Если вы помните, нам и нашему архитектурно-историческому наследию грозит новый закон о рекламе. Коллеги из сообщества операторов рекламы сделали шаблон обращения, который можно рассылать в различные инстанции. А именно в Комитет госдумы по экономической политике, депутатам госдумы от вашего города или региона, губернатору вашего региона, мэру вашего города, депутатам законодательного собрания региона, депутатам городского совета, наконец в приёмную президента. В общем, всюду, во все возможные политические инстанции.

Борьба с наиболее вредными положениями нового закона о рекламе отнюдь не обречённая. На первых слушаниях по этому законопроекту 70% депутатов госдумы проголосовали за него, но почти 30% против. Единодушия в рядах депутатов нет, а значит можно побороться за то, чтобы наиболее вредные положения были исключены из окончательной редакции закона.

#городскиеполитики #городскаясреда #обликгорода

​​Продолжая разговор про науку о городах, хочу остановиться на роли университетов в городском и региональном развитии. Есть две традиционные роли университетов - образование и научная деятельность. Университеты аккумулируют, производят и транслируют знания. В университетах люди получают образование, которое по идее должно повышать их положение на рынке труда. Ну или становиться пропуском в определённые сферы на рынке труда.

С этими двумя традиционными функциями связан наиболее очевидный импакт университета на городское и региональное развитие. Университеты собирают вокруг себя молодёжь, которая обладает определёнными требованиями к городской среде. Там где размещается университет появляются кофейни, бары, ботейоны и всё такое прочее, что отвечает требованиям молодёжи. Молодёжь получает образование и поэтому на рынке труда в регионе присутствия университета больше шансов найти квалифицированные кадры, что по идее приводит к большей капитализации территории. Но это не точно, предприятия на территории также должны адаптироваться под более высоко квалифицированный персонал.

Также университет занимается наукой. Это не только важный сегмент рынка труда для высококвалифицированных специалистов, но и важный ресурс для локальной экономики. В идеале теоретические и прикладные разработки идут рука об руку и присутствие университета ассоциировано с высокотехнологичными и наукоёмкими производствами. И речь далеко не только об эффекте от технических наук. Гуманитарные разработки также могут результировать в виде новых индустрий, в первую очередь креативных.

Но есть еще третья роль университета. Она гораздо менее "автоматически", нежели первые две, влияет на территориальное развитие, поскольку требует создания специальных институтов. Это роль политического консультанта по городскому и региональному развитию. Университет может включаться в управление территориальным развитием, разрабатывать научно-обоснованные стратегии и программы, помогать вести доказательную политику (evidence-based policy).

Третья роль университета - дело сложное. Во-первых, городским и региональным чиновникам и политикам нужно верить, в то, что может существовать доказательная политика. Это довольно сложно, потому как многим чиновникам и политикам зачастую кажется, что управление развитием территорий - это что-то про сильную политическую волю и решительность, а не про глубокий анализ и реалистичное отношение к возможностям и рискам. Во-вторых, это требует от университета смены регистра деятельности. Академические исследования могут себе позволить некоторую эфемерность и избыточность, в то время как прикладные подчиняются жёсткой временной логике и строгому запросу на прагматику. В-третьих, сама по себе доказательная политика требует политической преемственности. Городские режимы могут сменяться, но доказательная база-то остаётся прежней. И если мы идём по пути доказательной политики нам необходимо серьёзно относиться к рискам популистских решений.

В общем, университет для города и региона может быть крайне полезной штукой. Но этой штукой нужно уметь пользоваться, причём как изнутри университета, так и снаружи. Обращаясь к российским реалиям можно сказать, что исполняющих все три роли университетов не так много. Но они есть, например Петрозаводский государственный университет. Тем не менее, большинству университетов еще далеко до того, чтобы сполна отыгрывать третью роль. Как, впрочем, к тетьей роли не готовы большая часть городских и региональных администраций.

#forscience #территориальноеразвитие #городскиеполитики #городскиестратегии

​​Австралийцы очень ответственно подходят к исследованиям, посвященным социальной инклюзии и вопросам заботливого города. Так например Джером Рашель, Илан Вайзел, Еллен ван Холстейн, Нике Феритопоулос, Тесса де Ври, Селия Грин и Эллен Бикнелл в своей статье Feasibility and the care-full just city: Overlaps and contrasts in the views of
people with disability and local government officers on social inclusion, вышедшей недавно в журнале Cities показывают, как сочетаются концепции "заботы" и "делаемости".

Что за проблема с этими концептами? Проблема лежит в морально-этическом и управленческом полях. С одной стороны, когда мы говорим про заботу в городе мы вроде как приходим к моральным императивам. Все остановки общественного транспорта должны быть доступны для людей с инвалидностью. Все здания должны быть удобны для людей с инвалидностью. Все должны иметь равный доступ к городским медицинским сервисам. И так далее. И вроде бы если эти императивы не выполняются, до городские администраторы должны посыпать голову пеплом.

Но есть и другое измерение. Управленческое измерение "делаемости". Довольно странно нести ответственность за то, что что-то невозможно сделать. Поэтому с точки зрения моральной философии далеко не факт, что городским администрациям нужно стыдиться, что они например, не могут повлиять на федеральную систему здравоохранения. Или не могут повлиять на архитектуру зданий, построенных задолго до того, когда появилась идея инклюзии людей с различными типами инвалидности. Или не могут разрешить конфликт между потребностями людей с двигательной инвалидностью и людей с инвалидностью по зрению.

В общем, идея в том, что на управленческом уровне необходима всегда рефлексия "заботы" в контексте "делаемости". И это было бы самой лучшей формой ответственности за заботу в городе со стороны городских администраций. Но тут опять возникают нюансы. Чтобы их изучить авторы провели несколько масштабных воркшопов в методологии Group concept mapping с людьми с разными типами инвалидности, собрали 240 идей того, как можно сделать город Мельбурн более заботливым о людях с инвалидностью и предложили чиновникам оценить эти идеи с точки зрения делаемости.

Так выяснилось, что несмотря на важность для людей с инвалидностью таких вещей как равенство при найме на работу, равный доступ к здравоохранению, большее количество социального жилья, доступность зданий, единый инклюзивный дизайн для общественных пространств, снижение конфликтов между пешеходами и велосипедистами в общественных пространствах и .т.д, по многим из этих вопросов городские чиновники ничего сделать не могут. Даже если понимают значимость этой проблемы. Потому как понимают ограниченность своих компетенций и полномочий и не могут заходить в зону ведения государственных властей, девелоперов, профессиональных организаций.

Мораль истории довольно простая - всегда когда мы хотим от кого-то каких-то решительных действий, нам нужно сперва понять делаемы ли эти решительный действия тем, от кого мы их ждём. Возможно мы заблуждаемся и навешиваем на человека или структуру ответственность за то, за что они не могут отвечать. Пусть даже из самых лучших побуждений, этого лучше не делать.

#инклюзия #социологиягорода #городскиеполитики

​​Вернёмся в Рио-де-Жанейро. В статье Contentious Politics of the Slums: Understanding Different Outcomes of Community Resistance against Evictions in Rio de Janeiro Селина Миранн Сорбо и Эйнар Браатен развивают две модальности политики трущоб - "город против обитателей трущоб" и "обитатели трущоб против города".

В чём здесь идея? Идея в том, что трущобы, или как принято говорить у нас в Рио, фавелы - это очень важный элемент городской политики в глобальном масштабе. Примерно 30% городского населения планеты живёт в районах, которые по классификации ЮНЕСКО относятся к трущобам. При этом в наибольшей степени трущобы сосредоточены в городах Глобального Юга. В Рио население фавел составляет чуть больше 20%. Это очень большой процент, с ним невозможно не считаться и не разрабатывать на муниципальном уровне специальные политики по отношению к ним.

Так вышло, что для того, чтобы стать глобальным городом необходимо заниматься мегапроектами. А Рио очень хотел стать глобальным городом, поэтому начиная с 00-ых годов стал активно принимать у себя разного рода чемпионаты мира и прочие Олимпийские игры. Каждый мегапроект, подразумевающий прибытие гостей со всего мира, означает для города множество работ по улучшению среды. Строительство дорог, гостиниц, спортивных арен. Благоустройство парков и бульваров. И, разумеется, работу с трущобами.

В случае с Рио работа с трущобами в первую очередь подразумевает выселение жителей фавел из центральных районов города в конвенционально организованное жилье на периферии. А также усиление полицейского присутствия нерасселённых фавелах, ужесточение наказания для тех, кто выходит на митинги и демонстрации, введение нового антитеррористического законодательства. В общем, закручивание гаек под предлогом того, что гости приедут, а у нас тут бардак, куда это годится.

Не удивительно, что подобного рода политика вызывает недовольство у жителей фавел. Поэтому формируется ответное движение, которое направлено на то, чтобы противостоять этому. Жители фавел самоорганизуются в борьбе за своё право на город. В первую очередь это право на город состоит из реализации права на место обитания, школьное образование и минимальное здравоохранение. Во вторую очередь оно состоит из права на осмысленное управление - уточнение статистики по населению и сервисам в фавелах, борьба за то, чтобы фавелы благоустраивались и получали доступ к городским благам, а не сносились бездумно. Наконец, просто повседневная гражданская борьба за "право на права".

В сочетании этих двух модальностей собственно и реализуется городская политика Рио-де-Жанейро. Где-то глобальный город побеждает, вынуждая жителей фавел собирать свои пожитки и переселяться на периферию, где-то голос жителей фавелы оказывается услышан и вместо сноса в фавеле появляется новая дорога, остановка общественного транспорта и благоустроенный парк. В общем, какого-то единого механизма нет, каждый кейс оспаривания права на город в Рио по своему уникален. Что говорит нам о том, что инструменты гражданского общества могут оказывать серьёзное влияние на градостроительную политику глобального города, буде они грамотно применены.

#бедность #всякаяурбанистика #городскиеполитики #глобальныймир

Михаил Лидин выпустил очень интересный фильм про Церковь последнего завета. Собственно, о чём в фильме речь? Речь о том, что вот есть довольно безобидная религиозная община в стиле нью-эйдж. Их верования такой лихой замес из христианства, буддизма, индийских практик, учения о Гайе и прочих современных и традиционных религиозных идей. В какой-то момент община построила своё эко-поселение недалеко от Абакана - Город Солнца и поселилась там, а также в близлежащих деревнях.

Как это часто бывает с религиозными общинами практикующими отказ от алкоголя и наркотиков и постулирующими высокое доверие к людям из представителей общины получались прекрасные ремесленники и бизнесмены. Например, замечательные парки "Сады Мечты" в Абакане и Красноярске созданы членами общины. Да, с урбанистикой у них тоже всё в порядке и организовывать пространства последователи Церкви последнего завета умеют очень хорошо и эстетично.

До 2020 года всё у общины складывалось неплохо. Жили, никого не трогали, отправляли свои последнезаветские ритуалы. В общем, были симпатичным экопоселением с налётом нетрадиционной религиозности. Но, судя по всему, им не повезло попасть в поле интересов ресурсодобывающих компаний. Территория, на которой они проживали, оказалась богата на интересные ископаемые. Первое время экоактивистам из общины удавалось отбивать поползновения ресурсодобывающих компаний. Но в 2020 году против общины начались активные силовые действия, руководители общины были арестованы и отданы под суд, в экопоселении начались бесконечные обыски и допросы.

Община продолжает жить, но находится под угрозой. Юридическое лицо общины скорее всего будет ликвидировано через суд. Образовательный процесс в школе заморожен. Администрация запрещает проводить религиозные праздники под предлогом коронавирусных ограничений. Расправа над общиной под предлогом борьбы с сектами - очень печальная ситуация. В конце концов люди имеют право верить во что угодно. Особенно если это что угодно делает из них добрых и умеющих доверять людей с чувством прекрасного и навыком организовывать пространства.

#всякаяурбанистика #городскиеполитики #городскаясреда

https://www.youtube.com/watch?v=54wFWhivirk&t=2266s&ab_channel=%D0%9C%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%B8%D0%BB%D0%9B%D0%B8%D0%B4%D0%B8%D0%BD

​​Провожу свои беседы с урбанистами и часто в них задаю вопросы про политический спектр и важность политической позиции в урбанистической практике. Это представляется очень важным, потому как в развитых странах политический процесс является важнейшим драйвером городского развития. По сути дела, конструкция политической дискуссии определяет то, каким образом город будет меняться.

Помню в 2018 году я брал интервью у Ларса Штромгрена, одного из основателей движения Vision Zero в Швеции. Он рассказывал как примерно устроено продвижение идей нулевой смертности на дорогах. Если упрощать, то картина выглядит так - радикальные левые и анархисты выходят в масках с фаерами и красными флагами на шумные демонстрации. На этих демонстрациях они требуют принять самые решительные меры в отношении автомобилистов, потому что автомобилисты во всём виноваты. А проектировщиков вообще на фонарь, а то напроектировали такого, что люди умирают. Власти Швеции пугаются радикалов, но тут приходят умеренные левые из Vision Zero и говорят, да нет, что вы, не надо никого на фонарь, давайте лучше гармонизировать трафик вот так, так и так. Власти расслабленно выдыхают и идут гармонизировать трафик.

Это вовсе не значит, что все проблемы решаются через эскалацию конфликта радикальными левыми. Радикальные консерваторы тоже есть и они тоже могут играть значительную роль в политическом процессе, как это например было в Швеции в случае с велосипедными шлемами. Vision Zero показывал научные исследования, которые демонстрируют, что велосипедный шлем бесполезен в случае аварии и просто меняет тип травмы от которой человек всё равно умирает. Радикально настроенные родители кричали, что как там взрослые ездят вообще наплевать, а вот детям без шлемов мы ездить не дадим. И, в силу того, что для шведов во всём важен в первую очередь общественный консенсус, было принято решение об обязательном ношении велошлемов детьми до 16 лет.

И это очень интересная и показательная история. Решения в области урбанистики не могут быть только рациональными. В хороших городах они в первую очередь несут на себе отпечаток демократической культуры. Даже очень разумное решение, если оно не вызывает общественного консенсуса может принести больше вреда чем пользы. Впрочем, консенсусные решения могут быть ошибочными. Поэтому важна обратная связь, которая позволит по мере накопления информации об ошибке трансформировать консенсус. А для этого всего и нужна политика.

#городскиеполитики #всякаяурбанистика #visionzero

​Статья Urbanizing Refuge: Interrogating Spaces of Displacement описывает лагеря беженцев как специфическую форму урбанизма. Это крайне сложная пространственная единица, которая бросает вызов как теоретикам, так и практикам. С одной стороны, мы имеем территорию, которая, хоть и располагается в черте города, однако находится в безгосударственном состоянии – исключена из политической жизни и существует вне рамок правового регулирования. С другой стороны, такие лагеря задумываются как временная мера, но, как показывает практика, многие беженцы вынуждены проводить там года, а иногда – жить целыми поколениями.

Только вот лагеря давно перестали быть пространством исключительно беженцев. В Ливане во временных палестинских убежищах стали проживать трудовые мигранты из соседних стран, а также бедное население, которое не может себе позволить другое жилье. По сути временные лагеря превратились в трущобы, и городские нищие и беженцы живут в схожих условиях. Но есть и два принципиальных различия между ними: во-первых, в отличие от беженцев, маргинализированные слои населения могут претендовать на какую-либо работу на законных основаниях (но не факт, что ее получат); а во-вторых, беженцы могут обратиться в гуманитарные организации за базовой помощью, в то время как ливанцы оказываются брошенными собственным государством. Таким образом, городская нищета, с одной стороны, должна подчиняться закону, а с другой – находится вне его, и точно так же она оказывается исключенной из поля зрения государственных институтов.

При такой конфигурации акторов город оказывается важным символическим и стратегическим пространством, в котором происходит борьба между различными социальными группами, а беженцы вынуждены строить свой “неформальный” город. Так, ливанскому правительству так и не удалось установить полный контроль над лагерями. Несмотря на полный запрет строительства капитальных и прочных строений (которые подразумевают постоянное, а не временное жилье), беженцы вели строительство скрытно и прибегали к различным неформальным практикам, вроде сговора с ливанской полицией и службой внутренней безопасности. В дополнение к этому, государство стремилось ограничить и экономическую деятельность тоже. Однако палестинские беженцы обходили и эти ограничения и развивали свой малый бизнес в лагерях. И хоть ливанское законодательство заканчивается на границах лагерей, в их пределах палестинцы могут владеть имуществом, строить, арендовать и наследовать его.

Можно ли в таком случае описывать жизнь беженцев только через термины исключения? Это не совсем так. Для беженцев пространство является символом и инструментом для достижения политических целей. Тем не менее отрицание того факта, что лагеря являются частью городского пространства, вредно для всего города в целом, поскольку вместе с беженцами за скобку выносятся и бедствующие слои населения, что также препятствует артикуляции их политических интересов и развитию периферии. Городские бедные оказываются еще более бесправными, чем беженцы, ведь если последние могут обратиться хотя бы за минимальной помощью к ООН, то бедняки предоставлены только самим себе.

#бедность #беженцы #городскиеполитики

​Философ Жиль Делез представлял себе киберпространство с точки зрения его материальных эффектов и урбанизации. Такое антиутопическое видение подхватили многие градостроители, управленцы, бизнесмены и все остальные, кто имеет хоть какое-то отношение к технологиям, – будущее за рематериализацией кибернетики и реурбанизацией киберпространства! А название этому всему – умный город (УГ).

Сторонники концепции УГ считают, что повсеместное использование интерактивных технологий в городской среде, домашнем хозяйстве и в качестве личных устройств горожан оптимизирует модели потребления, а вместе с тем еще и повысит качество жизни. Но в ответ УГ получил массу критики. Три основных аргумента против такой модели управления: УГ не сочетается с неформальным характером города, защищает корпоративные интересы, воспроизводит социальное и городское неравенство.

Вторя уже классическому аргументу Джейн Джекобс, что город не может быть спланирован сверху, а его неформальность и является главной и определяющей чертой города, Саския Сассен, Ричард Сеннет и Адам Гринфилд утверждают, что технологии УГ, наоборот, носят антиурбанизированный характер и фактически воспроизводят модернистское подчинение городской жизни, а все эти умные сенсоры будут использоваться для управления горожанами, а не вовлечения их в диалог.

Вторая линия критики связана с тем, что УГ подчиняет город интересам транснациональных корпораций. “Ставить потребности горожан на первое место – это не только способ строить более справедливые города, но и способ создавать более совершенные технологии, причем делать это быстрее и экономнее”, – примерно так сторонники УГ сдвигают акцент с базового принципа “сначала люди” на более либеральное – “сначала люди, потому что это хорошо для технологий”. Но даже это не опаснее того банального факта, что персональные данные могут быть украдены и использованы для сторонних целей, а это уже посягательство на индивидуальные свободы.

Наконец, Роберт Холландс утверждает, что УГ учитывает потребности высокомобильной профессиональной рабочей силы и наносит ущерб менее обеспеченным группам населения. Пока УГ подпитывает джентрификацию и символическое потребление, требуется рабочая сила, которая будет обслуживать и обеспечивать повседневные базовые операции УГ.

Так, по мнению сразу нескольких авторов, УГ может стать пространственным воплощением общества контроля, подталкивать к выполнению одних действий и запрещать другие посредством изменения конфигурации информационных и урбанистических сред. Будучи встроенной в кибернетику второго порядка, концепция УГ может иметь неоднозначные последствия для будущего городского планирования, заменяя его кибернетическим управлением, а мы можем наблюдать коллапс концепции урбанизма и городского управления в принципе.

#городскиеполитики #цифровойгород #социокибернетика #викадеркач

​В ходе стремительной урбанизации человечество столкнулось с массой проблем: нехватка ресурсов, трудности в управлении отходами, нанесение вреда окружающей среде, заторы на дорогах, ветшающая инфраструктура, социальные проблемы и множество других. Однако, чтобы городское население не увязло в кризисе, нужны инновационные подходы в управлении городами. В попытке решить все эти коварные проблемы была предложена концепция “умного города” (УГ).

Зачастую исследователи освещают технологические стороны УГ, оставляя без внимания политику и управление. Хотя, по мнению авторов статьи Smart City as Urban Innovation: Focusing on Management, Policy, and Context, внедрение технологий само по себе не является целью, гораздо важнее – разумное использование этих технологий.

УГ подразумевает умную экономику, умное управление, умную мобильность, умную окружающую среду, умных людей и умную жизнь, и только оттого, каким образом государственный сектор будет распоряжаться технологиями, зависит возможное повышение качества жизни горожан.

Например, отдельные аспекты УГ могут противоречить друг другу – повышение транспортной доступности может нанести вред экологии, а улучшение качества воздуха, наоборот, может привести к снижению доступности. Задача политиков и городских управленцев нетривиальна – найти решение этой проблемы.

Рематериализация киберпространства может повысить эффективность городского управления. При любой попытке навести порядок на какой-либо территории мы сталкиваемся с тем, что сделать это не так уж просто – за нее отвечает сразу несколько департаментов различных уровней власти, которые не взаимодействуют между собой. УГ же может упростить координацию между политическими институциями как внутри одной малой пространственной единицы, так и на более крупном масштабе.

Но в то же время важность физического никуда не денется, и власти придется осуществлять управление гибридным городом – материальным и виртуальным. Отдельные группы продолжат собираться в определенных местах: предприниматели – в финансовых районах, рабочие – в промышленных, хипстеры – в культурных центрах. Такая концентрация неизбежно приведет к разрыву в доходах, а вместе с тем – инфраструктурному и цифровому разрыву.

Кроме того, общее старение населения также бросает вызов новому городскому управлению, поскольку более молодое и технологически подкованное поколение, очевидно, выиграет от инноваций гораздо больше, чем все остальные.

Таким образом, сами по себе технологии не гарантируют успеха УГ, а вот инновации в управлении могут сделать город более пригодным для жизни. Подход УГ не должен сводиться лишь к замене физических сервисов, а должен гармонично соединять материальный и виртуальный мир, и лишь тогда он будет обладать потенциалом изменить нашу городскою повседневность.

#городскиеполитики #цифровойгород #социокибернетика #викадеркач

​​В журнале Crime Science вышла статья Say NOPE to social disorganization criminology: the importance of creators in neighborhood social control и сказать, что она срывает покровы - это ничего не сказать. Авторы статьи Шэннон Линнинг, Аджима Олагере и Джон Эк утверждают, что теория социального контроля показала себя несостоятельной.

Все мы привыкли со времен Джейн Джекоб к идее того, что соседи, смотрящие из окон на улицу своим street gaze снижают преступность. Все мы привыкли, что есть теория разбитых окон и если упал один фантик на улице, то скоро их будут тысячи, поэтому его нужно срочно поднять. Это все называется NREC - neighborhood resident emergent control. Нейборхуд - потому, что базируется на нейборхуде, резидент потому, что основана на активном участии жителей, эмерджент потому, что контроль возникает эмерджентно по отношению к процессам в нейборхуде. Т.е. сам по себе без всякой на то специальной интенции.

Так вот, авторы говорят, что никаких существенных доказательств того, что это так работает за сто лет изучения нейборхудов так и не обнаружилось. Не говоря уже о том, что на основании всех этих исследований не придумали ни одной дельной интервенции, которая бы помогла этот самый NREC усилить или ослабить в отдельно взятом сообществе. Хотя обычно криминалисты умеют вытащить из социологической теории что-то полезное для работы полиции. А тут - ничего.

Поэтому авторы предлагают новую теорию NOPE - neighborhoods out of places explanation. Согласно этой теории социальный контроль вовсе не эмерджентен и спонтанные практики жителей никаким боком этот социальный контроль не производят. Всё работает совсем по другому. Основой социального контроля на территории является парцелла собственности. И в районах с сильным социальным контролем мы найдем персонально тех собственников, будь то конкретные люди или конкретные институции, которые этот социальный контроль осознанно и намеренно создают. Т.е. нужно иметь дело не с разбитым окном, а с собственником разбитого окна.

Подход NOPE объясняет нам почему даже в высоко криминогенных районах встречаются участки, где преступления не происходят и более того - даёт нам конкретные инструменты для того, чтобы проектировать полицейские интервенции, направленные на увеличение социального контроля. Нужно создавать у собственников намерение увеличивать социальный контроль и мотивировать его создавать. Так собственники становятся creators - созидателями социального контроля.

#криминалистика #добрососедство #городскиеполитики

​​Работаем сейчас над одним исследованием, в котором очень выпукло всплывают гендерные проблемы горожан. Есть некоторый устойчивый способ говорения о наших городах, что дескать они построены мужчинами для мужчин и в них нет места женщинам, детям, старикам, домашним животным. И дескать нужно повышать представленность всех исключенных мужчинами групп в практиках планирования и проектирования, чтобы исправить эту ситуацию.

Я долгое время с этой точкой зрения соглашался, но сейчас я понимаю, что всё несколько сложнее. Мне теперь видится, что наши города построены какими-то инопланетянами, которым на мужчин тоже было наплевать. Город эксплуатирует мужчин до тех пор, пока они могут работать, а потом заточает их в четырёх стенах наедине с телевизором. Слава богу сейчас еще интернет есть. Раньше было совсем жёстко.

Если женщины воспринимают выход на пенсию как стимул начать активно пользоваться городскими сервисами - экскурсиями, клубной системой, домами культуры, социальными программами, то для мужчин выход на пенсию это огромная трагедия. Потому как ни привычки куда либо ходить, ни инфраструктуры для этого у мужчин нет.

Что бы это могла бы быть за инфраструктура? Во-первых, это всё что связано с ремеслом. Каждый мужчина мечтает о гараже и стройке, особенно если есть возможность делиться знаниями и навыками с молодёжью. Поэтому в городе для мужчин должны быть столярные/слесарные коворкинги. Во-вторых в городе для мужчин должны быть бани и социальные бары, где мужчины могут предаваться коллективным действиям без участия женщин. В-третьих должен быть развит любительский районный спорт, строго отделённый от спорта высоких достижений.

Ну и только когда у нас хоть как-то отремонтирована мужская социализация в городе мы можем потихоньку знакомить мужчин и женщин в общих пространствах, например на танцах. Без базового чувства собственной состоятельности и уместности мужчины на танцы ни за что не пойдут.

Так что давайте не будем забывать о мужчинах, когда говорим о городской инфраструктуре. Советская гендерная социализация мужчин так устроена, что мужчинам не меньше чем всем прочим социальным группам в городе нужна поддержка, эмпауэрмент и вокализация.

#социологиягорода #городскиеполитики #неравенство

Категорически не согласен с постом Александра Замятина, которым поделился выше. Как и не согласен с тезисом Олега Паченкова, о том, что соучастие стало "столпом режима". Это взгляды очень столичные по своей сути. Так видится работа нас, урбанистов, из Москвы и Санкт-Петербурга. Если бы соучаствующее проектирование реально бы работало на деполитизацию горожан, то именно в столицах его бы наиболее активно продвигали. А как мы знаем Москва - полный ноль на сцене соучастия. Санкт-Петербург чуть получше, конечно, но у него свои особенности.

Почему так? Да потому, что политика в том виде, в котором она представляется в телевизоре, телеграм-каналах и фейсбуке происходит только в Москве и чуть меньше в Санкт-Петербурге. Остальная страна живёт совсем другой жизнью. И чем меньше территория - тем более это другая жизнь. Я это очень хорошо почувствовал еще когда переехал в Красноярск. Казалось бы - тоже мегаполис, но сами принципы организации политического процесса радикально иные, нежели в Москве.

Скажу даже больше. С московским пониманием политической жизни совершенно бессмысленно приходить в малый город. Там происходят живые политические процессы, свои драмы и конфликты, но они никак не описываются в категориях борьбы политических сил глобального масштаба. Есть малые территории, на которых процветает коммунизм, есть те, где процветает анархосиндикализм. Есть чуть ли не либертарные муниципалитеты. Да, у этого всего есть шапка в виде российского законодательства и госпрограмм, но это всего-навсего набор процедур, которые проворачивает администрация помимо реальной жизни малой территории.

Перераспределение власти в ходе соучастия происходит потому, что рамка российского законодательства хоть и описывает предзаданный баланс сил, но это формальность и реальное оспаривание власти над теми или иными процессами происходит постоянно. Конкурс малых городов тому хороший пример - редко когда можно предугадать чьи позиции будут в большей степени, а чьи в меньшей степени отражены в заявке. Это динамическая игра власти, бизнеса и горожан, в которой возникают самые неожиданные конфликты и коалиции.

Соучастие, чем оно дальше от Москвы, тем сильнее работает как тренажер настоящей демократии. Я встречал малые территории, на которых практики соучастия стали катализатором стратегического мышления на локальном уровне и перевернули в целом подход к городским процессам у местного сообщества. Транспонировали мышление о городе с потребительского на просьюмеристское. А это ли не шаг к настоящей демократии?

#соучастие #урбанизмкаксмыслжизни #социологиягорода #городскиеполитики

​​В Красноярске случилась невесёлая история. На смену проекту "В центре Мира" пришёл проект "ЯРкие берега". "В центре Мира" - это была очень хорошая практика, когда на выходные перекрывалась главная улица города. На проезжей части выставляли свои уличные столики бары и рестораны, в разных участках улицы размещались локации с фотозонами, концертными и игровыми площадками. Самым классным был гигантский зелёный ковер, на котором колбасились маленькие дети. Посещение "В центре Мира" создавало новый опыт города, позволяло по новому взглянуть на архитектуру. Ну и поесть и выпить на проезжей части - тоже бесценно.

Теперь вместо этого прекрасного опыта красноярцам по выходным предлагают гулять по набережным, насыщенным всякими детскими активностями. Очевидный шаг назад, потому как "В центре Мира" был проектом для решительно всех горожан от мала до велика, а "ЯРкие берега" ориентирован только на семейную аудиторию. Мне, например, там делать нечего.

Очень жаль.

#всякаяурбанистика #городскиеполитики #енисейскаясибирь