоббса – государство-зверь, в котором каждая чешуйка (то есть каждый подданый) служит сохранности целого. А почему он выбрал именно Левиафана – морское чудовище? Да потому, что он англичанин – и писал свои произведения не ради абстрактного принципа государственности, а ради блага своей родины.
Ну и возьмем самого абстрактного мыслителя всех времен и народов – Гегеля. Ну уж у него-то Абсолютный Дух объективен, бесконечен, вечен, а все конечное вторично. Но что у него получается в сумме: дух как ничто-бытие, как идея-в-себе, пускается в становление, делаясь пространством и временем, материей и движением, звездами и планетами, животными и растениями, природой и культурой, народами и религиями, искусством и моралью – воплощаясь во все живое и неживое, во все малое и великое, во все низменное и возвышенное, что есть, было и будет. И весь этот процесс самодвижения и самопознания все-бога – от атомов до сего дня – своим апогея достигает в… немецком государстве Пруссия. Вот для чего, оказывается, была вся история всего – ради того, чтобы была Германия. Та страна, которую Гегель не застал (он умер в 1831 году, за 40 лет до появления Германской империи, образовавшейся как раз – странное совпадение – вокруг Пруссии ) – но ради этого-то он и работал.
Про его предшественника и вдохновителя – немецкого националиста Фихте – уже молчим. Тут важно понять, какой цели служат их философские системы: легитимизировать будущее национальное государство через бога, историю и культуру.
Искренни ли были все эти философы? Да, они были искренни в том, что касалось любви к отечеству. А истина – это, знаете ли, вишенке на торте. Рассуждать об истине и бороться за нее можно и нужно – но для начала нужно, чтобы было где этим заниматься. Было бы Отечество, а уж об истине мы договоримся. По-домашнему.
Русским философам следует это понять, принять и воплотить. Иначе на кой черт нужна вся эта философия?
«Италия же, теряя последние силы, ожидает того, кто исцелит ей раны, спасет от разграбления Ломбардию, от поборов – Неаполитанское королевство и Тоскану, кто уврачует ее гноящиеся язвы. Как молит она Бога о ниспослании ей того, кто избавит ее от жестокости и насилия варваров! Как полна она рвения и готовности стать под общее знамя, если бы только нашлось, кому его понести!
И самые большие надежды возлагает она ныне на ваш славный дом, каковой, благодаря доблести и милости судьбы, покровительству Бога и Церкви, глава коей принадлежит к вашему дому, мог бы принять на себя дело освобождения Италии.»
Сколько боли, сколько отчаяния, сколько надежды! Макиавелли как бы говорит своему адресату Лоренцо деи Медичи: «Правь как хочешь, репрессируй кого желаешь, обманывай сколько влезет – но дай мне, милый государь, мое Отечество». Притом, заметьте – то отечество, которого еще нет. Никакой Италии тогда не существовало – и не будет существовать еще несколько веков. Но Макиавелли говорит об Италии (которой нет) как о реальности. Так интеллектуал создает нацию и государство – они обретают существование в его мыслях, а затем мечта вочеловечивается в земное отечество.
Или «Левиафан» Гоббса – государство-зверь, в котором каждая чешуйка (то есть каждый подданый) служит сохранности целого. А почему он выбрал именно Левиафана – морское чудовище? Да потому, что он англичанин – и писал свои произведения не ради абстрактного принципа государственности, а ради блага своей родины.
Ну и возьмем самого абстрактного мыслителя всех времен и народов – Гегеля. Ну уж у него-то Абсолютный Дух объективен, бесконечен, вечен, а все конечное вторично. Но что у него получается в сумме: дух как ничто-бытие, как идея-в-себе, пускается в становление, делаясь пространством и временем, материей и движением, звездами и планетами, животными и растениями, природой и культурой, народами и религиями, искусством и моралью – воплощаясь во все живое и неживое, во все малое и великое, во все низменное и возвышенное, что есть, было и будет. И весь этот процесс самодвижения и самопознания все-бога – от атомов до сего дня – своим апогея достигает в… немецком государстве Пруссия. Вот для чего, оказывается, была вся история всего – ради того, чтобы была Германия. Та страна, которую Гегель не застал (он умер в 1831 году, за 40 лет до появления Германской империи, образовавшейся как раз – странное совпадение – вокруг Пруссии ) – но ради этого-то он и работал.
Про его предшественника и вдохновителя – немецкого националиста Фихте – уже молчим. Тут важно понять, какой цели служат их философские системы: легитимизировать будущее национальное государство через бога, историю и культуру.
Искренни ли были все эти философы? Да, они были искренни в том, что касалось любви к отечеству. А истина – это, знаете ли, вишенке на торте. Рассуждать об истине и бороться за нее можно и нужно – но для начала нужно, чтобы было где этим заниматься. Было бы Отечество, а уж об истине мы договоримся. По-домашнему.
Русским философам следует это понять, принять и воплотить. Иначе на кой черт нужна вся эта философия?
Дорогие подписчики!
Мои страницы на Бусти и Патреоне активны всего 5 недель, но за это время там появилось уже более 40 текстов – из них здесь полностью опубликованы только 4. Подписка дает возможность читать и старые, и новые материалы, поскольку действует не на тексты, а на период их прочтения. Вновь призываю вас оформить подписку – и помимо старых каждый день читать новые опусы.
Ниже перечислено только то, что не публиковалось в «Тетрадях»:
1. Очерки:
- О шопоголизме (как мы путаем вещи и эмоции от обладания ими)
- О Лине-богослове (как пифагорейцы в течение многих веков занимались не очень хорошими вещами)
- Первый маркер пропаганды (как определить пропаганду по чисто формальному признаку)
- «Внезапная любовь» (о том, что любовь не приходит ниоткуда, и как не влюбляться в тех, кто нам не нужен)
- Об одежде и наготе (продолжение «Внезапной любви»: о мужских фетишах и о том, почему люди не влюбляются на пляжах)
- О самооправдании (о различении нашей сущности, наших поступков и последствий наших поступков – а также о нежелании отпустить прошлое)
- Минус на минус (Иисус, Иоанн, докеты, несториане, дуалисты, монисты, олимпийцы, дионисийцы и прочие)
- О нравственном разложении (об Аристофане, Катоне и о том, как консерваторы и прогрессисты со временем меняются местами)
- О политиках (чем политики принципиально отличаются от остальных людей, и почему к ним неприменимы обывательские оценки)
- Аристократия и меритократия (о подобии аристократии и мафии, связи патриотизма и собственности, а также кодексе чести)
2. Маргиналии (цитата с моим комментарием):
- к В.Г. Сорокину (немного духовной автобиографии: о пантеизме и эмпиризме)
- к Гегесиппу (об античном натурализме, распаде культуре по мере ее развития и невозможности глобализации)
- к Ортеге-и-Гассету (о том, что в искусстве форма не может заменить содержание)
- к Ницше (об эволюционных корнях добродетели как лучших аргументах в ее пользу)
- к Сунь-цзы (про сущность Америки, добрых европейцев, английскую королеву, НАТО и KFC)
- к Аристотелю (о трех минусах опыта перед знанием и практики перед теорией)
- к Апулею (о том, как советское викторианство испохабило античную похабщину)
- к Кьеркегору (о том, как уничтожить любой замысел, увлекшись его оформлением)
- к иеромонаху Роману (о диалектике морального идеализма и морального релятивизма)
- к Эдмунду Бёрку (банальные, но актуальные мысли о том, что свобода сама по себе ни хороша, ни дурна)
- к Теофрасту (о самом поверхностном произведении античной мысли)
- к Гуссерлю (об авторе, ценность которого мне непонятна)
- к А.Ф. Лосеву (о том, как снабдить понятный греческий текст непонятным русским комментарием)
- к Д.И. Хармсу (о соотношении души и тела и вопросах уголовного законодательства)
- к Генону (о бредологии «интегрального традиционализма»)
3. Лонгриды:
- Об именовании и оценивании (о том, как хороший словарный запас может продлить нам жизнь, а также о том, чем плоха «безоценочность суждений»)
- Тупик альтруизма (о противоречиях альтруизма и двух способах их разрешения)
4. Пять выпусков «Белого шума» – рубрики, в которую попадают по 5 случайных мыслей.
5. Рецензии:
- От платоновской школы к школьному платонизму (на книгу Ю.А. Шичалина «История античного платонизма»)
- Постирония даосского вампиризма (на книгу А.К. Секацкого «Странствия постороннего»)
6. Цензуры (пристрастный разбор) стихотворений Бродского, Северянина и «Сплинов» с полезными советами для поэтов и интересующихся поэзией
7. Большая эксклюзивная работа о трех исторических типах мировоззрения
Большинство текстов доступны и для базового уровня подписки. Те, что покрупнее – для более высоких. Комментирование доступно всем. Жду вас, друзья.
Патроны-Метафизики Tanshe, Дарья Москаленко, Ravil Bildanov, Timofey Chernyshov, Иван, Быть, Gaming Score, Vladislav, Константин Викторов, Sergey Donskoy, Иван Иванов, Алексей Деркачёв, Александр Черевков – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Рустам Кашапов, Иван Зотов, Unrecorder, kapitanKukan и Евгений Бухиник – вам особое почтение и благодарность!
Мои страницы на Бусти и Патреоне активны всего 5 недель, но за это время там появилось уже более 40 текстов – из них здесь полностью опубликованы только 4. Подписка дает возможность читать и старые, и новые материалы, поскольку действует не на тексты, а на период их прочтения. Вновь призываю вас оформить подписку – и помимо старых каждый день читать новые опусы.
Ниже перечислено только то, что не публиковалось в «Тетрадях»:
1. Очерки:
- О шопоголизме (как мы путаем вещи и эмоции от обладания ими)
- О Лине-богослове (как пифагорейцы в течение многих веков занимались не очень хорошими вещами)
- Первый маркер пропаганды (как определить пропаганду по чисто формальному признаку)
- «Внезапная любовь» (о том, что любовь не приходит ниоткуда, и как не влюбляться в тех, кто нам не нужен)
- Об одежде и наготе (продолжение «Внезапной любви»: о мужских фетишах и о том, почему люди не влюбляются на пляжах)
- О самооправдании (о различении нашей сущности, наших поступков и последствий наших поступков – а также о нежелании отпустить прошлое)
- Минус на минус (Иисус, Иоанн, докеты, несториане, дуалисты, монисты, олимпийцы, дионисийцы и прочие)
- О нравственном разложении (об Аристофане, Катоне и о том, как консерваторы и прогрессисты со временем меняются местами)
- О политиках (чем политики принципиально отличаются от остальных людей, и почему к ним неприменимы обывательские оценки)
- Аристократия и меритократия (о подобии аристократии и мафии, связи патриотизма и собственности, а также кодексе чести)
2. Маргиналии (цитата с моим комментарием):
- к В.Г. Сорокину (немного духовной автобиографии: о пантеизме и эмпиризме)
- к Гегесиппу (об античном натурализме, распаде культуре по мере ее развития и невозможности глобализации)
- к Ортеге-и-Гассету (о том, что в искусстве форма не может заменить содержание)
- к Ницше (об эволюционных корнях добродетели как лучших аргументах в ее пользу)
- к Сунь-цзы (про сущность Америки, добрых европейцев, английскую королеву, НАТО и KFC)
- к Аристотелю (о трех минусах опыта перед знанием и практики перед теорией)
- к Апулею (о том, как советское викторианство испохабило античную похабщину)
- к Кьеркегору (о том, как уничтожить любой замысел, увлекшись его оформлением)
- к иеромонаху Роману (о диалектике морального идеализма и морального релятивизма)
- к Эдмунду Бёрку (банальные, но актуальные мысли о том, что свобода сама по себе ни хороша, ни дурна)
- к Теофрасту (о самом поверхностном произведении античной мысли)
- к Гуссерлю (об авторе, ценность которого мне непонятна)
- к А.Ф. Лосеву (о том, как снабдить понятный греческий текст непонятным русским комментарием)
- к Д.И. Хармсу (о соотношении души и тела и вопросах уголовного законодательства)
- к Генону (о бредологии «интегрального традиционализма»)
3. Лонгриды:
- Об именовании и оценивании (о том, как хороший словарный запас может продлить нам жизнь, а также о том, чем плоха «безоценочность суждений»)
- Тупик альтруизма (о противоречиях альтруизма и двух способах их разрешения)
4. Пять выпусков «Белого шума» – рубрики, в которую попадают по 5 случайных мыслей.
5. Рецензии:
- От платоновской школы к школьному платонизму (на книгу Ю.А. Шичалина «История античного платонизма»)
- Постирония даосского вампиризма (на книгу А.К. Секацкого «Странствия постороннего»)
6. Цензуры (пристрастный разбор) стихотворений Бродского, Северянина и «Сплинов» с полезными советами для поэтов и интересующихся поэзией
7. Большая эксклюзивная работа о трех исторических типах мировоззрения
Большинство текстов доступны и для базового уровня подписки. Те, что покрупнее – для более высоких. Комментирование доступно всем. Жду вас, друзья.
Патроны-Метафизики Tanshe, Дарья Москаленко, Ravil Bildanov, Timofey Chernyshov, Иван, Быть, Gaming Score, Vladislav, Константин Викторов, Sergey Donskoy, Иван Иванов, Алексей Деркачёв, Александр Черевков – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Рустам Кашапов, Иван Зотов, Unrecorder, kapitanKukan и Евгений Бухиник – вам особое почтение и благодарность!
boosty.to
Banned - exclusive content on Boosty
Exclusive content from Banned, subscribe and be the first to access!
О конспирологии
Неверие в заговоры – это чисто метафизическая установка, противоречащая наблюдаемым фактам. Вся история человечества – это история успешных и провальных заговоров, притом самые известные из них все изучали еще в школе. Да что там «история человечества» – даже в животном мире есть место конспирологии.
Как-то раз наткнулся на фильм о жизни обезьян – названия не знаю, а потому, к сожалению, не могу дать корректную ссылку. Там демонстрировался следующий сюжет: молодые самцы выгнали из стаи пожилого альфача, сильно его помяв – он не имел возможности вернуться на прежние позиции, но поселился неподалеку. Несколько недель он приходил в себя и постоянно смотрел в сторону бывших владений грустными обезьяньими глазами.
Старый вожак не смирился с поражением – он придумал хитрую стратегию: добывал бананы и втайне подкармливал ими омежек. А также чесал им спинки. Вербовал как мог. Авторы фильма смогли заснять, как ведомые старым реваншистом группа бывших аутсайдеров вышла из леса (или что там у них в Африке?) и прогнала конкурентов. В финале фильма показали, что вожак вновь спарился с самкой. Другие заговорщики тоже не остались внакладе - они заняли высокие места в стайной иерархии.
Вот он – самый настоящий заговор. «Но это же животные – а вот люди на такое не способны, а кто верит в обратное, тот болен на голову!». Надо понимать, что с отрицателями конспирологии нет никакого смысла вести диалог – ведь это люди, не признающие за хомо сапиенсами способности планировать свои действия и молчать об этом. До какой степени нужно не понимать сущность человеческого рода, чтобы отрицать такую способность? У Константина Крылова есть на этот счет замечательная заметка:
«Когда вы сталкиваетесь со словом "заговор" в каком-либо контексте (будь то очередная "теория заговора" или её "критика"), советую мысленно заменять слово "заговор" на слова "масштабная организационная деятельность". После чего проверяйте, остались ли изучаемые вами теории или их критика чем-то осмысленным или нет.
Ну вот несколько примеров (из первой подвернувшейся статейки):
"Вера в возможности масштабной организационной деятельности основана на мировоззренческих установках человека, переубедить несчастного рациональными средствами практически невозможно."
"В масштабную организационную деятельность верят также те, у кого сильнее выражен страх смерти."»
Но на самом деле не все так просто. Заметим, что антиконспирологи не вполне отрицают способность людей к негласной согласованной деятельности. В уже свершившиеся заговоры они вполне верят – ведь те стали явными. Например, никто из этой публики не будет спорить, что убийство Павла I или пакт Молотова-Риббентропа являлись заговорами (кстати, советско-нацистский был вполне себе мировым). Неверие в заговоры распространяется только на современные теории. «Мировое правительство, хаааа!». Спрашиваешь (не потому, что настаиваешь на его существовании, а просто ради чистоты эксперимента), а Совбез ООН и G7 – это что? Сначала идет ответ, что это, мол, официальные организации – причем тут заговоры? Вот тут нужно зафиксировать голосом, что отвечающий сам признал серьезное влияние этих структур на весь мир. И тут начинаются увертки – мол, конспирологи говорят не просто о мировом правительстве, но о «тайном масонском мировом правительстве, хаааа!». Докажешь существование и влиятельность масонов – начнутся новые выверты. И так до бесконечности.
Неверие в заговоры – это чисто метафизическая установка, противоречащая наблюдаемым фактам. Вся история человечества – это история успешных и провальных заговоров, притом самые известные из них все изучали еще в школе. Да что там «история человечества» – даже в животном мире есть место конспирологии.
Как-то раз наткнулся на фильм о жизни обезьян – названия не знаю, а потому, к сожалению, не могу дать корректную ссылку. Там демонстрировался следующий сюжет: молодые самцы выгнали из стаи пожилого альфача, сильно его помяв – он не имел возможности вернуться на прежние позиции, но поселился неподалеку. Несколько недель он приходил в себя и постоянно смотрел в сторону бывших владений грустными обезьяньими глазами.
Старый вожак не смирился с поражением – он придумал хитрую стратегию: добывал бананы и втайне подкармливал ими омежек. А также чесал им спинки. Вербовал как мог. Авторы фильма смогли заснять, как ведомые старым реваншистом группа бывших аутсайдеров вышла из леса (или что там у них в Африке?) и прогнала конкурентов. В финале фильма показали, что вожак вновь спарился с самкой. Другие заговорщики тоже не остались внакладе - они заняли высокие места в стайной иерархии.
Вот он – самый настоящий заговор. «Но это же животные – а вот люди на такое не способны, а кто верит в обратное, тот болен на голову!». Надо понимать, что с отрицателями конспирологии нет никакого смысла вести диалог – ведь это люди, не признающие за хомо сапиенсами способности планировать свои действия и молчать об этом. До какой степени нужно не понимать сущность человеческого рода, чтобы отрицать такую способность? У Константина Крылова есть на этот счет замечательная заметка:
«Когда вы сталкиваетесь со словом "заговор" в каком-либо контексте (будь то очередная "теория заговора" или её "критика"), советую мысленно заменять слово "заговор" на слова "масштабная организационная деятельность". После чего проверяйте, остались ли изучаемые вами теории или их критика чем-то осмысленным или нет.
Ну вот несколько примеров (из первой подвернувшейся статейки):
"Вера в возможности масштабной организационной деятельности основана на мировоззренческих установках человека, переубедить несчастного рациональными средствами практически невозможно."
"В масштабную организационную деятельность верят также те, у кого сильнее выражен страх смерти."»
Но на самом деле не все так просто. Заметим, что антиконспирологи не вполне отрицают способность людей к негласной согласованной деятельности. В уже свершившиеся заговоры они вполне верят – ведь те стали явными. Например, никто из этой публики не будет спорить, что убийство Павла I или пакт Молотова-Риббентропа являлись заговорами (кстати, советско-нацистский был вполне себе мировым). Неверие в заговоры распространяется только на современные теории. «Мировое правительство, хаааа!». Спрашиваешь (не потому, что настаиваешь на его существовании, а просто ради чистоты эксперимента), а Совбез ООН и G7 – это что? Сначала идет ответ, что это, мол, официальные организации – причем тут заговоры? Вот тут нужно зафиксировать голосом, что отвечающий сам признал серьезное влияние этих структур на весь мир. И тут начинаются увертки – мол, конспирологи говорят не просто о мировом правительстве, но о «тайном масонском мировом правительстве, хаааа!». Докажешь существование и влиятельность масонов – начнутся новые выверты. И так до бесконечности.
Вспомнил случай. Лет пятнадцать назад я заметил одной знакомой, что в американских фильмах белые все время дружат с черными – даже если фильм посвящен Древнему Риму. Она сказала мне, что у меня воспаленное воображение на почве правых взглядов, а положительно окрашенные межрасовые отношения в кино случайны. Прошло несколько лет, и я нашел подтверждение тому, что это не совпадение, а официальная политика вашингтонского обкома (это было и раньше известно – просто и я не знал, и она не знала). При случае напомнил ей про тот разговор. Сначала она его «не могла вспомнить». Потом «вспомнить» пришлось, правда, в уклончивых выражениях типа «ну, о чем-то таком говорили, возможно». Когда я озвучил тот факт, который она в свое время отрицала, ответ был прекрасен (хотя и типичен): «Ну так значит это в открытую делается, в чем заговор?». Проще зайца в поле лопатой убить, чем заставить противника теорий заговора признать свою неправоту.
Но и тут нужно внести поправку: антиконспирологов отличает одна важная черта – они доверяют начальству. Если начальство признает заговор (например, обвиняет русских хакеров во влиянии на американские выборы или Трампа в тайном сговоре с Россией), то они ничтоже сумняшеся принимают его на веру. Ведь это так приятно – быть солидарным с начальством: оно ж такое большое, сильное и теплое. И если отнять у них веру во власть – им станет одиноко и холодно. А вот какую власть они себе выберут – местную или забугорную, правящую или оппозиционную – неважно. Любимая ими власть заговоры не плетет – нет. Ведь заговор – это что-то плохое, а тайная деятельность власти – не заговорщицкая, а просто «непубличная» и «в интересах национальной безопасности». Проще говоря, «это другое». Все как обычно: у них шпионы, а у нас разведчики, они фашисты, а мы патриоты и все такое.
В общем, антиконспирологи – это отнюдь не те, кто вообще не признает заговоры, а те, кто отказывается подвергать сомнению линию партии и правительства. Ведь иначе придется думать самим, а это для такой публики чересчур хлопотно.
Но и тут нужно внести поправку: антиконспирологов отличает одна важная черта – они доверяют начальству. Если начальство признает заговор (например, обвиняет русских хакеров во влиянии на американские выборы или Трампа в тайном сговоре с Россией), то они ничтоже сумняшеся принимают его на веру. Ведь это так приятно – быть солидарным с начальством: оно ж такое большое, сильное и теплое. И если отнять у них веру во власть – им станет одиноко и холодно. А вот какую власть они себе выберут – местную или забугорную, правящую или оппозиционную – неважно. Любимая ими власть заговоры не плетет – нет. Ведь заговор – это что-то плохое, а тайная деятельность власти – не заговорщицкая, а просто «непубличная» и «в интересах национальной безопасности». Проще говоря, «это другое». Все как обычно: у них шпионы, а у нас разведчики, они фашисты, а мы патриоты и все такое.
В общем, антиконспирологи – это отнюдь не те, кто вообще не признает заговоры, а те, кто отказывается подвергать сомнению линию партии и правительства. Ведь иначе придется думать самим, а это для такой публики чересчур хлопотно.
В пятницу опубликовал для патронов важный текст «О сознании и самосознании». Убежден, что для многих еще не оформивших подписку он может оказаться весьма полезным – потому помещаю его в открытый доступ.
Повторю, что читать подобную годноту вы можете ежедневно, если пройдете по ссылкам в описании канала. Вашему вниманию на сегодняшний день представлен 51 текст, к которым уже есть доступ у патронов. Им я вновь бью поклоны:
Метафизики Арсений Рыбченко, Constantine Kosmynin, Дарья Москаленко, Иван Иванов, Sergey Donskoy, Gaming Score, Александр Черевков, Alexma Tanshe, Иван, Константин Викторов, Алексей Деркачёв, Быть, Ravil Bildanov, Timofey Chernyshov, Vladislav – большое спасибо за подписку!
Теурги Иван Зотов, kapitanKukan, Unrecorder, Рустам Кашапов и Евгений Бухиник – вам особое почтение и благодарность!
-----
Главным парадоксом человеческого сознания (то есть того, что, собственно и называется Я) является то, что оно само по себе не имеет никакого содержания. Все содержание сознания не является им самим, а представляет собой нечто постороннее (внешний опыт). Потому нельзя не признать правоту Канта, который считал, что наши познавательные способности априорно (доопытно) обладают только формами, то есть только инструментами, с помощью которых мы обрабатываем внешнее содержание. Проще говоря, то, как мы сознаем, является встроенным механизмом, но все то, что мы сознаем, приходит извне.
Это относится не только к внешнему миру, но и к саморефлексии. Мыслящее Я обычно воспринимает себя не отдельно от человеческой личности, являющейся ее носителем, а как нечто целое. Мол, наше Я – не просто набор программ обработки данных, а именно что личность, именно что человек – с антропометрией, характером, эмоциональностью, убеждениями и всем прочим. То есть сознание – это (почти) всегда самосознание. Некоторым исключением (когда Я опосредуется от личности) являются моменты решения интеллектуальных задач – оперируя чистыми сущностями (числами и понятиями), мы превращаемся в чистое мышление и как бы становимся бесплотными, превращаемся в «чистый разум»: вспомните моменты, когда вы вдруг понимали, ухватывали смысл какой-то формулы или абстрактного термина – это как раз он – (плюс-минус) чистый разум. Но вне этих редких моментов Я неотрывно от личности – «меня зовут так-то, мне столько-то лет».
Все вышесказанное – тысячу раз обмусоленные банальности, отдающие слащавым псевдо-экзистенциализмом и резонерством с налетом поверхностно понятого кантианства. Цель этого очерка – не пересказать классиков, а сказать кое-что важное (хотя и не новое) о психологии, ибо сказать очередную высокопарную глупость о сущности нашего существования – это последнее, что я хотел бы сделать (хотя, возможно, это я и сделаю).
Мой тейк заключается в следующем. То, что мы называем собой, состоит из нескольких элементов (или групп элементов). Во-первых, из сознания-мышления, из логоса. Во-вторых, из телесно-эмоциональной природы – того, античные греки называли патос (παθος) – то, что пассивно претерпевает внешние воздействия. Когда я пишу, это я пишу, а когда я старею – это не я старею, а время действует на меня, а я только пассивно претерпеваю чужое действие. И эти две части образуют самосознание, личность.
Почему это важно и что в этом особенно любопытно? Тот, кто хоть раз был вынужден задуматься о том, что он такое (именно вынуждено, обычно в форме «почему я, мать-перемать, такой; что, етить-колотить, со мной не так?!»), тому следует отдавать себе отчет в том, что личность двуедина. Притом логос (Я-разум) бессодержателен (содержание приходит из опыта), а патос внеразумен. И самосознание – это отображение внеразумного в бессодержательном. И только когда мы осознаем зазор между этими двумя природами – мы можем себя преобразовать.
Повторю, что читать подобную годноту вы можете ежедневно, если пройдете по ссылкам в описании канала. Вашему вниманию на сегодняшний день представлен 51 текст, к которым уже есть доступ у патронов. Им я вновь бью поклоны:
Метафизики Арсений Рыбченко, Constantine Kosmynin, Дарья Москаленко, Иван Иванов, Sergey Donskoy, Gaming Score, Александр Черевков, Alexma Tanshe, Иван, Константин Викторов, Алексей Деркачёв, Быть, Ravil Bildanov, Timofey Chernyshov, Vladislav – большое спасибо за подписку!
Теурги Иван Зотов, kapitanKukan, Unrecorder, Рустам Кашапов и Евгений Бухиник – вам особое почтение и благодарность!
-----
Главным парадоксом человеческого сознания (то есть того, что, собственно и называется Я) является то, что оно само по себе не имеет никакого содержания. Все содержание сознания не является им самим, а представляет собой нечто постороннее (внешний опыт). Потому нельзя не признать правоту Канта, который считал, что наши познавательные способности априорно (доопытно) обладают только формами, то есть только инструментами, с помощью которых мы обрабатываем внешнее содержание. Проще говоря, то, как мы сознаем, является встроенным механизмом, но все то, что мы сознаем, приходит извне.
Это относится не только к внешнему миру, но и к саморефлексии. Мыслящее Я обычно воспринимает себя не отдельно от человеческой личности, являющейся ее носителем, а как нечто целое. Мол, наше Я – не просто набор программ обработки данных, а именно что личность, именно что человек – с антропометрией, характером, эмоциональностью, убеждениями и всем прочим. То есть сознание – это (почти) всегда самосознание. Некоторым исключением (когда Я опосредуется от личности) являются моменты решения интеллектуальных задач – оперируя чистыми сущностями (числами и понятиями), мы превращаемся в чистое мышление и как бы становимся бесплотными, превращаемся в «чистый разум»: вспомните моменты, когда вы вдруг понимали, ухватывали смысл какой-то формулы или абстрактного термина – это как раз он – (плюс-минус) чистый разум. Но вне этих редких моментов Я неотрывно от личности – «меня зовут так-то, мне столько-то лет».
Все вышесказанное – тысячу раз обмусоленные банальности, отдающие слащавым псевдо-экзистенциализмом и резонерством с налетом поверхностно понятого кантианства. Цель этого очерка – не пересказать классиков, а сказать кое-что важное (хотя и не новое) о психологии, ибо сказать очередную высокопарную глупость о сущности нашего существования – это последнее, что я хотел бы сделать (хотя, возможно, это я и сделаю).
Мой тейк заключается в следующем. То, что мы называем собой, состоит из нескольких элементов (или групп элементов). Во-первых, из сознания-мышления, из логоса. Во-вторых, из телесно-эмоциональной природы – того, античные греки называли патос (παθος) – то, что пассивно претерпевает внешние воздействия. Когда я пишу, это я пишу, а когда я старею – это не я старею, а время действует на меня, а я только пассивно претерпеваю чужое действие. И эти две части образуют самосознание, личность.
Почему это важно и что в этом особенно любопытно? Тот, кто хоть раз был вынужден задуматься о том, что он такое (именно вынуждено, обычно в форме «почему я, мать-перемать, такой; что, етить-колотить, со мной не так?!»), тому следует отдавать себе отчет в том, что личность двуедина. Притом логос (Я-разум) бессодержателен (содержание приходит из опыта), а патос внеразумен. И самосознание – это отображение внеразумного в бессодержательном. И только когда мы осознаем зазор между этими двумя природами – мы можем себя преобразовать.
В психологии существует такое понятие как копинговые стратегии. Если совсем вкратце, то это заученные эмоциональные и поведенческие реакции. На одну и ту же ситуацию люди реагируют совсем по-разному (обычно так, как впервые отреагировали в детстве – да, кто про что, а психологи все про детство). Появился неприятный раздражитель – и человек когда-то отреагировал определенным образом: один испугался и спрятался, другой разгневался и пошел в агрессию, третий устыдился и/или себя завиноватил, четвертый обиделся. Если реакция закрепилась, то потом эта стратегия преследует его по жизни. Проблема в том, что базовая модель остается с нами фактически навсегда, но то, что сработало когда-то давно, может быть неуместным во взрослом возрасте. Человек начинает мучаться: «Все люди как люди, а я сразу в гнев/стыд/обиду, не могу ничего с собой поделать».
Еще хуже, если человек продолжает думать, что эти эмоции совершенно адекватны – мол, «мне сказали обидные слова» или «кто бы не впал в ярость на моем месте?» или «вышла стыдная ситуация». Но эти эмоции находятся только внутри человека, а не во внешнем мире – ведь речь может идти об одном и том же случае.
Вообще, эта формулировка «не могу ничего с собой поделать» является главным ключом к природе человеческого, потому что отражает конфликт между Я (которое хочет, но не может) и Само (тем самым патосом), которое живет своей жизнью и хочет очень простых вещей – покоя, сытости и других приятностей. Так внеразумное влияет на бессодержательное – привносит в него содержание. То есть это не «я такой», а «мое само сформировалось так». Только осознав эту дистанцию, Я-мышление способно изменить Моё Само и, как следствие, поменять Я-личность. Потому что в Я-мышлении, которое в сущности бессодержательно и полностью обусловлено внешним опытом (в том числе опытом патоса, которое не есть Я-мышление) вшита одна важная функция – воля. Она отнюдь не безгранична, то она есть. Патос ограничивает нашу волю, но не блокирует ее – как наше Само не сопротивлялось бы приказам Я-мышления, свобода у нас присутствует.
Как распорядиться этой волей – это уже вопрос конкретных психологических техник (психоанализ работает не очень хорошо, когнитивно-поведенческая терапия получше), но в основе своей эта психологическая работа (по коррекции патоса) может быть эффективной, если избавиться от заблуждений относительно собственной личности. А главное заблуждение – это восприятие личности как чего-то цельного. Избавившись от этой иллюзии, можно уже направлять волю в нужном направлении, а именно: заполнять изначально пустое сознание новым содержанием – и, как следствие, получить новое самосознание.
Разумеется, только если в этом имеется внутренняя потребность.
Еще хуже, если человек продолжает думать, что эти эмоции совершенно адекватны – мол, «мне сказали обидные слова» или «кто бы не впал в ярость на моем месте?» или «вышла стыдная ситуация». Но эти эмоции находятся только внутри человека, а не во внешнем мире – ведь речь может идти об одном и том же случае.
Вообще, эта формулировка «не могу ничего с собой поделать» является главным ключом к природе человеческого, потому что отражает конфликт между Я (которое хочет, но не может) и Само (тем самым патосом), которое живет своей жизнью и хочет очень простых вещей – покоя, сытости и других приятностей. Так внеразумное влияет на бессодержательное – привносит в него содержание. То есть это не «я такой», а «мое само сформировалось так». Только осознав эту дистанцию, Я-мышление способно изменить Моё Само и, как следствие, поменять Я-личность. Потому что в Я-мышлении, которое в сущности бессодержательно и полностью обусловлено внешним опытом (в том числе опытом патоса, которое не есть Я-мышление) вшита одна важная функция – воля. Она отнюдь не безгранична, то она есть. Патос ограничивает нашу волю, но не блокирует ее – как наше Само не сопротивлялось бы приказам Я-мышления, свобода у нас присутствует.
Как распорядиться этой волей – это уже вопрос конкретных психологических техник (психоанализ работает не очень хорошо, когнитивно-поведенческая терапия получше), но в основе своей эта психологическая работа (по коррекции патоса) может быть эффективной, если избавиться от заблуждений относительно собственной личности. А главное заблуждение – это восприятие личности как чего-то цельного. Избавившись от этой иллюзии, можно уже направлять волю в нужном направлении, а именно: заполнять изначально пустое сознание новым содержанием – и, как следствие, получить новое самосознание.
Разумеется, только если в этом имеется внутренняя потребность.
Интеграция
Давненько я ссылался на другие философские каналы. А тут будет сразу две рекомендации, зашитые в одну.
Дело в том, что у известного ютуб-канала «Неискусственный интеллект» (42 тысячи подписчиков) появилась Телеграм-версия.
Основное контент на ютубе – подкасты о том, например, могут ли философы доказать существование бога? Что такое новая этика и почему она вызывает раздражение у некоторых наших интеллектуалов? Спор с Робертом Сапольски: люди – это результат «биологической удачи», или же они сами определяют свою судьбу?
Подкаст «Неискусственный интеллект» — это диалог о мире, свободе воли, искусственном интеллекте и проблемах морального выбора. В нем говорят о том, как актуальные события вокруг нас можно рассматривать с точки зрения философии.
Помимо интереснейших подкастов Неискусственный интеллект делает видео с потрясающим продакшном – оцените:
Ну а чтобы ничего не пропустить и кое-что дополнительно прочитать – подписывайтесь на них в Телеграме
Давненько я ссылался на другие философские каналы. А тут будет сразу две рекомендации, зашитые в одну.
Дело в том, что у известного ютуб-канала «Неискусственный интеллект» (42 тысячи подписчиков) появилась Телеграм-версия.
Основное контент на ютубе – подкасты о том, например, могут ли философы доказать существование бога? Что такое новая этика и почему она вызывает раздражение у некоторых наших интеллектуалов? Спор с Робертом Сапольски: люди – это результат «биологической удачи», или же они сами определяют свою судьбу?
Подкаст «Неискусственный интеллект» — это диалог о мире, свободе воли, искусственном интеллекте и проблемах морального выбора. В нем говорят о том, как актуальные события вокруг нас можно рассматривать с точки зрения философии.
Помимо интереснейших подкастов Неискусственный интеллект делает видео с потрясающим продакшном – оцените:
Ну а чтобы ничего не пропустить и кое-что дополнительно прочитать – подписывайтесь на них в Телеграме
YouTube
Подкаст "Неискусственный интеллект"
Философия не сложна. Сложен мир вокруг. Подкаст “Неискусственный интеллект” — это умный и живой диалог о мире, хардкорной метафизике сознания и личности, сво...
Маргиналия к Данилевскому
«Итак, состав Русского государства, войны, которое оно вело, цели, которые преследовало, а еще более - благоприятные обстоятельства, столько раз повторявшиеся, которыми оно не думало воспользоваться,- все показывает, что Россия не честолюбивая, не завоевательная держава, что в новейший период своей истории она большею частью жертвовала своими очевиднейшими выгодами, самыми справедливыми и законными, европейским интересам,¬ часто даже считала своею обязанностью действовать не как самобытный организм (имеющий свое самостоятельное назначение, находящий в себе самом достаточное оправдание всем своим стремлениям и действиям), а как служебная сила. Откуда же и за что же, спрашиваю, недоверие, несправедливость, ненависть к России со стороны правительств и общественного мнения Европы?»
Н.Я. Данилевский. «Россия и Европа».
Читая книгу (1869) Данилевского, невозможно не улыбнуться тому, что с того времени в отношениях Западной Европы и России вообще ничего не изменилось. Причем сохранилась даже диспозиция: русский недоумевает по поводу того, что европейцы презрительно смотрят на Россию и обвиняют ее во всех смертных грехах – несмотря на то, что Россия не раз спасала Европу и проявляла чудеса гуманности в ее отношении. Вечное положение: оскорбленный в лучших чувствах русский против надменного западного европейца. Данилевский безукоризненно доказывает мягкость царской внешней политики и пытается найти причины западной русофобии. Поначалу он говорит правильные вещи – о том, что оная русофобия не может иметь причиной незнание России:
«Почему же Европа, которая все знает от санскритского языка до ирокезских наречий, от законов движения сложных систем звезд до строения микроскопических организмов, не знает одной только России? <…> Европа не знает, потому что не хочет знать, или, лучше сказать, знает так, как знать хочет, то есть как соответствует ее предвзятым мнениям, страстям, гордости, ненависти и презрению.»
Кроме того, Данилевский верно говорит о том, какого русского «наши западные партнеры» готовы признать за своего – а точнее, что ему нужно сделать, чтобы быть стать рукопожатым:
«Русский в глазах их может претендовать на достоинство человека только тогда, когда потерял уже свой национальный облик. Прочтите отзывы путешественников, пользующихся очень большой популярностью за границей, - вы увидите в них симпатию к самоедам, корякам, якутам, татарам, к кому угодно, только не к русскому народу…»
Диагноз Данилевского точен и верен. А вот объяснение западной русофобии – удивительно наивное: «Она лежит в неизведанных глубинах тех племенных симпатий и антипатий, которые составляют как бы исторический инстинкт народов, ведущий их (помимо, хотя и не против их воли и сознания) к неведомой для них цели». То есть они нас не любят бессознательно, повинуясь таинственной силе отторжения к славянству (Данилевский настаивает на том, что Запад не просто русофоб, а еще и славянофоб). Они нас не принимают из-за разности в душевных складах.
Трудно представить себе более странный ответ. Чтобы оценить масштаб абсурда, представим себе, что за одного важного мужчину тайно конкурируют две подружки – блондинка и брюнетка. И не просто конкурируют, но всячески досаждают друг другу – а расплеваться не могут (много точек пересечения). Каждая делает вид, что мужик ей не очень-то нужен, но периодически с ним мутит – насколько он позволяет. Так почему бы обоим дамам не оставить глупую вялотекущую войну и не обняться по-сестрински? Данилевский бы сказал, что причина – в бессознательном антагонизме брюнеток и блондинок, а мужик вообще не причем.
«Итак, состав Русского государства, войны, которое оно вело, цели, которые преследовало, а еще более - благоприятные обстоятельства, столько раз повторявшиеся, которыми оно не думало воспользоваться,- все показывает, что Россия не честолюбивая, не завоевательная держава, что в новейший период своей истории она большею частью жертвовала своими очевиднейшими выгодами, самыми справедливыми и законными, европейским интересам,¬ часто даже считала своею обязанностью действовать не как самобытный организм (имеющий свое самостоятельное назначение, находящий в себе самом достаточное оправдание всем своим стремлениям и действиям), а как служебная сила. Откуда же и за что же, спрашиваю, недоверие, несправедливость, ненависть к России со стороны правительств и общественного мнения Европы?»
Н.Я. Данилевский. «Россия и Европа».
Читая книгу (1869) Данилевского, невозможно не улыбнуться тому, что с того времени в отношениях Западной Европы и России вообще ничего не изменилось. Причем сохранилась даже диспозиция: русский недоумевает по поводу того, что европейцы презрительно смотрят на Россию и обвиняют ее во всех смертных грехах – несмотря на то, что Россия не раз спасала Европу и проявляла чудеса гуманности в ее отношении. Вечное положение: оскорбленный в лучших чувствах русский против надменного западного европейца. Данилевский безукоризненно доказывает мягкость царской внешней политики и пытается найти причины западной русофобии. Поначалу он говорит правильные вещи – о том, что оная русофобия не может иметь причиной незнание России:
«Почему же Европа, которая все знает от санскритского языка до ирокезских наречий, от законов движения сложных систем звезд до строения микроскопических организмов, не знает одной только России? <…> Европа не знает, потому что не хочет знать, или, лучше сказать, знает так, как знать хочет, то есть как соответствует ее предвзятым мнениям, страстям, гордости, ненависти и презрению.»
Кроме того, Данилевский верно говорит о том, какого русского «наши западные партнеры» готовы признать за своего – а точнее, что ему нужно сделать, чтобы быть стать рукопожатым:
«Русский в глазах их может претендовать на достоинство человека только тогда, когда потерял уже свой национальный облик. Прочтите отзывы путешественников, пользующихся очень большой популярностью за границей, - вы увидите в них симпатию к самоедам, корякам, якутам, татарам, к кому угодно, только не к русскому народу…»
Диагноз Данилевского точен и верен. А вот объяснение западной русофобии – удивительно наивное: «Она лежит в неизведанных глубинах тех племенных симпатий и антипатий, которые составляют как бы исторический инстинкт народов, ведущий их (помимо, хотя и не против их воли и сознания) к неведомой для них цели». То есть они нас не любят бессознательно, повинуясь таинственной силе отторжения к славянству (Данилевский настаивает на том, что Запад не просто русофоб, а еще и славянофоб). Они нас не принимают из-за разности в душевных складах.
Трудно представить себе более странный ответ. Чтобы оценить масштаб абсурда, представим себе, что за одного важного мужчину тайно конкурируют две подружки – блондинка и брюнетка. И не просто конкурируют, но всячески досаждают друг другу – а расплеваться не могут (много точек пересечения). Каждая делает вид, что мужик ей не очень-то нужен, но периодически с ним мутит – насколько он позволяет. Так почему бы обоим дамам не оставить глупую вялотекущую войну и не обняться по-сестрински? Данилевский бы сказал, что причина – в бессознательном антагонизме брюнеток и блондинок, а мужик вообще не причем.
Ну вот зачем наводить тень на плетень и искать метафизические объяснения там, где нужно просто сложить два и два? Единственная причина западной русофобии (тогда, сейчас и всегда) состоит в том, что Россия – самая большая европейская страна, а русские – самый большой европейский народ. И если принять Россию в клуб европейских народов на равных основаниях, то баланс сил радикально нарушится – ведь тогда Россия (особенно в случае воссоединения с Новороссией, Белоруссией и Южным Уралом) будет занимать более 4/5 территории такого союза, а русские (только этнически русские, не считая других народов России) будут составлять более 1/4 его населения. Принять Россию – значит продать ей контрольный пакет европейских акций. Всё. Все остальные объяснения должны вытекать из этого базового.
Все разговоры о дикости, отсталости, жестокости, империализме России – чушь, в которую не верят даже сами европейцы. Для любого здравомыслящего человека очевидно, что наш культурный и интеллектуальный уровень превосходит среднеевропейский – притом уже не первый век. Нам, конечно, не следует себя переоценивать, но и отрицать, что по всем показателям (кроме, наверно, экономического) мы до сих пор, несмотря на весь кошмар последнего века, входим в топ-5 по Европе, невозможно. Даже по тем показателям, которые проседали в советское время (качество сервиса, правопорядок на улицах, гуманитарное образование), мы сейчас сильно опережаем не только остальную Европу, а но и Запад в целом. То есть они нас «не любят» не потому, что мы такие, а не иные – а потому что мы есть.
Есть и другой важный момент, делающий невозможным продуктивные отношения между двумя половинами Европы – страна, входящая в европейскую «семью», должна отказаться от национального самосознания. Это базовое условие. Даже сегодня во вроде бы сплоченном ЕС имеется железный запрет на любое объединение по национальному принципу. Так, Австрии не дают воссоединиться с Германией, Валлонии – с Францией, Фландрии – с Нидерландами, а Кипру – с Грецией. И та же политика имела место и в 19м веке. Италии и Германии дали тогда объединиться только для того, чтобы они повоевали с Францией – и из этого потом вышли две мировые войны. Больше Западной Европе не нужно никакого патриотизма – он приводит к масштабным мясорубкам, потому что места мало, а народу (народов) много. «В стеклянном доме камнями не бросаются». Именно поэтому полуофициальной идеологией ЕС является социализм – при всех своих ужасах он все-таки лучше, чем бесконечные войны.
Ну и что в этом левацком паноптикуме делать России с ее национальной гордостью? Точнее, зачем Западной Европе принимать в свои ряды страну, помешанную на самой себе и, кроме того, жаждущую реванша за столетия пренебрежительного к себе отношения? Это все равно, что пустить медведя в курятник в надежде, что он будет тихо сидеть и нести яйца. Они поляков с венграми не могут лишить национального чувства – и, тем более, не смогут лишить его русских.
Что касается территории, то во времена Данилевского ситуация была еще хлеще – Российская империя владела не только западнорусскими землями – нынешними Украиной (за исключением Галиции) и Белоруссией – но и частью Польши, и Финляндией, и Прибалтикой. На карте это выглядело так.
Но Данилевский решил уйти в астрал и найти корни антирусских и антиславянских настроений в этнической психологии, а не в географии и демографии. Epic fail.
----
Патроны-Метафизики masha maltseva, Alexey Klepalov, Иван, Alexma, Constantine Kosmynin, Быть, Ravil Bildanov, Арсений Рыбченко, Константин Викторов, Александр Черевков, Timofey Chernyshov, Tanshe, Sergey Donskoy, Vladislav, Дарья Москаленко, Gaming Score, Алексей Деркачёв, Иван Иванов – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Beresklet, kapitanKukan, Рустам Кашапов, Unrecorder, Иван Зотов и Евгений Бухиник – вам особое почтение и благодарность!
Все разговоры о дикости, отсталости, жестокости, империализме России – чушь, в которую не верят даже сами европейцы. Для любого здравомыслящего человека очевидно, что наш культурный и интеллектуальный уровень превосходит среднеевропейский – притом уже не первый век. Нам, конечно, не следует себя переоценивать, но и отрицать, что по всем показателям (кроме, наверно, экономического) мы до сих пор, несмотря на весь кошмар последнего века, входим в топ-5 по Европе, невозможно. Даже по тем показателям, которые проседали в советское время (качество сервиса, правопорядок на улицах, гуманитарное образование), мы сейчас сильно опережаем не только остальную Европу, а но и Запад в целом. То есть они нас «не любят» не потому, что мы такие, а не иные – а потому что мы есть.
Есть и другой важный момент, делающий невозможным продуктивные отношения между двумя половинами Европы – страна, входящая в европейскую «семью», должна отказаться от национального самосознания. Это базовое условие. Даже сегодня во вроде бы сплоченном ЕС имеется железный запрет на любое объединение по национальному принципу. Так, Австрии не дают воссоединиться с Германией, Валлонии – с Францией, Фландрии – с Нидерландами, а Кипру – с Грецией. И та же политика имела место и в 19м веке. Италии и Германии дали тогда объединиться только для того, чтобы они повоевали с Францией – и из этого потом вышли две мировые войны. Больше Западной Европе не нужно никакого патриотизма – он приводит к масштабным мясорубкам, потому что места мало, а народу (народов) много. «В стеклянном доме камнями не бросаются». Именно поэтому полуофициальной идеологией ЕС является социализм – при всех своих ужасах он все-таки лучше, чем бесконечные войны.
Ну и что в этом левацком паноптикуме делать России с ее национальной гордостью? Точнее, зачем Западной Европе принимать в свои ряды страну, помешанную на самой себе и, кроме того, жаждущую реванша за столетия пренебрежительного к себе отношения? Это все равно, что пустить медведя в курятник в надежде, что он будет тихо сидеть и нести яйца. Они поляков с венграми не могут лишить национального чувства – и, тем более, не смогут лишить его русских.
Что касается территории, то во времена Данилевского ситуация была еще хлеще – Российская империя владела не только западнорусскими землями – нынешними Украиной (за исключением Галиции) и Белоруссией – но и частью Польши, и Финляндией, и Прибалтикой. На карте это выглядело так.
Но Данилевский решил уйти в астрал и найти корни антирусских и антиславянских настроений в этнической психологии, а не в географии и демографии. Epic fail.
----
Патроны-Метафизики masha maltseva, Alexey Klepalov, Иван, Alexma, Constantine Kosmynin, Быть, Ravil Bildanov, Арсений Рыбченко, Константин Викторов, Александр Черевков, Timofey Chernyshov, Tanshe, Sergey Donskoy, Vladislav, Дарья Москаленко, Gaming Score, Алексей Деркачёв, Иван Иванов – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Beresklet, kapitanKukan, Рустам Кашапов, Unrecorder, Иван Зотов и Евгений Бухиник – вам особое почтение и благодарность!
Маргиналия к Гераклиту
«Внемля не моему, но этому логосу, должно согласиться: мудрость в том, чтобы знать все как одно».
Цит. по А.В. Лебедеву, «Логос Гераклита», 2014, стр. 146.
Этому фрагменту Лебедев, наш ведущий специалист по доплатоникам, присвоил первый номер в своем издании Гераклита – потому что считает это высказывание системообразующим для всей философской системы ионийского мудреца. В комментариях к этому и соседним фрагментам (стр. 256-268) Лебедев дает примерно следующую интерпретацию:
1) Внемля не моему является стандартным ходом для профетической (пророческой) речи – мол, я излагаю не свое мнение, а открывшуюся мне божественную истину. Но при этом Гераклит не религиозный проповедник, а теолог – он постигает истину самостоятельно, а не через откровение. То есть, проще говоря, его прозрение является интуитивным.
2) Этот логос – не что иное как книга природы: логос в обыденном значении обозначает, в первую очередь, речь и слово, в том числе книгу. Это значение имеется и в русском языке – например, «Слово о походе Игореве» (которое, кстати говоря, почему-то на современный русский переведено как «Слово о полку» так, будто речь идет о воинском соединении, а не о военном походе). По Гераклиту, природу нужно правильно читать (или слушать – в древние времена читали вслух) – и тогда всякое отдельное слово станет частью полноценной книги, а не в разрозненным ворохом слов-понятий. То есть нужно читать не книгу-логос Гераклита (не его сочинение), а книгу-логос космоса.
3) Лебедев настаивает на том, что под всё следует понимать не отдельные вещи, а пары противоположностей. По этому поводу А.В. нередко сетует на получившую распространение неточность в понимании Гераклита – мол, у философа противоположности едины. Нет, они не едины, а тождественны. То есть они не просто объединяются, а изначально являются одним и тем же. Для объяснения разницы приведем такие примеры: выражение «партия и народ едины» не предполагает, что партия и народ совпадают – они сначала существуют по отдельности, а потом соединяются. А вот утреннее и вечернее солнце не едины – это одно и то же солнце. Так вот у Гераклита оппозиции именно что совпадают (как солнце).
4) Мудрость в том, чтобы знать все как одно можно читать и по-другому: «есть только одно /столь/ Мудрое существо, чтобы знать все». Согласно интерпретации, Гераклит мог специально заложить в текст потенциал двойного прочтения – чтобы, например, защититься от обвинений во введении новых богов (как мы помним, Сократа много позже казнили именно по этому обвинению). Таким образом, Гераклит постулировал свой главный теологический принцип – пантеистический монотеизм (взамен политеизму поэтов).
Итого у нас получается, что высший бог написал логос природы, который мы можем прочесть, если будем внимать ему со всем разумением, а не отвлекаться на частности (как говорил тот же Гераклит, «многознание уму не научает»).
Самое важное в лебедевской интерпретации Гераклита – это помещение философа в разряд религиозно-политических моралистов. А.В. настаивает на ошибочности аристотелевского понимания гераклитовской философии как физической – мол, Гераклит был натурфилософом типа Фалеса. Нет, Гераклита вообще не интересовали научные вопросы – он был идеологом теократического государства, единолично управляемым царем, наместником Зевса, вершащим на земле небесный закон.
Мало найдется философов, сравнимых с Гераклитом по степени притягательности. Понятно, почему его так любил Гегель (не только за диалектику): единый разумно устроенный космос, единое государство (космополис), единый правитель, единый моральный закон. Гераклитовский пантеизм не имеет ничего общего с слащавым нью-эйджем («бог в каждой травинке, ля-ля-ля») – это идеология агрессивного милитаризма, империализма и вождизма, освещенная монотеистической теологией. Может быть, следует признать Гераклита духовным отцом всех правых политических течений.
«Внемля не моему, но этому логосу, должно согласиться: мудрость в том, чтобы знать все как одно».
Цит. по А.В. Лебедеву, «Логос Гераклита», 2014, стр. 146.
Этому фрагменту Лебедев, наш ведущий специалист по доплатоникам, присвоил первый номер в своем издании Гераклита – потому что считает это высказывание системообразующим для всей философской системы ионийского мудреца. В комментариях к этому и соседним фрагментам (стр. 256-268) Лебедев дает примерно следующую интерпретацию:
1) Внемля не моему является стандартным ходом для профетической (пророческой) речи – мол, я излагаю не свое мнение, а открывшуюся мне божественную истину. Но при этом Гераклит не религиозный проповедник, а теолог – он постигает истину самостоятельно, а не через откровение. То есть, проще говоря, его прозрение является интуитивным.
2) Этот логос – не что иное как книга природы: логос в обыденном значении обозначает, в первую очередь, речь и слово, в том числе книгу. Это значение имеется и в русском языке – например, «Слово о походе Игореве» (которое, кстати говоря, почему-то на современный русский переведено как «Слово о полку» так, будто речь идет о воинском соединении, а не о военном походе). По Гераклиту, природу нужно правильно читать (или слушать – в древние времена читали вслух) – и тогда всякое отдельное слово станет частью полноценной книги, а не в разрозненным ворохом слов-понятий. То есть нужно читать не книгу-логос Гераклита (не его сочинение), а книгу-логос космоса.
3) Лебедев настаивает на том, что под всё следует понимать не отдельные вещи, а пары противоположностей. По этому поводу А.В. нередко сетует на получившую распространение неточность в понимании Гераклита – мол, у философа противоположности едины. Нет, они не едины, а тождественны. То есть они не просто объединяются, а изначально являются одним и тем же. Для объяснения разницы приведем такие примеры: выражение «партия и народ едины» не предполагает, что партия и народ совпадают – они сначала существуют по отдельности, а потом соединяются. А вот утреннее и вечернее солнце не едины – это одно и то же солнце. Так вот у Гераклита оппозиции именно что совпадают (как солнце).
4) Мудрость в том, чтобы знать все как одно можно читать и по-другому: «есть только одно /столь/ Мудрое существо, чтобы знать все». Согласно интерпретации, Гераклит мог специально заложить в текст потенциал двойного прочтения – чтобы, например, защититься от обвинений во введении новых богов (как мы помним, Сократа много позже казнили именно по этому обвинению). Таким образом, Гераклит постулировал свой главный теологический принцип – пантеистический монотеизм (взамен политеизму поэтов).
Итого у нас получается, что высший бог написал логос природы, который мы можем прочесть, если будем внимать ему со всем разумением, а не отвлекаться на частности (как говорил тот же Гераклит, «многознание уму не научает»).
Самое важное в лебедевской интерпретации Гераклита – это помещение философа в разряд религиозно-политических моралистов. А.В. настаивает на ошибочности аристотелевского понимания гераклитовской философии как физической – мол, Гераклит был натурфилософом типа Фалеса. Нет, Гераклита вообще не интересовали научные вопросы – он был идеологом теократического государства, единолично управляемым царем, наместником Зевса, вершащим на земле небесный закон.
Мало найдется философов, сравнимых с Гераклитом по степени притягательности. Понятно, почему его так любил Гегель (не только за диалектику): единый разумно устроенный космос, единое государство (космополис), единый правитель, единый моральный закон. Гераклитовский пантеизм не имеет ничего общего с слащавым нью-эйджем («бог в каждой травинке, ля-ля-ля») – это идеология агрессивного милитаризма, империализма и вождизма, освещенная монотеистической теологией. Может быть, следует признать Гераклита духовным отцом всех правых политических течений.
Но вот вопрос – а действительно ли можно знать все как одно? Действительно ли сущее представляет собой единую, логично организованную книгу? Чем дольше я живу, тем менее сущее кажется мне единым. Понятно, что наш разум стремится найти взаимосвязь всего со всем – но так ли это на самом деле?
Возьмем классическое триединство истины, добра и красоты, гипостазированное в античном платонизме. Что такого доброго в физической, химической и биологической истине? Красота в законах природы есть – они неплохо подогнаны друг к другу (отчего доныне популярна теория разумного замысла – последний оплот теологии). Но одно дело – признать, что красота в истине есть, а другое – соединить их вместе и трансцендировать, присовокупив к ним еще и благо.
Давайте возьмем несколько областей сущего (и наук, их изучающих) и спросим себя, насколько вообще возможно увидеть единство между ними: 1) физика полупроводников, 2) лингвистическое религиоведение, 3) военная экономика, 4) математическая логика, 5) музыковедение, 6) теория дизайна, 7) робототехника, 8) паразитология, 9) фармакология, 10) философия истории, 11) биохимия растений, 12) астрометрия, 13) банковское дело, 14) семейное право, 15) физиология животных, 16) археология, 17) тифлопедагогика, 18) статистическое моделирование, 19) акушерство, 20) криптография, 22) политическая география, 23) кинология, 24) спортивная биомеханика, 25) геральдика.
Все это или реальные научные или, в крайнем случае, технические дисциплины – изучающие реально сущие объекты. Да, это именно то многознание, которое, по Гераклиту, не научает уму – последний понимался философом как непосредственное интуитивное схватывание сущности сущего. Его неприязнь многознания понятна – концентрируясь на частном, человек опосредуется от всеобщего логоса и утопает в пестроте феноменов. Но с чего вдруг мы должны принять за истину результат такого схватывания – а не смотреть на мир критическим взглядом?
Когда-то платоники и стоики, последователи Гераклита (первые – частично, вторые – основательно), выделили три области философии – физику, этику и логику. Разумеется, они связывали их воедино, выводя одно из другого. Боюсь, эти связи призрачны – и поженить музыку и право, медицину и археологию, логику и зоологию вряд ли возможно без того, чтобы подменить реальность умозрительной фантазией об их логико-физико-этическом единстве.
Вот вообще не получается представить, что мы и миллиарды световых лет кромешного космического ада, отделяющего нас от края света, каким-то образом составляем друг с другом единое сущее, которое нужно знать как одно. И уж тем более трудно увидеть во всем этом несходном множестве отражение истины, добра и красоты. Так что если логос является книгой природы, то стилистического единства этому ее изданию точно не достает.
----
Подписывайтесь на Бусти и Патреон (ссылки в описании канала) и уже сейчас читайте десятки текстов (сейчас их уже 63). Напоминаю, что деньги на Патреоне снимаются в момент подписки и потом каждое первое число месяца, так что прямо сейчас лучше регистрироваться на Бусти.
Возьмем классическое триединство истины, добра и красоты, гипостазированное в античном платонизме. Что такого доброго в физической, химической и биологической истине? Красота в законах природы есть – они неплохо подогнаны друг к другу (отчего доныне популярна теория разумного замысла – последний оплот теологии). Но одно дело – признать, что красота в истине есть, а другое – соединить их вместе и трансцендировать, присовокупив к ним еще и благо.
Давайте возьмем несколько областей сущего (и наук, их изучающих) и спросим себя, насколько вообще возможно увидеть единство между ними: 1) физика полупроводников, 2) лингвистическое религиоведение, 3) военная экономика, 4) математическая логика, 5) музыковедение, 6) теория дизайна, 7) робототехника, 8) паразитология, 9) фармакология, 10) философия истории, 11) биохимия растений, 12) астрометрия, 13) банковское дело, 14) семейное право, 15) физиология животных, 16) археология, 17) тифлопедагогика, 18) статистическое моделирование, 19) акушерство, 20) криптография, 22) политическая география, 23) кинология, 24) спортивная биомеханика, 25) геральдика.
Все это или реальные научные или, в крайнем случае, технические дисциплины – изучающие реально сущие объекты. Да, это именно то многознание, которое, по Гераклиту, не научает уму – последний понимался философом как непосредственное интуитивное схватывание сущности сущего. Его неприязнь многознания понятна – концентрируясь на частном, человек опосредуется от всеобщего логоса и утопает в пестроте феноменов. Но с чего вдруг мы должны принять за истину результат такого схватывания – а не смотреть на мир критическим взглядом?
Когда-то платоники и стоики, последователи Гераклита (первые – частично, вторые – основательно), выделили три области философии – физику, этику и логику. Разумеется, они связывали их воедино, выводя одно из другого. Боюсь, эти связи призрачны – и поженить музыку и право, медицину и археологию, логику и зоологию вряд ли возможно без того, чтобы подменить реальность умозрительной фантазией об их логико-физико-этическом единстве.
Вот вообще не получается представить, что мы и миллиарды световых лет кромешного космического ада, отделяющего нас от края света, каким-то образом составляем друг с другом единое сущее, которое нужно знать как одно. И уж тем более трудно увидеть во всем этом несходном множестве отражение истины, добра и красоты. Так что если логос является книгой природы, то стилистического единства этому ее изданию точно не достает.
----
Подписывайтесь на Бусти и Патреон (ссылки в описании канала) и уже сейчас читайте десятки текстов (сейчас их уже 63). Напоминаю, что деньги на Патреоне снимаются в момент подписки и потом каждое первое число месяца, так что прямо сейчас лучше регистрироваться на Бусти.
Сегодня опубликовал большую монографию про Ницше – ее можно купить и скачать в форматах docx и pdf, не оформляя подписку. Объем вместе с цитатами – 100 тысяч знаков (почти 15 тысяч слов). Там все, что вы хотели узнать про Ницше – и изложение его идей, и их аргументированная критика в максимально доступной форме. Цена – 100 рублей. Приобретайте.
А лучше – подписывайтесь на два высших тира – и помимо чтения всех текстов вы окажитесь в нижеследующем списке:
Патроны-Метафизики Constantine Kosmynin, Alexma, Vladislav, Алексей Деркачёв, Александр Черевков, Ravil Bildanov, Timofey Chernyshov, Sergey Donskoy, Tanshe, masha maltseva, Denis Evdokimov, Gaming Score, Арсений Рыбченко, Иван, Быть, Иван Иванов, Alexey Klepalov, Дарья Москаленко, Константин Викторов – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Alexander, Иван Зотов, kapitanKukan, Beresklet, Unrecorder, Рустам Кашапов и Евгений Бухиник – вам особое почтение и благодарность!
А лучше – подписывайтесь на два высших тира – и помимо чтения всех текстов вы окажитесь в нижеследующем списке:
Патроны-Метафизики Constantine Kosmynin, Alexma, Vladislav, Алексей Деркачёв, Александр Черевков, Ravil Bildanov, Timofey Chernyshov, Sergey Donskoy, Tanshe, masha maltseva, Denis Evdokimov, Gaming Score, Арсений Рыбченко, Иван, Быть, Иван Иванов, Alexey Klepalov, Дарья Москаленко, Константин Викторов – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Alexander, Иван Зотов, kapitanKukan, Beresklet, Unrecorder, Рустам Кашапов и Евгений Бухиник – вам особое почтение и благодарность!
boosty.to
Banned - exclusive content on Boosty
Exclusive content from Banned, subscribe and be the first to access!
Маргиналия к Либанию
«Демосфен высказывается также и относительно государственных денег, советуя обратить их в военные, а не в зрелищные. <…> В старину <…> чтобы положить [конфликтам за бесплатные места в театре – М.В.] конец, власти афинские сделали места платными и каждому, кто хотел смотреть представление, следовало платить за это по два обола. А чтобы бедным не казалась такая плата обременительной, за каждым установлено было право получать эти два обола из казны. Так вот отсюда-то и повёлся этот порядок. Дело дошло до того, что стали получать деньги не только на места, но стали вообще делить между собой все государственные деньги. От этого стали халатно относится и к военным походам. Дело в том, что в прежнее время получали плату от государства, если отправлялись в поход, а тут стали получать свою долю денег, оставаясь дома и проводя время на зрелищах и праздниках.»
Либаний. Введение к «Олинфской Первой» речи Демосфена.
<…> Либаний (314-393), позднеантичный ритор, написал комментарий к речи Демосфена против македонского царя Филиппа, произнесенной в 351 г. до н.э. И этот комментарий не менее интересен, чем выступление Демосфена. Вдумаемся: демократические афинские власти сначала ввели субсидии на посещение театра – ради заботы о бедных гражданах. А потом стали увеличивать раздачу денег – потому, что этим гражданам идея получать халявные деньги из казны пришлась по душе (кто бы сомневался) – и пустили в ход оборонный бюджет. <…>
Для афинской демократии это закончилось плохо – Македония, обладавшая закаленной в боях армией, раз за разом побеждала союзы греческих полисов (главным из которых были как раз Афины), чьи войска уступали ей в опыте, уровне подготовки и боевом духе.
Можно ли на этом примере заключить, что демократия является дурной формой правления? Этот вывод сильно напрашивается, но не следует торопиться с оценками. Вообще, демократия является идеальной мишенью для критики – при авторитарном правлении такая критика более-менее безопасна, а при демократическом – тем паче. То есть критиковать демократию, живя при демократии, можно фактически невозбранно, потому что она сама обеспечивает свободу слова. При других формах правления нападать на нее тоже можно, но осторожно.
Был такой советский анекдот – американец и русский спорят о том, чья страна свободнее. Американец говорит, что в США ему ничего не будет, если он выйдет к Белому дому и скажем, что Рейган – дурак. Русский отвечает, что ему также ничего не будет, если он выйдет на Красную площадь и скажет, что Рейган – дурак. Так вот в этом анекдоте имеется есть только половина правды. Да, американцу за критику своего президента действительно ничего бы не было – а вот если советский гражданин попробовал бы публично обругать Рейгана, ему бы за это прилетело. Ибо любой протест – пусть даже за все хорошее против всего плохого – должен был быть предварительно согласован, потому что авторитаризм совсем не любит самодеятельность. Ведь тот, кто сегодня посчитает себя вправе самовольно покричать против чужих, завтра может подумать, что у него есть свобода слова – и начать кричать уже против своих.
Традиционное обвинение против афинской демократии и демократии вообще – это процессы над Анаксагором и Сократом. Первого демократы пытали, второго – убили. Но вот в чем парадокс: обоих терпели достаточно долго – суды над ними состоялись тогда, когда оба уже были почтенными стариками. Другой показательный пример – судьба Платона. Основатель Академии десятки лет жил в родном городе, будучи в оппозиции к демократии, но никто его не трогал – но стоило ему попытаться поиграть в автократа и навязаться в советники к тиранну Дионисию, как он был арестован и продан в рабство. То есть демократические Афины оказались куда более терпимы к своим критикам, чем сиракузский тиранн – к своему союзнику. И почему-то те греческие города, где демократии не было, не могли похвастаться выдающимися культурными достижениями.
«Демосфен высказывается также и относительно государственных денег, советуя обратить их в военные, а не в зрелищные. <…> В старину <…> чтобы положить [конфликтам за бесплатные места в театре – М.В.] конец, власти афинские сделали места платными и каждому, кто хотел смотреть представление, следовало платить за это по два обола. А чтобы бедным не казалась такая плата обременительной, за каждым установлено было право получать эти два обола из казны. Так вот отсюда-то и повёлся этот порядок. Дело дошло до того, что стали получать деньги не только на места, но стали вообще делить между собой все государственные деньги. От этого стали халатно относится и к военным походам. Дело в том, что в прежнее время получали плату от государства, если отправлялись в поход, а тут стали получать свою долю денег, оставаясь дома и проводя время на зрелищах и праздниках.»
Либаний. Введение к «Олинфской Первой» речи Демосфена.
<…> Либаний (314-393), позднеантичный ритор, написал комментарий к речи Демосфена против македонского царя Филиппа, произнесенной в 351 г. до н.э. И этот комментарий не менее интересен, чем выступление Демосфена. Вдумаемся: демократические афинские власти сначала ввели субсидии на посещение театра – ради заботы о бедных гражданах. А потом стали увеличивать раздачу денег – потому, что этим гражданам идея получать халявные деньги из казны пришлась по душе (кто бы сомневался) – и пустили в ход оборонный бюджет. <…>
Для афинской демократии это закончилось плохо – Македония, обладавшая закаленной в боях армией, раз за разом побеждала союзы греческих полисов (главным из которых были как раз Афины), чьи войска уступали ей в опыте, уровне подготовки и боевом духе.
Можно ли на этом примере заключить, что демократия является дурной формой правления? Этот вывод сильно напрашивается, но не следует торопиться с оценками. Вообще, демократия является идеальной мишенью для критики – при авторитарном правлении такая критика более-менее безопасна, а при демократическом – тем паче. То есть критиковать демократию, живя при демократии, можно фактически невозбранно, потому что она сама обеспечивает свободу слова. При других формах правления нападать на нее тоже можно, но осторожно.
Был такой советский анекдот – американец и русский спорят о том, чья страна свободнее. Американец говорит, что в США ему ничего не будет, если он выйдет к Белому дому и скажем, что Рейган – дурак. Русский отвечает, что ему также ничего не будет, если он выйдет на Красную площадь и скажет, что Рейган – дурак. Так вот в этом анекдоте имеется есть только половина правды. Да, американцу за критику своего президента действительно ничего бы не было – а вот если советский гражданин попробовал бы публично обругать Рейгана, ему бы за это прилетело. Ибо любой протест – пусть даже за все хорошее против всего плохого – должен был быть предварительно согласован, потому что авторитаризм совсем не любит самодеятельность. Ведь тот, кто сегодня посчитает себя вправе самовольно покричать против чужих, завтра может подумать, что у него есть свобода слова – и начать кричать уже против своих.
Традиционное обвинение против афинской демократии и демократии вообще – это процессы над Анаксагором и Сократом. Первого демократы пытали, второго – убили. Но вот в чем парадокс: обоих терпели достаточно долго – суды над ними состоялись тогда, когда оба уже были почтенными стариками. Другой показательный пример – судьба Платона. Основатель Академии десятки лет жил в родном городе, будучи в оппозиции к демократии, но никто его не трогал – но стоило ему попытаться поиграть в автократа и навязаться в советники к тиранну Дионисию, как он был арестован и продан в рабство. То есть демократические Афины оказались куда более терпимы к своим критикам, чем сиракузский тиранн – к своему союзнику. И почему-то те греческие города, где демократии не было, не могли похвастаться выдающимися культурными достижениями.
Тот же суд над Сократом, кой был и вечно будет кричащим примером порочности демократии, нам известен потому, что Платон и Ксенофонт оставили для нас рассказы о нем – и никто не пытался уничтожить ни их, ни их сочинения. А кто расскажет нам о негреческих сократах, о свободных умах из варварских народов? Да что там варварских – где жизнеописания спартанских философов и процессов над ними? «Но ведь в Спарте не было философов!». Вот то-то же – а почему их там не было? Им не давали родиться ввиду спартанского антиинтеллектуализма или не давали сохраниться памяти о них? <…>
Потому посмотрим на ситуацию, описанную в комментарии Либания. Да, военный бюджет во времена возвышения Македонии пошел по рукам граждан – но разве при автократии он всегда хранится должным образом? Понятно, что раздача денег накладна для государства, но в таких случаях она делается публично – потому Демосфен и счел нужным обратиться к согражданам с патриотическим призывом поумерить гедонизм и вступить в войну с Македонией. Но когда в стране установлена олигархия, то несколько крупных плутократов могут нанести казне куда больший ущерб, чем десятки тысяч бедняков. Но только широкой публике об этом ничего не станет известно, потому публичность – редкая гостья в недемократических государствах.
Вот, например, мы имеем право сказать, что Афины проиграли Македонии из-за разгула демократии – ведь у нас есть тому документальные свидетельства (вроде тех же речей Демосфена). Но вот вопрос – а почему вскоре и монархическая Персия проиграла Македонии? Обычно говорится, что причиной был полководческий гений Александра Великого. Допустим – но: как у персов обстояли дела с сохранностью казны? <…> У нас нет об этом сведений (по крайней мере, я таковые не видел) – потому что автократия не любит свидетелей своих провалов.
И еще один аргумент против огульного осуждения афинской социальной политики. Вот Демосфен призывал своих соотечественников одуматься, забыть о личных интересах и мобилизоваться против Филиппа. Удалось ли ему изменить умонастроение народа? Да, удалось. Попробовал бы он выступить с подобной речью там, где демократии не было – где местный тиранн тоже не желал бы войны и жил бы на такие же халявные деньги в силу того, что нагло растрачивал бы казну на собственные прихоти. Да, Демосфен и его город в итоге проиграли – но проиграли все греческие города вне зависимости от формы правления.
Хочу ли я сказать, что демократия – лучшая форма правления? Нет, я в этом вовсе не уверен. Я лишь хочу сказать, что гражданские свободы лучше, чем их отсутствие. А что демократии часто заканчивают военными поражениями и установлением тираний – так и сами тирании заканчивают военными поражениями и установлением на их месте новых тираний ничуть не реже. <…>
Излишняя вера в народовластие и, тем более, его сакрализация – это глупое и опасное поветрие последних веков. Тем более в сочетании со всеобщим избирательным правом. Но и ее поверхностная критика столь же опасна – потому, собственно, наиболее трезвые политические философы всегда стремились найти баланс между демократией и аристократией – чтобы охраниться от крайних форм того и другого. Иначе государство рискует вечно шататься между произволом принцепса и разгулом плебса.
--
Патроны-Метафизики Иван Иванов, Никита Гироскоп, История России, Timofey Chernyshov, Sergey Donskoy, Александр Черевков, Tanshe, Константин Викторов, Дарья Москаленко, Vladislav, Gaming Score, masha maltseva, Alexma, Ravil Bildanov, Иван, Быть, Алексей Деркачёв, Alexey Klepalov, Denis Evdokimov – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Alexander, Рустам Кашапов, Иван Зотов, kapitanKukan, Beresklet и Unrecorder – вам особое почтение и благодарность! Хочу выразить искреннюю признательность Alexander’у, чей донат в несколько раз превзошел требуемую сумму.
Подписывайтесь и вы.
Потому посмотрим на ситуацию, описанную в комментарии Либания. Да, военный бюджет во времена возвышения Македонии пошел по рукам граждан – но разве при автократии он всегда хранится должным образом? Понятно, что раздача денег накладна для государства, но в таких случаях она делается публично – потому Демосфен и счел нужным обратиться к согражданам с патриотическим призывом поумерить гедонизм и вступить в войну с Македонией. Но когда в стране установлена олигархия, то несколько крупных плутократов могут нанести казне куда больший ущерб, чем десятки тысяч бедняков. Но только широкой публике об этом ничего не станет известно, потому публичность – редкая гостья в недемократических государствах.
Вот, например, мы имеем право сказать, что Афины проиграли Македонии из-за разгула демократии – ведь у нас есть тому документальные свидетельства (вроде тех же речей Демосфена). Но вот вопрос – а почему вскоре и монархическая Персия проиграла Македонии? Обычно говорится, что причиной был полководческий гений Александра Великого. Допустим – но: как у персов обстояли дела с сохранностью казны? <…> У нас нет об этом сведений (по крайней мере, я таковые не видел) – потому что автократия не любит свидетелей своих провалов.
И еще один аргумент против огульного осуждения афинской социальной политики. Вот Демосфен призывал своих соотечественников одуматься, забыть о личных интересах и мобилизоваться против Филиппа. Удалось ли ему изменить умонастроение народа? Да, удалось. Попробовал бы он выступить с подобной речью там, где демократии не было – где местный тиранн тоже не желал бы войны и жил бы на такие же халявные деньги в силу того, что нагло растрачивал бы казну на собственные прихоти. Да, Демосфен и его город в итоге проиграли – но проиграли все греческие города вне зависимости от формы правления.
Хочу ли я сказать, что демократия – лучшая форма правления? Нет, я в этом вовсе не уверен. Я лишь хочу сказать, что гражданские свободы лучше, чем их отсутствие. А что демократии часто заканчивают военными поражениями и установлением тираний – так и сами тирании заканчивают военными поражениями и установлением на их месте новых тираний ничуть не реже. <…>
Излишняя вера в народовластие и, тем более, его сакрализация – это глупое и опасное поветрие последних веков. Тем более в сочетании со всеобщим избирательным правом. Но и ее поверхностная критика столь же опасна – потому, собственно, наиболее трезвые политические философы всегда стремились найти баланс между демократией и аристократией – чтобы охраниться от крайних форм того и другого. Иначе государство рискует вечно шататься между произволом принцепса и разгулом плебса.
--
Патроны-Метафизики Иван Иванов, Никита Гироскоп, История России, Timofey Chernyshov, Sergey Donskoy, Александр Черевков, Tanshe, Константин Викторов, Дарья Москаленко, Vladislav, Gaming Score, masha maltseva, Alexma, Ravil Bildanov, Иван, Быть, Алексей Деркачёв, Alexey Klepalov, Denis Evdokimov – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Alexander, Рустам Кашапов, Иван Зотов, kapitanKukan, Beresklet и Unrecorder – вам особое почтение и благодарность! Хочу выразить искреннюю признательность Alexander’у, чей донат в несколько раз превзошел требуемую сумму.
Подписывайтесь и вы.
Маргиналия к Д. Быкову
«И ежели в нашей братье найдется один из ста,
Который пошлет проклятье войне пера и листа
И выскочит вон из круга в размокнутый мир живой, –
Его обниму, как друга, к плечу припав головой.
Скорее туда, товарищ, где сплавлены рай и ад
В огне веселых пожарищ, а я побреду назад,
Где светит тепло и нежаще убогий настольный свет –
Единственное прибежище для всех, кому жизни нет.»
Д.Л. Быков.
Действовать и мыслить (в том числе записывать мысли) – это два принципиально различных режима существования. Между ними гораздо меньше пересечений, чем мы привыкли считать. Разумеется, когда мы действуем, наша мыслительная активность не падает до нуля – но в обыденной жизни мы принимаем решения рассудочно (в лучшем случае), а философия, художественное творчество и другие высшие формы мышления – не рассудочны, а разумны.
Жизнь и мышление отличаются друг от друга и по форме, и по предмету. Когда мы строим маршрут, продумываем сценарий делового разговора, прикидываем бюджет и выбираем мебель, мы находимся в пространстве дихотомий – так или этак, лучше или хуже, раньше или позже, скорее всего или навряд ли. В разумном мышлении – о благе, бесконечности, сущности, красоте – мы выдергиваем сущее из пространства жизни в область чистого разума, мы берем его метафизически, а не практически. Потому между рассудочным «как мне преодолеть пространство от дома до работы, чтобы не опоздать» и разумным «что такое пространство» зияет пропасть. В каком-то смысле это противоположные друг другу вопросы – они отличаются как выкл и вкл на рубильнике. Да, можно мыслить о философских предметах во время ходьбы, но во время бега – невозможно, потому что бег – это физическое действие, а разумное мышление предполагает физическое бездействие. Ходьба же в процессе мышления выполняет непрактическую функцию – с ее помощью интенсивно работающий мозг просто сбрасывает мышечное напряжение.
Один из вопросов, который меня живо интересует всю жизнь – это различие между людьми теоретического и практического склада (если получится, в ближайшие месяцы хочу написать работу на эту тему – пока она существует только в набросках). У «теоретиков», для которых этика и эстетика, физика и метафизика, литература и живопись являются «средой обитания», и людей практического склада, которым прочесть философскую книгу труднее, чем организовать бизнес, очень несхожие картины мира. Понятно, что между этими крайностями существуют множество переходных форм (а кроме того, есть те, кто отлично совмещает практический рассудок и теоретический разум), но в основе своей они различны именно потому, что делать и мыслить (в высшей, разумной форме) – это, опять же, противоположные режимы существования.
Главная беда теоретических людей, к которым причисляет себя и лирический герой быковского стихотворения, заключается в том, что они мыслят вечное, а живут внутри временного – и испытывают диссонанс от несовпадения того и другого. И зачастую выбирают самый простой путь выхода из этой коллизии – уходить в глухую оборону от жизни. Чаще всего под такой эскапизм (бегство от действительности) они подводят базу – «везде пошлость и бескультурье, никаких ценностей, никакой духовности – мне тут все противно». Но суровая правда в том, что эти люди думают, что являются трагическими героями, но на самом деле они – герои комические. Они смешны – тем, что собственную неспособность интегрировать мысль в жизнь принимают за неумение жизни интегрироваться в их мысль.
Обычно это трагикомичное существование усиливается физиологическими особенностями – точнее, последние являются причиной первых. Слабая витальность, застенчивость, неспособность к неожиданным поступкам и избегание резких поворотов усиливают чувство отверженности.
«И ежели в нашей братье найдется один из ста,
Который пошлет проклятье войне пера и листа
И выскочит вон из круга в размокнутый мир живой, –
Его обниму, как друга, к плечу припав головой.
Скорее туда, товарищ, где сплавлены рай и ад
В огне веселых пожарищ, а я побреду назад,
Где светит тепло и нежаще убогий настольный свет –
Единственное прибежище для всех, кому жизни нет.»
Д.Л. Быков.
Действовать и мыслить (в том числе записывать мысли) – это два принципиально различных режима существования. Между ними гораздо меньше пересечений, чем мы привыкли считать. Разумеется, когда мы действуем, наша мыслительная активность не падает до нуля – но в обыденной жизни мы принимаем решения рассудочно (в лучшем случае), а философия, художественное творчество и другие высшие формы мышления – не рассудочны, а разумны.
Жизнь и мышление отличаются друг от друга и по форме, и по предмету. Когда мы строим маршрут, продумываем сценарий делового разговора, прикидываем бюджет и выбираем мебель, мы находимся в пространстве дихотомий – так или этак, лучше или хуже, раньше или позже, скорее всего или навряд ли. В разумном мышлении – о благе, бесконечности, сущности, красоте – мы выдергиваем сущее из пространства жизни в область чистого разума, мы берем его метафизически, а не практически. Потому между рассудочным «как мне преодолеть пространство от дома до работы, чтобы не опоздать» и разумным «что такое пространство» зияет пропасть. В каком-то смысле это противоположные друг другу вопросы – они отличаются как выкл и вкл на рубильнике. Да, можно мыслить о философских предметах во время ходьбы, но во время бега – невозможно, потому что бег – это физическое действие, а разумное мышление предполагает физическое бездействие. Ходьба же в процессе мышления выполняет непрактическую функцию – с ее помощью интенсивно работающий мозг просто сбрасывает мышечное напряжение.
Один из вопросов, который меня живо интересует всю жизнь – это различие между людьми теоретического и практического склада (если получится, в ближайшие месяцы хочу написать работу на эту тему – пока она существует только в набросках). У «теоретиков», для которых этика и эстетика, физика и метафизика, литература и живопись являются «средой обитания», и людей практического склада, которым прочесть философскую книгу труднее, чем организовать бизнес, очень несхожие картины мира. Понятно, что между этими крайностями существуют множество переходных форм (а кроме того, есть те, кто отлично совмещает практический рассудок и теоретический разум), но в основе своей они различны именно потому, что делать и мыслить (в высшей, разумной форме) – это, опять же, противоположные режимы существования.
Главная беда теоретических людей, к которым причисляет себя и лирический герой быковского стихотворения, заключается в том, что они мыслят вечное, а живут внутри временного – и испытывают диссонанс от несовпадения того и другого. И зачастую выбирают самый простой путь выхода из этой коллизии – уходить в глухую оборону от жизни. Чаще всего под такой эскапизм (бегство от действительности) они подводят базу – «везде пошлость и бескультурье, никаких ценностей, никакой духовности – мне тут все противно». Но суровая правда в том, что эти люди думают, что являются трагическими героями, но на самом деле они – герои комические. Они смешны – тем, что собственную неспособность интегрировать мысль в жизнь принимают за неумение жизни интегрироваться в их мысль.
Обычно это трагикомичное существование усиливается физиологическими особенностями – точнее, последние являются причиной первых. Слабая витальность, застенчивость, неспособность к неожиданным поступкам и избегание резких поворотов усиливают чувство отверженности.
Отношусь ли я к таким людям с надменностью? Нет, конечно – я сам такой, плюс-минус. Но так получилось, что около восьми лет я провел в «противоположном лагере» – в продажах, маркетинге и менеджменте. Это вышло ненамеренно – коммерческая среда меня никогда не притягивала, но сначала хотелось финансовой независимости, а потом появилось ощущение, что поздно что-то менять. К тридцати годам я чувствовал себя если не несчастным, то уж точно не счастливым – мне казалось, что я потратил много лет ни на что. Сейчас я понимаю, что это совсем не так – опыт «погружения в жизнь» был крайне полезен. Он избавил меня от искушения впасть в иллюзию того, что люди практического склада – бездушные мясные машины, одержимые лишь материальными целями и грубыми удовольствиями. Совсем нет – в подавляющем большинстве это совершенно нормальные и даже хорошие люди. И часто вполне культурные люди. Также я понял, что снобизм в отношении тех, кто не может отличить Гоголя от Гегеля ничуть не благороднее, чем снобизм в отношении тех, кто не может отличить акцию от облигации.
А уйдя из коммерческой сферы в академическую, я обнаружил другую вещь – те, кто ни дня не работал на холодных звонках и не рвал плоть в стремлении выполнить план по дистрибуции (а сразу пошли в аспирантуру после магистратуры), нередко смотрят на людей с подобным опытом не с предубеждением, а с любопытством и даже почтением. Потому что людям теоретического склада элементарно интересно, а как оно там, в жизни. К слову, как-то, перебирая почту давних лет, наткнулся на несколько своих деловых писем – и не мог поверить, что их писал я. Надо же, когда-то мог – но не потому, что был другим человеком, а потому заставлял себя переключать рубильник на режим «жизни».
Главный парадокс антагонизма мысли и жизни в том, что человеческая история делается пышущими витальностью практиками, а толкуется – теоретиками. Согласимся, что место гуманитарных наук и изящных искусств даже в современной жизни невелико – но в прежние времена это место было скромнее в десятки – нет, в сотни – раз. Сколько людей принимало участие в развитии наук и искусств эпохи Возрождения – 50, 100, 500? А сколько людей разделяло идеологию Ренессанса (ежели таковая вообще была – сделаем вид, что была) – сколько тысяч? Какой это процент от населения Европы 15го века, оцениваемой почти в две сотни миллионов человек? Тем не менее о Возрождении можно прочесть не только в книгах по истории искусства, но и по политической истории. Потому что, опять же, живут и действуют одни, а думают об их жизни другие – и пишут исторические книги именно последние. Они видят в истории идеи и концепции, хотя историю обычно двигают частные интересы и самые пошлые страсти – от похоти и жестокости до безрассудства и тщеславия.
Такая несоизмеримость реальной истории и истории мысли приводит избегающих жизни теоретиков к ошибочным выводам – мол, раньше люди были огого, а вот прошелся я по улицам – и никаких тебе идей, и никаких тебе подвигов, и никаких тебе гениев. Мир в кризисе, люди обмельчали. Да.
Нет.
А уйдя из коммерческой сферы в академическую, я обнаружил другую вещь – те, кто ни дня не работал на холодных звонках и не рвал плоть в стремлении выполнить план по дистрибуции (а сразу пошли в аспирантуру после магистратуры), нередко смотрят на людей с подобным опытом не с предубеждением, а с любопытством и даже почтением. Потому что людям теоретического склада элементарно интересно, а как оно там, в жизни. К слову, как-то, перебирая почту давних лет, наткнулся на несколько своих деловых писем – и не мог поверить, что их писал я. Надо же, когда-то мог – но не потому, что был другим человеком, а потому заставлял себя переключать рубильник на режим «жизни».
Главный парадокс антагонизма мысли и жизни в том, что человеческая история делается пышущими витальностью практиками, а толкуется – теоретиками. Согласимся, что место гуманитарных наук и изящных искусств даже в современной жизни невелико – но в прежние времена это место было скромнее в десятки – нет, в сотни – раз. Сколько людей принимало участие в развитии наук и искусств эпохи Возрождения – 50, 100, 500? А сколько людей разделяло идеологию Ренессанса (ежели таковая вообще была – сделаем вид, что была) – сколько тысяч? Какой это процент от населения Европы 15го века, оцениваемой почти в две сотни миллионов человек? Тем не менее о Возрождении можно прочесть не только в книгах по истории искусства, но и по политической истории. Потому что, опять же, живут и действуют одни, а думают об их жизни другие – и пишут исторические книги именно последние. Они видят в истории идеи и концепции, хотя историю обычно двигают частные интересы и самые пошлые страсти – от похоти и жестокости до безрассудства и тщеславия.
Такая несоизмеримость реальной истории и истории мысли приводит избегающих жизни теоретиков к ошибочным выводам – мол, раньше люди были огого, а вот прошелся я по улицам – и никаких тебе идей, и никаких тебе подвигов, и никаких тебе гениев. Мир в кризисе, люди обмельчали. Да.
Нет.
На платных сервисах – уже 80 записей. Что представляют собой первые 40, можно посмотреть здесь, а ниже – тизеры большинства новых.
1. Очерки:
- О главной цели пропаганды (О том, что ее целью является вовсе не убеждение, а совсем наоборот)
- Притча о богоискателе (О пути к самому себе)
- Об избалованности (О том, почему не нужно брюзжать на молодежь)
- Онтология чуда (О дуализме бога и природы как базовой схеме религиозного мышления)
- О двойных стандартах (О том, что оценки поступков в первую очередь зависят от того, кто их совершает, и о том, что «это другое» это иногда действительно другое)
- Об обществе потребления (О подлинной цели социалистов, критикующих массовое потребление)
- Диалектика народа и власти (О главной цели политиков и заблуждениях рядовых граждан на этот счет)
2. Маргиналии:
- к Платону (Маргиналия-лонгрид, в которой содержится все, что вы хотели знать об идеях и собаках)
- к Карену Свасьяну (О вечной проблеме того, как соотноситься с другими, но оставаться собой)
- к Иоанну (Снычеву) (О том, что не нужно сравнивать христианское вероучение с нравами язычников)
- к Кампанелле (О том, как социалистические государства используют народ для легитимации своих преступлений)
- к Блоку (Об опасностях платонизма)
- к Исократу (О том, как сделать милитаризм привлекательным и для альтруистов, и для эгоистов)
- к Бодлеру (О топологии морального сознания)
- к Эмилю Чорану (О любителях постенать об ужасах бытия)
- к Ивану Грозному (О русском национальном самоощущении дораскольных времен)
- к Либанию (О демократии и аргументах против нее)
- к Аристотелю (О том, что рассудку проще мыслить о понятиях, чем о вещах)
- к Секацкому (О том, как не забросить свое самообразование)
- к Оруэллу (О тоталитарном сознании и о том, почему борьба с социалистической идеологией никогда не должна прекращаться)
3. Лонгриды:
- О трансцендировании (О свойстве мышления сакрализировать прагматические понятия; разбирается 12 понятий, изначально бывших техническими, но ставших этическими – этика, благородство, герой, чистота, искусство, культура, знание и так далее)
- Античная философия и историческое сознание (О том, зачем нужно преподавать основы философии в средней школе)
- О нищете внутреннего и полноте внешнего (Лонгрид о безмятежности и внутренней гармонии как о промежуточных, но не конечных целях существования)
4. Новые 5 выпусков рубрики «Белый шум», куда еженедельно попадают пять мыслей – недостаточно весомых для создания вокруг них отдельных текстов, но достаточно симпатичных, чтобы предъявить их читателю:
- О выборе эксперта, запаривании гречки, смайлах и челках
- О нечитанных книгах, остеклении балконов, заменах в Ворде и принципах составления домашней библиотеки
- О советских канцеляризмах, поп-итах, чайных кружках и детективах в эпоху киберпанка
- Об опозданиях на работу, «Монти Пайтон», визуальных искусствах, мусорных изданиях и трамвайных рельсах
- О местных и приезжих студентах, «русском пьянстве и лени», беседах с актерами и избавлении от дурных привычек
5. Цензуры стихотворений Александра Блока, Мирры Лохвицкой и Михаила Щербакова
6. Напоминаю, что уже опубликованы две крупные работы: об исторических типах мировоззрения (20 страниц) и противоречиях ницшеанской философии (33 страницы)
Также напоминаю о стоимости тиров:
I. Эмпирик читает (и комментирует, как и все остальные тиры) краткие тексты и несколько средних за 85 ₽ / $1.20
II. Логик читает и краткие, и средние тексты за 160 ₽ / $2.30
III. Метафизик читает все виды текстов, получает публичную благодарность и бесплатные книги за 250 ₽ / $3.60
IV. Теург читает все виды текстов, получает особую публичную благодарность, бесплатные книги и возможность заказа публикаций за 500 ₽ / $7.20
Жду вас, друзья – здесь или здесь.
1. Очерки:
- О главной цели пропаганды (О том, что ее целью является вовсе не убеждение, а совсем наоборот)
- Притча о богоискателе (О пути к самому себе)
- Об избалованности (О том, почему не нужно брюзжать на молодежь)
- Онтология чуда (О дуализме бога и природы как базовой схеме религиозного мышления)
- О двойных стандартах (О том, что оценки поступков в первую очередь зависят от того, кто их совершает, и о том, что «это другое» это иногда действительно другое)
- Об обществе потребления (О подлинной цели социалистов, критикующих массовое потребление)
- Диалектика народа и власти (О главной цели политиков и заблуждениях рядовых граждан на этот счет)
2. Маргиналии:
- к Платону (Маргиналия-лонгрид, в которой содержится все, что вы хотели знать об идеях и собаках)
- к Карену Свасьяну (О вечной проблеме того, как соотноситься с другими, но оставаться собой)
- к Иоанну (Снычеву) (О том, что не нужно сравнивать христианское вероучение с нравами язычников)
- к Кампанелле (О том, как социалистические государства используют народ для легитимации своих преступлений)
- к Блоку (Об опасностях платонизма)
- к Исократу (О том, как сделать милитаризм привлекательным и для альтруистов, и для эгоистов)
- к Бодлеру (О топологии морального сознания)
- к Эмилю Чорану (О любителях постенать об ужасах бытия)
- к Ивану Грозному (О русском национальном самоощущении дораскольных времен)
- к Либанию (О демократии и аргументах против нее)
- к Аристотелю (О том, что рассудку проще мыслить о понятиях, чем о вещах)
- к Секацкому (О том, как не забросить свое самообразование)
- к Оруэллу (О тоталитарном сознании и о том, почему борьба с социалистической идеологией никогда не должна прекращаться)
3. Лонгриды:
- О трансцендировании (О свойстве мышления сакрализировать прагматические понятия; разбирается 12 понятий, изначально бывших техническими, но ставших этическими – этика, благородство, герой, чистота, искусство, культура, знание и так далее)
- Античная философия и историческое сознание (О том, зачем нужно преподавать основы философии в средней школе)
- О нищете внутреннего и полноте внешнего (Лонгрид о безмятежности и внутренней гармонии как о промежуточных, но не конечных целях существования)
4. Новые 5 выпусков рубрики «Белый шум», куда еженедельно попадают пять мыслей – недостаточно весомых для создания вокруг них отдельных текстов, но достаточно симпатичных, чтобы предъявить их читателю:
- О выборе эксперта, запаривании гречки, смайлах и челках
- О нечитанных книгах, остеклении балконов, заменах в Ворде и принципах составления домашней библиотеки
- О советских канцеляризмах, поп-итах, чайных кружках и детективах в эпоху киберпанка
- Об опозданиях на работу, «Монти Пайтон», визуальных искусствах, мусорных изданиях и трамвайных рельсах
- О местных и приезжих студентах, «русском пьянстве и лени», беседах с актерами и избавлении от дурных привычек
5. Цензуры стихотворений Александра Блока, Мирры Лохвицкой и Михаила Щербакова
6. Напоминаю, что уже опубликованы две крупные работы: об исторических типах мировоззрения (20 страниц) и противоречиях ницшеанской философии (33 страницы)
Также напоминаю о стоимости тиров:
I. Эмпирик читает (и комментирует, как и все остальные тиры) краткие тексты и несколько средних за 85 ₽ / $1.20
II. Логик читает и краткие, и средние тексты за 160 ₽ / $2.30
III. Метафизик читает все виды текстов, получает публичную благодарность и бесплатные книги за 250 ₽ / $3.60
IV. Теург читает все виды текстов, получает особую публичную благодарность, бесплатные книги и возможность заказа публикаций за 500 ₽ / $7.20
Жду вас, друзья – здесь или здесь.
Разумеется, все эти 80 публикаций были бы невозможны без поддержки тех, кто уже решился оформить патронат.
Патроны-Метафизики Alexma, Denis Evdokimov, Sergey Donskoy, Ravil Bildanov, Дарья Москаленко, Alexey Klepalov, Timofey Chernyshov, Константин Викторов, masha maltseva, Быть, Александр Черевков, Gaming Score, Иван Иванов, Иван, Алексей Деркачёв, Никита Гироскоп, Tanshe, История России, Vladislav – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Жан Бубенцов, kapitanKukan, Beresklet, Alexander, Рустам Кашапов, Иван Зотов и Unrecorder – вам особое почтение и благодарность!
Патроны-Метафизики Alexma, Denis Evdokimov, Sergey Donskoy, Ravil Bildanov, Дарья Москаленко, Alexey Klepalov, Timofey Chernyshov, Константин Викторов, masha maltseva, Быть, Александр Черевков, Gaming Score, Иван Иванов, Иван, Алексей Деркачёв, Никита Гироскоп, Tanshe, История России, Vladislav – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Жан Бубенцов, kapitanKukan, Beresklet, Alexander, Рустам Кашапов, Иван Зотов и Unrecorder – вам особое почтение и благодарность!