🏛 Сегодня восьмая часть нашего рассказа о формировании царскосельской резиденции при Екатерине II. Предыдущие публикации можно найти по хештегу #екатерина_царское
В камер-фурьерском журнале за декабрь 1764 года есть такая запись:
«13-го числа, в Понедельник, по Высочайшему Ея Императорского Величества соизволению, прибыл в Село Царское Английский Посол и проходил в апартаменты, куда пред полуднем в 12-м часу, из внутренних своих покоев, изволила прибыть Ея императорское величество и, его господина Посланника пожаловав к руке, соизволила за приуготовленным в картиной комнате столом кушать с господином Послом, також в свите с находившимися обоего пола в 32-х персонах, обеденное кушанье; в продолжение стола играна музыка придворными певчими, с пением арий. По окончании стола, в картинной комнате начался бал; потом Ея Императорское Величество изволила с господином Послом и кавалерами забавляться в карты. Вечернее кушанье изволила кушать в столовой комнате, в 27-ми персонах».
Послом Великобритании в то время был Джон Хобарт, второй граф Бакингемшир (1723-1793). С портрета кисти Томаса Гейнсборо (написанном спустя 15 лет после описываемой выше встречи графа с Екатериной II) на нас смотрит солидный мужчина – британский аристократ, политик и дипломат. Граф был послом три года – с 1762 по 1765. Его посещение Царского Села в декабре 1764 года – прощальный визит. Граф оставил мемуары о своем пребывании в России. Его описание императрицы мы сегодня и процитируем:
«Её императорское величество ни мала, ни высока ростом; вид у неё величественный, и в ней чувствуется смешение достоинства и непринуждённости, с первого же раза вызывающее в людях уважение к ней, дающее им чувствовать себя с нею свободно. От природы способная ко всякому умственному и физическому совершенству, она, вследствие вынужденно замкнутой ранее жизни, имела досуг развить свои дарования в большей степени, чем обычно выпадает на долю государям, и приобрела умение не только пленять людей в весёлом обществе, но и находить удовольствие в более серьезных делах. Период стеснений, длившийся для неё несколько лет, и душевное волнение с постоянным напряжением, которым она подвергалась со времени своего вступления на престол, лишили свежести её очаровательную внешность. Впрочем, она никогда не была красавицей. Черты лица её далеко не так тонки и правильны, чтобы могли составить то, что считается истинною красотой; но прекрасный цвет лица, живые и умные глаза, приятно очерченный рот и роскошные, блестящие каштановые волосы создают, в общем, такую наружность, к которой очень немного лет тому назад мужчина не мог бы отнестись равнодушно, если только он не был бы человеком предубеждённым или бесчувственным. Она была, да и теперь остаётся, тем, что часто нравится и привязывает к себе более, чем красота. Сложена она чрезвычайно хорошо; шея и руки её замечательно красивы, и все члены сформированы так изящно, что к ней одинаково подходит как женский, так и мужской костюм. Глаза у неё голубые, и живость их смягчена томностью взора, в котором много чувствительности, но нет вялости».
Портрет Екатерины II неизвестного художника, конец XVIII века. Из коллекции ГМЗ «Царское Село»
В камер-фурьерском журнале за декабрь 1764 года есть такая запись:
«13-го числа, в Понедельник, по Высочайшему Ея Императорского Величества соизволению, прибыл в Село Царское Английский Посол и проходил в апартаменты, куда пред полуднем в 12-м часу, из внутренних своих покоев, изволила прибыть Ея императорское величество и, его господина Посланника пожаловав к руке, соизволила за приуготовленным в картиной комнате столом кушать с господином Послом, також в свите с находившимися обоего пола в 32-х персонах, обеденное кушанье; в продолжение стола играна музыка придворными певчими, с пением арий. По окончании стола, в картинной комнате начался бал; потом Ея Императорское Величество изволила с господином Послом и кавалерами забавляться в карты. Вечернее кушанье изволила кушать в столовой комнате, в 27-ми персонах».
Послом Великобритании в то время был Джон Хобарт, второй граф Бакингемшир (1723-1793). С портрета кисти Томаса Гейнсборо (написанном спустя 15 лет после описываемой выше встречи графа с Екатериной II) на нас смотрит солидный мужчина – британский аристократ, политик и дипломат. Граф был послом три года – с 1762 по 1765. Его посещение Царского Села в декабре 1764 года – прощальный визит. Граф оставил мемуары о своем пребывании в России. Его описание императрицы мы сегодня и процитируем:
«Её императорское величество ни мала, ни высока ростом; вид у неё величественный, и в ней чувствуется смешение достоинства и непринуждённости, с первого же раза вызывающее в людях уважение к ней, дающее им чувствовать себя с нею свободно. От природы способная ко всякому умственному и физическому совершенству, она, вследствие вынужденно замкнутой ранее жизни, имела досуг развить свои дарования в большей степени, чем обычно выпадает на долю государям, и приобрела умение не только пленять людей в весёлом обществе, но и находить удовольствие в более серьезных делах. Период стеснений, длившийся для неё несколько лет, и душевное волнение с постоянным напряжением, которым она подвергалась со времени своего вступления на престол, лишили свежести её очаровательную внешность. Впрочем, она никогда не была красавицей. Черты лица её далеко не так тонки и правильны, чтобы могли составить то, что считается истинною красотой; но прекрасный цвет лица, живые и умные глаза, приятно очерченный рот и роскошные, блестящие каштановые волосы создают, в общем, такую наружность, к которой очень немного лет тому назад мужчина не мог бы отнестись равнодушно, если только он не был бы человеком предубеждённым или бесчувственным. Она была, да и теперь остаётся, тем, что часто нравится и привязывает к себе более, чем красота. Сложена она чрезвычайно хорошо; шея и руки её замечательно красивы, и все члены сформированы так изящно, что к ней одинаково подходит как женский, так и мужской костюм. Глаза у неё голубые, и живость их смягчена томностью взора, в котором много чувствительности, но нет вялости».
Портрет Екатерины II неизвестного художника, конец XVIII века. Из коллекции ГМЗ «Царское Село»
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
🏛 Сегодня тринадцатая часть нашего рассказа о формировании царскосельской резиденции при Екатерине II. Предыдущие публикации можно найти по хештегу #екатерина_царское
«Время было прекрасное, и я положил каждое утро ходить в сад и размышлять». Эти слова принадлежат Денису Фонвизину, русскому писателю, автору «Недоросля» и «Бригадира». А сад, о котором идёт речь, – царскосельский.
21 апреля (по новому стилю – 2 мая) 1768 года день рождения Екатерина II праздновала в Царском Селе. После Божественной литургии в церкви «всемилостивейше изволила пожаловать наложить орден Святого Апостола Андрея Первозванного на Его Сиятельства Графа Алексея Григорьевича Орлова, и производилась пушечная пальба из 101 выстрела». Любопытная деталь, отмеченная камер-фурьером: «В оный день дамы были в роброндах». Робронд (или по-другому роброн, роба, от французского roberonde — «круглое платье») — европейское женское платье XVIII века с очень широкой колоколообразной юбкой. В Россию роброн пришёл из Франции, где в то время модные тенденции устанавливала «министр моды» и приближённая королевы Марии-Антуанетты Роза Бертен. Роброны шили с фижмами из прочных тканей: парчи, бархата, штофа, атласа, люстрина, гродетура, однотонных или узорчатых шелков.
В то время как дамы блистали на балу в роброндах, в Царском Селе был и Денис Фонвизин. Ему было 23 года, он служил одним из секретарей директора Императорских театров Ивана Елагина.
В «Чистосердечном признании в делах моих и помышлениях» Фонвизин писал: «Итак, отправился я с начальником моим в Царское Село, в твердом намерении упражняться в богомыслии; а чтоб было мне из чего почерпнуть правила веры, то взял я с собою русскую библию; для удобнейшего же понимания взял ту же книгу на французском и немецком языках. Приехав в Царское Село, обрадовался я, нашед отведенную для меня комнату особливую, в которой ничто упражнениям моим не могло препятствовать».
Заметим, что к этому времени Фонвизин уже прочёл свою пьесу «Бригадир» императрице, великому князю Павлу Петровичу и многим представителям высшего света. Сам автор отмечал, что «чрез несколько минут тоном чтения моего произвел я во всех слушателях прегромкое хохотанье». А о встрече с Екатериной II вспоминал так: «Никогда не был столь близко государя, признаюсь, что я начал было несколько робеть, но взор российской благотворительницы и глас ее, идущий к сердцу, ободрил меня; несколько слов, произнесенных монаршими устами, привели меня в состояние читать мою комедию пред нею с обыкновенным моим искусством. Во время же чтения похвалы ее давали мне новую смелость, так что после чтения был я завлечен к некоторым шуткам и потом, облобызав ее десницу, вышел, имея от нее всемилостивейшее приветствие за мое чтение».
Первая постановка пьесы «Бригадир» прошла в 1772 году, а первая публикация – в 1786-м.
Не знаем, о чём именно думал Денис Фонвизин, прогуливаясь по царскосельским паркам, но считаем, что и сейчас предаваться размышлениям во время прогулки – прекрасная идея. Мы вот уже прогулялись и поразмышляли. Настроение теперь – нарядиться в робронд и читать «Недоросля».
На фото – ноябрьские царскосельские парки. Фото: ГМЗ «Царское Село», автор – Екатерина Новак.
«Время было прекрасное, и я положил каждое утро ходить в сад и размышлять». Эти слова принадлежат Денису Фонвизину, русскому писателю, автору «Недоросля» и «Бригадира». А сад, о котором идёт речь, – царскосельский.
21 апреля (по новому стилю – 2 мая) 1768 года день рождения Екатерина II праздновала в Царском Селе. После Божественной литургии в церкви «всемилостивейше изволила пожаловать наложить орден Святого Апостола Андрея Первозванного на Его Сиятельства Графа Алексея Григорьевича Орлова, и производилась пушечная пальба из 101 выстрела». Любопытная деталь, отмеченная камер-фурьером: «В оный день дамы были в роброндах». Робронд (или по-другому роброн, роба, от французского roberonde — «круглое платье») — европейское женское платье XVIII века с очень широкой колоколообразной юбкой. В Россию роброн пришёл из Франции, где в то время модные тенденции устанавливала «министр моды» и приближённая королевы Марии-Антуанетты Роза Бертен. Роброны шили с фижмами из прочных тканей: парчи, бархата, штофа, атласа, люстрина, гродетура, однотонных или узорчатых шелков.
В то время как дамы блистали на балу в роброндах, в Царском Селе был и Денис Фонвизин. Ему было 23 года, он служил одним из секретарей директора Императорских театров Ивана Елагина.
В «Чистосердечном признании в делах моих и помышлениях» Фонвизин писал: «Итак, отправился я с начальником моим в Царское Село, в твердом намерении упражняться в богомыслии; а чтоб было мне из чего почерпнуть правила веры, то взял я с собою русскую библию; для удобнейшего же понимания взял ту же книгу на французском и немецком языках. Приехав в Царское Село, обрадовался я, нашед отведенную для меня комнату особливую, в которой ничто упражнениям моим не могло препятствовать».
Заметим, что к этому времени Фонвизин уже прочёл свою пьесу «Бригадир» императрице, великому князю Павлу Петровичу и многим представителям высшего света. Сам автор отмечал, что «чрез несколько минут тоном чтения моего произвел я во всех слушателях прегромкое хохотанье». А о встрече с Екатериной II вспоминал так: «Никогда не был столь близко государя, признаюсь, что я начал было несколько робеть, но взор российской благотворительницы и глас ее, идущий к сердцу, ободрил меня; несколько слов, произнесенных монаршими устами, привели меня в состояние читать мою комедию пред нею с обыкновенным моим искусством. Во время же чтения похвалы ее давали мне новую смелость, так что после чтения был я завлечен к некоторым шуткам и потом, облобызав ее десницу, вышел, имея от нее всемилостивейшее приветствие за мое чтение».
Первая постановка пьесы «Бригадир» прошла в 1772 году, а первая публикация – в 1786-м.
Не знаем, о чём именно думал Денис Фонвизин, прогуливаясь по царскосельским паркам, но считаем, что и сейчас предаваться размышлениям во время прогулки – прекрасная идея. Мы вот уже прогулялись и поразмышляли. Настроение теперь – нарядиться в робронд и читать «Недоросля».
На фото – ноябрьские царскосельские парки. Фото: ГМЗ «Царское Село», автор – Екатерина Новак.
🏛 Сегодня четырнадцатая часть нашего рассказа о формировании царскосельской резиденции при Екатерине II. Предыдущие публикации можно найти по хештегу #екатерина_царское
Окончательный вид Янтарная комната приобрела именно при Екатерине II. Как вы помните, в июле 1755 года Елизавета Петровна приказала Растрелли разместить Янтарную комнату в Большом Царскосельском дворце. Панели бережно разобрали в Зимнем дворце, уложили в ящики и вручную перенесли ящики из столицы в загородную резиденцию.
Отведенный для Янтарной комнаты зал Большого Царскосельского дворца площадью 96 квадратных метров значительно превышал ее прежние размеры. Растрелли разместил панели симметрично, разделив их пилястрами с зеркалами и украсив комнату деревянной золоченой резьбой. Там, где янтаря не хватало, фрагменты стен были затянуты холстом и расписаны «под янтарь» художником Иваном Бельским.
Учитывая хрупкость материала, для комнаты был выделен специальный смотритель, который постоянно выполнял небольшие реставрационные работы. В 1758 году на эту должность был приглашен из Пруссии Фридрих Роггенбук, который возглавил работы по созданию новых янтарных изделий в мастерской Царского Села.
Через несколько лет начался новый период в истории Янтарной комнаты, когда её вид был значительно преображён. Под руководством Роггенбука роспись на пьедесталах нижнего яруса заменили на янтарную мозаику, которая по рисунку перекликалась с набором на панно из Кабинета Фридриха I. На эти панели за четыре года ушло 450 килограммов янтаря. В своей работе использовали и отдельные янтарные детали, привезённые из Берлина и не нашедшие до сих пор применения.
В 1771 году над дверью восточной стены был установлен десюдепорт. Янтарная комната предстала во всем блеске и великолепии. Здесь проходили торжественные приемы, отмечали «домашние» праздники, принимали «чужестранных послов», устраивали концерты.
На фото – Янтарная комната Екатерининского дворца.
Фото: ГМЗ «Царское Село», авторы – Руслан Шамуков, Евгений Ворошилов
Окончательный вид Янтарная комната приобрела именно при Екатерине II. Как вы помните, в июле 1755 года Елизавета Петровна приказала Растрелли разместить Янтарную комнату в Большом Царскосельском дворце. Панели бережно разобрали в Зимнем дворце, уложили в ящики и вручную перенесли ящики из столицы в загородную резиденцию.
Отведенный для Янтарной комнаты зал Большого Царскосельского дворца площадью 96 квадратных метров значительно превышал ее прежние размеры. Растрелли разместил панели симметрично, разделив их пилястрами с зеркалами и украсив комнату деревянной золоченой резьбой. Там, где янтаря не хватало, фрагменты стен были затянуты холстом и расписаны «под янтарь» художником Иваном Бельским.
Учитывая хрупкость материала, для комнаты был выделен специальный смотритель, который постоянно выполнял небольшие реставрационные работы. В 1758 году на эту должность был приглашен из Пруссии Фридрих Роггенбук, который возглавил работы по созданию новых янтарных изделий в мастерской Царского Села.
Через несколько лет начался новый период в истории Янтарной комнаты, когда её вид был значительно преображён. Под руководством Роггенбука роспись на пьедесталах нижнего яруса заменили на янтарную мозаику, которая по рисунку перекликалась с набором на панно из Кабинета Фридриха I. На эти панели за четыре года ушло 450 килограммов янтаря. В своей работе использовали и отдельные янтарные детали, привезённые из Берлина и не нашедшие до сих пор применения.
В 1771 году над дверью восточной стены был установлен десюдепорт. Янтарная комната предстала во всем блеске и великолепии. Здесь проходили торжественные приемы, отмечали «домашние» праздники, принимали «чужестранных послов», устраивали концерты.
На фото – Янтарная комната Екатерининского дворца.
Фото: ГМЗ «Царское Село», авторы – Руслан Шамуков, Евгений Ворошилов
🏛 Сегодня пятнадцатая часть нашего рассказа о формировании царскосельской резиденции при Екатерине II. Предыдущие публикации можно найти по хештегу #екатерина_царское
Царское Село – резиденция, куда Екатерина II удалилась после прививки против оспы, которую 23 октября (12 октября по старому стилю) 1768 года ей сделал английский врач Томас Димсдейл. Екатерине было 39 лет, и она стала первой в России, кому сделали прививку от оспы – в самый разгар пандемии, бушевавшей в Европе и России.
Императрица боялась этой страшной болезни. В письме королю Пруссии Фридриху II она писала: «Меня приучили с детства питать ужас к оспе, мне стоило больших трудов уменьшить эту боязнь в более зрелом возрасте; в малейшем нездоровье, постигавшем меня, я уже видела вышеназванную болезнь».
В то время прививали методом так называемой вариоляции. Он заключался в том, что прививаемому делали несколько разрезов на руке и вводили оспенные пузырьки от больного. Зараженные таким способом люди, конечно, тоже умирали, но раз в 20 меньше, чем при обычном течении болезни.
Екатерина пригласила для проведения «процедуры» английского врача Томаса Димсдейла. Донором для императрицы стал шестилетний мальчик Саша Марков.
На следующий день после прививки императрица уехала в Царское Село. В течение нескольких дней она не чувствовала никаких осложнений. Но спустя пять дней, как позже вспоминал в своей книге Димсдейл "Нынешний способ прививать оспу…" (СПб., 1770), у нее появились озноб, жар, «набухли подчелюстные железы», появились первые оспины, которые «лопались, темнели и исчезали». Екатерина потеряла аппетит и испытывала постоянную головную боль. Доктор предписал глауберову соль от головной боли, а для оспин – полоскание смородиновым морсом. Рекомендованы были также легкая пища и обильное питье.
Наконец через неделю императрица полностью выздоровела. 30 октября она гуляла в коляске по парку, а вечером играла в карты в Янтарной комнате. В дворцовой церкви был молебен по случаю выздоровления Екатерины II.
Интересна судьба Саши Маркова. Существуют версии, что происхождение мальчика совсем не простое, что его родители на самом деле имели самый высокий статус. После успешно проведенной прививки императрица даровала Александру дворянский титул и герб, повелела носить фамилию Оспенный. Герб символичен – на щите изображена держащая розу рука с оспиной выше локтя. Александр Оспенный был зачислен в Пажеский корпус, вышел оттуда офицером, но прослужил недолго. Известно, что неоднократно обращался к императрице с прошениями. Умер рано, в 37 лет.
Доктор Димсдейл удостоился звания лейб-медика, баронского титула и внушительной пожизненной пенсии. Доктор в качестве ответного подарка преподнёс императрице двух английских левреток – сэра Томаса Андерсона и герцогиню Андерсон (Дюшес).
А оспу в итоге победили.
Портрет императрицы Екатерины II. Миниатюра, вторая половина XVIII века
Царское Село – резиденция, куда Екатерина II удалилась после прививки против оспы, которую 23 октября (12 октября по старому стилю) 1768 года ей сделал английский врач Томас Димсдейл. Екатерине было 39 лет, и она стала первой в России, кому сделали прививку от оспы – в самый разгар пандемии, бушевавшей в Европе и России.
Императрица боялась этой страшной болезни. В письме королю Пруссии Фридриху II она писала: «Меня приучили с детства питать ужас к оспе, мне стоило больших трудов уменьшить эту боязнь в более зрелом возрасте; в малейшем нездоровье, постигавшем меня, я уже видела вышеназванную болезнь».
В то время прививали методом так называемой вариоляции. Он заключался в том, что прививаемому делали несколько разрезов на руке и вводили оспенные пузырьки от больного. Зараженные таким способом люди, конечно, тоже умирали, но раз в 20 меньше, чем при обычном течении болезни.
Екатерина пригласила для проведения «процедуры» английского врача Томаса Димсдейла. Донором для императрицы стал шестилетний мальчик Саша Марков.
На следующий день после прививки императрица уехала в Царское Село. В течение нескольких дней она не чувствовала никаких осложнений. Но спустя пять дней, как позже вспоминал в своей книге Димсдейл "Нынешний способ прививать оспу…" (СПб., 1770), у нее появились озноб, жар, «набухли подчелюстные железы», появились первые оспины, которые «лопались, темнели и исчезали». Екатерина потеряла аппетит и испытывала постоянную головную боль. Доктор предписал глауберову соль от головной боли, а для оспин – полоскание смородиновым морсом. Рекомендованы были также легкая пища и обильное питье.
Наконец через неделю императрица полностью выздоровела. 30 октября она гуляла в коляске по парку, а вечером играла в карты в Янтарной комнате. В дворцовой церкви был молебен по случаю выздоровления Екатерины II.
Интересна судьба Саши Маркова. Существуют версии, что происхождение мальчика совсем не простое, что его родители на самом деле имели самый высокий статус. После успешно проведенной прививки императрица даровала Александру дворянский титул и герб, повелела носить фамилию Оспенный. Герб символичен – на щите изображена держащая розу рука с оспиной выше локтя. Александр Оспенный был зачислен в Пажеский корпус, вышел оттуда офицером, но прослужил недолго. Известно, что неоднократно обращался к императрице с прошениями. Умер рано, в 37 лет.
Доктор Димсдейл удостоился звания лейб-медика, баронского титула и внушительной пожизненной пенсии. Доктор в качестве ответного подарка преподнёс императрице двух английских левреток – сэра Томаса Андерсона и герцогиню Андерсон (Дюшес).
А оспу в итоге победили.
Портрет императрицы Екатерины II. Миниатюра, вторая половина XVIII века
❤️ Это семнадцатая часть нашего рассказа о формировании царскосельской резиденции при Екатерине II. Предыдущие публикации можно найти по хештегу #екатерина_царское
Сегодня – о династии архитекторов Нееловых, которые много и плодотворно работали в Царском Селе.
Василий Неелов с 14 лет стал учиться и работать в команде архитектора Михаила Земцова. Способности его были весьма значительны, и Андрей Квасов, возглавивший строительство в Царском Селе, взял молодого зодчего себе в помощники. Приехав в 1744 году сюда впервые, Василий Неелов навсегда связал свою жизнь с летней императорской резиденцией.
Вместе с обер-архитектором Франческо Растрелли он много работал над паркетами Большого Царскосельского дворца, интерьером Опочивальни Александра I. В пейзажном парке Василий Неелов заложил главные видовые точки: изменил очертания Большого пруда – береговая линия стала более естественной, устроил систему прудов и канальцев, которая образовала самую романтическую часть парка. Неелов работал над проектами Большого и Малого капризов, комплексом зданий Адмиралтейства, проектом Эрмитажной кухни и Мраморного моста – одного из лучших произведений зодчего.
Объем строительных работ был огромен, о чем говорят записи Конторы строений Царского Села: «... означенный архитектор ранга секунд-майорского... с начала строения при Селе Царском находится безотлучно и по большей части те строения происходили за присмотрением ево почему он совершенно о всем известен и за тою способностью впредь для надзирания и поправления быть надобен...».
Династию архитекторов продолжил средний сын Василия Неелова – Илья. После окончания Императорской Академии художеств за блестящие успехи он получил право на продолжение обучения у лучших архитекторов Италии. По возвращении в Россию его ждало место придворного архитектора под началом отца. На 1776 год приходятся первые крупные работы молодого мастера: Верхняя и Нижняя ванны, Китайская (Скрипучая) беседка по проекту Юрия Фельтена, Китайский театр, фундамент Орловских (Гатчинских) ворот.
Ранние работы Ильи Неелова – Верхняя и Нижняя ванны – говорят об интересе архитектора к античным памятникам. Екатерина II разделяла его увлеченность образами культуры Древнего Рима и содействовала развитию нового направления в архитектуре. Эти небольшие здания, выполненные в стиле высокого классицизма, свидетельствуют о незаурядном мастерстве зодчего.
До появления в Царском Селе Чарльза Камерона Неелов активно трудился над перестройкой личной половины залов Екатерины II, которой также занимался Юрий Фельтен. Последней крупной самостоятельной работой архитектора стало сооружение нового дворцового флигеля для детей великого князя Павла Петровича и Марии Федоровны, который называют Великокняжеским флигелем. Это здание оригинально завершило панораму Садовой улицы проездной аркой. В 1811 году оно будет приспособлено для Императорского лицея.
Второй сын Василия Неелова – Петр – с 13 лет начал осваивать архитектурное дело, поступил в Академию художеств. Четыре года в Лондоне изучал устройство английских садов, снабжал царскосельскую резиденцию планами и гравюрами, необходимыми для паркостроительных работ. В 1778 году зодчий получил высочайшее разрешение иметь свою практику. Следующие шестнадцать лет Петр Неелов работал на юге России.
Только в 1794 году он вернулся в Царское Село на должность своего брата. Архитектору было поручено заняться починкой обветшавших сооружений и составить альбом с видами всех построек Царского Села со дня его основания. Одновременно зодчий активно участвовал в строительстве Нового (Александровского) дворца, Вечернего зала, занимался благоустройством Александровского парка.
Последний представитель этой архитектурной династии неустанно заботился о постройках царскосельской резиденции. В награду за труды император Александр I пожаловал ему орден Святого Владимира IV степени за 35 лет беспорочной службы.
На фото - Адмиралтейство, Верхняя ванна и Мраморный мост.
Фото: ГМЗ "Царское Село" (Екатерина Новак - 1, 3, Руслан Шамуков - 2)
Сегодня – о династии архитекторов Нееловых, которые много и плодотворно работали в Царском Селе.
Василий Неелов с 14 лет стал учиться и работать в команде архитектора Михаила Земцова. Способности его были весьма значительны, и Андрей Квасов, возглавивший строительство в Царском Селе, взял молодого зодчего себе в помощники. Приехав в 1744 году сюда впервые, Василий Неелов навсегда связал свою жизнь с летней императорской резиденцией.
Вместе с обер-архитектором Франческо Растрелли он много работал над паркетами Большого Царскосельского дворца, интерьером Опочивальни Александра I. В пейзажном парке Василий Неелов заложил главные видовые точки: изменил очертания Большого пруда – береговая линия стала более естественной, устроил систему прудов и канальцев, которая образовала самую романтическую часть парка. Неелов работал над проектами Большого и Малого капризов, комплексом зданий Адмиралтейства, проектом Эрмитажной кухни и Мраморного моста – одного из лучших произведений зодчего.
Объем строительных работ был огромен, о чем говорят записи Конторы строений Царского Села: «... означенный архитектор ранга секунд-майорского... с начала строения при Селе Царском находится безотлучно и по большей части те строения происходили за присмотрением ево почему он совершенно о всем известен и за тою способностью впредь для надзирания и поправления быть надобен...».
Династию архитекторов продолжил средний сын Василия Неелова – Илья. После окончания Императорской Академии художеств за блестящие успехи он получил право на продолжение обучения у лучших архитекторов Италии. По возвращении в Россию его ждало место придворного архитектора под началом отца. На 1776 год приходятся первые крупные работы молодого мастера: Верхняя и Нижняя ванны, Китайская (Скрипучая) беседка по проекту Юрия Фельтена, Китайский театр, фундамент Орловских (Гатчинских) ворот.
Ранние работы Ильи Неелова – Верхняя и Нижняя ванны – говорят об интересе архитектора к античным памятникам. Екатерина II разделяла его увлеченность образами культуры Древнего Рима и содействовала развитию нового направления в архитектуре. Эти небольшие здания, выполненные в стиле высокого классицизма, свидетельствуют о незаурядном мастерстве зодчего.
До появления в Царском Селе Чарльза Камерона Неелов активно трудился над перестройкой личной половины залов Екатерины II, которой также занимался Юрий Фельтен. Последней крупной самостоятельной работой архитектора стало сооружение нового дворцового флигеля для детей великого князя Павла Петровича и Марии Федоровны, который называют Великокняжеским флигелем. Это здание оригинально завершило панораму Садовой улицы проездной аркой. В 1811 году оно будет приспособлено для Императорского лицея.
Второй сын Василия Неелова – Петр – с 13 лет начал осваивать архитектурное дело, поступил в Академию художеств. Четыре года в Лондоне изучал устройство английских садов, снабжал царскосельскую резиденцию планами и гравюрами, необходимыми для паркостроительных работ. В 1778 году зодчий получил высочайшее разрешение иметь свою практику. Следующие шестнадцать лет Петр Неелов работал на юге России.
Только в 1794 году он вернулся в Царское Село на должность своего брата. Архитектору было поручено заняться починкой обветшавших сооружений и составить альбом с видами всех построек Царского Села со дня его основания. Одновременно зодчий активно участвовал в строительстве Нового (Александровского) дворца, Вечернего зала, занимался благоустройством Александровского парка.
Последний представитель этой архитектурной династии неустанно заботился о постройках царскосельской резиденции. В награду за труды император Александр I пожаловал ему орден Святого Владимира IV степени за 35 лет беспорочной службы.
На фото - Адмиралтейство, Верхняя ванна и Мраморный мост.
Фото: ГМЗ "Царское Село" (Екатерина Новак - 1, 3, Руслан Шамуков - 2)
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
❤️ Это девятнадцатая часть нашего рассказа о формировании царскосельской резиденции при Екатерине II. Предыдущие публикации можно найти по хештегу #екатерина_царское
Сегодня – начнём рассказ о памятниках в Екатерининском парке, посвященных победе русского оружия. Так получилось, что проектирование английского сада в Царском Селе совпало с началом Русско-турецкой войны 1768-1774 годов, а его строительство – с разгромом турок. Победа в этой войне имела огромное политическое значение для России. Поэтому сад доносит отзвуки военных и дипломатических успехов Екатерины Великой. Идею российского триумфа можно было выразить, лишь обратившись к величественным формам древней классики. Возникла необходимость в создании памятников торжественных и в то же время благородно-сдержанных. Так с памятников, посвященных победам над Турцией, началась «царскосельская античность».
Морейская колонна стала первым монументом царскосельского сада императрицы Екатерины II.
История её установки осенью 1771 года связана с победами при полуострове Морея в Средиземном море. Морея — средневековое название полуострова Пелопоннес на крайней южной оконечности Балканского полуострова, в южной части современной Греческой Республики. Что же происходило на полуострове Морея во время русско-турецкой войны 1768-1774 годов? Для России крайне важно было получить выход к Чёрному морю, победа в противостоянии с Османской империей имела стратегическое значение. Именно тогда родился план Первой Архипелагской экспедиции. Предполагалось, что русские эскадры отправятся в Средиземное море и поддержат христианских подданных Турции, недовольных своим положением и притеснениями со стороны мусульман. Это восстание отвлечёт турок от основных сил России и может сыграть ключевое значение в противостоянии.
Командующим экспедицией назначили Алексея Орлова, в ней также участвовал его младший брат Фёдор Орлов. Приведём название нескольких судов, которые отправились в Средиземное море: «Святослав», «Святой Януарий», «Северный Орёл», «Надежда», «Африка», «Саратов», «Не тронь меня», «Почтальон».
Морейская колонна в Екатерининском парке напоминает об успехах русского оружия. На её пьедестале укреплена бронзовая доска с памятной надписью: «1770 года, февраля 17 дня, Граф Феодор Орлов с двумя Российскими военными кораблями приплыл к полуострову Морее в Средиземном море у порта Витуло, сухопутные войска высадил на берег и пошел сам к Модону по соединении с христианами тоя земли. Капитан Барков со Спартанским восточным легионом взял Пассаву, Бердони и Спарту; капитан же Князь Долгорукий со Спартанским западным легионом покорил Каламату, Леонтари и Аркадию; крепость Наваринская сдалась бригадиру Ганнибалу. Войск Российских было числом шестьсот человек, кои не спрашивали, многочислен ли неприятель, но где он; в плен турков взято шесть тысяч».
Бригадир Ганнибал, упомянутый в тексте, – старший сын «арапа Петра Великого» Абрама Ганнибала и двоюродный дед поэта Александра Пушкина. Известно, что во время обучения в Императорском лицее и прогулок по парку юный Александр Сергеевич часто подходил к колонне, на которой указано имя его предка.
Сравнительно невысокая (семиметровая) колонна хорошо видна издалека. Сама колонна и её постамент выполнены из серого с белыми прожилками «сибирского» (т.е. уральского) мрамора, база и капители – из белого каррарского мрамора. Завершает колонну небольшой конусообразный обелиск из розового тивдийского мрамора, украшенный стилизованными носами кораблей — рострами, напоминающими о том, что победа была одержана при участии флота.
Сегодня – начнём рассказ о памятниках в Екатерининском парке, посвященных победе русского оружия. Так получилось, что проектирование английского сада в Царском Селе совпало с началом Русско-турецкой войны 1768-1774 годов, а его строительство – с разгромом турок. Победа в этой войне имела огромное политическое значение для России. Поэтому сад доносит отзвуки военных и дипломатических успехов Екатерины Великой. Идею российского триумфа можно было выразить, лишь обратившись к величественным формам древней классики. Возникла необходимость в создании памятников торжественных и в то же время благородно-сдержанных. Так с памятников, посвященных победам над Турцией, началась «царскосельская античность».
Морейская колонна стала первым монументом царскосельского сада императрицы Екатерины II.
История её установки осенью 1771 года связана с победами при полуострове Морея в Средиземном море. Морея — средневековое название полуострова Пелопоннес на крайней южной оконечности Балканского полуострова, в южной части современной Греческой Республики. Что же происходило на полуострове Морея во время русско-турецкой войны 1768-1774 годов? Для России крайне важно было получить выход к Чёрному морю, победа в противостоянии с Османской империей имела стратегическое значение. Именно тогда родился план Первой Архипелагской экспедиции. Предполагалось, что русские эскадры отправятся в Средиземное море и поддержат христианских подданных Турции, недовольных своим положением и притеснениями со стороны мусульман. Это восстание отвлечёт турок от основных сил России и может сыграть ключевое значение в противостоянии.
Командующим экспедицией назначили Алексея Орлова, в ней также участвовал его младший брат Фёдор Орлов. Приведём название нескольких судов, которые отправились в Средиземное море: «Святослав», «Святой Януарий», «Северный Орёл», «Надежда», «Африка», «Саратов», «Не тронь меня», «Почтальон».
Морейская колонна в Екатерининском парке напоминает об успехах русского оружия. На её пьедестале укреплена бронзовая доска с памятной надписью: «1770 года, февраля 17 дня, Граф Феодор Орлов с двумя Российскими военными кораблями приплыл к полуострову Морее в Средиземном море у порта Витуло, сухопутные войска высадил на берег и пошел сам к Модону по соединении с христианами тоя земли. Капитан Барков со Спартанским восточным легионом взял Пассаву, Бердони и Спарту; капитан же Князь Долгорукий со Спартанским западным легионом покорил Каламату, Леонтари и Аркадию; крепость Наваринская сдалась бригадиру Ганнибалу. Войск Российских было числом шестьсот человек, кои не спрашивали, многочислен ли неприятель, но где он; в плен турков взято шесть тысяч».
Бригадир Ганнибал, упомянутый в тексте, – старший сын «арапа Петра Великого» Абрама Ганнибала и двоюродный дед поэта Александра Пушкина. Известно, что во время обучения в Императорском лицее и прогулок по парку юный Александр Сергеевич часто подходил к колонне, на которой указано имя его предка.
Сравнительно невысокая (семиметровая) колонна хорошо видна издалека. Сама колонна и её постамент выполнены из серого с белыми прожилками «сибирского» (т.е. уральского) мрамора, база и капители – из белого каррарского мрамора. Завершает колонну небольшой конусообразный обелиск из розового тивдийского мрамора, украшенный стилизованными носами кораблей — рострами, напоминающими о том, что победа была одержана при участии флота.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
❤️ Это двадцать первая часть нашего рассказа о формировании царскосельской резиденции при Екатерине II. Предыдущие публикации можно найти по хештегу #екатерина_царское
Как известно, императрица лично участвовала во всех значительных архитектурных проектах, выступала в роли не только заказчицы, но и соавтора. Всё, что делала Екатерина II в Царском Селе, носило отпечаток ее личности. Именно здесь в полной мере отразилась англомания императрицы.
Екатерина II никогда не была в Англии, но собирала виды знаменитых средневековых и современных построек, изучала архитектуру и паркостроение туманного Альбиона, которые были в конце XVIII века в моде в Европе. Обширная коллекция английских гравюр 1750–1780-х годов, собранная императрицей, хранится в нашем музее-заповеднике – всего около 100 листов. Особенность ее в том, что основная часть листов иллюминирована, т. е. раскрашена. В собрании представлены виды английских городов и поместий: Стоу, Кью, Чизик, Ричмонд, Уилтон, Холл-Барн и другие. Коллекция чудом сохранилась: перед самой войной гравюры сняли со стен Голландского зала павильона «Адмиралтейство», чтобы отреставрировать, и не успели вернуть на место. Их вывезли в эвакуацию из хранилища.
В 1771 году в Царское Село прибыл новый законодатель садовой моды — мастер Иоганн Буш, который приступил к созданию в резиденции английского сада. Позже здесь работал его сын Джозеф. Садовые мастера отец и сын Буши, три архитектора семьи Нееловых совместными усилиями создали новые парковые ландшафты, сохранив их естественные черты, но придав им характер модных английских парков. Сады наполнились замечательными мостиками, ротондами, обелисками, павильонами.
Императрица признавалась в письмах к Вольтеру: «В настоящее время я люблю до сумасшествия английские сады, кривые линии, нежные скаты, пруды наподобие озерков и резко определённые береговые очертания, и питаю глубочайшее отвращение к линиям прямым, похожим друг на друга. Я ненавижу фонтаны за ту пытку, которой они подвергают воду, заставляя ее следовать направленно, противному ее естественному течению; статуям отведены места в галереях, в передних и т.д., – одним словом, англомания овладела моею плантоманиею».
Ряд идей архитекторы императрицы заимствовали при создании парков в ее летней резиденции. Палладиев мост в Екатерининском парке, павильон «Арсенал» в Александровском будто бы сошли с английских гравюр.
Изображения:
🖼 Вид Уилтона в Уилтшире в имении графа Пемброка. Гравюра
🖼 Павильон на Шрабс Хилл. Гравюра
🖼 Вид сада графа Бёрлингтона в Чизвике с Верхней площадки лестницы, ведущей в Большую галерею. Гравюра
Все гравюры из коллекции ГМЗ «Царское Село»
Как известно, императрица лично участвовала во всех значительных архитектурных проектах, выступала в роли не только заказчицы, но и соавтора. Всё, что делала Екатерина II в Царском Селе, носило отпечаток ее личности. Именно здесь в полной мере отразилась англомания императрицы.
Екатерина II никогда не была в Англии, но собирала виды знаменитых средневековых и современных построек, изучала архитектуру и паркостроение туманного Альбиона, которые были в конце XVIII века в моде в Европе. Обширная коллекция английских гравюр 1750–1780-х годов, собранная императрицей, хранится в нашем музее-заповеднике – всего около 100 листов. Особенность ее в том, что основная часть листов иллюминирована, т. е. раскрашена. В собрании представлены виды английских городов и поместий: Стоу, Кью, Чизик, Ричмонд, Уилтон, Холл-Барн и другие. Коллекция чудом сохранилась: перед самой войной гравюры сняли со стен Голландского зала павильона «Адмиралтейство», чтобы отреставрировать, и не успели вернуть на место. Их вывезли в эвакуацию из хранилища.
В 1771 году в Царское Село прибыл новый законодатель садовой моды — мастер Иоганн Буш, который приступил к созданию в резиденции английского сада. Позже здесь работал его сын Джозеф. Садовые мастера отец и сын Буши, три архитектора семьи Нееловых совместными усилиями создали новые парковые ландшафты, сохранив их естественные черты, но придав им характер модных английских парков. Сады наполнились замечательными мостиками, ротондами, обелисками, павильонами.
Императрица признавалась в письмах к Вольтеру: «В настоящее время я люблю до сумасшествия английские сады, кривые линии, нежные скаты, пруды наподобие озерков и резко определённые береговые очертания, и питаю глубочайшее отвращение к линиям прямым, похожим друг на друга. Я ненавижу фонтаны за ту пытку, которой они подвергают воду, заставляя ее следовать направленно, противному ее естественному течению; статуям отведены места в галереях, в передних и т.д., – одним словом, англомания овладела моею плантоманиею».
Ряд идей архитекторы императрицы заимствовали при создании парков в ее летней резиденции. Палладиев мост в Екатерининском парке, павильон «Арсенал» в Александровском будто бы сошли с английских гравюр.
Изображения:
🖼 Вид Уилтона в Уилтшире в имении графа Пемброка. Гравюра
🖼 Павильон на Шрабс Хилл. Гравюра
🖼 Вид сада графа Бёрлингтона в Чизвике с Верхней площадки лестницы, ведущей в Большую галерею. Гравюра
Все гравюры из коллекции ГМЗ «Царское Село»