Дорогая Ридовка!

Хочу донести до вас, что документ, который недавно опубликовала СВР — ни о чём. Это просто донесение разведки о слухах взаимоотношений между Францией и Англией.

Указанный разведчиком сборник изобличающих документов никто никогда и нигде не видел. А объяснение Ридовки "он не вышел, потому что ФРАНЦУЗЫ хотели сделать его более АНТИСОВЕТСКИМ" просто смешно.

Франция единственная из стран Европы была согласна на союз с СССР практически на любых условиях, что и подтвердила на московских переговорах. Противоречий между Францией и СССР на переговорах не было, они были между Англией и СССР.

Кроме того, в отличии от гипотетического "Англия планировала обвинить СССР в развязывании Второй Мировой (в 1937 (!) году)", Советский Союз официально (!) на уровне главы МИДа обвинил Францию и Англию в развязывании войны против Германии. Т.е. да, дипломатически поддержали Гитлера против западных демократий. Диалектика!

"Существование подобных документов в очередной раз подтверждает, что наша империя (и не важно царская Россия или СССР) всегда была как кость в горле для западных соседей и на протяжении всей истории, нас пытались сделать виноватыми во всех бедах Европы."

Я думаю, что если бы авторы Ридовки были из Англии, они бы в оргазме тряслись от того, на сколько их страна "как кость в горле".

Представьте себе страну, где на протяжении многих десятилетий политическая власть была узурпирована одной партией. Сама эта партия управлялась узким кругом идеологических фанатиков, целеполагание которых исходило из неотвратимости будущей мировой войны.

Абсолютное большинство населения было отстранено от принятия любых политических решений. Длительное время у большинства из них не было даже паспортов этого государства. Они законодательно были «прикреплены к земле», а все их перемещения строго регламентировались.

Исходя из аксиомы о неизбежности мировой войны, политический режим противопоставлял себя всему остальному миру и вёл постоянные войны в далёких – и не очень – странах. В силу этого значительная доля национального богатства тратилась на армию и ВПК, а общество – точнее та его часть, которая имела хоть какие-то права – было чрезвычайно милитаризованным. Секьюритизация политики привела к тому, что постепенно непропорциональное влияние на внутреннюю жизнь страны стали оказывать спецслужбы и выходцы из них.

Вместе с тем, воюя против всего мира одной рукой, второй рукой режим активно с ним торговал, в том числе и через разные мутные «серые» схемы. К 1980-м гг. здесь сложился устойчивый класс предпринимателей, тесно связанный с правящей партийной номенклатурой, внутри которой в свою очередь старые идейные фанатики уступили место прагматикам. Под влиянием различных внешних факторов, включая санкции со стороны Запада, бизнес и номенклатура кулуарно договорились о необходимости демонтажа существующего режима. В стране началась «перестройка». Были нормализованы отношения с внешним миром, прекращены боевые действия и выведены войска с территории приграничных стран, а глава государства получил Нобелевскую премию мира. Однако «перестройка» не была мирным процессом, напротив, масштаб насилия внутри страны превзошёл все кровавые эксцессы, которые случались в предыдущие десятилетия.

Тем не менее правящим элитам удалось договориться с контрэлитами, и демонтаж старого политического режима, несмотря на волну насилия, так и не вылился в неконтролируемую гражданскую войну всех против всех. Обстоятельства секретных договорённостей не прояснены до сих пор.

Всё население страны получило равные политические права, однако стремительного улучшения жизни, как на это надеялись, не произошло. В 1990-е гг. страну накрыла новая волна насилия, только уже не политического, а бытового и криминального. Одновременно бенефициары старого режима поразительным образом оказались бенефициарами нового – после неолиберальных реформ их уровень благосостояния вырос на несколько порядков. В 2000-е гг. экономический прилив «поднял все лодки», но уровень неравенства здесь по-прежнему остаётся один из самых высоких в мире.

Сегодня это реформированное государство является типичным образцом полупериферии, встроенной в мировую экономику за счёт дешевой рабочей силы и вывоза природных ресурсов. Тем не менее созданная в предыдущие десятилетия промышленная и научно-техническая база позволяет стране оставаться относительно развитой экономикой с собственным производством и мощным финансовым сектором, членом G-20 и центром притяжения для мигрантов из других – куда более бедных – стран региона.

Большую часть нынешних социально-экономических и политических проблем правящая коррумпированная и малокомпетентная элита склонна приписывать наследию предыдущего политического режима.

Только что вы прочитали краткую историю Южной Африки последних 75 лет, до новых встреч.

Раз уж вам так зашли исторические загадки, то давайте продолжим.

Представьте себе совокупность определённых оппозиционных взглядов. Естественно предположить, что их сторонники будут пытаться создать те или иные организационные структуры. На протяжении многих десятилетий руководителей и членов этих организаций обвиняли в шпионаже и в работе на иностранные государства. Стоит признаться, зачастую обвинения были не лишены оснований.

Вся риторика указанного политического движения подрывала «традиционные ценности» общества. Его симпатизанты открыто издевались над институтом семьи, частной собственностью, религией, армией, правительством и прочими «авторитетами».

Впрочем, хватало и «моральной паники» – преувеличений, выдумок и сознательной лжи, которую распространяли как раз сторонники «традиционных ценностей», полагая, что ради борьбы с этой «угрозой национальной безопасности» им всё позволено.

Были периоды, когда депутаты – носители комплекса указанных оппозиционных идей, свободно заседали в парламентах, а были времена, когда любые структуры, связанные с этими идеями, объявлялись «экстремистскими», а их носителей преследовали как по закону, так и без всякого закона, по произволу.

При этом стоит иметь в виду, что само по себе это движение было частью куда более масштабного идейного течения. Внутривидовая борьба зачастую была ещё более жёсткой и принципиальной, чем с защитниками сложившейся системы.

Бытовало стереотипное мнение, будто за указанное оппозиционное движение в основном выступали либо маргиналы, либо неопытные юнцы, либо «зажравшаяся богема», тогда как «глубинный народ», якобы, твёрдо отстаивал те самые «традиционные ценности». Реальность, само собой, была несколько сложнее, и при определённых условиях лозунги и идеи данного движения находили широкий отклик в народе.

В конце концов, указанные оппозиционные идеи так и не победили. Но и не проиграли в полной мере. Со временем отдельные элементы идеологии, равно как и члены организационных структур, оказались интегрированы в действующую политическую систему, которая одновременно и сама внутренне изменилась.

Речь идёт сначала про социал-демократов на Западе до Первой мировой войны, а после ПМВ и до самого конца «Холодной войны» – о коммунистах. «Красная угроза» была одним из основных триггеров «моральной паники» в западных обществах на протяжении большей части XX в. Под «внутривидовой борьбой» я подразумеваю противостояние коммунистов с другими течениями левой мысли, прежде всего, с левоцентристами социал-демократами (после ПМВ). При этом, как я уже отметил, правым на Западе традиционно было выгодно представлять любого хоть сколько-нибудь левого политика или общественного деятеля – коммунистом, чтобы подорвать его репутацию.

Кажется странным, но я полагаю, что это всё-таки нужно отдельно проговорить – коммунизм, конечно же, НЕ победил на Западе. Все утверждения об обратном представляют собой уже современную «моральную панику» со стороны правых. При этом отдельные элементы этой идеологии, равно как и выходцы из организационных структур коммунистического и шире – леворадикального – движения действительно оказались интегрированы в переменчивый политический ландшафт западных обществ (обычно в качестве ключевой вехи здесь указывают 1968 г.).

Вычитал, что со слов секретаря СНБО Украины ей предлагают «урегулирование по корейскому сценарию». Судя по тону, на «корейский сценарий» украинское руководство пока не готово.

В 1945 г. Корея была разделена на две оккупационных зоны – советскую на севере и американскую на юге. Первоначальные планы по созданию единого демократического корейского государства оказались похерены «Холодной войной». В итоге на севере была провозглашена Корейская Народно-Демократическая республика, а на юге – Республика Корея, причём оба государства претендовали на единоличное представительство корейской нации и не признавали друг друга.

Корейская война началась в июне 1950 г. с нападения КНДР на Юг. Вскоре в войну вмешались «силы ООН» во главе с США, «китайские добровольцы» в виде частей Народно-освободительной армии КНР, а также советские «военные специалисты». Активная фаза боевых действий шла около года, а линия фронта перемещалась туда-сюда, подобно качелям. Одних только битв за Сеул прошло аж пять штук. В разгар боёв главнокомандующий силами ООН генерал Макартур даже предлагал применить ядерное оружие и начать бомбить непосредственно сам Китай, но президент Трумэн предпочёл отправить в отставку не в меру ретивого генерала.

К июню 1951 г. линия фронта примерно вернулась к 38-й параллели. К этому моменту для Советского Союза, северокорейцев, китайцев и американцев стала очевидной невозможность одержать окончательную победу, и стороны сели за стол переговоров. Напротив, южнокорейский диктатор Ли Сын Ман выступил резко против любых соглашений с коммунистами и призывал сражаться «до последнего солдата» (корейского или американского) за освобождение всей Кореи. Но соотношение сил в антикоммунистическом альянсе было таково, что «младшего товарища» никто слушать не стал.

Переговоры о перемирии длились два года. Они регулярно прерывались из-за взаимных обстрелов и бомбардировок. Каждая из сторон пыталась выторговать более выгодные условия, так что в эти два года хватало бессмысленных сражений в духе Первой мировой за очередную безымянную высоту или ради продвижения на несколько километров.

В последней отчаянной попытке сорвать переговоры южнокорейский президент объявил об одностороннем освобождении 25 тыс. северокорейских пленных, которые таким образом больше не подлежали обмену, на чём настаивали коммунисты. В ответ китайцы провели последнее наступление, главной целью которого было «пустить кровь» Союзникам и показать, что продолжать войну ради хотелок южнокорейского диктатора – себе дороже.

В итоге соглашение о перемирии было подписано 27 июля 1953 г. в деревне Пханмунджом. Свои подписи поставили представители от КНДР, КНР и сил ООН (в лице американских военных). Никаких подписей от представителей Республики Корея на этом документе нет.

Перемирие установило 4-км. демилитаризованную зону вдоль всей линии фронта. Была создана совместная военная комиссия по контролю за соблюдением перемирия, а также нейтральная комиссия в составе представителей от Швеции, Швейцарии, Чехословакии и Польши.

Полноценного мира на Корейском полуострове после 1953 г., конечно же, не наступило. В демилитаризованной зоне постоянно происходили инциденты, обстрелы и перестрелки (особенно в течение 1960-х гг., тогда с обеих сторон были сотни погибших), но «настоящая» война всё же оказалась заморожена. КНДР как минимум семь раз уже «выходила из перемирия», но, судя по всему, ничего не мешает ей объявить об этом и в восьмой, и в девятый раз – ничего не изменится.

Конечная цель «восстановить историческую справедливость» и объединить страну ещё несколько десятилетий активно проговаривалась обеими корейскими режимами (официальной столицей КНДР до 1972 г. был Сеул), но постепенно эта цель блекла с приходом новых поколений, которые никогда не жили в единой стране. Где-то читал, что в современной Южной Корее на северокорейцев как на соотечественников смотрят преимущественно старики, средние возрасты относятся к ним как к бедным родственникам, которым можно подкинуть еды, а для молодёжи северокорейцы уже и вовсе неведомые инопланетяне из малоинтересной заграницы.

​​В ноябре 1941 г. нацисты создали еврейское гетто в чешском городе Терезин (немецкое название – Терезиенштадт), куда были депортированы десятки тысяч евреев из Западной и Центральной Европы (Чехословакии, Германии, Австрии, Дании, Нидерландов). Для большинства из 145 тыс. узников гетто стало лишь промежуточной остановкой перед депортацией в лагеря смерти, вроде Освенцима. Более 30 тыс. умерли здесь от болезней и недоедания.

Евреи из Западной и Центральной Европы в среднем были более зажиточными, поэтому в Терезиенштадте собралась критическая масса евреев из «среднего класса», включая интеллектуальную и творческую элиту европейского еврейства – литераторов, актёров и музыкантов.

Оказавшись перед лицом смертельной опасности, эти люди не пали духом, самоорганизовались и принялись налаживать культурную жизнь даже в столь страшном месте. В Терезиенштадте стали давать концерты и ставить спектакли, появились хор и джазовый оркестр, открылось собственное кабаре, где исполнялись скетчи и сатирические номера. Художница Фридль Дикер-Брандейс организовала уроки рисования для детей. Уже после войны сохранившиеся рисунки и стихи этих детей, большая часть из которых так и не дожила до освобождения, была издана в книге «I Never Saw Another Butterfly».

Нацисты на первых порах игнорировали культурную жизнь еврейского гетто, но со временем смекнули, что её, наоборот, можно использовать для пропаганды на общественное мнение западных и нейтральных стран о, якобы, «сносных» условиях жизни в гетто и концлагерях. Летом 1944 г. сюда как в «потёмкинскую деревню» свозили представителей Международного Красного Креста, а осенью того же года сняли пропагандистский фильм «Фюрер дарит евреям город». На время пропагандистских мероприятий депортации в лагеря смерти прекратились, но сразу после отъезда инспекторов и кинобригад возобновились в ещё больших масштабах.

Терезиенштадтское гетто было освобождено Красной армией 8 мая 1945 г. Из 145 тыс. человек, прошедших через него, выжили чуть более 20 тыс.

22 января в Центральном Доме актёра в Москве состоится показ музыкального спектакля Нины Чусовой «Кабаре Терезин», основанный на текстах, музыке и детских рисунках, созданных в Терезиенштадте.

Прибрести билеты можно по ссылке http://cabaret-terezin.com/

​​В Бразилии правые долбоёбы сторонники бывшего президента Болсонару устроили ремейк 6 января 2021 в США и ворвались в здание парламента, а также попытались захватить Президентский дворец и здание Верховного суда. Конец немного предсказуем, и бразильское «8 января» завершилось подобно американскому аналогу: полиция повязала несколько сотен бузотёров, а сам Болсонару, который вовремя свинтил во Флориду, уже осудил демонстрантов и снял с себя ответственность за произошедшее.

По сообщениям «The New York Times» в толпе правых базогонов помимо государственных флагов современной Федеративной Республики Бразилия были замечены также бразильские «имперки», которые поднимали над захваченными органами власти. Использование демонстрантами флага Бразильской империи даёт нам повод вспомнить о таком феномене, как бразильский монархизм.

Собственно говоря, история суверенной Бразилии и началась с провозглашения её независимой от Португалии империей в 1822 г. Первым бразильским императором стал Педру I – старший сын португальского короля Жуана VI из династии Браганса. Вторым (и последним) императором был единственный сын первого монарха – Педру II.

В отличие от остальной «республиканской» Латинской Америки, где вслед за независимостью тут же начались постоянные гражданские войны, имперская Бразилия в течение XIX в. оставалась относительно стабильным государством. Республиканские идеи были уделом узкого круга интеллигентов и армейских офицеров, мечтавших стать Наполеонами. Однако стареющий император Педру II, у которого не было взрослых сыновей (только дочь), с возрастом всё сильнее тяготился государственными делами и чуть ли не открыто говорил, что не против, если Бразилия всё же станет республикой.

В 1888 г. в стране отменили рабство, причём владельцам рабов даже не выплатили компенсаций. Плантаторы смертельно обиделись и из чувства мести присоединились к республиканцам. В итоге в 1889 г. произошёл бескровный государственный переворот. Путчисты провозгласили Соединённые Штаты Бразилии, а император отказался от всякой борьбы и уплыл доживать свой век в Европу.

Республиканская Бразилия оказалась куда менее стабильной, чем старая империя. В регионах власть перешла к местным олигархам и каудильо, которые творили, что хотели, а на федеральном уровне друг друга грызли боссы от молочной и кофейной мафии. С 1930 по 1945 гг. в стране был фашистский режим Жетулиу Варгаса, который пытался «навести порядок» и централизовать страну, но его в итоге свергли военные. Обострение социальных конфликтов привело к тому, что с 1964 по 1985 гг. Бразилией управляла правая военная хунта.

После редемократизации во второй половине 1980-х гг. встал вопрос о будущем политическом устройстве страны. И одному монархически настроенному депутату Учредительного собрания удалось протащить в проект конституционного референдума не только вопрос о системе правления – будет ли приоритет у исполнительной или законодательной власти, но и вопрос о форме правления – останется ли Бразилия республикой или произойдёт реставрация монархии. Свою позицию депутат аргументировал тем, что в 1889 г. никто мнения народа о свержении императора не спрашивал, а республику провозгласил узкий круг заговорщиков.

Референдум состоялся в апреле 1993 г. Монархисты набрали 13,4% голосов и предсказуемо проиграли. Всё-таки главный вопрос референдума касался системы правления, на который большинство ответило в пользу президентской республики – 69% против 31% за парламентскую. Но сам факт, что монархисты смогли протащить свою повестку на федеральный уровень спустя 104 года после свержения монархии, согласитесь, впечатляет.

В настоящее время бразильский монархизм является частью более широкого консервативного движения в стране. Внутри династии, как водится, есть раскол на две соперничающие друг с другом ветви – Петрополисскую и Васорасскую. Представитель последней – Луи-Филипп Орлеанский-Браганса, с 2019 г. является федеральным депутатом от партии президента Болсонару.

Наткнулся на отличное архивное видео 1919 г. на отличном историческом канале, посвящённом русской общине в межвоенной Эстонии.

Об Эстонской войне за независимость 1918 – 1920 гг., когда эстонцы хорошенько наподдали и большевикам, и немцам, а также «кинули» белогвардейцев, я как-то писал на канале. Кроме того, тут можно посмотреть иллюстрированную карту той войны в высоком разрешении.

На сайте Датского института кино я нашёл редкое архивное видео, снятое двумя военными корреспондентами, оказавшимися в Эстонии в 1919 году вместе с датским добровольческим корпусом, который принял участие в войне за независимость.

На кадрах повседневная жизнь Ревеля, Риги, Дерпта и Пскова, солдаты белой Северо-Западной армии, беженцы и военнопленные. Это единственная видеохроника событий тех лет и что важно - в прекрасном качестве. К ней я добавил русские субтитры и фоновую музыку.

Обязательно посмотрите! (и не забудьте выбрать 1080p HD)

​​100 лет назад – 11 января 1923 г. – французские и бельгийские войска начали интервенцию в Рурскую область.

Рур – это регион на границе Рейнской провинции и Вестфалии, который в середине XIX в. стал индустриальным сердцем Германии благодаря богатым залежам угля. После Первой мировой он остался в составе Рейха и не был оккупирован войсками Антанты.

В массовом сознании Версальский мирный договор представляется абсолютным триумфом победителей и катастрофой для проигравших. Как я уже писал, на самом деле всё куда сложнее и неоднозначнее. Задачей-максимум Франции на мирной конференции было вовсе дезинтегрировать Германию и «обнулить» её объединение в 1871 г. На левом берегу Рейна французы планировали создать россыпь новых «Люксембургов» – маленьких государств, которые находились бы в орбите французского влияния. Французские намерения «деколонизировать» Рейх объяснялись не только «исторической враждой» и германофобией, но и объективным страхом. Даже после всех военных и версальских потерь единая Германия оставалась и более населённой (63 млн. vs 39 млн.), и более индустриализированной, и более урбанизированной страной, чем Франция. Если бы Германия осталась единым национальным государством, то восстановление её мощи становилось только вопросом времени.

«Деколонизировать» Германию французам в Версале не удалось. Британские и американские политики воспротивились этой идее, пожелав оставить единый Рейх и как противовес французской гегемонии на континенте, и как буфер против большевизма. Однако чтобы уважить французские претензии, Союзники договорились стрясти с Германии репарации. Предполагалось, что их выплата на какое-то время задержит восстановление германского колосса и одновременно укрепит Францию.

Тяжесть репараций, наложенных на Веймарскую республику, и их влияние на экономику страны, остаются дискуссионными вопросами в исторической науке. Например, Генрих Август Винклер утверждает, что в начале 1920-х гг. Рейх имел возможность платить, если бы его правительства этого захотели. Однако веймарские кабинеты, во-первых, не желали выглядеть «куколдами» в глазах избирателей, а во-вторых, надеялись передоговориться с Союзниками хотя бы об уменьшении платежей. Поэтому французы получали выплаты не в тех размерах, на которые рассчитывали.

После очередной просрочки Франция и Бельгия вторглись в Рур, забрав его «в залог» до тех пор, пока немцы не начнут нормально платить по долгам.

Оккупация Рура вызвала бурю негодования в Германии, и на короткое время все политические силы страны – от крайне правых до крайне левых – сплотились в осуждении агрессии. Тогдашнее немецкое правительство вообще отказалось платить репарации, пока регион не будет освобождён. С подачи властей в Руре началась всеобщая забастовка и саботаж, которые лишили французов возможности в полной мере использовать местную промышленность в своих целях. При этом Берлин продолжил полностью содержать регион. К тому моменту в Германии уже была большая беда с инфляцией (не только и не столько из-за репараций, сколько из-за послевоенного внутреннего долга и увеличения социальных выплат после Ноябрьской революции), и превращение оккупированного Рура в бюджетную «чёрную дыру» стало последним шагом к перерастанию инфляции в гиперинфляцию.

В общем, к концу 1923 г. плохо было всем. У немцев свирепствовала гиперинфляция и разгоралась Гражданская война, а французы так и не смогли наладить в бастующем регионе нормального производства, будучи вынужденными ещё и содержать здесь огромную оккупационную армию. Кроме того, они испортили отношения с британцами и американцами, которые не одобрили оккупации.

В августе 1924 г. был принят План Дауэса, который разрешил конфликт. Американцы стали накачивать Германию дешёвыми кредитами, с помощью которых та восстанавливала экономику и выплачивала репарации Союзникам (а те в свою очередь теми же деньгами отдавали уже свои долги американцам). Французы и бельгийцы ушли из Рура в августе 1925 г.

В среднесрочной перспективе План Дауэса подсадил немцев на иглу американских кредитов, что аукнется в Великую депрессию, но это уже другая история.

​​Восстание «Спартака»

До Первой мировой войны немецкие социал-демократы были самой главной революционной партией не только у себя в стране, но и во всей Европе. Казалось, что если где-то и случится пролетарская революция, то произойдёт она в первую очередь в Германии c самым организованным и сознательным рабочим классом.

Однако в августе 1914 г. с точки зрения правоверных марксистов произошло большое предательство. Национализм оказался сильнее пролетарской солидарности, и немецкие социал-демократы поддержали собственное правительство в мировой войне. Не все социалисты внутренне были согласны с таким решением, но до какого-то момента немецкий орднунг и партийная дисциплина удерживали их от раскола.

Но шли годы, конца войны не предвиделось, и среди социал-демократов всё больше становилось людей, кто разочаровывался в «духе 1914-го» и требовал скорейшего прекращения войны «без аннексий и контрибуций». В апреле 1917 г. «нетвоенщики» сформировали собственную «Независимую социал-демократическую партию» (НСДПГ). Если проводить параллели с отечественной историей, то «независимцев» можно сравнить с «меньшевиками» – тоже социал-демократы, тоже революционеры, тоже за власть Советов, но не против легальных методов борьбы и за сотрудничество с другими левыми партиями. Но был и немецкий аналог «большевиков» – «Союз Спартака» во главе с Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург (хотя, стоит признать, с российскими большевиками у «спартаковцев» были сложные отношения, и Люксембург признавала Ленина уж слишком радикальным в своём деспотизме). До конца 1918 г. «спартакисты», которых было относительно немного, состояли в более крупной «меньшевистской» НСДПГ.

После Ноябрьской революции в немецкое Временное правительство вошли представители от «основной» Социал-демократической партии, которая за годы войны успешно встроилась в кайзеровскую систему как «конструктивная оппозиция», и члены НСДПГ, которые представляли «революционные массы». Такой альянс продержался недолго, и уже в конце декабря 1918 г. обе социал-демократические партии разругались между собой, дело дошло до стрельбы, и «независимцы» покинули правительство. Тогда же «Союз Спартака», наконец, преобразовался в отдельную Коммунистическую партию.

В начале января 1919 г. «независимцы» и примкнувшие к ним «спартакисты» вывели на улицы Берлина сотни тысяч своих сторонников протестовать против увольнений «настоящих революционеров» со стороны «правых» социал-демократов. Кроме того, демонстранты требовали Советской власти, демократизации армии и диктатуры пролетариата. Чёткого плана действий у вождей забастовки не было, и несколько критических дней, когда центр столицы стоял без защиты, они потратили на обсуждения и перепалки. Пробовали даже вступить в переговоры с Временным правительством, но безрезультатно.

Пока «независимцы» и «спартакисты» трепались языком, не зная что предпринять, военный министр от «правых» социал-демократов Густав Носке выехал в окрестности Берлина и занялся сбором добровольческих корпусов (фрайкоров) для разгона левых радикалов.

10 января фрайкоры вошли в Берлин и за два дня раскатали в блин неорганизованное сопротивление кучки красногвардейцев (стотысячные толпы демонстрантов, лишённые внятных указаний, к тому моменту уже разошлись по домам). Первые лидеры германской Компартии – Либкнехт и Люксембург, которые в дни январских событий скорее «плыли по течению», чем реально чем-то руководили, были схвачены и убиты без суда 15 января. Общее число погибших в те дни оценивается в 150 – 200 человек.

В целом, все последующие акты Гражданской войны в Германии в первой половине 1919 г. будут проходить по схожему сценарию: неорганизованные выступления разобщённых леворадикальных сил без внятного руководства, приказ на их разгон со стороны правящих «умеренных» социал-демократов и, наконец, предельно жестокое и кровавое подавление выступлений со стороны фрайкоров, откуда вышли многие уже правые радикалы веймарского периода.

​​Саар возвращается «домой»!

Саарский угольный бассейн, как и Рур, был одним из центров индустриализации Германии на рубеже XIX – XX вв. благодаря богатым залежам угля. Согласно условиям Версальского мирного договора, этот приграничный с Лотарингией регион на 15 лет – с 1920 по 1935 гг. – переходил под управление Лиги Наций, а Франция на тот же срок получала право на эксплуатацию всех его ресурсов. Кроме того, Саар был включён во французскую таможенную зону, а единственной валютой здесь становился французский франк. Спустя 15 лет планировалось провести референдум об окончательном статусе региона – вернётся ли он в состав Германии, войдёт ли в состав Франции или останется под управлением Лиги Наций.

Вплоть до 1935 г. Саар был «отключён» от политической жизни Рейха, а его население не имело права участвовать в общегерманских выборах. Регионом управляла «Правительственная комиссия» из 5 человек, в состав которой входили один немец из Саара, один француз и трое представителей от других стран (в числе управляющих были, например, испанцы, финны, чехословаки и югославы). С 1922 г. жители региона получили право выбирать 30 депутатов в законосовещательный Ландесрат. Партийный ландшафт был здесь таким же, как и в остальной Германии. Половину мест в Ландесрате неизменно занимали депутаты от католической партии Центра. На последних выборах в феврале 1932 г. второе место с 8 мандатами взяли коммунисты. На третьем были социал-демократы с тремя мандатами. НСДАП тогда получила лишь 2 места.

В 1933 г. нацисты пришли к власти в Германии, и вопрос о будущем Саара в преддверии референдума обострился. Щедрыми субсидиями, пропагандой и угрозами нацисты смогли объединить все правые «буржуазные» партии – католиков-центристов, либералов, аграриев и националистов – в единый «Немецкий фронт» во главе с национал-социалистами. Против воссоединения с гитлеровской Германией и за сохранение статуса-кво выступали социал-демократы. Коммунисты сначала агитировали против всех, но ближе к дате референдума присоединились к социал-демократам. Также против воссоединения выступила небольшая часть Центра, опасавшаяся (и небезосновательно) нацистских репрессий против католиков.

Жёсткого физического противостояния в духе Веймарской республики накануне голосования удалось избежать, так как в Саар специально был введён международный миротворческий контингент в 3300 человек. Свои войска Лиге Наций предоставили Великобритания, Италия, Швеция и Нидерланды. В последние месяцы перед референдумом ответственный за Саар гауляйтер Йозеф Бюркель приказал прекратить любые нацистские шествия, запретил ношение партийной униформы и ограничил въезд членам СА. Избиратели должны были забыть о существовавшем в Рейхе политическом режиме и проголосовать, прежде всего, за возвращение в немецкое национальное государство.

Референдум состоялся 13 января 1935 г. Абсолютную победу одержали сторонники воссоединения – за него проголосовал почти 91% избирателей. За статус-кво отдали голоса чуть меньше 9%. За присоединение к Франции – меньше 0,5%.

Саар был полностью интегрирован в состав Рейха в марте того же года, и сразу же здесь начались репрессии против оппозиционных и просто нелояльных групп, в том числе против католических организаций.

После Второй мировой войны Саар был снова отделён от Германии. С 1947 по 1956 гг. существовал Саарский протекторат с собственной Конституцией, валютой и даже олимпийской сборной. Политически и экономически Саар был связан с Францией, пока в 1955 г. не состоялся референдум о будущем региона. 68% проголосовали за возвращение в состав Германии, а 32% – за «наднациональный» статус территории, которая бы стала центром европейской интеграции. С 1 января 1957 г. Саар стал федеральной землёй ФРГ, коей остаётся до сих пор.

Хорст Вессель

(автор осуждает нацизм во всех его проявлениях, данный пост написан с целью создания негативного отношения к идеологии национал-социализма)

Хорст Вессель родился в семье лютеранского пастора в 1907 г. Под влиянием отца Хорст проникся идеями праворадикального национализма и реваншизма и вступил в такие организации как «Бисмаркюгенд» и «Лига «Викинг». После запрета «викингов» на территории Пруссии Вессель с большей частью товарищей перекатился в Штурмовые отряды нацистской партии – СА.

Окончив гимназию, Хорст поступил в берлинский университет Фридриха-Вильгельма, где какое-то время изучал право и одновременно, после занятий, вёл вторую жизнь – жизнь нацистского активиста и штурмфюрера СА. По воспоминаниям сестры, огромное влияние на Весселя оказали романы Петра Краснова, который винил в русской революции «сионских мудрецов». Осенью 1929 г. Хорст окончательно забросил учёбу, чтобы полностью посвятить себя политике. Он возглавил отряд штурмовиков в одном из центральных районов Берлина и постоянно дрался с коммунистами из «Союза красных фронтовиков». Также Вессель, судя по всему, был неплохим оратором и автором текстов к боевым маршам СА.

Осенью 1929 г. Вессель встретил проститутку Эрну Янике, с которой начал сожительствовать. Пара снимала комнату у женщины, которая, как оказалось, была вдовой коммунистического активиста. Вскоре у них возник спор по поводу арендной платы – всё-таки жильцы не имели постоянного дохода и перебивались случайными заработками – и хозяйка стала требовать, чтобы пара немедленно выселилась. Вессель стал быковать, полиция от просьб о помощи отмахнулась, и 14 января 1930 г. арендодательница отправилась в ближайшую пивнуху, где собирались товарищи её покойного мужа из «Союза красных фронтовиков».

Сначала никто помогать женщине не хотел – в своё время она устроила мужу церковные похороны, что в среде коммунистов не одобряли. Но как только она назвала фамилию Весселя, интерес к её проблеме тут же пробудился, ведь красные прекрасно знали штурмфюрера, стоявшего во главе одного из самых отбитых нацистских отрядов. На «разборку» отправилась целая бригада во главе с Альбрехтом «Али» Хёлером – только что откинувшимся с зоны мелким уголовником, который был активистом Компартии.

Непонятно, собирались ли Весселя убивать изначально или хотели только побить. «Али» впоследствии утверждал, будто открывший дверь Хорст первым полез в карман за стволом. Как бы то ни было, по итогу «разборки» Вессель получил пулю в рот от Хёлера. При этом сразу он не умер. Ходила даже байка, будто нацист ещё успел отказаться от медицинской помощи, потому что прибывший врач оказался евреем. Тем не менее Хорст был прооперирован и умер только в конце февраля от заражения крови.

Обстоятельства смерти Весселя стали полем идеологической борьбы между коммунистами и нацистами. Первые открестились от Хёлера, заявив, будто тот никогда не был коммунистом, и попытались выставить конфликт таким образом, будто два сутенёра просто не поделили проститутку.

Для нацистов Вессель превратился в мученика. Его песня «Die Fahne hoch» стала гимном НСДАП, а с 1933 по 1945 гг. исполнялась сразу после первой строфы национального гимна «Песня немцев», став таким образом «вторым» государственным гимном «Третьего Рейха». Весселю ставили памятники, переименовывали в его честь улицы, площади и районы, даже бывшая штаб-квартира КПГ «Карл-Либкнехт-Хаус» стала «Хорст-Вессель-Хаусом». В годы войны его именем назвали 18-ю дивизию СС и 26-ю эскадрилью Люфтваффе. После 1945 г., понятно, всю топонимику, связанную с именем Весселя, опять переименовали, а памятники снесли.

Убийца Хорста «Али» Хёлер изначально был приговорён к 6 годам заключения, но в сентябре 1933 г. штурмовики вывезли его из тюрьмы в лес, где застрелили без суда. Впоследствии, ещё два человека, стоявших на стрёме в момент убийства, были гильотинированы по приговору суда за соучастие. Эрна Янике после громкой истории старалась не отсвечивать, но известно, что в итоге она четырежды выходила замуж и дожила как минимум до 1960-х гг.

​​Убийство Либкнехта и Люксембург

Роза Люксембург – одна из самых ярких марксистских теоретиков рубежа XIX – XX вв. Родившись в Царстве Польском, она со временем переехала в Германию, где стала одной из «звёзд» немецкой социал-демократии. Люксембург отстаивала революционный марксизм от «реформизма» (согласно которому рабочий класс может добиться своих целей путём постепенных реформ), предостерегала от «бюрократизма» в партии и профсоюзах, пропагандировала пацифизм, антимилитаризм и радикальную демократию. Её работа «Накопление капитала» была одной из первых попыток проанализировать империализм как всемирное взаимосвязанное явление.

Карл Либкнехт был сыном одного из основателей Социал-демократической партии Вильгельма Либкнехта. До войны Карл прославился благодаря антикоррупционному расследованию против Круппа и судебному процессу по госизмене за пропаганду антимилитаризма. В декабре 1914 г. Либкнехт стал первым депутатом рейхстага, кто отказался голосовать за военные кредиты кайзеровскому правительству. Либкнехт и Люксембург, исключённые за антивоенную позицию из СДПГ, возглавили протобольшевистскую «группу «Спартака». С 1916 г. до осени 1918 гг. оба сидели в тюрьме.

Революционеры вышли на свободу в октябре 1918 г. по амнистии, когда правящий имперский режим, терпевший поражения на всех фронтах, лихорадочно пытался перестроиться и «демократизироваться». 9 ноября Либкнехт практически синхронно с Филиппом Шейдеманом от СДПГ провозгласил создание республики. Правда, Шейдеман объявил «демократическую» республику, а Либкнехт – Советскую.

Следующие два месяца показали, что надежды на Советскую Германию преждевременны. И правительственная власть, и большинство в Советах остались у «умеренных» социал-демократов. Даже среди левых радикалов популярнее были «меньшевики» из «Независимой социал-демократической партии», которые ориентировались на легальные методы борьбы, чем «большевики» из «Союза «Спартака», преобразованного в Компартию. В итоге Январское выступление 1919 г. оказалось неорганизованным, без внятного руководства и закономерно провалилось.

Либкнехт и Люксембург скрывались в течение нескольких дней на конспиративных квартирах. Однако 15 января кто-то их сдал, после чего вожди коммунистов были схвачены фрайкоровцами и доставлены в штаб-квартиру добровольческих корпусов в берлинском отеле «Эдем». После краткого допроса обоих вывели из отеля и посадили по разным машинам, предварительно разбив головы прикладами. В итоге Либкнехта довезли до Тиргартена, где высадили из машины и застрелили, якобы, «при попытке к бегству». Люксембург застрелили прямо в машине, а труп сбросили в Ландвер-канал. Её тело всплыло только в мае.

Бессудное убийство при всей неоднозначности убитых бросило тень и на «умеренное» правительство социал-демократов, и на добровольческие корпуса, которые по идее должны были защищать «закон и порядок», а на деле хуярили, кого захотят. Под давлением левых в мае 1919 г. исполнители убийства всё же предстали перед военным трибуналом. Но так как судили их «свои же» (среди судей был, например, капитан Вильгельм Канарис – будущий глава абвера), дело закончилось оправданием большинства обвиняемых. «Стрелочником» назначили рядового, который бил задержанных по голове прикладом – ему дали 2 года тюрьмы. Лейтенанту, который взял на себя вину за убийство Люксембург, дали 2 года и 4 месяца, но уже через несколько дней Канарис выдал тому поддельные документы, и офицер сбежал в Нидерланды. Ни организаторы (капитан Вальдемар Пабст), ни вероятные заказчики (военный министр от «умеренных» социал-демократов Густав Носке) перед судом не предстали.

В последующие годы Веймарской республики коммунисты и пацифисты пытались продолжить расследование, чтобы выйти на настоящих убийц Либкнехта и Люксембург (сейчас известно, что последнюю застрелил не тот лейтенант, который взял на себя вину, а другой), а также на организаторов и заказчиков. Все их усилия оказались тщетны. При нацистах имена исполнителей убийства возвеличивались. Но и после 1945 г. те из них, кто остался жив, не понесли никакого наказания и мирно дожили до старости.

Новый год – новый стрим!

Сегодня в 16:00 по мск. вместе с Николаем Росовым переносимся в жаркую 🇧🇷Бразилию🇧🇷 и говорим про Эру Vаргаса.

https://youtu.be/YvthtO_EaUA

​​Социалистический мемориал

В ходе подавления Январского выступления левых радикалов в 1919 г. фрайкоровцы убили от 150 до 200 человек. Коммунисты и «независимые» социал-демократы обратились в муниципалитет Берлина с просьбой похоронить своих жертв на кладбище «Мартовских павших». Это было знаковое «место памяти» для немецких социалистов, так как здесь хоронили погибших в дни Мартовской революции 1848 г. и Ноябрьской революции 1918 г. Однако городские власти, состоявшие из «умеренных» социал-демократов, отказали под предлогом того, что погибшие были мятежниками и бунтовщиками. Тогда левые радикалы похоронили своих павших на кладбище для бедных в районе Фридрихсфельде, где до Первой мировой войны уже хоронили некоторых выдающихся деятелей немецкой – пока ещё единой – социал-демократии. Так, например, здесь был похоронен Вильгельм Либкнехт. Рядом с ним погребли и его сына – Карла, убитого без суда вместе с Розой Люксембург. Розу, кстати, похоронили тут же после того, как её тело выловили из Ландвер-канала.

Таким образом, у немецких левых вдобавок к политическому расколу добавился раскол и по почитаемым ими «местам захоронения героев». В веймарский период социал-демократы, а также их боевое подразделение – «Рейхсбаннер», продолжали приходить на кладбище «Мартовских павших», тогда как левые радикалы, в частности коммунисты и их «Союз красных фронтовиков», посещали кладбище во Фридрихсфельде. В 1926 г. архитектор Людвиг Мис ван дер Роэ установил здесь массивный модернистский памятник с огромной красной звездой. До 1933 г. коммунисты каждый январь проводили на этом месте «недели трёх L» в память о Либкнехте, Люксембург и Ленине (который тоже умер в январе).

После прихода нацистов к власти памятник был разрушен, а кладбище заброшено.

После конца войны и оккупации Берлина Фридрихсфельде оказался в восточной зоне. В 1951 г. власти ГДР восстановили мемориал (уже в другом виде) и превратили его в официальный некрополь восточногерманского государства по аналогии с Кремлёвской стеной в Москве, где хоронили наиболее выдающихся «борцов за социализм».

Была восстановлена традиция ежегодных массовых январских демонстраций в память об убитых революционерах. Правда, со временем, как и в Советском Союзе, демонстрации превратились в казённый официоз и принудиловку. Впрочем, иногда на эти демонстрации выходили восточногерманские диссиденты, которые вывешивали транспаранты со «спорными» цитатами Люксембург. Дело в том, что полное собрание сочинений «классика» не выходило в ГДР до 1970-х гг., так как радикальный демократизм Люксембург, её антимилитаризм, пацифизм и критика Ленина за Брест и деспотический стиль правления никак не могли прийтись ко двору в восточногерманском государстве. Фраза «Свобода – это, прежде всего, свобода для инакомыслящих» (которую Люксембург написала в черновике неопубликованной рукописи о Русской революции, где критиковала Ленина за то, что тот не хочет сотрудничать с другими социалистами), будучи вырванной из первоначального контекста, выглядела супер-радикальной и оппозиционной для режима партийной номенклатуры.

После присоединения ГДР к ФРГ в 1990 г. левые продолжатели традиций СЕПГ и/или КПГ никуда не делись и продолжили собираться на ежегодные памятные демонстрации, которые проходят каждое второе воскресенье января (впрочем, в 2023 г. демонстрация прошла 15-го числа). В 2006 г. рядом с Социалистическим мемориалом установили памятный камень жертвам сталинизма (от которого пострадало неисчислимое количество других левых). Это, предсказуемо, вызвало срачи в немецком левом движе, который, естественно, неоднородный, а состоит из десятков партий, фракций и групп. Для кого-то из них и Сталин с Мао – норм, кому-то милее Троцкий, а кто-то предпочитает ориентироваться на более демократических теоретиков социализма, вроде той же Розы Люксембург. Так и живут.

​​Важный предлог «в»

Когда речь заходит о «Пруссии» как о государстве, важно понимать, что исторически это была сборная солянка из самых разных, зачастую географически несмежных между собой, территорий, отличавшихся друг от друга в культурном, экономическом и социальном отношениях. Восточная Пруссия, Бранденбург, Силезия, Померания, Клеве и Марк – это всё разные земли. Единственное, что их объединяло – это то, что в какой-то момент они оказались под властью бранденбургских курфюрстов из династии Гогенцоллернов. Это, например, отличало «Пруссию» от Саксонии, Баварии или Ганновера, где была какая-никакая «племенная общность».

Как же так получилось, что название самой отдалённой – и даже не столичной – провинции перенеслось на всю совокупность владений бранденбургских курфюрстов?

Герцогство Пруссия было унаследовано маркграфами Бранденбурга в 1618 г. от вымершей ветви дальней родни. При этом герцогство одновременно оставалось ленным владением Речи Посполитой, и герцог Пруссии, таким образом, являлся вассалом польского короля. Такое положение дел продолжалось до 1657 г. Во время «Потопа» «великий курфюрст» Фридрих Вильгельм I договорился помочь полякам в войне против шведов в обмен на признание своего полного суверенитета над герцогством.

Однако избавившись от феодальных обязательств перед польской короной, Гогенцоллерны продолжали находиться в сложной системе вассальных отношений с императорами Священной Римской империи. У нас принято думать, будто империя после 1648 г. стала какой-то «фикцией», но для людей той эпохи империя продолжала существовать в реальности, а князья по-прежнему символически (для тех времён это очень важно!) зависели от императора. Другое дело, что, конечно, князья желали ослабить эти связи и стремились всячески продемонстрировать свою самостоятельность.

Одним из способов это сделать было получить королевский титул. Дело в том, что «королями в Германии» («Rex in Germania») титуловались сами императоры. Были, конечно, «короли Богемии», но за этот титул прочно держались Габсбурги, которые и были императорами. Таким образом, для князя стать королём было равносильно стать на одну доску с высшей властью.

Проблема заключалась в том, что стать королём внутри империи было невозможно – император никогда бы не дал согласия на то, чтобы здесь появился ещё один король. Тогда князья стали становиться королями тех территорий, которые находились за пределами империи. Юридически для них ничего не менялось – королями они могли титуловаться только «заграницей», а внутри империи по-прежнему были вассалами императора. Но символически «король», откуда бы он ни был, всё равно воспринимался уже как более статусная фигура, чем «курфюрст».

В 1697 г. курфюрст Саксонии стал королём Речи Посполитой. В 1714 г. курфюрст Ганновера стал королём Великобритании.

Между ними в 1701 г. затесался и курфюрст Бранденбурга. Отдалённое герцогство Пруссия оказалось «золотым активом». Будучи территорией Тевтонского ордена, а затем владением Речи Посполитой, она никогда не входила в состав империи в отличие от других земель Гогенцоллернов. С 1657 г. здесь «обнулился» и польский суверенитет. Гогенцоллерны могли чувствовать себя в Пруссии полноценными хозяевами.

18 января 1701 г. курфюрст Бранденбурга Фридрих III в Кёнигсбергском замке провозгласил себя «королём в Пруссии» («König in Preußen») Фридрихом I. Предлог «в» подчёркивал, что «королями» Гогенцоллерны будут только вне пределов империи. Внутри неё они по-прежнему не более чем курфюрсты Бранденбурга. Кроме того, предлог «в» успокаивал польского короля, которому принадлежала Западная Пруссия (с Гданьском), и который сам был сувереном «королевской Пруссии».

Просто «королями Пруссии» («König von Preußen») Гогенцоллерны стали в 1772 г., когда Фридрих II отжал у поляков ту самую Западную Пруссию. Наконец, юридическое объединение всех земель под контролем Гогенцоллернов в единое Королевство Пруссия состоялось лишь после официального роспуска империи в 1806 г.

Тем не менее в сознании современников и потомков рождение прусского королевства состоялось именно 18 января 1701 г.