Теоретические основания теоэстетики.
Часть 12. Условия восприятия формы Христа / Красоты через Писание.
Бальтазар утверждает, что прекрасное может быть явлено человеку только в двуединстве формы и сияния. Вне формы и сияния восприятие прекрасного человеку недоступно. Христос есть воплощение прекрасного, или «форма всех форм». Если апостолы имели возможность созерцать красоту непосредственно в Лице Христа и в Его действии, то христиане других эпох созерцают «форму Христа» в Церкви. А одна из форм Христа, порождённая Церковью – это Писание.
Бальтазар говорит: «Писание есть “тело Логоса”» , это одна из форм явления Бога, явления Красоты. Писание не есть сам Логос, не тождественно Ему, оно лишь образ/форма Логоса, свидетельство о Логосе, точно так же как человеческое тело Христа не тождественно Логосу, но есть Его образ, свидетельство о Его Воплощении, форма явления Логоса. Но как образ Христа, человеческое тело Логоса делало возможным для апостолов созерцать (видеть, слышать, осязать) Логос/Красоту/Истину, так и Писание делает возможным для нас созерцать форму Логоса/Красоты/Истины.
Воплощение есть явление Самого Логоса, максимальное самораскрытие Бога в Его прикровенности плотью (Бог является миру в определённой «форме» – в человеческой природе), это означает, что это явление Логоса/Красоты/ Истины несёт на себе отпечаток принимающего Его мира, человеческое тело Логоса имеет свои человеческие особенности (цвет глас, кожи и волос, разрез глаз, овал лица и т.д.). Так и Писание как «тело Логоса» есть форма явления Логоса/ Красоты / Истины в прикровенности текстом; форма, которая несёт на себе исторический отпечаток и человеческие особенности (привнесённые авторами текстов Писания). И как «форма Христа» не сводится к особенностям Его человеческого тела (хотя только в них и открывается в истории), так и «дух Писания» не сводится к его букве (хотя только в ней и даётся нам).
Но если апостолы видели форму Христа/Красоту лицом к лицу, то встреча последующих поколений христиан с формой Христа/Красотой через Писание опосредована опытом восприятия и трансформацией этого восприятия формы в текст апостолами. Таким образом, текст Писания – это не транскрипция, не простой перевод прямой речи (Бога) в текст, где человек исполняет пассивную роль пишущей машинки, а результат творческого процесса, взаимодействия, в котором активную роль играли и Бог (тот, кто является созерцанию), и человек (тот, кто созерцает и переводит созерцаемую форму в текст).
Александр Солонченко
Часть 12. Условия восприятия формы Христа / Красоты через Писание.
Бальтазар утверждает, что прекрасное может быть явлено человеку только в двуединстве формы и сияния. Вне формы и сияния восприятие прекрасного человеку недоступно. Христос есть воплощение прекрасного, или «форма всех форм». Если апостолы имели возможность созерцать красоту непосредственно в Лице Христа и в Его действии, то христиане других эпох созерцают «форму Христа» в Церкви. А одна из форм Христа, порождённая Церковью – это Писание.
Бальтазар говорит: «Писание есть “тело Логоса”» , это одна из форм явления Бога, явления Красоты. Писание не есть сам Логос, не тождественно Ему, оно лишь образ/форма Логоса, свидетельство о Логосе, точно так же как человеческое тело Христа не тождественно Логосу, но есть Его образ, свидетельство о Его Воплощении, форма явления Логоса. Но как образ Христа, человеческое тело Логоса делало возможным для апостолов созерцать (видеть, слышать, осязать) Логос/Красоту/Истину, так и Писание делает возможным для нас созерцать форму Логоса/Красоты/Истины.
Воплощение есть явление Самого Логоса, максимальное самораскрытие Бога в Его прикровенности плотью (Бог является миру в определённой «форме» – в человеческой природе), это означает, что это явление Логоса/Красоты/ Истины несёт на себе отпечаток принимающего Его мира, человеческое тело Логоса имеет свои человеческие особенности (цвет глас, кожи и волос, разрез глаз, овал лица и т.д.). Так и Писание как «тело Логоса» есть форма явления Логоса/ Красоты / Истины в прикровенности текстом; форма, которая несёт на себе исторический отпечаток и человеческие особенности (привнесённые авторами текстов Писания). И как «форма Христа» не сводится к особенностям Его человеческого тела (хотя только в них и открывается в истории), так и «дух Писания» не сводится к его букве (хотя только в ней и даётся нам).
Но если апостолы видели форму Христа/Красоту лицом к лицу, то встреча последующих поколений христиан с формой Христа/Красотой через Писание опосредована опытом восприятия и трансформацией этого восприятия формы в текст апостолами. Таким образом, текст Писания – это не транскрипция, не простой перевод прямой речи (Бога) в текст, где человек исполняет пассивную роль пишущей машинки, а результат творческого процесса, взаимодействия, в котором активную роль играли и Бог (тот, кто является созерцанию), и человек (тот, кто созерцает и переводит созерцаемую форму в текст).
Александр Солонченко
Икона и картина
Разница между живописью, например, Вермеера и Рублева, между картиной и иконой, заключается именно в том, что язык живописи и картин Вермеера — это язык по сути научной картины мира, а язык живописи и икон Рублева — это метафорический библейский язык. В научной картине мира язык реалистической живописи с ее прямой переспективой, прозрачностью форм, света и пространства — естественны и прекрасны. В библейском метафорическом повествовании все иначе, более естественным и органичным для него является язык иконы с обратной перспективой и условностью форм. Потому-то бессмысленно противопоставлять икону картине или тем более говорить, что одно лучше другого или что картина —это якобы стрела свободы, пущенная в бесконечно изменяемое будущее развивающихся форм, а икона — якобы застывшая несвобода примитивных и застывших форм традиции (как думает Д.Харт). На самом деле, они совсем о разном, это разные языки, и оба языка нам необходимы, и оба языка по-своему прекрасны, и оба языка с разных сторон и по-своему каждый дают возможность приблизиться к прекрасным тайнам бытия.
Кстати, когда именно реалистическими формами иллюстрируют Библию, получается либо просто этический рассказ высокого уровня (например, Рембрандт), либо уже просто картинки, иллюстрации библейских историй (например, у великого Доре). Ну а попытка говорить о библейских метафорах языком современного реализма всегда рискует скатиться именно в комиксы и не более. Поэтому не стоит смешивать эти разные подходы к картине и к иконе, даже когда картины пишутся языком образным, не совсем в реализме форм, или даже в полностью абстрактных формах, — все равно это картины, и есть принципиальное различие с иконой. И хотя формальные законы живописи (такие как законы композиции, цвета, формы), с одой стороны, едины что в картине что в иконе, но все-таки тут разные задачи и цели, которые определяют и разное использование законов изобразительного искусства.
Александр Солдатов
Разница между живописью, например, Вермеера и Рублева, между картиной и иконой, заключается именно в том, что язык живописи и картин Вермеера — это язык по сути научной картины мира, а язык живописи и икон Рублева — это метафорический библейский язык. В научной картине мира язык реалистической живописи с ее прямой переспективой, прозрачностью форм, света и пространства — естественны и прекрасны. В библейском метафорическом повествовании все иначе, более естественным и органичным для него является язык иконы с обратной перспективой и условностью форм. Потому-то бессмысленно противопоставлять икону картине или тем более говорить, что одно лучше другого или что картина —это якобы стрела свободы, пущенная в бесконечно изменяемое будущее развивающихся форм, а икона — якобы застывшая несвобода примитивных и застывших форм традиции (как думает Д.Харт). На самом деле, они совсем о разном, это разные языки, и оба языка нам необходимы, и оба языка по-своему прекрасны, и оба языка с разных сторон и по-своему каждый дают возможность приблизиться к прекрасным тайнам бытия.
Кстати, когда именно реалистическими формами иллюстрируют Библию, получается либо просто этический рассказ высокого уровня (например, Рембрандт), либо уже просто картинки, иллюстрации библейских историй (например, у великого Доре). Ну а попытка говорить о библейских метафорах языком современного реализма всегда рискует скатиться именно в комиксы и не более. Поэтому не стоит смешивать эти разные подходы к картине и к иконе, даже когда картины пишутся языком образным, не совсем в реализме форм, или даже в полностью абстрактных формах, — все равно это картины, и есть принципиальное различие с иконой. И хотя формальные законы живописи (такие как законы композиции, цвета, формы), с одой стороны, едины что в картине что в иконе, но все-таки тут разные задачи и цели, которые определяют и разное использование законов изобразительного искусства.
Александр Солдатов
"Победа Хайдеггера и эпоха постмодерна": новая лекция курса "Современность и смерть"
Смотреть на Бусти.
Накануне Великого поста продолжаем аскетические беседы о смерти.
В этом видео речь пойдет о том, как ранняя философия Хайдеггера, в частности, трактовка смерти в "Бытии и времени", оказала влияние на становление постмодернизма и современной культуры. Несмотря на то, что в споре Хайдеггера и Кассирера прав был последний, тем не менее формальную победу одержал именно первый, ибо его точка зрения стала более востребованной и популярной. Трактовка смерти как конечности существенно повлияла на Ж.-П. Сартра и последующих постмодернистов. Важно здесь то, что в современной культуре, — а именно в кинематографе, музыке, литературе, поэзии, художественном искусстве, в архитектуре, рекламе и производстве, короче говоря, повсюду, — можно увидеть следы такого понимания смерти, которое было зафиксировано, или изобретено, Хайдеггером периода создания фундаментальной онтологии (однако Хайдеггер после поворота существенно переосмысляет понимание смерти). Это понимание смерти определяет конститутивные черты современной культуры.
Эксклюзив на Бусти | Поддержать донатом | Наше приложение: Rustore, Huawei
Смотреть на Бусти.
Накануне Великого поста продолжаем аскетические беседы о смерти.
В этом видео речь пойдет о том, как ранняя философия Хайдеггера, в частности, трактовка смерти в "Бытии и времени", оказала влияние на становление постмодернизма и современной культуры. Несмотря на то, что в споре Хайдеггера и Кассирера прав был последний, тем не менее формальную победу одержал именно первый, ибо его точка зрения стала более востребованной и популярной. Трактовка смерти как конечности существенно повлияла на Ж.-П. Сартра и последующих постмодернистов. Важно здесь то, что в современной культуре, — а именно в кинематографе, музыке, литературе, поэзии, художественном искусстве, в архитектуре, рекламе и производстве, короче говоря, повсюду, — можно увидеть следы такого понимания смерти, которое было зафиксировано, или изобретено, Хайдеггером периода создания фундаментальной онтологии (однако Хайдеггер после поворота существенно переосмысляет понимание смерти). Это понимание смерти определяет конститутивные черты современной культуры.
Эксклюзив на Бусти | Поддержать донатом | Наше приложение: Rustore, Huawei
Forwarded from КЦ «Покровские ворота»
🎬 Запись презентации книги Марка Роша «Прекрасное уродство»
Прекрасное vs. уродливое: где граница искусства?
Искусство не всегда воспевает красоту — иногда оно обращается к уродству, вызывая самые сильные эмоции.
📖 На презентации книги Марка Роша «Прекрасное уродство» мы обсудили:
🔻как в книге пересекаются эстетика, философия и богословие,
🔻почему уродливое может быть возвышенным,
🔻как менялось отношение к этому в разные эпохи.
Исследователи из области философии и теологии разобрали ключевые идеи книги, основанные на христианской традиции и истории эстетики.
Вас ждет глубокий разговор об искусстве модерна и новые перспективы понимания красоты.
📍Присоединяйтесь к нашему сообществу, чтобы вместе открывать новые грани культуры и искусства. ✨
📘 Книга Марка Роша «Прекрасное уродство» в нашем книжном.
#видео
Прекрасное vs. уродливое: где граница искусства?
Искусство не всегда воспевает красоту — иногда оно обращается к уродству, вызывая самые сильные эмоции.
📖 На презентации книги Марка Роша «Прекрасное уродство» мы обсудили:
🔻как в книге пересекаются эстетика, философия и богословие,
🔻почему уродливое может быть возвышенным,
🔻как менялось отношение к этому в разные эпохи.
Исследователи из области философии и теологии разобрали ключевые идеи книги, основанные на христианской традиции и истории эстетики.
Вас ждет глубокий разговор об искусстве модерна и новые перспективы понимания красоты.
📍Присоединяйтесь к нашему сообществу, чтобы вместе открывать новые грани культуры и искусства. ✨
📘 Книга Марка Роша «Прекрасное уродство» в нашем книжном.
#видео
YouTube
Прекрасное vs. уродливое: где граница красоты? Как уродливое становится искусством?
Прекрасное vs. уродливое: где граница искусства?
Искусство не всегда воспевает красоту — иногда оно обращается к уродству, вызывая самые сильные эмоции.
📖 На презентации книги Марка Роша «Прекрасное уродство» мы обсудили, как пересекаются эстетика, философия…
Искусство не всегда воспевает красоту — иногда оно обращается к уродству, вызывая самые сильные эмоции.
📖 На презентации книги Марка Роша «Прекрасное уродство» мы обсудили, как пересекаются эстетика, философия…
Теоретические основания теоэстетики. Подводим итоги
Основные тезисы.
1. В основании теоэстетики лежит метод «analogia entis». (Подробнее см. Ч.1 и Ч.2)
2. «Analogia entis» – это формальный принцип философско-богословского мышления, при котором усматривается аналогия между бытием Бога и бытием мира, что указывает одновременно как на их сходство, так и на их различие. (Подробнее см. Ч.1 и Ч.2)
3. «Аnalogia entis» предполагает проведение пропорции (аналогии) не от конечного бытия к бесконечному, а от бесконечного бытия к конечному. (Подробнее см. Ч.3)
4. Конечное бытие аналогично (пропорционально) бесконечному бытию не в том, что оно есть, а в том, как оно есть. (Подробнее см. Ч.4)
5. Так как бесконечное бытие есть любовь, то и конечное бытие существует как любовь, аналогично любви, по причастности к любви. (Подробнее см. Ч.4)
6. Так как бесконечное бытие-любовь есть бытие совершенное, совершенство всех благ, совершенство красоты, блага и истины, то и конечное бытие (аналогично) прекрасно, благо и истинно. (Подробнее см. Ч.5 и Ч.6)
7. Так как бесконечное бытие есть бытие простое, то в нём все совершенства совпадают, соответственно, красота, благо и истина – как трансценденталии бесконечного бытия – едины, взаимопроникают друг в друга. (Подробнее см. Ч.6)
8. Так как конечное бытие аналогично бесконечному бытию, а в бесконечном бытии красота, благо и истина совпадают, то и в конечном бытии прекрасное благо и истинно, благо истинно и прекрасно, истина блага и прекрасна. (Подробнее см. Ч.6)
9. Так как в теоэстетике аналогия проводится от бесконечного бытия к конечному (а не наоборот), то прекрасным, благим и истинным во внутримирной реальности считается то, что от Бога, т.е. по любви. (Подробнее см. Ч.6)
10. Восприятие прекрасного возможно, благодаря наличию у прекрасного формы и сияния/славы. (Подробнее см. Ч.7)
11. Формой красоты называется проявление божественного в тварном, а сиянием – ощущение реального присутствия божественного в этом проявлении. (Подробнее см. Ч.7).
12. Априорное условие явления прекрасного как формы и сияния – это вера в Бога-Красоту и расположенность к Его восприятию. (Подробнее см. Ч.7 и Ч.9)
13. Так как кульминация божественного откровения, явления и присутствия Бога в творении – это Воплощение, то Христос (и Его Домостроительство) есть воплощённая Красота и «форма всех форм». (Подробнее см. Ч.8)
14. Восприятие Красоты есть принятие созерцающим формы созерцаемого, приобщение к Красоте. (Подробнее см. Ч.11)
15. Созерцание Христа, воплощённой Красоты возможно благодаря Церкви, воспринявшей и являющей форму Христа. (Подробнее см. Ч.11)
16. Человек, созерцающий и (вос)принимающий форму Христа, сам становится её носителем, а значит и тем, кто её являет. (Подробнее см. Ч.11)
17. Явление Церковью формы Христа возможно через Писание, Таинства, богословие и другие дела любви. (Подробнее см. Ч.10 и Ч.12)
Александр Солонченко
Основные тезисы.
1. В основании теоэстетики лежит метод «analogia entis». (Подробнее см. Ч.1 и Ч.2)
2. «Analogia entis» – это формальный принцип философско-богословского мышления, при котором усматривается аналогия между бытием Бога и бытием мира, что указывает одновременно как на их сходство, так и на их различие. (Подробнее см. Ч.1 и Ч.2)
3. «Аnalogia entis» предполагает проведение пропорции (аналогии) не от конечного бытия к бесконечному, а от бесконечного бытия к конечному. (Подробнее см. Ч.3)
4. Конечное бытие аналогично (пропорционально) бесконечному бытию не в том, что оно есть, а в том, как оно есть. (Подробнее см. Ч.4)
5. Так как бесконечное бытие есть любовь, то и конечное бытие существует как любовь, аналогично любви, по причастности к любви. (Подробнее см. Ч.4)
6. Так как бесконечное бытие-любовь есть бытие совершенное, совершенство всех благ, совершенство красоты, блага и истины, то и конечное бытие (аналогично) прекрасно, благо и истинно. (Подробнее см. Ч.5 и Ч.6)
7. Так как бесконечное бытие есть бытие простое, то в нём все совершенства совпадают, соответственно, красота, благо и истина – как трансценденталии бесконечного бытия – едины, взаимопроникают друг в друга. (Подробнее см. Ч.6)
8. Так как конечное бытие аналогично бесконечному бытию, а в бесконечном бытии красота, благо и истина совпадают, то и в конечном бытии прекрасное благо и истинно, благо истинно и прекрасно, истина блага и прекрасна. (Подробнее см. Ч.6)
9. Так как в теоэстетике аналогия проводится от бесконечного бытия к конечному (а не наоборот), то прекрасным, благим и истинным во внутримирной реальности считается то, что от Бога, т.е. по любви. (Подробнее см. Ч.6)
10. Восприятие прекрасного возможно, благодаря наличию у прекрасного формы и сияния/славы. (Подробнее см. Ч.7)
11. Формой красоты называется проявление божественного в тварном, а сиянием – ощущение реального присутствия божественного в этом проявлении. (Подробнее см. Ч.7).
12. Априорное условие явления прекрасного как формы и сияния – это вера в Бога-Красоту и расположенность к Его восприятию. (Подробнее см. Ч.7 и Ч.9)
13. Так как кульминация божественного откровения, явления и присутствия Бога в творении – это Воплощение, то Христос (и Его Домостроительство) есть воплощённая Красота и «форма всех форм». (Подробнее см. Ч.8)
14. Восприятие Красоты есть принятие созерцающим формы созерцаемого, приобщение к Красоте. (Подробнее см. Ч.11)
15. Созерцание Христа, воплощённой Красоты возможно благодаря Церкви, воспринявшей и являющей форму Христа. (Подробнее см. Ч.11)
16. Человек, созерцающий и (вос)принимающий форму Христа, сам становится её носителем, а значит и тем, кто её являет. (Подробнее см. Ч.11)
17. Явление Церковью формы Христа возможно через Писание, Таинства, богословие и другие дела любви. (Подробнее см. Ч.10 и Ч.12)
Александр Солонченко
Новая рубрика 😁🥂
Теоэстетика и пост
Часть 1. Пост как служение человеку.
Пост (в узком, гастрономическом смысле) – это воздержание от принятия пищи или пищевые ограничения по религиозным соображениям. Есть ли какие-то богословские, теоэстетические соображения, обосновывающие необходимость воздержания или отказа от пищи?
С точки зрения теоэстетики, Бог есть любовь, и всё что по любви, то прекрасно. Человек сотворён Богом по Его образу и призван к прекрасному, то есть к любви. Любовь – это служение Другому (в новозаветной терминологии – ближнему), самоумаление, самоотречение, самопожертвование ради Другого.
А значит пост имеет смысл и оправдан, если воздержание от принятия пищи или пищевые ограничения, делаются ради любви. Пост прекрасен, если является служением Другому. Но как моё воздержание в пище может быть служением Другому? Короткий, но ёмкий ответ даёт свт. Иоанн Златоуст: «Смысл поста не в том, чтобы мы с выгодой не ели, но в том, чтобы приготовленное для тебя, съел бедный вместо тебя» (О посте. Слово 2-е).
Итак, если наше воздержание в пище позволяет нам сэкономить ради помощи нуждающемуся, то такой пост есть дело любви, он прекрасен. Если же моё воздержание от принятия пищи или пищевые ограничения никак не помогают Другому, не есть дело любви, что в нём прекрасного?
Александр Солонченко.
Часть 1. Пост как служение человеку.
Пост (в узком, гастрономическом смысле) – это воздержание от принятия пищи или пищевые ограничения по религиозным соображениям. Есть ли какие-то богословские, теоэстетические соображения, обосновывающие необходимость воздержания или отказа от пищи?
С точки зрения теоэстетики, Бог есть любовь, и всё что по любви, то прекрасно. Человек сотворён Богом по Его образу и призван к прекрасному, то есть к любви. Любовь – это служение Другому (в новозаветной терминологии – ближнему), самоумаление, самоотречение, самопожертвование ради Другого.
А значит пост имеет смысл и оправдан, если воздержание от принятия пищи или пищевые ограничения, делаются ради любви. Пост прекрасен, если является служением Другому. Но как моё воздержание в пище может быть служением Другому? Короткий, но ёмкий ответ даёт свт. Иоанн Златоуст: «Смысл поста не в том, чтобы мы с выгодой не ели, но в том, чтобы приготовленное для тебя, съел бедный вместо тебя» (О посте. Слово 2-е).
Итак, если наше воздержание в пище позволяет нам сэкономить ради помощи нуждающемуся, то такой пост есть дело любви, он прекрасен. Если же моё воздержание от принятия пищи или пищевые ограничения никак не помогают Другому, не есть дело любви, что в нём прекрасного?
Александр Солонченко.
"Смерть близкая и незнакомая": четвёртая лекция курса "Современность и смерть"
Смотреть на Бусти.
В этом видео речь пойдет о принципиальной невозможности какой-либо интерпретации смерти. Иначе говоря, А.М. Гагинский утверждает, что смерть остается непостижимой и неизвестной, а ее интерпретация оказывается невозможной. Речь идет о том, чтобы разорвать жесткую привязку смерти к конечности, которую проводит Хайдеггер в "Бытии и времени". Мы не знаем, что такое смерть (Янкелевич), а потому и не существует непосредственного страха смерти (Ницше) — мы боимся лишь боли и неизвестности. Но логически из смертности не следует конечность. Следовательно, если современная смерть изобретена, то ее можно деконструировать.
Эксклюзив на Бусти | Поддержать донатом | Наше приложение: Rustore, Huawei
Смотреть на Бусти.
В этом видео речь пойдет о принципиальной невозможности какой-либо интерпретации смерти. Иначе говоря, А.М. Гагинский утверждает, что смерть остается непостижимой и неизвестной, а ее интерпретация оказывается невозможной. Речь идет о том, чтобы разорвать жесткую привязку смерти к конечности, которую проводит Хайдеггер в "Бытии и времени". Мы не знаем, что такое смерть (Янкелевич), а потому и не существует непосредственного страха смерти (Ницше) — мы боимся лишь боли и неизвестности. Но логически из смертности не следует конечность. Следовательно, если современная смерть изобретена, то ее можно деконструировать.
Эксклюзив на Бусти | Поддержать донатом | Наше приложение: Rustore, Huawei
Теоэстетика и пост
Часть 2. Пост как служение всему живому.
Пост прекрасен, если является действием любви, т.е. если воздержание от принятия пищи или пищевые ограничения делаются ради служения Другому. Но помимо важнейшего условия поста – самоограничения ради служения человеку, в теоэстетике есть ещё аргументы, обосновывающие необходимость воздержания или отказа от каких-то продуктов питания.
С точки зрения теоэстетики, конечное бытие есть процесс реализации Красоты, движение к тому состоянию, когда Бог-Красота будет всё во всём (1 Кор. 15:28). Человек призван быть свободным соучастником этого процесса реализации Красоты, результат этого процесса – состояние, когда «смерти не будет уже; ни плача, ни вопля» (Откр. 21:4). Насилие, убийство и смерть – это реализация без-образ-ия, бес-форм-енности, противоположности Красоте (как двуединству формы и сияния).
Отказ от продуктов питания, получаемых в результате убийства и насилия над живыми существами, является отказом от соучастия в безобразии, от которого «вся тварь совокупно стенает и мучится» (Рим. 8:22).
Свт. Василий Великий так описывает этот аспект воздержания от пищи: в пост «ни одно животное не жалуется на смерть; нигде нет крови; нигде неумолимое чрево не изрекает приговора на животных; нож поваров бездейственен» (Беседа 1. О посте 1-я).
Итак, пост прекрасен, если он есть действие любви, самоограничение не только ради другого человека, но и ради всего живого.
Александр Солонченко
Часть 2. Пост как служение всему живому.
Пост прекрасен, если является действием любви, т.е. если воздержание от принятия пищи или пищевые ограничения делаются ради служения Другому. Но помимо важнейшего условия поста – самоограничения ради служения человеку, в теоэстетике есть ещё аргументы, обосновывающие необходимость воздержания или отказа от каких-то продуктов питания.
С точки зрения теоэстетики, конечное бытие есть процесс реализации Красоты, движение к тому состоянию, когда Бог-Красота будет всё во всём (1 Кор. 15:28). Человек призван быть свободным соучастником этого процесса реализации Красоты, результат этого процесса – состояние, когда «смерти не будет уже; ни плача, ни вопля» (Откр. 21:4). Насилие, убийство и смерть – это реализация без-образ-ия, бес-форм-енности, противоположности Красоте (как двуединству формы и сияния).
Отказ от продуктов питания, получаемых в результате убийства и насилия над живыми существами, является отказом от соучастия в безобразии, от которого «вся тварь совокупно стенает и мучится» (Рим. 8:22).
Свт. Василий Великий так описывает этот аспект воздержания от пищи: в пост «ни одно животное не жалуется на смерть; нигде нет крови; нигде неумолимое чрево не изрекает приговора на животных; нож поваров бездейственен» (Беседа 1. О посте 1-я).
Итак, пост прекрасен, если он есть действие любви, самоограничение не только ради другого человека, но и ради всего живого.
Александр Солонченко
Теоэстетика и пост
Ч. 3. Ответы на вопросы.
Предыдущие «посты о посте» (см. Ч.1 и Ч.2) вызвали живую (и местами эмоциональную) дискуссию в комментариях. Андрей Шишков написал в своём канале пост, где дал некоторые комментарии и поставил ряд вопросов, на которые я попытаюсь здесь ответить. Но прежде благодарю всех читателей, комментаторов и Андрея! Ваше внимание, живой интерес, вопросы и (конструктивная) критика мотивируют нас на дальнейшее написание текстов и более глубокий анализ.
Главный вопрос Андрея: как мирная онтология (теория) теоэстетики может быть применена к посту, к какой практике она ведёт?
Ответ: к практике, стремящейся к ненасильственному существованию.
Да, мы находимся в таком модусе существования, где один вид сущих выживает за счёт убийства и поедания других видов сущих. У нас есть два варианта, как относиться к этой ситуации: 1) сказать, что это нормально, естественно и тем самым узаконить выживание посредством воспроизводства смерти, соответственно даже не пытаться что-то изменить; 2) сказать, что это ненормально, предположить, что может быть и другой вариант существования, и пытаться изменить сложившуюся практику.
Теоэстетика (как и христианство в целом) выбирает второй вариант.
Андрей считает «достижение совершенства ложной целью, потому что совершенство недостижимо. Во всяком случае в контексте человеческой жизни».
Но ведь и теоэстетика не говорит о возможности достичь (абсолютного) совершенства в контексте человеческой жизни. Теоэстетика предлагает верить и надеяться, что такой (ненасильственный) способ существования, совершенное бытие возможно в Эсхатоне, что Бог хочет и может изменить (и сделает это) модус существования на мирный, не предполагающий насилие, убийства и смерть. Однако недостижимость совершенства (в историческом существовании) совсем не делает стремление к совершенству ложной целью, как минимум, потому что недостижимость совершенства абсолютного не отменяет возможность совершенства относительного.
Стремление и достижение относительного совершенства в практике поста может реализоваться следующим образом. Сначала человек учится не есть других людей (для нас это норма, но мы знаем, что даже в современной истории есть множество примеров, когда эта норма нарушалась). Потом человек пытается отказаться от продуктов, полученных в результате убийства животных. Хорошо, если человек может это сделать повседневной практикой. Но если по каким-то обстоятельствам человек отказывается от животных продуктов лишь на время (это и называется «пост»), это не делает этот временный отказ бессмысленным. Если невозможно остановить войну, то даже короткое перемирие – это благо (хоть и относительное), ещё большее (хоть и относительное) благо – регулярные перемирия, а длинные перемирия – большее благо по сравнению с короткими.
Андрей задаёт резонные вопросы: «А что там с растениями?», «А микроорганизмы?»
Повторю здесь свой ответ с некоторым добавлением: да, я считаю, неплохо стремиться отказаться от воспроизводства смерти, независимо от размера организма, которому причиняется смерть. В идеале никакое сущее не должно становиться средством выживания другого сущего. И даже если мы не можем на данный момент полностью отказаться от воспроизводства смерти ради своего выживания (растений или микроорганизмов и др.), это не означает, что мы не можем попытаться хоть как-то минимизировать это воспроизводство смерти. Это ложная дилемма: «или я отказываюсь от полного воспроизводства смерти» (на данный момент при всём желании это просто неосуществимо), «или, раз преодолеть убийство микроорганизмов я не могу, буду без какого-либо чувства вины участвовать в убийстве всего живого».
Таким образом, в теоэстетике (по крайней мере в данном вопросе) нет «идеалистического скрывания и замалчивания темных сторон», а есть реалистическая констатация и негативная оценка существующего модуса бытия, и конкретное практическое предложение, как достичь хотя бы относительного (пусть даже временного) совершенства.
Александр Солонченко
Ч. 3. Ответы на вопросы.
Предыдущие «посты о посте» (см. Ч.1 и Ч.2) вызвали живую (и местами эмоциональную) дискуссию в комментариях. Андрей Шишков написал в своём канале пост, где дал некоторые комментарии и поставил ряд вопросов, на которые я попытаюсь здесь ответить. Но прежде благодарю всех читателей, комментаторов и Андрея! Ваше внимание, живой интерес, вопросы и (конструктивная) критика мотивируют нас на дальнейшее написание текстов и более глубокий анализ.
Главный вопрос Андрея: как мирная онтология (теория) теоэстетики может быть применена к посту, к какой практике она ведёт?
Ответ: к практике, стремящейся к ненасильственному существованию.
Да, мы находимся в таком модусе существования, где один вид сущих выживает за счёт убийства и поедания других видов сущих. У нас есть два варианта, как относиться к этой ситуации: 1) сказать, что это нормально, естественно и тем самым узаконить выживание посредством воспроизводства смерти, соответственно даже не пытаться что-то изменить; 2) сказать, что это ненормально, предположить, что может быть и другой вариант существования, и пытаться изменить сложившуюся практику.
Теоэстетика (как и христианство в целом) выбирает второй вариант.
Андрей считает «достижение совершенства ложной целью, потому что совершенство недостижимо. Во всяком случае в контексте человеческой жизни».
Но ведь и теоэстетика не говорит о возможности достичь (абсолютного) совершенства в контексте человеческой жизни. Теоэстетика предлагает верить и надеяться, что такой (ненасильственный) способ существования, совершенное бытие возможно в Эсхатоне, что Бог хочет и может изменить (и сделает это) модус существования на мирный, не предполагающий насилие, убийства и смерть. Однако недостижимость совершенства (в историческом существовании) совсем не делает стремление к совершенству ложной целью, как минимум, потому что недостижимость совершенства абсолютного не отменяет возможность совершенства относительного.
Стремление и достижение относительного совершенства в практике поста может реализоваться следующим образом. Сначала человек учится не есть других людей (для нас это норма, но мы знаем, что даже в современной истории есть множество примеров, когда эта норма нарушалась). Потом человек пытается отказаться от продуктов, полученных в результате убийства животных. Хорошо, если человек может это сделать повседневной практикой. Но если по каким-то обстоятельствам человек отказывается от животных продуктов лишь на время (это и называется «пост»), это не делает этот временный отказ бессмысленным. Если невозможно остановить войну, то даже короткое перемирие – это благо (хоть и относительное), ещё большее (хоть и относительное) благо – регулярные перемирия, а длинные перемирия – большее благо по сравнению с короткими.
Андрей задаёт резонные вопросы: «А что там с растениями?», «А микроорганизмы?»
Повторю здесь свой ответ с некоторым добавлением: да, я считаю, неплохо стремиться отказаться от воспроизводства смерти, независимо от размера организма, которому причиняется смерть. В идеале никакое сущее не должно становиться средством выживания другого сущего. И даже если мы не можем на данный момент полностью отказаться от воспроизводства смерти ради своего выживания (растений или микроорганизмов и др.), это не означает, что мы не можем попытаться хоть как-то минимизировать это воспроизводство смерти. Это ложная дилемма: «или я отказываюсь от полного воспроизводства смерти» (на данный момент при всём желании это просто неосуществимо), «или, раз преодолеть убийство микроорганизмов я не могу, буду без какого-либо чувства вины участвовать в убийстве всего живого».
Таким образом, в теоэстетике (по крайней мере в данном вопросе) нет «идеалистического скрывания и замалчивания темных сторон», а есть реалистическая констатация и негативная оценка существующего модуса бытия, и конкретное практическое предложение, как достичь хотя бы относительного (пусть даже временного) совершенства.
Александр Солонченко
P.S. Ну и всем, кто считает "достижение совершенства ложной целью, потому что совершенство недостижимо", рекомендуем читать Евангелие: "Итак, будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный" (Мф. 5:48).
Этой цитатой Н.О. Лосский, отец знаменитого богослова В.Н. Лосского, начинает свою последнюю книгу «Мир как осуществление красоты». Книга большого внимания не получила. Лосский как бы остался в 19 в. — его стиль, его язык и аргументация остались где-то до Первой Мировой войны и Невеликой отечественной революции, но все же работа любопытная, некоторые интуиции в ней могут быть развиты. Да, это идеализм (а мы не идеалисты ни разу), с ним всегда связаны проблемы, но ряд мыслей и замечаний заслуживают внимания.
Ибо мир и правда есть именно осуществление красоты. Это хорошая формулировка. Этика — это осуществление добра. И т.д.
Ибо мир и правда есть именно осуществление красоты. Это хорошая формулировка. Этика — это осуществление добра. И т.д.
Теоэстетика Достоевского (Татьяна Касаткина)
Учимся теоэстетике у филолога Татьяны Касаткиной
Добавили этот выпуск также на наш Boosty для тех, кому неудобен YouTube (просмотр доступен совершенно бесплатно, без подписки).
Смотреть и слушать: YouTube, Boosty, Apple Podcasts, ВКонтакте, Яндекс Музыка, другие площадки
00:57 – знакома ли Касаткина с теоэстетикой
03:14 – о "достоевщине"
15:15 – икона и картина, Достоевский и Ренессанс
32:08 – мы со-творцы с Богом
33:40 – "искусство – опасная штука"
37:15 – философия стала историей философии
39:55 – о свободе искусства
47:20 – Гольбейн "Мертвый Христос"
59:58 – Образ Божий в каждом
1:03:27 – Сияние Бога в творении
1:14:40 – теодицея Достоевского
1:22:08 – красота спасет мир?
1:34:48 – как читать книги
1:36:50 – что такое эстетика
1:42:50 – субъект-субъектный метод
1:49:15 – для Достоевского любовь – это и есть бытие
1:55:11 – красота – это присутствие Бога
Книга «Мы будем – лица». «Primus Versus» — магазин интеллектуальной литературы, расположенный в историческом центре Москвы (ул. Покровка 27,стр.1)
Эксклюзив на Бусти | Поддержать донатом | Наше приложение: Rustore, Huawei
Учимся теоэстетике у филолога Татьяны Касаткиной
Добавили этот выпуск также на наш Boosty для тех, кому неудобен YouTube (просмотр доступен совершенно бесплатно, без подписки).
Смотреть и слушать: YouTube, Boosty, Apple Podcasts, ВКонтакте, Яндекс Музыка, другие площадки
00:57 – знакома ли Касаткина с теоэстетикой
03:14 – о "достоевщине"
15:15 – икона и картина, Достоевский и Ренессанс
32:08 – мы со-творцы с Богом
33:40 – "искусство – опасная штука"
37:15 – философия стала историей философии
39:55 – о свободе искусства
47:20 – Гольбейн "Мертвый Христос"
59:58 – Образ Божий в каждом
1:03:27 – Сияние Бога в творении
1:14:40 – теодицея Достоевского
1:22:08 – красота спасет мир?
1:34:48 – как читать книги
1:36:50 – что такое эстетика
1:42:50 – субъект-субъектный метод
1:49:15 – для Достоевского любовь – это и есть бытие
1:55:11 – красота – это присутствие Бога
Книга «Мы будем – лица». «Primus Versus» — магазин интеллектуальной литературы, расположенный в историческом центре Москвы (ул. Покровка 27,стр.1)
Эксклюзив на Бусти | Поддержать донатом | Наше приложение: Rustore, Huawei
YouTube
Теоэстетика Достоевского (Татьяна Касаткина)
Если вам нравится, что мы делаем, поддержите нас донатами: https://pay.cloudtips.ru/p/f93a2096
Снято при поддержке студии подкастов SHUMNO: https://www.shumno.moscow
BK: https://vk.com/theoaesthetics
Telegram: https://yangx.top/theoaesthetics
Гость: Татьяна…
Снято при поддержке студии подкастов SHUMNO: https://www.shumno.moscow
BK: https://vk.com/theoaesthetics
Telegram: https://yangx.top/theoaesthetics
Гость: Татьяна…
Теоэстетика и пост
Ч. 4. Пост – дело добровольное
Христиане призваны к совершенству: «будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48). Поэтому жизнь христианина должна быть путём к совершенству. Совершенствование требует от человека усилий. У людей разные изначальные (в т.ч. приобретённые) способности и разные условия жизни. Поэтому каждый человек выбирает свою стратегию и скорость движения по этому пути, или усилие, соответствующее его возможностям. Это движение к совершенству можно сравнить с движением автомобилей, которые едут в одном направлении. У автомобилей разные по качеству навигаторы (поэтому кто-то чаще, а кто-то реже сбивается с пути, петляет и сворачивает на не на ту дорогу), разные по мощности двигатели, разные объёмы бензобака, количество груза и т.д. Поэтому у каждого автомобиля своя скорость движения, своё время для технического обслуживания, дозаправки топлива и т.д.
В христианстве есть ориентир, «общая» (усреднённая) практика, которая призвана помочь человеку в этом движении к совершенству — чтобы, с одной стороны, у автомобиля не перегрелся движок из-за несоответствия скорости движения мощности двигателя автомобиля, а с другой — чтобы была возможность задействовать все возможности автомобиля. В эту практику входит и практика ежегодных постов.
И здесь важно помнить, что как сам выбор христианства, выбор движения к совершенству – это свободный и личный выбор человека, так и ориентация на «общую» практику соблюдения постов – тоже свободный и личный выбор христианина (тем более, что эта практика у разных православных поместных церквей разная и по продолжительности, и по «строгости»). Она не должна быть навязанной, к ней нельзя принуждать. Поэтому опытные христиане и священнослужители должны на этом пути быть не полицейскими, штрафующими других водителей за нарушение скорости или лишающими прав за остановку/парковку в неположенном месте/времени, а дорожными знаками (не предписывающими, а рекомендующими), которые подсказывают направление и среднюю скорость движения.
Александр Солонченко
Ч. 4. Пост – дело добровольное
Христиане призваны к совершенству: «будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48). Поэтому жизнь христианина должна быть путём к совершенству. Совершенствование требует от человека усилий. У людей разные изначальные (в т.ч. приобретённые) способности и разные условия жизни. Поэтому каждый человек выбирает свою стратегию и скорость движения по этому пути, или усилие, соответствующее его возможностям. Это движение к совершенству можно сравнить с движением автомобилей, которые едут в одном направлении. У автомобилей разные по качеству навигаторы (поэтому кто-то чаще, а кто-то реже сбивается с пути, петляет и сворачивает на не на ту дорогу), разные по мощности двигатели, разные объёмы бензобака, количество груза и т.д. Поэтому у каждого автомобиля своя скорость движения, своё время для технического обслуживания, дозаправки топлива и т.д.
В христианстве есть ориентир, «общая» (усреднённая) практика, которая призвана помочь человеку в этом движении к совершенству — чтобы, с одной стороны, у автомобиля не перегрелся движок из-за несоответствия скорости движения мощности двигателя автомобиля, а с другой — чтобы была возможность задействовать все возможности автомобиля. В эту практику входит и практика ежегодных постов.
И здесь важно помнить, что как сам выбор христианства, выбор движения к совершенству – это свободный и личный выбор человека, так и ориентация на «общую» практику соблюдения постов – тоже свободный и личный выбор христианина (тем более, что эта практика у разных православных поместных церквей разная и по продолжительности, и по «строгости»). Она не должна быть навязанной, к ней нельзя принуждать. Поэтому опытные христиане и священнослужители должны на этом пути быть не полицейскими, штрафующими других водителей за нарушение скорости или лишающими прав за остановку/парковку в неположенном месте/времени, а дорожными знаками (не предписывающими, а рекомендующими), которые подсказывают направление и среднюю скорость движения.
Александр Солонченко
Друзья, наш старый соратник и коллега Олег Давыдов открыл свой канал (со странным названием 😁) — там много интересных тем поднимается, так что — вэлкам! Ну а переиздание книги Гумбрехта мы не зря инициировали, и пост Олега тому подтверждение! 😎
Forwarded from ИИ против хаоса
Концепция «присутствия» Ханса Ульриха Гумбрехта
В эпоху цифровой гиперсемиотизации, где каждый объект становится знаком, а опыт сводится к потоку данных, вопрос о «присутствии» обретает новую актуальность. Немецкий литературовед и теоретик культуры Ханс Ульрих Гумбрехт предлагает альтернативу доминирующей герменевтической традиции, смещая фокус с поиска смыслов на переживание материальности. Его работы — это попытка вернуть миру и вещам право на существование вне диктата интерпретации.
Профессор Стэнфордского университета, Гумбрехт — ключевая фигура в современных гуманитарных науках. Его проект, изложенный в книге «Production of Presence», критикует зацикленность на «значении» и призывает реабилитировать «присутствие» как непосредственный контакт с миром. Для Гумбрехта важен не только текст как носитель идей, но и его физическая воплощенность: вес книги, запах бумаги, жест перелистывания страниц.
Гумбрехт не отрицает интерпретацию, но настаивает на её диалектике с материальностью. Например, средневековый собор: его символизм можно декодировать, но готические своды воздействуют на зрителя физически, через масштаб, свет, акустику. Это два режима восприятия: один обращен к разуму, другой к телу. Гумбрехт видит здесь наследие Хайдеггера с его идеей Dasein («бытие-в-мире»), но акцентирует эстетический аспект: искусство, спорт, ритуал как пространства, где присутствие доминирует.
В цифровую эпоху, где экраны заменяют тактильность, а алгоритмы предсказывают желания, концепция Гумбрехта звучит как манифест. Он напоминает: за любым «значением» скрывается невыразимый остаток, само бытие вещей. Соцсети, превращающие опыт в селфи, или ChatGPT, генерирующий тексты без авторского присутствия, — симптомы культуры, забывшей о материальном.
Теория Гумбрехта не есть универсальный ответ, а призыв замедлиться. Перестать видеть в мире шифр и позволить вещам быть, шероховатыми, тихими, неудобными. В этом, возможно, ключ к преодолению экзистенциальной тревоги нашего века.
В эпоху цифровой гиперсемиотизации, где каждый объект становится знаком, а опыт сводится к потоку данных, вопрос о «присутствии» обретает новую актуальность. Немецкий литературовед и теоретик культуры Ханс Ульрих Гумбрехт предлагает альтернативу доминирующей герменевтической традиции, смещая фокус с поиска смыслов на переживание материальности. Его работы — это попытка вернуть миру и вещам право на существование вне диктата интерпретации.
Профессор Стэнфордского университета, Гумбрехт — ключевая фигура в современных гуманитарных науках. Его проект, изложенный в книге «Production of Presence», критикует зацикленность на «значении» и призывает реабилитировать «присутствие» как непосредственный контакт с миром. Для Гумбрехта важен не только текст как носитель идей, но и его физическая воплощенность: вес книги, запах бумаги, жест перелистывания страниц.
Гумбрехт не отрицает интерпретацию, но настаивает на её диалектике с материальностью. Например, средневековый собор: его символизм можно декодировать, но готические своды воздействуют на зрителя физически, через масштаб, свет, акустику. Это два режима восприятия: один обращен к разуму, другой к телу. Гумбрехт видит здесь наследие Хайдеггера с его идеей Dasein («бытие-в-мире»), но акцентирует эстетический аспект: искусство, спорт, ритуал как пространства, где присутствие доминирует.
В цифровую эпоху, где экраны заменяют тактильность, а алгоритмы предсказывают желания, концепция Гумбрехта звучит как манифест. Он напоминает: за любым «значением» скрывается невыразимый остаток, само бытие вещей. Соцсети, превращающие опыт в селфи, или ChatGPT, генерирующий тексты без авторского присутствия, — симптомы культуры, забывшей о материальном.
Теория Гумбрехта не есть универсальный ответ, а призыв замедлиться. Перестать видеть в мире шифр и позволить вещам быть, шероховатыми, тихими, неудобными. В этом, возможно, ключ к преодолению экзистенциальной тревоги нашего века.