ом из саратовских краеведческих форумов меня нашел один старый знакомый: ну как же, помнишь, вместе в футбол во дворе играли, у меня еще кличка была Винни-Пух, а тебя все ждали, когда во двор выйдешь, даже старшие, у тебя же единственного был настоящий профессиональный мяч.
А я-то всю жизнь думал, что просто неплохо играю в футбол.
#ДвороваяКоманда

А давайте чуть внимательнее рассмотрим наше «золотое» десятилетие Чернышева – Тарасова. 5 из 10 раз чемпионство добывалось в последнем туре, и не всегда зависело от нас. Кто-то назовет это «отскоком», кто-то – «везет сильнейшим», кто-то – «волей к победе» и умением собраться на решающий матч.

Чемпионат мира-1963, Стокгольм (Швеция)

Положение команд перед последним туром: Швеция – 12 очков, СССР – 10 очков (проиграли шведам 1:2), Чехословакия и Канада – по 9.
Для того, чтобы нашей сборной стать чемпионами, должны были совпасть три условия. 1. Сборная ГДР должна была отобрать очки у сборной США (в тот год разница заброшенных и пропущенных шайб считалась только у пяти лучших команд). Сборная ГДР играет со сборной США 3:3, отбрасывая ее на последнее восьмое место, и, таким образом, в зачет не попадает крупная победа шведов над США со счетом 17:2 (мы победили американцев 9:0). 2. Сборная Швеции должна проиграть сборной Чехословакии. И проигрывает со счетом 2:3. 3. Сборная СССР должна победить сборную Канады с разницей не меньше, чем в две шайбы. Наша сборная побеждает 4:2.
Итоговое положение команд: 1. СССР – 12 очков, 2. Швеция – 12, 3. Чехословакия – 11.

Олимпийские игры и чемпионат мира-1964, Инсбрук (Австрия)
Итоговое положение команд: 1. СССР – 14 очков, 2. Швеция – 10 (4:2, 2:2 после второго периода), 3. Чехословакия – 10 (7:5, 4:0 после первого периода), 4. Канада – 10 (3:2, канадцы вели 2:1 к середине матча)

Чемпионат мира-1965, Тампере (Финляндия)
Итоговое положение команд: 1. СССР – 14 (победили чехословаков 3:1), 2. Чехословакия – 12, 3. Швеция – 9

Чемпионат мира-1966, Любляна (Югославия)
Перед последним туром: Чехословакия – 12, СССР – 11 (ничья со шведами 3:3)
Матч последнего тура: СССР – Чехословакия – 7:1
Итоговое положение команд: 1. СССР – 13 очков, 2. Чехословакия – 12, 3. Канада – 10.

Чемпионат мира-1967, Вена (Австрия)

Итоговое положение команд: 1. СССР – 14 очков, 2. Швеция – 9, 3. Канада – 9.

Олимпийские игры и чемпионат мира-1968, Гренобль (Франция)

Перед последним туром: СССР и Чехословакия – по 10 (проиграли 4:5), Канада – 10, Швеция – 8
Матчи последнего тура: Швеция – Чехословакия – 2:2, СССР – Канада – 5:0
Итоговое положение команд: 1. СССР – 12 очков, 2. Чехословакия – 11, 3. Канада – 10.

Чемпионат мира-1969, Стокгольм (Швеция)

Перед последним туром: Чехословакия – 16, СССР и Швеция – по 14
Сборная СССР дважды проиграла чехословакам 0:2 и 3:4
Матчи последнего тура: Швеция – Чехословакия – 1:0, СССР – Канада – 4:2
Итоговое положение команд: 1. СССР – 16 очков (разница шайб +36), 2. Швеция – 16 (+26), 3. Чехословакия – 16 (+20).

Чемпионат мира-1970, Стокгольм (Швеция)

Итоговое положение команд: 1. СССР – 18 очков (проиграли один матч шведам), 2. Швеция – 15, 3. Чехословакия – 11.

Чемпионат мира-1971, Берн, Женева (Швейцария)

Перед последним туром: СССР – 15 очков (с чехословаками 3:3 и 2:5), Чехословакия – 13, Швеция – 11.
Матчи последнего тура: Чехословакия – Финляндия – 4:2, СССР – Швеция – 6:3 (после второго периода проигрывали 2:3).
Итоговое положение команд: 1. СССР – 17 очков, 2. Чехословакия – 15, 3. Швеция – 11.

Олимпийские игры-1972, Саппоро (Япония)

Итоговое положение команд: 1. СССР – 9 очков, 2. США – 6, 3. Чехословакия – 6.

Здесь Михайлов еще не звезда, а Тарасов – спорная фигура
Евгений Зырянкин рецензирует «Кристальных людей» – одну из самых мощных книг 2018 года о советском хоккее, а Станислав Гридасов, ее автор, объясняет, как эта книга родилась.
Школьные тетрадки с разлинованными таблицами. Детские рисунки хоккеистов, где клюшка больше похожа на связанный бабушкой длинный носок или на третью, без конька, ногу. Настольный хоккей, на котором разыгрываются настоящие чемпионаты мира (и, конечно же, Европы), Кубок Стэнли, Приз «Известий». Замусоленные до дыр справочники из серии «Мои первые книжки» с сакральной на тот момент, безоговорочно правильной информацией – их авторы казались верховными жрецами, располагающими Знанием. Фотографии кумиров из журналов и календарей.
У кого из нас этого не было и не хранится до сих пор в ящике старого письменного стола, в книжном шкафу, на антресоли, в бумажной стопке в углу гаража? Кто из любителей хоккея не натыкался на них спустя годы и, перелистывая, перебирая, не сопел с легкой усмешкой: «Мазня… Каракули… Наивные увлечения»? Хотя кому-нибудь наверняка приходило на ум поделиться с миром своей ребяческой любовью. Не похвастать, нет – найти «единоверцев», которые поддержат эту любовь, посочувствуют ей.
На ум приходило, возможно, многим. Но чтобы получилось не дурно и не пошло, нужны еще время и авторский талант. Не знаю, радоваться или нет, что до недавних пор никто не нашел их у себя и в себе и не заляпал уютные тайники собственной памяти плевками чужой обструкции. А в недавние поры высвободился наконец-то из узлов рутинной журналистской поденщины Станислав Гридасов, чье имя давно уже ассоциируется с высшим мастерством и лучшими образцами. И решил стать первым (а то и единственным) из тех самых «многих», реализовавшим ту самую идею. Причем детской любви в нем скопилось на целую книгу протяженностью в тысячу с лишним страниц. И каждая страница, что уже библиографическая редкость, хороша собой.
Повезло саратовскому «Кристаллу», в который был влюблен по малолетству – и, говорят, не изменил с возрастом той привязанности – Гридасов. В стране полно команд, достойных книг, альбомов и даже монографий. Но нет у них своего Гридасова. А «Кристалл», о котором в хоккейном мире толком уже и не помнит никто, удостоился настоящей Книги Почета. Где отслежен не просто каждый год его бытия – каждый шаг. С размахом сильнейшего журналиста – и раскрытым ртом очарованного, покоренного юного болельщика. На чьем настольном хоккее «Кристалл» не уступал ни ЦСКА, ни «Монреалю».
В этой книге много неожиданностей и откровений. Борис Михайлов там совсем не как приглашенная звезда, а начинающий спортсмен – и только теперь становится понятно, почему он заиграл в высшей лиге относительно поздно, зато сразу солидно. Анатолий Тарасов проступает в ней не только великим тренером великих команд, но и весьма спорной, а где-то и одиозной фигурой. А сам автор признается, что мечтал быть вратарем и равнялся при этом не на Третьяка, а на Владимира Мышкина. Который и отыграл-то в Саратове всего ничего!
Эта удивительная книга хороша еще и тем, что читать ее можно не подряд, а с любого места, сколько захочется, перескакивая взад-вперед по настроению. Изучив саратовский виток биографии тренера Егорова, вечного соперника Тарасова, отправиться в 1982 год, когда «Кристалл» в очередной раз приходил в себя после вылета из «вышки», а следом – в 1994-й, и наткнуться там на статью Гридасова из «Спорт-Экспресса». Лично я благодаря столь ловкому способу одолел тысячу страниц за четыре месяца, ни разу не заскучав и не отложив этот талмуд на полку.
Полностью (а также авторское послесловие) читать тут: https://www.sports.ru/tribuna/blogs/prosport/2316020.html

«Я В 1951 ГОДУ НАПИСАЛ ПИСЬМО НА ИМЯ СТАЛИНА»
Вот бывает же. В конце прошлого года слушал застольный рассказ Сергея Микулика, как его, молодого корреспондента, «Советский спорт» отправил в Загорянку делать интервью к 70-летию Тарасова, и сколько раз Анатолий Владимирович гонял его в погреб за наливочками. А в этом – получаю в подарок десяток книг по истории хоккея, и внутрь одной из них вложена вырезка из «Советского спорта», 10 декабря 1988 года, большое, то самое, интервью Микулика «Незнакомый Тарасов». Тарасов оказался очень знакомым – байка на байке, одна фантастичнее другой. Вот кусочек текста, который я отметил красным цветом. Тарасов просит у Сталина допустить хоккейную сборную СССР на Олимпийские игры 1952 года. Один просит. Настоящий герой всегда один. Смело просит – у САМОГО.
А вот как было на самом деле. Вопрос об участии сборной СССР (не только хоккейной) на Олимпийских играх в Норвегии решался на самом высоком уровне, то есть лично Сталиным. Однако этот политический вопрос разрабатывался целой группой товарищей на уровне президиума ЦК и совета министров. Книга даже есть такая «Белые игры под грифом «секретно». Почти 600 страниц действительно рассекреченных документов. Правда, там они начинаются с 1955 года, но мы не привыкли отступать. В Государственном архиве Российской Федерации есть папочка с названием «Материалы по олимпийским играм (докладные записки, письма)». 7 января - 24 декабря 1952 года, которую я очень внимательно изучил. Так вот. Как в анекдоте. Дело было не в 1951 году, а в 1952-м, и писал Тарасов не Сталину (кто понимает, как была устроена советская бюрократическая машина, понимает, что такого в принципе быть не могло), и писал Тарасов не один.
Письмо первое. Председатель Всесоюзной хоккейной секции П.Коротков и председатель Всесоюзного тренерского совета А.Тарасов пишут, как и положено, своему непосредственному начальнику – министру спорта товарищу Романову.
Письмо второе, уже с ведома Романова, пишется секретарю Центрального комитета ВКП (б) товарищу Маленкову. Подписано письмо следующими товарищами: Бобров, Бабич, Мкртычан, Сологубов, Тарасов, Уколов.
Письмо начинает хождение по инстанциям, и на бланке управления делами Совета министров СССР через 4 дня управляющий делами Совмина товарищ Помазнев «по поручению Совета министров» отписывает Романову (министру спорта) «рассмотреть в 3-дневный срок письмо мастеров спорта Боброва, Бабича и др.» В нем же сообщается, что письмо находится на контроле у тов. Суслова и Громыко.
А теперь снова перечтите интерпретацию Тарасова и оцените его великий мифотворческий талант.
Я уже молчу, что в 1951 году мы еще не были членами ЛИХГ (ИИХФ), да и вообще это отдельная увлекательная история, которая попадет в мою новую книгу о том, как на самом деле создавался советский хоккей.
Здесь привожу кусочки документов. Полностью они будут опубликованы в моей книге. Рабочее название – «Красная книга советского хоккея».

Что-то разболтался я, лежа на печи, подкинул поленьев - про спортс, PROспорт, книги и первый в жизни комикс.

Малютин
Насколько известно, с PROспорт в итоге тоже некрасиво получилось.

Гридасов
Когда Роман Абрамович выходил из журнала PROспорт, было два варианта. Либо журнал закрывается, либо переходит в руки менеджмента, то есть нашей команды, но ни один из нас не был миллионером, чтобы потянуть развитие журнала за свои деньги. Тем не менее мы не могли бросить всё, сделанное за почти десять лет, и взяли на себя эту ношу, где-то год колупались сами и нашли в итоге инвестора, который не вызвал никаких подозрений — Евгений Валерьевич Мышковский, топ-менеджер «Газпром экспорта» и владелец чешского спортивного холдинга, куда входил хоккейный клуб «Лев» (Прага), баскетбольный клуб, возможно, что-то ещё.

Мы подготовили бизнес-план и стратегию развития журнала на несколько лет вперёд. Достигли договорённости об инвестициях. Предстоял 2013 год, мы честно предупредили, что идёт кризис, что рекламные ожидания по рынку завышены, и год будет тяжелейший. Нам сказали: всё, о чём договорились, соблюдаем. Мы наняли полностью новую сильную редакцию на совершенно новый, в том числе концептуально, сайт, запустили сразу несколько новых продуктов. Инвестиции были разбиты на транши по три или четыре месяца.

И вот представьте себе, в апреле мы созваниваемся, он подтверждает транш, мы подписываем бумаги. Но начиная с мая ни он сам, ни его секретарь, ни помощник, ни его дочь, которая училась на журфаке и как-то приходила в редакцию — вообще нам ни разу не ответили, никаким образом.

Мы стучались к его знакомым и знакомым знакомых, объясняли, что грозит катастрофическая ситуация. Транш не пришёл и в мае мы фактически остались без денег. Но это еще не самое худшее. Хуже, что мы не знали, а что произошло. А вдруг он объявится через месяц или два? А можем ли мы начинать искать других инвесторов? Желающие в принципе были. Но ведь у него 85% — мы же не можем ставить подпись от имени этих акций.

Полностью интервью тут: https://www.sostav.ru/publication/aleksandr-malyutin-vs-stanislav-gridasov-35708.html

«Абрамович — невероятно обаятельный, харизматичный и азартный человек, — рассказывает спортивный обозреватель, бывший главный редактор журнала «PROспорт» Станислав Гридасов (в 2005–2013 годах журнал издавался структурами Романа Абрамовича. — Forbes Life). — Обсуждая с ним детали издательского бизнеса, я всякий раз удивлялся, как глубоко Роман Аркадьевич изучает вопрос, как вникает в детали, нюансы. Ему интересны были такие подробности, знание которых вряд ли когда-нибудь пригодилось бы. При этом почти за 10 лет издания журнала он ни разу не позволил себе вмешаться в содержание номера, попросить поставить текст или написать о ком-то. Хотя нет, один раз, когда в 2009 году в полуфинале Лиги чемпионов судья «убил» Chelsea в матче с Barcelona, мне позвонил Абрамович и с легким раздражением в голосе, замаскированным под шутку, велел написать в ближайшем номере журнала, что судья такой-то — пидарас <речь, понятно, про Эвребе>. Задание выполнено не было. Нареканий не последовало».

В 2004 году список самых богатых британцев по версии Sunday Times возглавил Роман Абрамович c £7,5 млрд, обойдя многолетнего лидера, герцога Вестминстерского. Описывая роскошную жизнь миллиардера из Сибири, как его называли, британские, а за ними и французские газетчики соревновались в красочности деталей. Документировали прибытие его яхты в Сен-Тропе, тени средиземноморских сосен, юных красоток в бриллиантах на пляжах, виллу за €300 млн, новую 170-метровую яхту Eclipse, что строилась на германской верфи. Но всерьез, кажется, миллиардера задел только репортаж о его VIP-ложе в Chelsea, где упоминались подогреваемые кресла, ужин с омарами, реки шампанского. В узком кругу спортивных журналистов Абрамович не скрывал своей обиды. «Вы поймите, — говорил он, — на стадионе я не ем омаров, я перед матчем вообще есть не могу, так нервничаю. <И кресло у меня самое обычное, как у всех>».

В статье в основном про балет, но и про спорт тоже есть немного.

https://www.forbes.ru/forbeslife/372865-pachka-deneg-kak-roman-abramovich-stal-milliarderom-baletomanom

25 лет «Футбольному клубу». Заметка из 1998 года:
«Сырым мартовским вечером в главной психиатрической лечебнице города Н. (бывший Г.) появился новый больной. Он вошел в палату, выкрашенную в по-госпитальному особый цвет серой тоски, где уже сидели трое – Наполеон, магараджа и человек-собака, – и огласил стены неслышимым ранее здесь приветствием: «Здравствуйте, я Василий Уткин. Вы в «Футбольном клубе»!
Редкий случай мании был описан в местной газете «эН-ский листок», а оттуда уже перекочевал на страницы прессы столичной, в частности журнала «Вечерняя Москва», откуда и стал мне известен. Тогда же я по каким-то забытым уже надобностям отправил Василию Уткину письмо по электронной почте, однако, как вскоре выяснилось, оно не дошло до адресата. Некий и оставшийся неизвестным поклонник Уткина также отправил ему письмо, но сделал это в количестве миллиона копий, а потому благополучно «грохнул» интернетовский почтовый ящик «Футбольного клуба». Видимо, после этого, убоявшись за здоровье нации и за техническое обеспечение своего канала, руководство НТВ решило локализовать пагубное влияние Василия Уткина и задвинуло его программу, выходившую до того в седьмом часу вечера, на самой границе прайм-тайм, за полночь. Впрочем, это мало что изменило во взаимоотношениях Уткина с болельщиками, три раза в неделю не ложащихся спать, пока огромный человек с трудом не втиснется в экран и не скажет им: «Здравствуйте, я Василий Уткин. Вы в «Футбольном клубе»!
Василий Уткин среди юных болельщиков и болельщиц популярен, как Филипп Киркоров вкупе с группой «На-на». Что не может не настораживать и свидетельствует не только о личных качествах Уткина, но и о катастрофической ситуации, сложившейся в спортивной тележурналистике. Останкинское гнездо было весьма нетребовательным к профессиональным качествам своих птенцов, работающих ныне на всех основных телеканалах страны. Собственно журналистике там и не учили. Нужно было знать не спорт, а политику спорта, не русский язык, а правила ударения в русском языке. В Останкине готовили не журналистов, а чтецов-декламаторов для спортивных новостей программы «Время». Конечно же, лучшие и талантливейшие вырастали и там, но скорее вопреки, чем благодаря системе. Что из себя представляет средний выпускник останкинской школы можно увидеть и сейчас – на канале РТР и, частично, на ОРТ. Впрочем, школа деградирует, и даже новостной выпуск ей уже не по силам, не то что аналитическая программа. Основы новой школы заложила спортредакция НТВ, где собрались лучшие из останкинцев, Анна Дмитриева, Алексей Бурков, чуть позже Владимир Маслаченко, где и возрос феномен Василия Уткина.
Принято считать, что своей удачей Уткин обязан точно найденной интонации разговора с болельщиками, интонации «доверительности с подначкой», легко выигрывающей у привычного официозного тона. Стилистические эквилибры Уткина («Юран победно трясет животом. Он беременен двумя голами») опасно балансировали на грани остроумия и пошлости, что только распаляло у молодого зрителя огонь восторга. Надо ли говорить, что у средне-посредственного останкинца Уткин быстро начал вызывать припадки зависти, – с катанием по полу и брызганием фамилиями великих (Синявский! Озеров!). Тем более, что его «Футбольный клуб» быстро отобрал всего профессионального футбольного болельщика у традиционно-останкинского «Футбольного обозрения» ОРТ.
Признавая за Уткиным стилистическую удачу, я все же полагаю, что не столько в ней дело. В спортивной журналистике 90-х (не только телевизионной) в дефиците оказался профессиональный уровень суждений. Во множестве – скоропортящихся, низкокачественных продуктов, ежедневно и в устрашающем количестве выбрасываемых спортивными изданиями на прилавки (известный принцип отечественного привокзального шоу-бизнеса «пипл все схавает»). Проще говоря, у Уткина, крепкого нормального профессионала, оказалось слишком мало конкурентов, что и обеспечило ему особое положение. Случая, произошедшего в городе Н. (бывший Г.

), могло и не быть, когда бы Уткин был правилом, а не исключением».

Советский мужчина, купивший в 1970-е автомобиль марки «Москвич», был зажиточный мужчина средних лет, передовик производства, висевший на доске почета, возможно, что и районной, и крепко стоявший на своих рабочих ногах (предположим, у фрезеровочного станка). Иногда его звали в школу рассказать восьмиклассникам про трудовые подвиги и о преимуществах ПТУ перед высшим образованием. В 1976-м «Москвич-412» официально стоил 6360 рублей 60 копеек – это 45 с половиной средних по стране ежемесячных зарплат. Это на две средние зарплаты дороже, чем первая вазовская модель – «копейка» «Жигулей». Понятно, что у мужика-передовика была не средняя зарплата, больше, но дело тут не только деньгах.
Мужчина Моднявый, тот слушал не Зыкину, а «Самоцветы», и выбирал, конечно, не «Москвич» (не совсем отстой, конечно, но отсталость), а любвеобильные по-итальянски «Жигули». Шикарная «Волга» в те годы оставалась редким прибежищем для совпартработников и олимпийских чемпионов. Валерию Харламову она досталась примерно за 8500.
Но в 1968-м еще никаких «Жигулей» не было, первая модель будет собрана в Тольятти в апреле 1970-го. А в 1968-м была только широкая «Волга» и был седан «Москвич-408». Всё. Дальше только «Запорожец», вообще не мужчина. 408-й, сделанный по мотивам самого современного  американского дизайна, с решеткой радиатора a la Chevrolet Impala, был шик-модерн, культовая вещь, и даже «шефу» контрабандистов из «Бриллиантовой руки» – фильм вышел как раз в 1968-м – было не в падлу ездить на такой машине. Ну, вы помните наверняка его фразу: «По совету друзей я решил приобрести автомобиль последней марки «Москвич».
«Москвич-408» в экспортном варианте нормально продавался не только в соцстранах, но и во Франции, Бельгии, Голландии, и даже попал в кадр одного из фильмов с участием Алена Делона. Красавчик!
Бывший советский борец-легковес, заслуженный тренер СССР Аркадий Николаевич Ленц очень хотел автомобиль этой последней марки. К 1968-му он издал три книги про теорию и тактику классической борьбы, так что с гонораров у него скопилась приличная сумма. На «Москвич» хватало. Проблема была в другом. Кто не помнит, в то время нельзя было просто так вот пойти в автомагазин, вытащить кошелек и уехать на новенькой машине. Были очереди на машину, распределение – и блат. Ленцу нужно было найти «возможность».
Ленц трудился на хорошей должности – он был начальником управления прикладных видов спорта Спорткомитета СССР (это как теперь министерство). В «прикладные» виды спорта входили не только альпинизм, конный спорт, стрельба из лука, пулевая и стендовая, но и бокс, тяжелая атлетика, фехтование, и, конечно, борьба – вольная и классическая. На Олимпиаде-1968 в Мехико советские фехтовальщики взяли 7 медалей, из них 3 золотых. Борцы – 8. Боксеры – 3 золота, больше, чем американцы. Возможно, Ленцу выписали премию.
Шанс предоставился в том же 1968-м. В поддержку олимпийцев Спорткомитет проводил вторую денежно-вещевую лотерею (будущее «Спортлото»). Билет стоил рубль. Разыгрывались 3 410 500 выигрышей на общую сумму 3 млн рублей. Одним из главных призов был как раз «Москвич-408». На обратной стороне билета писалось, что «владелец выигравшего лотерейного билета может по желанию получить взамен вещевого выигрыша его стоимость деньгами».
Ленц договорился с коллегой, начальником управления по проведению лотереи Гальпериным И.В. Тот слил ему данные победителя.
Дальше – просто. Найти и договориться. Мужик (ну пусть это будет мужик) взял свой лотерейный «Москвич» и тут же, не садясь за руль, продал его Ленцу за 4511 рублей 25 копеек (это, по курсу, примерно 5000 долларов) – столько в 1968-м стоил 408-й. Ленц уехал домой счастливый. На новеньком, моднявом, возможно – красном, как в «Бриллиантовой руке», «Москвиче».
Листая в архиве старые спорткомитетовские дела, я наткнулся на эту историю. «Объявить строгий выговор Ленцу А.Н.».
Подумаешь, выговор.
Пережить можно.
Гальперина вообще сняли с должности.

В 1974-м 47-летний Аркадий Николаевич Ленц, еще крепкий, невысокий плотный мужчина, трагически погиб. Не знаю – как. Мне почему-то представляется солнечное лето, дорога в Крым, и постаревший красный «Москвич», поспоривший на скорость с новенькими «Жигулями», – хотя похоронили Ленца в Москве, на Ваганьково.

Тот самый «Москвич-408». Позирует в рекламе на фоне Лужников.

Ну, кстати, я видел в архиве отчетность Спорткомитета по той самой второй олимпийской денежно-вещевой лотереи (первую провели в 1964-м): затраты на проведение лотереи составили 2,2 млн советских рублей, выплачено выигрышей советским людям на сумму 21,2 млн, чистый доход составил 16,2 млн рублей. Средства от лотереи были направлены на возмещение расходов по подготовке и участию советских спортсменов на Олимпийских играх 1968 года.
Наш Спорткомитет тогда вообще был в плюсе. Переходящий остаток собственных оборотных средств на конец 1968 года – 3 198 500 рублей и 64 609 инвалютных рублей (официальный курс составлял 90 копеек за доллар США).
В бюджете на 1968 год был заложен доход в 19 637 300 рублей при расходнике 18 513 000.

Breslin and Hamill: Deadline Artists. Часть 1
Джимми Бреслин родился в 1928 году в Квинсе, Нью-Йорк. Когда Джимми было семь лет, его папа, иммигрант из Ирландии, пианист и алкоголик, вышел на улицу купить хлеба и больше никогда не вернулся в семью. Пит Хэмилл родился в 1935 году в Бруклине в многодетной семье ирландских католиков, перебравшихся в Нью-Йорк из Белфаста. В школе Джимми выпускал рукописную газету, она называлась The Flash. В шапке первого выпуска он написал: МОЯ МАМА ПЫТАЛАСЬ ПОКОНЧИТЬ ЖИЗНЬ САМОУБИЙСТВОМ. Джимми отнес газету в ближайшую кондитерскую и попросил выставить ее на стенде вместе с другими, настоящими, газетами из Нью-Йорка. Он уже тогда понимал, что плохие новости продаются лучше. Бреслин вспоминал, что после ухода отца мама никогда не обнимала его и не целовала. «Я чувствовал ее тепло, только когда мы оказывались рядом в вагоне метро».
У Хэмилла была глубоко верующая мама. Когда американцы сбросили атомную бомбу на Хиросиму и Нагаски, маленький Пит носился по дому с воплями радости, но мама остановила его, сказав, что надо молиться за несчастных японцев, что войну развязали не те японцы, которые сейчас страдают от ее ужасов.
Бреслин еще подростком начал работать copy boy (курьером, мальчиком на побегушках) в районной газете Long Island Press. Ему платили 18 долларов и 10 центов в неделю.
Пита Хэмилла родители отправили учиться в католическую школу Святого Иисуса, но он бросил ее, когда ему не было еще и 16-ти. Он снял комнату за 8 долларов, он хотел стать художником и рисовать комиксы. Вскоре Хэмилл сбежал в Мексику, где учился рисовать и начал писать свои первые заметки. Он так и не получил высшего образования, хотя пытался учиться в нескольких колледжах.
Джимми Бреслин после колледжа стал колумнистом Long Island Press. Днями и вечерами он слонялся по Квинсу, переходя из бара в бар, где каждый нарывался, чтобы стать персонажем его заметки. Там собирались артисты, адвокаты, врачи, полицейские, бандиты. Самым частым бюро находок для Джимми стал бар у Пепа Магуайра, откуда вышли его первые герои – букмекер Толстый Томас, Марвин-поджигатель и вор по кличке Рембрандт, который специализировался на краже картин.
Еще Бреслин много писал о спорте – скачки, бейсбол. Ему нравилось писать о спорте, в пресс-центрах можно было накачаться бесплатным пивом. В 1962-м он целый сезон провел вместе с командой New York Mets, занявшей последнее место в национальной бейсбольной лиге, после чего издал документальный роман Can't Anybody Here Play This Game? Позже Бреслин говорил: «Пока все пялятся на победителей, нужно идти в раздевалку к проигравшим. Там нет журналистов. И там всегда можно услышать что-то интересное».
После этой книги Бреслина пригласили в New York Herald Tribune, уважаемую, но захирешую газету. Там он встретился с еще одним молодым репортером – Томом Вулфом. Вернувшегося в Нью-Йорк после мексиканских странствий Пита Хэмилла взяли в начале в 1960-х в New York Post. Ему сказали, что он должен писать такие же крутые и популярные колонки, как Джимми Бреслин.

Breslin and Hamill: Deadline Artists. Часть 2
22 ноября 1963 года Бреслин был в Далласе, он освещал предвыборную гонку Джона Кеннеди. После выстрелов он первым из репортеров нашел доктора Малькольма Перри, пытавшегося спасти Кеннеди, и взял у него интервью прямо в операционной. Рядом с ними, молча и не шевелясь, стояла Жаклин Кеннеди. Ее юбка была вся запачкана кровью мужа. Репортаж Бреслина A Death in Emergency Room One положил начало тому, что Том Вулф назвал «новой журналистикой».
Из Далласа Бреслин полетел в Вашингтон. Пока 3000 репортеров ждали в Белом доме похорон, он поехал на Арлингтонское кладбище, где нашел чернокожего могильщика Клиффа Полларда. Было утро воскресенья. Жена приготовила Клиффу яичницу с беконом, но тут раздался телефонный звонок. Клиффа вызвали на работу, чтобы вырыть новую могилу. За один час работы Клиффу платили 3 доллара и 1 цент. За внеурочную работу полагалось больше, но Клифф отмахнулся: «Ничего, это большая честь на меня». На похороны Кеннеди Клиффа Полларда не пустил полицейский. «Ну, ничего, я прощусь с ним потом», – не расстроился он.
Пит Хэмилл в середине 1960-х много писал про дискриминацию черных в США – протесты в Алабаме, выступления Мартина Лютера Кинга. 21 февраля 1965 года он приехал в Манхэттен, в танцевальный зал Audubon, чтобы послушать речь Малькольма Икса на собрании Организации афроамериканского единства, когда парень из первого ряда достал обрез и расстрелял в упор Малькольма.
Когда началась война во Вьетнаме, Хэмилл отправился туда и передавал репортажи с фронта. Хэмилл, тусовщик, богема, водивший дружбу с актерами и музыкантами, вырос на улице и никогда, как и Бреслин, не забывал, откуда он родом.
В начале июня 1968 года и Хэмилл, и Бреслин работали в Лос-Анджелесе. 4 июня Роберт Кеннеди победил на праймериз Демократической партии в Калифорнии. Именно Хэмилл убедил Роберта Кеннеди пойти на президентские выборы. Они подружились. В ночь на 5 июня Роберт Кеннеди шел через кухонные помещения отеля Ambassador, его сопровождала толпа зевак, гостиничных служащих и журналистов, Пит Хэмилл шел рядом, когда палестинец Серхан Серхан всадил пять пуль в Кеннеди. Кеннеди отбросило на ледогенератор, и он медленно сполз на пол. Кто-то ударил по руке Серхана, его повалили и обезоружили, Хэмилл держал Серхану ноги. Роберт Кеннеди, еще живой, лежал рядом с полуоткрытым ртом, в глазах его была тоска. Когда скорая увезла Кеннеди в госпиталь, Бреслин взял такси и помчался за ней, чтобы написать репортаж. Его поджимал дедлайн. В больнице, когда Кеннеди умер, Пита Хэмилла нашего его родной брат, они вышли на улицу, купили бутылку, кажется, виски, сели на бордюр и нажрались.
Хэмилл бросил писать и начал много пить. Потом, уже отказавшись от алкоголя, он вспомнит про это время в документальном романе A Drinking Life. Эта книга станет национальным бестселлером.

Breslin and Hamill: Deadline Artists. Часть 3
В 1971-м по роману Бреслина выйдет фильм «Банда, которая не умеет стрелять», одну из ролей там сыграет молодой Роберт де Ниро. В 1970-е Бреслин станет так популярен, что даже будет рекламировать пиво по телевизору. Хэмилл попадет в список личных врагов 37-го президента США Никсона, которые назовет колонки Хэмилла в New York Post «безумными бреднями». Именно так – Irrational Ravings – Хэмилл назовет свою первую книгу о журналистике, которая выйдет в 1971 году.
В 1970-е обаятельный Хэмилл будет встречаться с Жаклин Кеннеди, вдовой Кеннеди и вдовой Онассиса, потом с Ширли Маклейн. Его назовут «поэтом Нью-Йорка». В 1975-м он получит премию Грэмми за эссе, написанное для нового альбома Боба Дилана Blood on the Tracks.
В 1976-м, кажется, это было в 1976-м, газета New York Daily News соединила в одной редакции Бреслина и Хэмилла. Они писали колонки по очереди, день один, день другой. Бреслин корпел над каждой буквой, шумно печатал на машинке, с такой силой нажимая на клавиши, будто вбивал сваи, и всю дорогу курил тонкие сигары. Хэмилл быстро, минут за 40, отстреливался и убегал куда-то дальше. Они были конкурентами, но не были ни врагами, ни недругами. Они уважали друг друга.
Бреслин, уже самый популярный газетчик страны, массивный, глинистый, с лишним весом, любил говорить, что он никакой не журналист, а репортер: «Я просто гоняюсь за новостями. Информация, добытая по телефону – это тупик, это не интересно». Про него говорили: «Если какой-то парень выпрыгнет из окна 33-го этажа, то Бреслин успеет первым к его падению и узнает, что тот думал во время полета».
В 1977-м таинственный маньяк, серийный убийца Son of Sam, или его называли еще в газетах 44 Caliber Killer, убивавший брюнеток на улицах Нью-Йорка, напишет Бреслину письмо с просьбой опубликовать его в Daily News. Бреслин будет переписываться с ним, пока полиция не вычислит убийцу и не арестует его.
В 1980-е Бреслин будет бороться против еще одного убийцы, расстрелявшего в метро четырех черных подростков. Общественное мнение Нью-Йорка, напуганное разгулом уличной преступности, вознесет белого убийцу Бернарда Гетца в герои – тот всего лишь отстреливался от подростков, которые хотели его ограбить. Бреслин писал в газету и ходил на телешоу, доказывая, что закон один для всех. Двух нападавших, у которых не было огнестрельного оружия, Гетц расстрелял в спину, третьего, уже лежачего, добил контрольным выстрелом. Гетца осудят.
В 1982-м Бреслин вступился на молодую латиноамериканскую девушку Сибеллу – с газетной фамилией Borges. Ее уволили из полиции, когда случайно выяснилось, что в ранней юности она позировала для фотографа, который продал эти снимки в порно-журнал Beaver. Благодаря статьям Бреслина ее восстановили на службе.
В 1986-м Бреслин получил Пулитцера – за серию статей про больных СПИДом, которых отвергнуло общество. «Правительство не считает их за людей, подумаешь, еще один гомосек отправился на кладбище».

Breslin and Hamill: Deadline Artists. Часть 4, заключительная
Хэмилл продолжал все эти годы много писать – прозу, репортажи из горячих точек, эссе о фотографии, документальные романы.
В 1990-е, незадолго до того, как интернет наступит на бумажную прессу, он стал главным редактором New York Post, ему было уже под 60. В 1993-м издатель уволит Хэмилла, на его защиту встанет почти вся редакция, и 71 журналист будут уволены вдогонку. Суд восстановит Хэмилла в должности, но через неделю владелец Post Руперт Мёрдок снова его уволит.
Бреслина уволят в 1990-м. Он напишет колонку, которую молодая сотрудница газеты, кореянка по происхождению, сочтет сексистской, о чем и скажет Бреслину. В ответ тот вспылит и обзовет ее «овцой» и «маленькой корейской собачкой», за что будет обвинен еще и в расизме.
Год спустя, в августе 1991-го в одном из районов Бруклина вспыхнут серьезные беспорядки. Машина, за рулем которой был водитель-еврей, задавила насмерть 7-летнего черного мальчика, после чего в районе начались еврейские погромы. 63-летний Бреслин бросится в самое варево. Полицейских, в основном ирландцев по происхождению, забрасывали коктейлями Молотова. Такси, на котором приехал Бреслин, сожгли. Его самого ограбят и изобьют. «Ну что, ты все еще защищаешь этих черных животных?» – скажет ему коп. «Да пошел ты», - ответит ему Джимми.
11 сентября 2001 года Пит Хэмилл в густой пыли от башен-близнецов потерял жену. Он носился по паническим улицам, пыль была всюду, на машинах, на лицах людей, на их одежде, это было «как скопление привидений». Жена первая вернулась домой. Пит выдохнул. И сел писать репортаж в газету.
В 2004-м умерла от рака старшая дочь Бреслина – Розмари. Ее мама, его жена, тоже Розмари, умерла от рака двадцатью годами раньше. Ему показалось, что жена села на краешек больничной кровати и взяла дочь за руку. Они и так ушли – вместе, держась за руки, куда-то на небеса, будто мама повела дочь в новую школу.
Последняя книга Бреслина – Branch Rickey – вышла в 2011-м. Последняя книга Хэмилла – Tabloid City – вышла в 2011-м.
В 2015-м канал HBO приступил к съемкам документального фильма о Бреслине и Хэмилле, two of the most celebrated newspapermen of the 20th century. Бреслин показал им свою телефонную книгу, напротив каждого умершего он вписывал его новый телефонный номер: 1-800-рай. На клавиатуре Хэмилла буквы были аккуратно заклеены бумажками с крупным, что цицеро против боргеса, шрифтом – иначе ему было не разглядеть. Хэмилл, на инвалидной коляске, что-то печатал на компьютере. Потом они давали интервью вдвоем, два иссохших старика, тихо рассказывали про свою бурную молодость.
Джеймс Ирл Бреслин, ирландец из Квинса, не дожил до премьеры, он умер в 2017-м, ему было 88 с половиной лет. Питу Хэмиллу месяц назад исполнилось 84.
Breslin and Hamill: Deadline Artists, 2018, HBO documentary, 102 минуты.

Первая поэма о русском спорте, велосипедном, написана в 1894 году. И сразу же проблемы с тренировочным режимом, мотивацией, пьянство и тонкий троллинг:
 
«Аммос владел велосипедом.
Как Циммерман или Террон,
И к частым гоночным победам,
Уже давно был приручен.
Но в гонках пользы он не видел,
А тренировку ненавидел,
И выезжал на циклодром,
Всегда немного под хмельком.
Всех увлекающихся гонкой
(Хоть в их числе и сам он был),
Сынами хреновских кобыл,
Он называл с усмешкой тонкой
За что приметили его, не в шутку
Злились на него».
 
Называется «Барабуш. Велосипедная поэма». Ее написал 30-летний журналист и писатель Владимир Константинович Анфилов, вскоре ставший известным благодаря своим фило-зоологическим и орнитологическим исследованиям, таким, как «Перелеты птиц», «Трагедия хохлатой цапли», «Оклеветанная птица», «О разведении соболей», «Разведение лисиц и лисьи фермы».
 
Писал под псевдонимами Аскмпиодот Мудрый, Волифог, Зиофилов, Невский крокодил, Свирский, Филов и Фонарь.

Читал журнал «Огонек» за 1954 год и вот что нашел: возможно, первая фотография юной Анны Дмитриевой во всесоюзной прессе. Правда, здесь она по ошибке названа Ниной. Ане на этом снимке нет еще и 14-ти.