#ПражскаяВесна #Чехия #Чехословакия
Юрий Синельщиков. Радист. В ночь на 21 августа пересек границу Чехословакии на танке
В августе 1968 года— 20 лет
Находился в Праге в составе 35-й мотострелковой дивизии. После армии получил юридическое образование, работал следователем, прокурором. Сейчас — депутат Госдумы от КПРФ. Предлагал законодательно признать участников операции «Дунай» 1968 года ветеранами боевых действий, но инициативу отклонили.
В 1968 году я проходил срочную службу в советской армии. Наша 35-я мотострелковая дивизия дислоцировалась в ГДР, недалеко от Потсдама. О том, что будет ввод войск, стало понятно еще за несколько месяцев до августа. 15 мая нас перебросили на юг, ближе к границе с Чехословакией. Поставили палатки в лесу — было понятно, что останемся надолго. Через три-пять дней сказали о предстоящей переброске нашей дивизии в Прагу.
Нас обучали тактике городского боя, настраивали на то, что надо будет воевать. Позже к обучению подключили участников венгерских событий 1956 года, которые тоже служили в нашей дивизии. Они больше говорили не о том, как надо воевать, а о том, как воевать не надо. Тогда советские войска вошли в Венгрию с оружием, но без боеприпасов. Офицеры говорили, что расчет был на то, что они будут заниматься мирной пропагандой, а их встретили шквальным огнем.
С учетом этого опыта нас вооружали до зубов: на каждый выстрел мы должны были отвечать автоматной очередью. Поэтому каждому солдатику к автомату Калашникова выдали по два магазина и по несколько гранат.
Руководство Чехословакии знало про эту операцию и дало команду отправить своих офицеров в отпуск — об этом нас проинформировали. Снаряды и оружие у них были изъяты, но нам говорили, что так называемая народная милиция может оказать вооруженное сопротивление. Никто не говорил, что нам надо будет убивать мирных граждан, но установка была такая: не важно, кто в тебя стреляет, мирный или нет.
20 августа в 23:00 спецназ приземлился в пражском аэропорту под видом того, что отказывал двигатель, и за 15 минут захватил аэродром. В это же время наша армия двинулась к границе. Было темно, нас никто не видел. Чехи не оказывали особого сопротивления, и уже через два часа стали прибывать наши самолеты с десантниками.
Настроение у всех было примерно одинаковое: мы чувствовали себя патриотами Родины, и мы были горды за нашу Родину.
Мы знали о пятой статье Варшавского договора, о наших обязательствах перед чехами и другими государствами. Мы ехали выполнять интернациональный долг. Я всегда изучал две школы — коммунистическую и антикоммунистическую, слушал внимательно «Голос Америки», «Немецкую волну», все эти зарубежные голоса. Я хорошо владел этой идеологией. Чехословаков привлекала прежде всего свобода частной собственности, и они откровенно поговаривали о том, что надо кому-то что-то вернуть.
С рассветом, часа в три-четыре утра, мы стали встречать толпы людей, которые стояли и непонимающе глядели на нас и на нашу армаду. Мы говорили, что идут учения. Все проходил
Юрий Синельщиков. Радист. В ночь на 21 августа пересек границу Чехословакии на танке
В августе 1968 года— 20 лет
Находился в Праге в составе 35-й мотострелковой дивизии. После армии получил юридическое образование, работал следователем, прокурором. Сейчас — депутат Госдумы от КПРФ. Предлагал законодательно признать участников операции «Дунай» 1968 года ветеранами боевых действий, но инициативу отклонили.
В 1968 году я проходил срочную службу в советской армии. Наша 35-я мотострелковая дивизия дислоцировалась в ГДР, недалеко от Потсдама. О том, что будет ввод войск, стало понятно еще за несколько месяцев до августа. 15 мая нас перебросили на юг, ближе к границе с Чехословакией. Поставили палатки в лесу — было понятно, что останемся надолго. Через три-пять дней сказали о предстоящей переброске нашей дивизии в Прагу.
Нас обучали тактике городского боя, настраивали на то, что надо будет воевать. Позже к обучению подключили участников венгерских событий 1956 года, которые тоже служили в нашей дивизии. Они больше говорили не о том, как надо воевать, а о том, как воевать не надо. Тогда советские войска вошли в Венгрию с оружием, но без боеприпасов. Офицеры говорили, что расчет был на то, что они будут заниматься мирной пропагандой, а их встретили шквальным огнем.
С учетом этого опыта нас вооружали до зубов: на каждый выстрел мы должны были отвечать автоматной очередью. Поэтому каждому солдатику к автомату Калашникова выдали по два магазина и по несколько гранат.
Руководство Чехословакии знало про эту операцию и дало команду отправить своих офицеров в отпуск — об этом нас проинформировали. Снаряды и оружие у них были изъяты, но нам говорили, что так называемая народная милиция может оказать вооруженное сопротивление. Никто не говорил, что нам надо будет убивать мирных граждан, но установка была такая: не важно, кто в тебя стреляет, мирный или нет.
20 августа в 23:00 спецназ приземлился в пражском аэропорту под видом того, что отказывал двигатель, и за 15 минут захватил аэродром. В это же время наша армия двинулась к границе. Было темно, нас никто не видел. Чехи не оказывали особого сопротивления, и уже через два часа стали прибывать наши самолеты с десантниками.
Настроение у всех было примерно одинаковое: мы чувствовали себя патриотами Родины, и мы были горды за нашу Родину.
Мы знали о пятой статье Варшавского договора, о наших обязательствах перед чехами и другими государствами. Мы ехали выполнять интернациональный долг. Я всегда изучал две школы — коммунистическую и антикоммунистическую, слушал внимательно «Голос Америки», «Немецкую волну», все эти зарубежные голоса. Я хорошо владел этой идеологией. Чехословаков привлекала прежде всего свобода частной собственности, и они откровенно поговаривали о том, что надо кому-то что-то вернуть.
С рассветом, часа в три-четыре утра, мы стали встречать толпы людей, которые стояли и непонимающе глядели на нас и на нашу армаду. Мы говорили, что идут учения. Все проходил
