Дорогие друзья и коллеги!
В праздники я занялся инвентаризацией папочек на ноутбуке и понял, что у меня постоянно накапливается достаточно много конспектов, обзоров или просто заметок. Я пишу их исключительно для себя, но при некотором редактировании все это можно выложить и на общее обозрение. Тематика канала будет крутиться в основном вокруг актуальных статей и монографий по социологической теории, экономической социологии, исторической социологии, истории социальных и гуманитарных наук etc.
Ваш Андрей "Машина по переработке социологической литературы" Герасимов!
В праздники я занялся инвентаризацией папочек на ноутбуке и понял, что у меня постоянно накапливается достаточно много конспектов, обзоров или просто заметок. Я пишу их исключительно для себя, но при некотором редактировании все это можно выложить и на общее обозрение. Тематика канала будет крутиться в основном вокруг актуальных статей и монографий по социологической теории, экономической социологии, исторической социологии, истории социальных и гуманитарных наук etc.
Ваш Андрей "Машина по переработке социологической литературы" Герасимов!
В былые годы одной из главных работ, которые привели меня в социологию, была книжка Рэндалла Коллинза «Четыре социологических традиции». Я до сих пор считаю ее чуть ли не самым лучшим введением в социальную мысль для студентов или интересующихся из смежных дисциплин. Ключевой тезис книги очень ясен и доступен: в общественных науках существует четыре основных способа представлять объект. Эти своего рода рабочие онтологии объединяют ученых между собой куда больше, чем их разделяют политические и методологические дебаты. Зародившиеся в определенных национальных и дисциплинарных контекстах (немецкая история, британская экономика, французская антропология, американская психология), они постепенно преодолели их специфику, став универсальными языками говорения об обществе. Понятый в таком ключе Вебер куда ближе к Марксу, а Гоффман – к Парсонсу, чем библиографы привыкли расставлять по книжным полкам. Можно даже поупражняться в причислении того или иного известного российского социолога к той или иной традиции.
Пожалуй, наиболее амбициозной из этих традиций, которую кто-то даже называет социологическим империализмом, является французская, а ее главным идейным вдохновителем – Эмиль Дюркгейм. Основные ее постулаты исходят из понимания общества как множества порождающих друг друга представлений и ритуалов, объединяющих отдельных индивидов в сообща чувствующие и мыслящие коллективы. Кто-то из работавших в этой традиции исследователей собирал и анализировал статистические данные, а кто-то жил среди членов изучаемых сообществ. Кто-то считал, что общество должно быть устроено в соответствии со строгими католическими и монархическими идеалами, а кто-то – что нет ничего более справедливого, чем стихийный гражданский бунт. В чем они точно согласились бы, так это в том, что за экстравагантностью православных бабушек, юных мамбл-рэперов или штурмующих Капитолий трампистов скрывается куда больше рациональности, чем за иными калькуляциями изолированных индивидов.
Новая книга Филиппа Смита «Дюркгейм и после: дюркгеймианская традиция, 1893-2020», является почти официальным спин-оффом к работе Коллинза и значительно расширяет охват тем и проблем. Начинавший свою карьеру как антрополог, Смит много пишет и про развитие теории Дюркгейма в различных национальных изводах своей первой дисциплины. Там, где Коллинз скачет галопом исключительно по каноничным авторам вроде Клода Леви-Стросса или Мэри Дуглас, его последователь подробно останавливается на маргинальных в настоящее время персонажах вроде Роберта Герца или Жоржа Батая. Каждый автор удостаивается не только изложения его основных исследований, но и критических замечаний, накопившихся в процессе последующих дебатов вокруг них.
Пожалуй, наиболее амбициозной из этих традиций, которую кто-то даже называет социологическим империализмом, является французская, а ее главным идейным вдохновителем – Эмиль Дюркгейм. Основные ее постулаты исходят из понимания общества как множества порождающих друг друга представлений и ритуалов, объединяющих отдельных индивидов в сообща чувствующие и мыслящие коллективы. Кто-то из работавших в этой традиции исследователей собирал и анализировал статистические данные, а кто-то жил среди членов изучаемых сообществ. Кто-то считал, что общество должно быть устроено в соответствии со строгими католическими и монархическими идеалами, а кто-то – что нет ничего более справедливого, чем стихийный гражданский бунт. В чем они точно согласились бы, так это в том, что за экстравагантностью православных бабушек, юных мамбл-рэперов или штурмующих Капитолий трампистов скрывается куда больше рациональности, чем за иными калькуляциями изолированных индивидов.
Новая книга Филиппа Смита «Дюркгейм и после: дюркгеймианская традиция, 1893-2020», является почти официальным спин-оффом к работе Коллинза и значительно расширяет охват тем и проблем. Начинавший свою карьеру как антрополог, Смит много пишет и про развитие теории Дюркгейма в различных национальных изводах своей первой дисциплины. Там, где Коллинз скачет галопом исключительно по каноничным авторам вроде Клода Леви-Стросса или Мэри Дуглас, его последователь подробно останавливается на маргинальных в настоящее время персонажах вроде Роберта Герца или Жоржа Батая. Каждый автор удостаивается не только изложения его основных исследований, но и критических замечаний, накопившихся в процессе последующих дебатов вокруг них.
👍3