12 июля 1943 г. в подмосковном городе Красногорске из числа немецких эмигрантов и военнопленных был сформирован Национальный комитет «Свободная Германия» – самая известная структура немецких коллаборационистов в годы Второй мировой войны.
Сразу следует отметить, что это не было немецкое «правительство в изгнании». Это была общественно-политическая организация, созданная Главным политическим управлением Красной армии для пропаганды, нацеленной на Вермахт и гражданское население в самой Германии. Советские организаторы комитета подошли к делу ответственно и не стали замыкаться в узких коммунистических рамках. Напротив, пропаганда «Свободной Германии» призывала объединяться против Гитлера и социал-демократов, и либералов, и христианских демократов, и консерваторов. Более того, тем нацистам, кто вовремя перебежит на сторону Антигитлеровской коалиции, комитет обещал амнистию (естественно, за исключением военных преступников). В Учредительном манифесте «Свободной Германии» не было ни слова о коммунизме. Только о мире, демократии и социальной справедливости.
Более того, флагом комитета сделали не красное знамя и даже не веймарские чёрно-красно-жёлтые цвета, а немецкую «имперку» – чёрно-бело-красный флаг. Просто представьте, что в Советском Союзе в 1943 г. была создана организация, которая легально действовала под флагом Бисмарка, Вильгельма II, фрайкоров и, в конце концов, самой нацистской Германии, так как «имперка» являлась государственным флагом Рейха в первые два года гитлеровской диктатуры – с 1933 по 1935 г., пока нацисты не заменили её в качестве государственного символа на свой собственный флаг со свастикой. Это был явный реверанс в сторону консервативного немецкого офицерского корпуса, чтобы завоевать его симпатии.
Вплоть до конца 1943 г. пропаганда «Свободной Германии» призывала военно-политическую элиту Рейха самим свергнуть Гитлера. Напомню, что требование о безоговорочной капитуляции Германии было сформулировано Черчиллем и Рузвельтом на конференции в Касабланке в январе 1943 г., тогда как Сталин присоединился к нему лишь в октябре того же года на Московской конференции. То есть на протяжении всего 1943 г. советское руководство теоретически было готово рассмотреть вариант какого-то мирного урегулирования с потенциальным постгитлеровским руководством Германии на условиях отвода Вермахта к довоенным границам.
С конца 1943 г., когда Союзники окончательно договорились, что целью войны должна стать полная оккупация Германии и её принудительная «перестройка», и когда стало ясно, что немецкая элита не «сдаст» Гитлера, пропаганда комитета переключалась на призывы к дезертирству и саботажу.
В сентябре 1943 г. дополнительно к комитету «Свободная Германия» был создан «Союз германских офицеров». Его возглавил генерал от артиллерии Вальтер фон Зейдлиц-Курцбах, которого пленили под Сталинградом. Вплоть до конца войны члены «Союза» призывали своих бывших сослуживцев по ту сторону фронта повернуть оружие против Гитлера. Их самой крупной пропагандистской победой стало привлечение к деятельности «Союза» в августе 1944 г. аж целого пленного фельдмаршала Паулюса. Впрочем, на фронте так и не было зафиксировано ни одного достоверного случая, чтобы какое-то крупное подразделение Вермахта сложило оружие под воздействием пропаганды «Свободной Германии» или «Союза германских офицеров».
Зейдлиц-Курцбах ходатайствовал о создании боевых подразделений из немецких коллаборационистов, но все его просьбы были проигнорированы. Советское руководство понимало, какие проблемы в будущем способны создать коллаборационистские воинские подразделения, будь они допущены на свою «национальную» территорию. Все свидетельства об участии в боях в 1945 г. на стороне Красной армии немецких лётчиков – «соколов Зейдлица», или каких-то сухопутных частей с чёрно-бело-красными повязками на рукавах, не подтверждаются вообще ничем.
После конца войны коммунисты, входившие в комитет «Свободная Германия», стали кадровым резервом советских оккупационных властей в Восточной Германии. Чуть позже многие из них вошли в элиту новосозданной ГДР.
Сразу следует отметить, что это не было немецкое «правительство в изгнании». Это была общественно-политическая организация, созданная Главным политическим управлением Красной армии для пропаганды, нацеленной на Вермахт и гражданское население в самой Германии. Советские организаторы комитета подошли к делу ответственно и не стали замыкаться в узких коммунистических рамках. Напротив, пропаганда «Свободной Германии» призывала объединяться против Гитлера и социал-демократов, и либералов, и христианских демократов, и консерваторов. Более того, тем нацистам, кто вовремя перебежит на сторону Антигитлеровской коалиции, комитет обещал амнистию (естественно, за исключением военных преступников). В Учредительном манифесте «Свободной Германии» не было ни слова о коммунизме. Только о мире, демократии и социальной справедливости.
Более того, флагом комитета сделали не красное знамя и даже не веймарские чёрно-красно-жёлтые цвета, а немецкую «имперку» – чёрно-бело-красный флаг. Просто представьте, что в Советском Союзе в 1943 г. была создана организация, которая легально действовала под флагом Бисмарка, Вильгельма II, фрайкоров и, в конце концов, самой нацистской Германии, так как «имперка» являлась государственным флагом Рейха в первые два года гитлеровской диктатуры – с 1933 по 1935 г., пока нацисты не заменили её в качестве государственного символа на свой собственный флаг со свастикой. Это был явный реверанс в сторону консервативного немецкого офицерского корпуса, чтобы завоевать его симпатии.
Вплоть до конца 1943 г. пропаганда «Свободной Германии» призывала военно-политическую элиту Рейха самим свергнуть Гитлера. Напомню, что требование о безоговорочной капитуляции Германии было сформулировано Черчиллем и Рузвельтом на конференции в Касабланке в январе 1943 г., тогда как Сталин присоединился к нему лишь в октябре того же года на Московской конференции. То есть на протяжении всего 1943 г. советское руководство теоретически было готово рассмотреть вариант какого-то мирного урегулирования с потенциальным постгитлеровским руководством Германии на условиях отвода Вермахта к довоенным границам.
С конца 1943 г., когда Союзники окончательно договорились, что целью войны должна стать полная оккупация Германии и её принудительная «перестройка», и когда стало ясно, что немецкая элита не «сдаст» Гитлера, пропаганда комитета переключалась на призывы к дезертирству и саботажу.
В сентябре 1943 г. дополнительно к комитету «Свободная Германия» был создан «Союз германских офицеров». Его возглавил генерал от артиллерии Вальтер фон Зейдлиц-Курцбах, которого пленили под Сталинградом. Вплоть до конца войны члены «Союза» призывали своих бывших сослуживцев по ту сторону фронта повернуть оружие против Гитлера. Их самой крупной пропагандистской победой стало привлечение к деятельности «Союза» в августе 1944 г. аж целого пленного фельдмаршала Паулюса. Впрочем, на фронте так и не было зафиксировано ни одного достоверного случая, чтобы какое-то крупное подразделение Вермахта сложило оружие под воздействием пропаганды «Свободной Германии» или «Союза германских офицеров».
Зейдлиц-Курцбах ходатайствовал о создании боевых подразделений из немецких коллаборационистов, но все его просьбы были проигнорированы. Советское руководство понимало, какие проблемы в будущем способны создать коллаборационистские воинские подразделения, будь они допущены на свою «национальную» территорию. Все свидетельства об участии в боях в 1945 г. на стороне Красной армии немецких лётчиков – «соколов Зейдлица», или каких-то сухопутных частей с чёрно-бело-красными повязками на рукавах, не подтверждаются вообще ничем.
После конца войны коммунисты, входившие в комитет «Свободная Германия», стали кадровым резервом советских оккупационных властей в Восточной Германии. Чуть позже многие из них вошли в элиту новосозданной ГДР.
Союзная оккупация Франции в 1815 – 1818 гг.
В Интернете можно встретить карту, озаглавленную как «Оккупация Франции в 1815 г.» с грандиозными зонами, покрывающими половину страны. Стоит иметь в виду, что она соответствует лишь краткому периоду в июне – ноябре 1815 г., пока Союзники не подписали с Бурбонами новый мирный договор. После этого большая часть войск была выведена.
Согласно Парижскому миру 1815 г., Францию принудили в течение следующих пяти лет выплатить Союзникам контрибуцию в размере 700 млн. франков. В качестве гарантии платежей Союзники сохранили оккупационный режим на восточной границе Франции от Ла-Манша до швейцарской границы. В основном оккупацию осуществляли войска четырёх великих держав – Великобритании, России, Австрии и Пруссии, хотя были и контингенты из стран поменьше.
Этот режим оккупации продлился всего три года. Уже в 1818 г. французы досрочно погасили свой долг (часть его вовсе списали), и союзные силы были выведены.
Франция окончательно вернулась в число великих держав Европы.
В Интернете можно встретить карту, озаглавленную как «Оккупация Франции в 1815 г.» с грандиозными зонами, покрывающими половину страны. Стоит иметь в виду, что она соответствует лишь краткому периоду в июне – ноябре 1815 г., пока Союзники не подписали с Бурбонами новый мирный договор. После этого большая часть войск была выведена.
Согласно Парижскому миру 1815 г., Францию принудили в течение следующих пяти лет выплатить Союзникам контрибуцию в размере 700 млн. франков. В качестве гарантии платежей Союзники сохранили оккупационный режим на восточной границе Франции от Ла-Манша до швейцарской границы. В основном оккупацию осуществляли войска четырёх великих держав – Великобритании, России, Австрии и Пруссии, хотя были и контингенты из стран поменьше.
Этот режим оккупации продлился всего три года. Уже в 1818 г. французы досрочно погасили свой долг (часть его вовсе списали), и союзные силы были выведены.
Франция окончательно вернулась в число великих держав Европы.
День взятия Бастилии?
Вообще-то 14 июля во Франции официально празднуют «Национальный праздник». Никакого «Дня взятия Бастилии» официально не существует. Это стереотипное название праздника, распространённое во всех языках, кроме французского, некорректно.
Французская революция началась ещё в мае/июне 1789 г., когда король Людовик XVI созвал Генеральные штаты, а их депутаты самочинно объявили себя «Национальным собранием». Кровопролитные погромы и беспорядки в столице тоже начались ещё до 14 июля. Главное значение этого дня состоит в другом. Именно в этот день начался переход «силовиков» на сторону революции. Каким бы ни был слабым и малочисленным гарнизон Бастилии, он бы всё равно разогнал неорганизованную толпу парижских санкюлотов. Бастилия капитулировала не перед «народом», а перед «французской гвардией» – элитным полком, который поддерживал порядок в столице (фактически внутренние войска, аналог Росгвардии) и который перешёл на сторону революционеров. Что характерно, прочие подразделения королевской армии в тот день сохранили полную пассивность и не стали подавлять беспорядки. Таким образом, день взятия Бастилии ещё раз наглядно демонстрирует прописную истину, что революции всегда делают «сверху», а не «снизу». Не «народ», вышедший на площадь, а недовольные «силовики» и расколотые элиты.
По итогу боёв за Бастилию погибли около сотни человек. Сдавшегося коменданта и нескольких попавших под горячую руку солдат и офицеров, толпа линчевала, а их головы насадила на пики. В казематах «символа королевской тирании» нашли всего семерых заключённых, из которых четверо были фальшивомонетчиками, двое – сумасшедшими, а один имел какие-то сексуальные девиации. Уже тогда «День взятия Бастилии» вызывал радость исключительно у плебса и радикалов, а большая часть элиты, в том числе и революционной, морщилась от этой дикости.
Память о кровавом дне решили загладить год спустя. 14 июля 1790 г. на Марсовом поле состоялся «Праздник Федерации». Это был очень короткий период революции, когда она ещё оставалась в рамках конституционной монархии. Умеренные революционные элиты организовали торжества, которые были призваны подчеркнуть национальное единство страны. Активное участие в них принял даже король Людовик XVI, который торжественно принёс присягу новым законам уже не как «король Франции», а как «король французов». К сожалению, Праздник Федерации не смог остановить колесо революции, и вскоре Франция пошла вразнос.
После провозглашения Первой республики в 1792 г. о «14 июля» надолго забыли. Республиканцы отмечали день провозглашения республики 22 сентября. После того, как к власти пришёл Наполеон, государственным праздником стало 15 августа – его день рождения. Этот же день праздновали и при Второй империи.
Про «14 июля» вспомнили лишь в конце 1870-х гг. К тому моменту в Третьей республике исполнительная и законодательная власть окончательно оказались под республиканцами, которые сумели перебороть монархистов в долгой и упорной политической борьбе. Хрупкая республика нуждалась в новых символах, в том числе и в государственном празднике. Выбирали между большим количеством «революционных дат» – от созыва Генеральных штатов (5 мая) и упразднения феодализма (4 августа) до казни Людовика XVI (21 января) и свержения Робеспьера (27 июля).
«14 июля» стало компромиссом между «правыми» и «левыми». Идейные республиканцы действительно могли праздновать «14 июля» в честь взятия Бастилии в 1789 г. Но «правые», «умеренные» и монархисты тоже могли праздновать «14 июля», только уже в качестве годовщины Праздника Федерации в 1790 г., когда вся нация – включая короля из династии Бурбонов – декларировала своё единство. Поэтому «Национальный праздник» был поставлен на 14 июля без конкретной привязки к тому или иному историческому событию, чтобы каждый француз мог выбрать, что именно он празднует в этот день в зависимости от своих политических симпатий.
Вообще-то 14 июля во Франции официально празднуют «Национальный праздник». Никакого «Дня взятия Бастилии» официально не существует. Это стереотипное название праздника, распространённое во всех языках, кроме французского, некорректно.
Французская революция началась ещё в мае/июне 1789 г., когда король Людовик XVI созвал Генеральные штаты, а их депутаты самочинно объявили себя «Национальным собранием». Кровопролитные погромы и беспорядки в столице тоже начались ещё до 14 июля. Главное значение этого дня состоит в другом. Именно в этот день начался переход «силовиков» на сторону революции. Каким бы ни был слабым и малочисленным гарнизон Бастилии, он бы всё равно разогнал неорганизованную толпу парижских санкюлотов. Бастилия капитулировала не перед «народом», а перед «французской гвардией» – элитным полком, который поддерживал порядок в столице (фактически внутренние войска, аналог Росгвардии) и который перешёл на сторону революционеров. Что характерно, прочие подразделения королевской армии в тот день сохранили полную пассивность и не стали подавлять беспорядки. Таким образом, день взятия Бастилии ещё раз наглядно демонстрирует прописную истину, что революции всегда делают «сверху», а не «снизу». Не «народ», вышедший на площадь, а недовольные «силовики» и расколотые элиты.
По итогу боёв за Бастилию погибли около сотни человек. Сдавшегося коменданта и нескольких попавших под горячую руку солдат и офицеров, толпа линчевала, а их головы насадила на пики. В казематах «символа королевской тирании» нашли всего семерых заключённых, из которых четверо были фальшивомонетчиками, двое – сумасшедшими, а один имел какие-то сексуальные девиации. Уже тогда «День взятия Бастилии» вызывал радость исключительно у плебса и радикалов, а большая часть элиты, в том числе и революционной, морщилась от этой дикости.
Память о кровавом дне решили загладить год спустя. 14 июля 1790 г. на Марсовом поле состоялся «Праздник Федерации». Это был очень короткий период революции, когда она ещё оставалась в рамках конституционной монархии. Умеренные революционные элиты организовали торжества, которые были призваны подчеркнуть национальное единство страны. Активное участие в них принял даже король Людовик XVI, который торжественно принёс присягу новым законам уже не как «король Франции», а как «король французов». К сожалению, Праздник Федерации не смог остановить колесо революции, и вскоре Франция пошла вразнос.
После провозглашения Первой республики в 1792 г. о «14 июля» надолго забыли. Республиканцы отмечали день провозглашения республики 22 сентября. После того, как к власти пришёл Наполеон, государственным праздником стало 15 августа – его день рождения. Этот же день праздновали и при Второй империи.
Про «14 июля» вспомнили лишь в конце 1870-х гг. К тому моменту в Третьей республике исполнительная и законодательная власть окончательно оказались под республиканцами, которые сумели перебороть монархистов в долгой и упорной политической борьбе. Хрупкая республика нуждалась в новых символах, в том числе и в государственном празднике. Выбирали между большим количеством «революционных дат» – от созыва Генеральных штатов (5 мая) и упразднения феодализма (4 августа) до казни Людовика XVI (21 января) и свержения Робеспьера (27 июля).
«14 июля» стало компромиссом между «правыми» и «левыми». Идейные республиканцы действительно могли праздновать «14 июля» в честь взятия Бастилии в 1789 г. Но «правые», «умеренные» и монархисты тоже могли праздновать «14 июля», только уже в качестве годовщины Праздника Федерации в 1790 г., когда вся нация – включая короля из династии Бурбонов – декларировала своё единство. Поэтому «Национальный праздник» был поставлен на 14 июля без конкретной привязки к тому или иному историческому событию, чтобы каждый француз мог выбрать, что именно он празднует в этот день в зависимости от своих политических симпатий.
ОФИЦИАЛЬНОЕ ОБРАЩЕНИЕ К ПАРАДОКСАМ.
Систематизировал для себя, какие страны удостаивались, а какие нет, отдельного дерева уникальных фокусов в каждом DLC четвёртой хойки.
Важные советы от Дорогой Редакции Стального Шлема по поводу регионов, которым нужно посвятить будущие DLC.
1) Скандинавия. Обязательно сделать уникальные дерева для Финляндии и Швеции, опционально – для Норвегии и Дании.
2) Был бы я бельгийцем, я бы реально был обижен на пароходов за отсутсвие уникального бельгийского дерева фокусов, учитывая, что соседние голландцы такой привилегии давно уже удостоились.
На данный момент помимо скандинавов уникального дерева фокусов среди изначальных играбельных европейских наций не имеют только Бельгия, Ирландия, Австрия, Люксембург и Албания. Бог с двумя последними, но бельгийская, ирландская и австрийская истории 30-х и 40-х годов точно заслуживают быть представленными в хойке. Уж точно не меньше трёх прибалтийских республик, чьи уникальные фокусы были представлены в No Step Back
3) Южная Америка. Хотя бы Бразилию и Аргентину – там в играбельный период тоже было весело.
4) Ближний Восток. Точно должны быть Иран и Ирак. Опционально Афганистан и Саудовская Аравия.
Возможно, стоит, наконец, изначально сделать независимый Египет в статусе марионетки Великобритании. Сейчас эта территория напрямую интегрирована в Соединённое Королевство, судя по всему, для более комфортного отыгрыша Североафриканского ТВД. Хотя после того как параходы филигранно и исторично реализовали режим Виши в La Resistance (нейтральная держава, в чьих колониях регулярно происходят вооружённые приграничные столкновения с Великобританией, которые тем не менее не ведут к официальному объявлению войны), я верю, что они способны придумать какую-нибудь особую механику и для Египта, который бы игнорировал боевые действия на своей территории.
5) Юго-Восточная Азия. Обязательно должны быть отдельные дерева фокусов у Голландской Ост-Индии (Индонезии), Сиама и Филиппин. Подумать над уникальными фокусами Британской Малайи и Французского Индокитая.
В общем, работайте, братья-параходы.
Систематизировал для себя, какие страны удостаивались, а какие нет, отдельного дерева уникальных фокусов в каждом DLC четвёртой хойки.
Важные советы от Дорогой Редакции Стального Шлема по поводу регионов, которым нужно посвятить будущие DLC.
1) Скандинавия. Обязательно сделать уникальные дерева для Финляндии и Швеции, опционально – для Норвегии и Дании.
2) Был бы я бельгийцем, я бы реально был обижен на пароходов за отсутсвие уникального бельгийского дерева фокусов, учитывая, что соседние голландцы такой привилегии давно уже удостоились.
На данный момент помимо скандинавов уникального дерева фокусов среди изначальных играбельных европейских наций не имеют только Бельгия, Ирландия, Австрия, Люксембург и Албания. Бог с двумя последними, но бельгийская, ирландская и австрийская истории 30-х и 40-х годов точно заслуживают быть представленными в хойке. Уж точно не меньше трёх прибалтийских республик, чьи уникальные фокусы были представлены в No Step Back
3) Южная Америка. Хотя бы Бразилию и Аргентину – там в играбельный период тоже было весело.
4) Ближний Восток. Точно должны быть Иран и Ирак. Опционально Афганистан и Саудовская Аравия.
Возможно, стоит, наконец, изначально сделать независимый Египет в статусе марионетки Великобритании. Сейчас эта территория напрямую интегрирована в Соединённое Королевство, судя по всему, для более комфортного отыгрыша Североафриканского ТВД. Хотя после того как параходы филигранно и исторично реализовали режим Виши в La Resistance (нейтральная держава, в чьих колониях регулярно происходят вооружённые приграничные столкновения с Великобританией, которые тем не менее не ведут к официальному объявлению войны), я верю, что они способны придумать какую-нибудь особую механику и для Египта, который бы игнорировал боевые действия на своей территории.
5) Юго-Восточная Азия. Обязательно должны быть отдельные дерева фокусов у Голландской Ост-Индии (Индонезии), Сиама и Филиппин. Подумать над уникальными фокусами Британской Малайи и Французского Индокитая.
В общем, работайте, братья-параходы.
Как югославские эмигранты Югославию делили
Главной «болевой точкой» во внутренней политике межвоенной Югославии являлись сербско-хорватские отношения (как никак, два крупнейших этноса королевства). Сербские власти в Белграде то пытались «задавить» хорватское национальное движение, то пробовали достичь какого-то компромисса. В 1939 г. хорватам таки дали автономию в рамках «Хорватской бановины». Не помогло. В 1941 г. после вторжения держав Оси хорватские подразделения королевской армии в массе своей отказались сражаться за югославскую государственность и присягнули на верность «Независимому государству Хорватия». Во главе его стояли усташи – члены хорватской фашистской партии, созданной в межвоенной Италии. Главой усташей был «поглавник» («фюрер») Анте Павелич. Усташи «в благодарность» за помощь сдали Италии большую часть хорватского побережья. Они же устроили геноцид сербов, стремясь создать моноэтничное хорватское государство.
В конце концов, в 1945 г. победителем в жесточайшей Гражданской войне национальных проектов стала подчёркнуто наднациональная сила – коммунисты во главе с Иосипом Броз Тито. Он сделал Югославию однопартийной коммунистической диктатурой. «Национальный вопрос» был «разрешён» созданием шести автономных федеративных республик с собственными Компартиями.
Значительную часть оппонентов Тито просто убил в ходе «Красного террора» 1944 – 1945 гг. Но многие смогли бежать заграницу. Так возникла югославская антикоммунистическая эмиграция. Конечно она была расколота на множество национальных фракций, каждая из которых строила планы из разряда «как нам обустроить Югославию после краха режима».
К их числу принадлежал и Павелич, который смог бежать из Югославии, пользуясь поддержкой Ватикана и американских спецслужб. В итоге он обосновался в Аргентине, стал советником по безопасности у президента Хуана Перона и принялся заново собирать хорватских эмигрантов.
В августе 1954 г. в мире югославской эмиграции произошла сенсация. Бывший хорватский «фюрер» Павелич встретился с бывшим сербским «фюрером» Стоядиновичем. Милан Стоядинович был видным сербским политиком в межвоенной Югославии, который в 1935 – 1939 гг. даже занимал пост премьер-министра королевства. В те годы он активно работал над сближением Югославии с Германией и Италией, а также пытался выработать компромисс с хорватскими элитами, одновременно стараясь не допустить «федерализации» страны. Во внутренней политике Стоядинович изображал из себя этакого сербского «фюрера». Но его амбиций испугался тогдашний регент принц Павел, который отправил не в меру активного премьера, к тому же обременённого коррупционными скандалами, в отставку. В годы войны Стоядинович был интернирован британцами как потенциальный коллаборационист, а после её окончания, как и Павелич, поселился в Аргентине, где тоже стал советником Перона (только уже экономическим).
Находясь за тысячи километров от Родины, отставные «фюреры» договорились о «разделе Югославии» на три независимых государства: Сербию, Хорватию и Словению. Главный камень сербско-хорватского преткновения – Босния, была разделена «по-братски». Страны должны были совершить мирный обмен населением.
Сенсация выдалась скандальной. Сербские эмигранты обвинили Стоядиновича в том, что тот вообще решил о чём-то договариваться с серборезом Павеличем. Хорватские эмигранты прокляли бывшего «фюрера» за сдачу сербам части «священной хорватской земли». Ну а коммунистический режим в самой Югославии справедливо потешался над тем, как два отставных эмигранта чертят какие-то балканские границы, находясь при этом в Латинской Америке.
Естественно никакого практического значения соглашение Павелича – Стоядиновича не несло. Через несколько лет бывшего хорватского «фюрера» попытались убить сербские эмигранты-четники. Павелич выжил, но так и не оправился от последствий покушения, скончавшись в 1959 г. Стоядинович умер своей смертью в 1961 г.
Распад Югославии на независимые государства в 1990-х гг. произошёл по тем границам, что были прочерчены коммунистическим титоистским режимом.
Главной «болевой точкой» во внутренней политике межвоенной Югославии являлись сербско-хорватские отношения (как никак, два крупнейших этноса королевства). Сербские власти в Белграде то пытались «задавить» хорватское национальное движение, то пробовали достичь какого-то компромисса. В 1939 г. хорватам таки дали автономию в рамках «Хорватской бановины». Не помогло. В 1941 г. после вторжения держав Оси хорватские подразделения королевской армии в массе своей отказались сражаться за югославскую государственность и присягнули на верность «Независимому государству Хорватия». Во главе его стояли усташи – члены хорватской фашистской партии, созданной в межвоенной Италии. Главой усташей был «поглавник» («фюрер») Анте Павелич. Усташи «в благодарность» за помощь сдали Италии большую часть хорватского побережья. Они же устроили геноцид сербов, стремясь создать моноэтничное хорватское государство.
В конце концов, в 1945 г. победителем в жесточайшей Гражданской войне национальных проектов стала подчёркнуто наднациональная сила – коммунисты во главе с Иосипом Броз Тито. Он сделал Югославию однопартийной коммунистической диктатурой. «Национальный вопрос» был «разрешён» созданием шести автономных федеративных республик с собственными Компартиями.
Значительную часть оппонентов Тито просто убил в ходе «Красного террора» 1944 – 1945 гг. Но многие смогли бежать заграницу. Так возникла югославская антикоммунистическая эмиграция. Конечно она была расколота на множество национальных фракций, каждая из которых строила планы из разряда «как нам обустроить Югославию после краха режима».
К их числу принадлежал и Павелич, который смог бежать из Югославии, пользуясь поддержкой Ватикана и американских спецслужб. В итоге он обосновался в Аргентине, стал советником по безопасности у президента Хуана Перона и принялся заново собирать хорватских эмигрантов.
В августе 1954 г. в мире югославской эмиграции произошла сенсация. Бывший хорватский «фюрер» Павелич встретился с бывшим сербским «фюрером» Стоядиновичем. Милан Стоядинович был видным сербским политиком в межвоенной Югославии, который в 1935 – 1939 гг. даже занимал пост премьер-министра королевства. В те годы он активно работал над сближением Югославии с Германией и Италией, а также пытался выработать компромисс с хорватскими элитами, одновременно стараясь не допустить «федерализации» страны. Во внутренней политике Стоядинович изображал из себя этакого сербского «фюрера». Но его амбиций испугался тогдашний регент принц Павел, который отправил не в меру активного премьера, к тому же обременённого коррупционными скандалами, в отставку. В годы войны Стоядинович был интернирован британцами как потенциальный коллаборационист, а после её окончания, как и Павелич, поселился в Аргентине, где тоже стал советником Перона (только уже экономическим).
Находясь за тысячи километров от Родины, отставные «фюреры» договорились о «разделе Югославии» на три независимых государства: Сербию, Хорватию и Словению. Главный камень сербско-хорватского преткновения – Босния, была разделена «по-братски». Страны должны были совершить мирный обмен населением.
Сенсация выдалась скандальной. Сербские эмигранты обвинили Стоядиновича в том, что тот вообще решил о чём-то договариваться с серборезом Павеличем. Хорватские эмигранты прокляли бывшего «фюрера» за сдачу сербам части «священной хорватской земли». Ну а коммунистический режим в самой Югославии справедливо потешался над тем, как два отставных эмигранта чертят какие-то балканские границы, находясь при этом в Латинской Америке.
Естественно никакого практического значения соглашение Павелича – Стоядиновича не несло. Через несколько лет бывшего хорватского «фюрера» попытались убить сербские эмигранты-четники. Павелич выжил, но так и не оправился от последствий покушения, скончавшись в 1959 г. Стоядинович умер своей смертью в 1961 г.
Распад Югославии на независимые государства в 1990-х гг. произошёл по тем границам, что были прочерчены коммунистическим титоистским режимом.
🇹🇼Небольшая подборка постов Стального шлема про Тайвань (простите, Китайскую республику🇹🇼)
Ликбез по Гражданской войне в Китае. Почему «белые» в ней проиграли?
Исход антикоммунистов из Китая после победы красных в Гражданской войне. Планы Чан Кайши по отвоеванию материковой части страны у Мао
«Дечанкайшизация» Тайваня после окончания гоминьдановской диктатуры и демократизации режима. Как тайваньцы разбираются со своим трудным прошлым?
Ликбез по Гражданской войне в Китае. Почему «белые» в ней проиграли?
Исход антикоммунистов из Китая после победы красных в Гражданской войне. Планы Чан Кайши по отвоеванию материковой части страны у Мао
«Дечанкайшизация» Тайваня после окончания гоминьдановской диктатуры и демократизации режима. Как тайваньцы разбираются со своим трудным прошлым?
1 августа 1914 г. Германия объявила войну России. Именно с этой даты принято отсчитывать начало Первой мировой войны (хотя сербско-австрийская война началась ещё 28 июля).
Так уж вышло, что Первая мировая на протяжении длительного времени находилась на обочине русской исторической памяти. Её затмили своими кошмарами и жертвами революция, Гражданская война, социальные катаклизмы 1930-х гг. и, наконец, Вторая мировая.
Коммунистический режим очень дозировано выдавал информацию об этой войне, сводя её к нескольким сюжетам: «разгром в Восточной Пруссии», «снарядный голод», «Брусиловский прорыв», «Распутинщина» и, наконец, «закономерная революция».
Возвращение многомерной исторической памяти о войне 1914 – 1918 гг. произошло уже в постсоветской России. Изначально это было делом отдельных энтузиастов, представителей гражданского общества. С середины 2010-х гг., особенно начиная со столетнего юбилея начала войны в 2014 г. – к этому процессу подключилось и государство. Стали ставить памятники, усилилась просветительская работа о трагедии и героизме героев «Второй Отечественной войны», как окрестили её современники.
К числу «мест памяти», которые были открыты по случаю столетней годовщины со дня начала конфликта, относится и Музей Великой войны в Пушкине (бывшем Царском Селе). Насколько мне известно, вплоть до настоящего момента он остаётся единственным музеем в России, который полностью посвящён Первой мировой войне.
Дорогая редакция посещала этот музей в марте 2019 г., и кажется, что 1 августа является лучшей датой для того, чтобы освежить воспоминания, и поделиться с читателями архивным фотоотчётом о той поездке.
https://telegra.ph/Edinstvennyj-v-Rossii-muzej-Velikoj-vojny-08-01
Так уж вышло, что Первая мировая на протяжении длительного времени находилась на обочине русской исторической памяти. Её затмили своими кошмарами и жертвами революция, Гражданская война, социальные катаклизмы 1930-х гг. и, наконец, Вторая мировая.
Коммунистический режим очень дозировано выдавал информацию об этой войне, сводя её к нескольким сюжетам: «разгром в Восточной Пруссии», «снарядный голод», «Брусиловский прорыв», «Распутинщина» и, наконец, «закономерная революция».
Возвращение многомерной исторической памяти о войне 1914 – 1918 гг. произошло уже в постсоветской России. Изначально это было делом отдельных энтузиастов, представителей гражданского общества. С середины 2010-х гг., особенно начиная со столетнего юбилея начала войны в 2014 г. – к этому процессу подключилось и государство. Стали ставить памятники, усилилась просветительская работа о трагедии и героизме героев «Второй Отечественной войны», как окрестили её современники.
К числу «мест памяти», которые были открыты по случаю столетней годовщины со дня начала конфликта, относится и Музей Великой войны в Пушкине (бывшем Царском Селе). Насколько мне известно, вплоть до настоящего момента он остаётся единственным музеем в России, который полностью посвящён Первой мировой войне.
Дорогая редакция посещала этот музей в марте 2019 г., и кажется, что 1 августа является лучшей датой для того, чтобы освежить воспоминания, и поделиться с читателями архивным фотоотчётом о той поездке.
https://telegra.ph/Edinstvennyj-v-Rossii-muzej-Velikoj-vojny-08-01
Telegraph
Единственный в России музей Первой мировой войны
История музея В 1911 г. Елена Андреевна Третьякова – вдова Сергея Михайловича Третьякова, одного из основателей Третьяковской галереи – вручила в дар императору Николаю II коллекцию документов и артефактов, посвящённых военной истории России. Вскоре было…
2 августа 1934 г. в возрасте 86 лет скончался рейхспрезидент Германии Пауль фон Гинденбург
Веймарская республика, несмотря на весь свой федерализм, была сверхпрезидентской республикой. Полномочия президента были сопоставимы с кайзеровскими. Он являлся главнокомандующим вооружёнными силами, мог принимать любые законы в обход парламента, а также обладал исключительными полномочиями назначать и смещать канцлеров, не спрашивая на то разрешения рейхстага.
Даже после того, как Адольф Гитлер был назначен канцлером и установил однопартийную диктатуру, он не мог чувствовать себя в безопасности, пока должность президента занимал другой человек. Теоретически достаточно было одного слова Гинденбурга, чтобы Гитлер вылетел с поста, а нацисты лишились власти. Впрочем, старый больной президент давно находился под влиянием Семьи (именно так, с большой буквы, дорогие россияне поймут), а с ней канцлер заключил своеобразный пакт о ненападении.
Одним из условий поддержки Гитлера в предстоящей операции «Преемник» со стороны армии, которая напрямую подчинялась Гинденбургу, была ликвидация руководства Штурмовых отрядов (СА) в ходе «Ночи длинных ножей».
Тем не менее даже после ликвидации Эрнста Рёма сохранялась угроза политической турбулентности режима. Окей, Гинденбург умирает, а дальше что? Президент Гитлер автоматически переставал быть канцлером, а следовательно терял личный контроль над правительством. Любой же сторонний человек в президентском кресле, даже самый лояльный, автоматически становился центром притяжения элитарной оппозиции.
1 августа, когда стало известно, что у Гинденбурга началась агония, кабинет министров принял закон, согласно которому Гитлер должен был совместить должности президента и канцлера.
Тем самым Гитлер в очередной раз совершил государственный переворот, нарушив все свои предыдущие обещания и вообще само конституционное право. Дело в том, что когда в марте 1933 г. вождь нацистов уговаривал другие правые партии поддержать закон о передаче чрезвычайных полномочий своему правительству, он клятвенно обещал, что институт президентской власти останется в полной неприкосновенности. Впрочем, врать избирателям и своим союзникам Гитлеру было не впервой.
В августе 1934 г. термин «рейхспрезидент» был объявлен «неразрывно связанным» с именем Гинденбурга, поэтому Гитлера отныне нужно было официально именовать «фюрером и рейхсканцлером». Также был изменён текст воинской присяги. Теперь немецкие солдаты и офицеры клялись в верности уже не Германии, а лично Гитлеру.
Гинденбург оставил завещание, в котором хвалил Гитлера за «национальный подъём» 1933 г., но призывал того, наконец, восстановить старую-добрую монархию Гогенцоллернов. Естественно, ничего подобного фюрер делать не собирался. Текст завещания, предназначенный для публикации, откорректировали, и немцы узнали лишь о том, как старый фельдмаршал расхваливал Гитлера, но не о том, как просил восстановить монархию.
19 августа 1934 г. состоялся референдум по вопросу о совмещении должностей и передаче всех президентских полномочий Гитлеру. Несмотря на активную пропаганду, массовые фальсификации, запугивание и террор, «за» проголосовали «лишь» 90% избирателей и целых 10% «против» (а это 4,3 млн. человек). Даже спустя 1,5 года диктатуры в немецком обществе сохранялось оппозиционное меньшинство, которое не испугалось проголосовать «против».
Такие результаты были расценены как конфуз и большая пропагандистская неудача режима. Впрочем, к следующим референдумам в 1936 г. (о ремилитаризации Рейнланда) и в 1938 г. (об аншлюсе Австрии) нацисты подготовились уже более основательно, и выдали 99% «за».
О жизни и смерти Пауля Людвига Ганса Антона фон Бенекендорфа унд фон Гинденбурга слушайте меня сегодня в 16:00 по мск. в гостях у Николая Росова
https://youtu.be/TyFoXFFz4fYл
Веймарская республика, несмотря на весь свой федерализм, была сверхпрезидентской республикой. Полномочия президента были сопоставимы с кайзеровскими. Он являлся главнокомандующим вооружёнными силами, мог принимать любые законы в обход парламента, а также обладал исключительными полномочиями назначать и смещать канцлеров, не спрашивая на то разрешения рейхстага.
Даже после того, как Адольф Гитлер был назначен канцлером и установил однопартийную диктатуру, он не мог чувствовать себя в безопасности, пока должность президента занимал другой человек. Теоретически достаточно было одного слова Гинденбурга, чтобы Гитлер вылетел с поста, а нацисты лишились власти. Впрочем, старый больной президент давно находился под влиянием Семьи (именно так, с большой буквы, дорогие россияне поймут), а с ней канцлер заключил своеобразный пакт о ненападении.
Одним из условий поддержки Гитлера в предстоящей операции «Преемник» со стороны армии, которая напрямую подчинялась Гинденбургу, была ликвидация руководства Штурмовых отрядов (СА) в ходе «Ночи длинных ножей».
Тем не менее даже после ликвидации Эрнста Рёма сохранялась угроза политической турбулентности режима. Окей, Гинденбург умирает, а дальше что? Президент Гитлер автоматически переставал быть канцлером, а следовательно терял личный контроль над правительством. Любой же сторонний человек в президентском кресле, даже самый лояльный, автоматически становился центром притяжения элитарной оппозиции.
1 августа, когда стало известно, что у Гинденбурга началась агония, кабинет министров принял закон, согласно которому Гитлер должен был совместить должности президента и канцлера.
Тем самым Гитлер в очередной раз совершил государственный переворот, нарушив все свои предыдущие обещания и вообще само конституционное право. Дело в том, что когда в марте 1933 г. вождь нацистов уговаривал другие правые партии поддержать закон о передаче чрезвычайных полномочий своему правительству, он клятвенно обещал, что институт президентской власти останется в полной неприкосновенности. Впрочем, врать избирателям и своим союзникам Гитлеру было не впервой.
В августе 1934 г. термин «рейхспрезидент» был объявлен «неразрывно связанным» с именем Гинденбурга, поэтому Гитлера отныне нужно было официально именовать «фюрером и рейхсканцлером». Также был изменён текст воинской присяги. Теперь немецкие солдаты и офицеры клялись в верности уже не Германии, а лично Гитлеру.
Гинденбург оставил завещание, в котором хвалил Гитлера за «национальный подъём» 1933 г., но призывал того, наконец, восстановить старую-добрую монархию Гогенцоллернов. Естественно, ничего подобного фюрер делать не собирался. Текст завещания, предназначенный для публикации, откорректировали, и немцы узнали лишь о том, как старый фельдмаршал расхваливал Гитлера, но не о том, как просил восстановить монархию.
19 августа 1934 г. состоялся референдум по вопросу о совмещении должностей и передаче всех президентских полномочий Гитлеру. Несмотря на активную пропаганду, массовые фальсификации, запугивание и террор, «за» проголосовали «лишь» 90% избирателей и целых 10% «против» (а это 4,3 млн. человек). Даже спустя 1,5 года диктатуры в немецком обществе сохранялось оппозиционное меньшинство, которое не испугалось проголосовать «против».
Такие результаты были расценены как конфуз и большая пропагандистская неудача режима. Впрочем, к следующим референдумам в 1936 г. (о ремилитаризации Рейнланда) и в 1938 г. (об аншлюсе Австрии) нацисты подготовились уже более основательно, и выдали 99% «за».
О жизни и смерти Пауля Людвига Ганса Антона фон Бенекендорфа унд фон Гинденбурга слушайте меня сегодня в 16:00 по мск. в гостях у Николая Росова
https://youtu.be/TyFoXFFz4fYл
Как Первая мировая война за 4 года превратила главную немецкую оппозиционную партию в партию власти
«Я не знаю больше никаких партий, я знаю одних только немцев!»
4 августа 1914 г. Вильгельм II произнёс эти слова перед германским рейхстагом в преддверии парламентского голосования о предоставлении правительству военных кредитов. В предыдущие несколько дней император уже произносил аналогичные «балконные речи» с призывами к национальному единству перед восторженными толпами подданных. Все эти речи имели триумфальный успех и закрепили «политику гражданского мира» («Burgfriedenspolitik») в Германии в начале Первой мировой войны. Согласно ей, все партии должны забыть свои довоенные разногласия и сплотиться вокруг трона ради победы.
Главная интрига в эти дни крутилась вокруг того, как на войну отреагирует Социал-демократическая партия (СДПГ). Это была главная оппозиционная партия в кайзеровской Германии, публичное отношение к которой со стороны имперских официальных лиц можно сравнить с отношением современных российских чиновников к «навальнистам». При Бисмарке социал-демократы вовсе 12 лет находились в подполье под официальным запретом. В 1890 г. их легализовали, позволили избираться в парламент, но всё равно из десятилетия в десятилетие продолжали именовать «безродным сбродом».
Сами социал-демократы позиционировали себя как революционную марксистскую партию – авангард рабочего класса в грядущей мировой революции. Соответственно ценности Второго Интернационала на словах были для них значительно важнее «буржуазного патриотизма».
4 августа 1914 г. произошла сенсация. Парламентская фракция социал-демократов в полном составе одобрила военные кредиты германскому правительству и тем самым поддержала «политику гражданского мира», напрочь забыв о «международной солидарности трудящихся». Выяснилось, что подавляющая часть немецких социал-демократов – те ещё «ватники». Для значительной части из них «прогрессивная» капиталистическая Германия вступила в войну против отсталой реакционной царской России (против которой выступал ещё сам Маркс), а значит никакого предательства марксистских идеалов в их глазах не произошло. Отдельные теоретики немецкой социал-демократии пошли ещё дальше. Они разработали целую теорию, согласно которой текущая мировая война и есть предсказанная Марксом мировая революция, только воюют не классы внутри каждой страны, а нации, воплощавшие в себе дух того или иного класса. Таким образом, Германия – нация рабочего класса, воевала против наций-буржуев во главе с Англией.
Со временем какая-то часть социал-демократов разочаровалась в войне и обособилась в «Независимую социал-демократическую партию». В свою очередь уже внутри неё выделился леворадикальный «Союз Спартака» во главе с Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург. Они в будущем станут первыми вождями немецких коммунистов.
Что касается «мейнстримных» социал-демократов, то война дала им уникальный шанс усилить своё влияние на внутреннюю политику и, в конце концов, прийти к власти. Имперские элиты, опасавшиеся социальных катаклизмов, своими руками стали создавать профсоюзы на тех предприятиях, где их ещё не было, лишь бы те удерживали рабочих от антиправительственных выступлений. Социал-демократы же стали посредниками между рабочими и кайзеровскими властями.
В последние два года войны «гражданский мир» в Германии закончился. Массовый голод и стратегический тупик на фронтах привели к масштабным забастовкам и к активизации парламентской оппозиции. Социал-демократы всё это время лавировали между «уличной политикой» и верхушечными компромиссами.
В конце концов, когда в ноябре 1918 г. перед лицом неминуемого поражения в Германии началась революция, именно социал-демократы стали той партией, которая одновременно могла говорить и с революционными толпами, и с кайзеровскими чиновниками. В итоге Ноябрьская революция и свержение монархии прошли в Германии относительно мягко, без большой крови и без радикального слома всех основ государственности.
«Я не знаю больше никаких партий, я знаю одних только немцев!»
4 августа 1914 г. Вильгельм II произнёс эти слова перед германским рейхстагом в преддверии парламентского голосования о предоставлении правительству военных кредитов. В предыдущие несколько дней император уже произносил аналогичные «балконные речи» с призывами к национальному единству перед восторженными толпами подданных. Все эти речи имели триумфальный успех и закрепили «политику гражданского мира» («Burgfriedenspolitik») в Германии в начале Первой мировой войны. Согласно ей, все партии должны забыть свои довоенные разногласия и сплотиться вокруг трона ради победы.
Главная интрига в эти дни крутилась вокруг того, как на войну отреагирует Социал-демократическая партия (СДПГ). Это была главная оппозиционная партия в кайзеровской Германии, публичное отношение к которой со стороны имперских официальных лиц можно сравнить с отношением современных российских чиновников к «навальнистам». При Бисмарке социал-демократы вовсе 12 лет находились в подполье под официальным запретом. В 1890 г. их легализовали, позволили избираться в парламент, но всё равно из десятилетия в десятилетие продолжали именовать «безродным сбродом».
Сами социал-демократы позиционировали себя как революционную марксистскую партию – авангард рабочего класса в грядущей мировой революции. Соответственно ценности Второго Интернационала на словах были для них значительно важнее «буржуазного патриотизма».
4 августа 1914 г. произошла сенсация. Парламентская фракция социал-демократов в полном составе одобрила военные кредиты германскому правительству и тем самым поддержала «политику гражданского мира», напрочь забыв о «международной солидарности трудящихся». Выяснилось, что подавляющая часть немецких социал-демократов – те ещё «ватники». Для значительной части из них «прогрессивная» капиталистическая Германия вступила в войну против отсталой реакционной царской России (против которой выступал ещё сам Маркс), а значит никакого предательства марксистских идеалов в их глазах не произошло. Отдельные теоретики немецкой социал-демократии пошли ещё дальше. Они разработали целую теорию, согласно которой текущая мировая война и есть предсказанная Марксом мировая революция, только воюют не классы внутри каждой страны, а нации, воплощавшие в себе дух того или иного класса. Таким образом, Германия – нация рабочего класса, воевала против наций-буржуев во главе с Англией.
Со временем какая-то часть социал-демократов разочаровалась в войне и обособилась в «Независимую социал-демократическую партию». В свою очередь уже внутри неё выделился леворадикальный «Союз Спартака» во главе с Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург. Они в будущем станут первыми вождями немецких коммунистов.
Что касается «мейнстримных» социал-демократов, то война дала им уникальный шанс усилить своё влияние на внутреннюю политику и, в конце концов, прийти к власти. Имперские элиты, опасавшиеся социальных катаклизмов, своими руками стали создавать профсоюзы на тех предприятиях, где их ещё не было, лишь бы те удерживали рабочих от антиправительственных выступлений. Социал-демократы же стали посредниками между рабочими и кайзеровскими властями.
В последние два года войны «гражданский мир» в Германии закончился. Массовый голод и стратегический тупик на фронтах привели к масштабным забастовкам и к активизации парламентской оппозиции. Социал-демократы всё это время лавировали между «уличной политикой» и верхушечными компромиссами.
В конце концов, когда в ноябре 1918 г. перед лицом неминуемого поражения в Германии началась революция, именно социал-демократы стали той партией, которая одновременно могла говорить и с революционными толпами, и с кайзеровскими чиновниками. В итоге Ноябрьская революция и свержение монархии прошли в Германии относительно мягко, без большой крови и без радикального слома всех основ государственности.
Чёрный день германской армии
8 августа 1918 г. Антанта перешла в наступление под городом Амьен в северной Франции. Именно в этот день на Западном фронте начались «перемены».
Незадолго до этого – в июле – Союзники сумели окончательно остановить последнее генеральное наступление немцев на Западном фронте. «Боши» вложили в него все свои последние материальные и моральные резервы, так что поражение во Второй битве на Марне уже было провозвестником итогового поражения в войне.
Под Амьеном же Союзники окончательно перехватили стратегическую инициативу и сами перешли в контрнаступление. Французские, британские, канадские, австралийские и американские войска наконец-то сумели добиться слаженной координации. После неожиданной и краткой артподготовки немецкие позиции были атакованы сотнями танков и самолётов, за которыми шла подготовленная и обученная пехота. Успех прорыва закрепила союзная кавалерия, которая, пожалуй, впервые за четыре года позиционной войны вновь смогла проявить себя. В течение следующих нескольких дней Союзники добились своей цели и срезали «Амьенскую дугу». Продвижение на 20 км. выглядело потрясающим результатом по стандартам окопной войны.
Однако, пожалуй, главный итог Амьенской операции состоял в моральном эффекте. Союзники систематизировали и применили на практике все свои самые передовые наработки по прорыву вражеских окопов – результат четырёх лет пота, крови и слёз, подготовленный ценою сотен тысяч жизней. Стало окончательно ясно, что «бошей» можно бить в наступлении, можно эффективно прорывать их позиции, и война вполне может окончиться уже в этом, 1918 году.
Что касается немцев, то они бесповоротно лишились надежд на победное наступление. В условиях полного истощения ресурсов Рейха итоговое поражение становилось лишь вопросом времени. Более того, 8 августа немецкие солдаты стали нападать на собственных офицеров, пытавшихся вернуть их на поле боя, не желая больше подвергать себя риску быть убитыми на уже проигранной войне. Участились случаи массовой сдачи в плен. Запасные части, которые подтягивались к окопам, фронтовики освистывали как «штрейкбрехеров», набранных для продолжения бессмысленной войны.
Именно по итогу всех этих сведений генерал-квартирмейстер Большого Генерального штаба и фактический командующий немецкой армией Эрих Людендорф впоследствии назвал 8 августа 1918 г. «чёрным днём германской армии».
С середины августа главным требованием военных к политическому руководству Рейха стало требование немедленного заключения перемирия ввиду бесперспективности дальнейшего сопротивления. В начале октября именно военные запустили процесс политической демократизации Германии, чтобы обеспечить лучшие стартовые условия в неизбежных мирных переговорах. Именно военные в ходе Ноябрьской революции отказались от защиты монархии как дискредитированного института в глазах Союзников. Наконец, именно военные были главными инициаторами подписания Компеньского перемирия в ноябре 1918 г. и Версальского мирного договора в июне 1919 г.
В значительной степени немецкие военные несли ответственность за развязывание этой войны. Им же пришлось её и завершать, но уже на условиях западных победителей.
8 августа 1918 г. Антанта перешла в наступление под городом Амьен в северной Франции. Именно в этот день на Западном фронте начались «перемены».
Незадолго до этого – в июле – Союзники сумели окончательно остановить последнее генеральное наступление немцев на Западном фронте. «Боши» вложили в него все свои последние материальные и моральные резервы, так что поражение во Второй битве на Марне уже было провозвестником итогового поражения в войне.
Под Амьеном же Союзники окончательно перехватили стратегическую инициативу и сами перешли в контрнаступление. Французские, британские, канадские, австралийские и американские войска наконец-то сумели добиться слаженной координации. После неожиданной и краткой артподготовки немецкие позиции были атакованы сотнями танков и самолётов, за которыми шла подготовленная и обученная пехота. Успех прорыва закрепила союзная кавалерия, которая, пожалуй, впервые за четыре года позиционной войны вновь смогла проявить себя. В течение следующих нескольких дней Союзники добились своей цели и срезали «Амьенскую дугу». Продвижение на 20 км. выглядело потрясающим результатом по стандартам окопной войны.
Однако, пожалуй, главный итог Амьенской операции состоял в моральном эффекте. Союзники систематизировали и применили на практике все свои самые передовые наработки по прорыву вражеских окопов – результат четырёх лет пота, крови и слёз, подготовленный ценою сотен тысяч жизней. Стало окончательно ясно, что «бошей» можно бить в наступлении, можно эффективно прорывать их позиции, и война вполне может окончиться уже в этом, 1918 году.
Что касается немцев, то они бесповоротно лишились надежд на победное наступление. В условиях полного истощения ресурсов Рейха итоговое поражение становилось лишь вопросом времени. Более того, 8 августа немецкие солдаты стали нападать на собственных офицеров, пытавшихся вернуть их на поле боя, не желая больше подвергать себя риску быть убитыми на уже проигранной войне. Участились случаи массовой сдачи в плен. Запасные части, которые подтягивались к окопам, фронтовики освистывали как «штрейкбрехеров», набранных для продолжения бессмысленной войны.
Именно по итогу всех этих сведений генерал-квартирмейстер Большого Генерального штаба и фактический командующий немецкой армией Эрих Людендорф впоследствии назвал 8 августа 1918 г. «чёрным днём германской армии».
С середины августа главным требованием военных к политическому руководству Рейха стало требование немедленного заключения перемирия ввиду бесперспективности дальнейшего сопротивления. В начале октября именно военные запустили процесс политической демократизации Германии, чтобы обеспечить лучшие стартовые условия в неизбежных мирных переговорах. Именно военные в ходе Ноябрьской революции отказались от защиты монархии как дискредитированного института в глазах Союзников. Наконец, именно военные были главными инициаторами подписания Компеньского перемирия в ноябре 1918 г. и Версальского мирного договора в июне 1919 г.
В значительной степени немецкие военные несли ответственность за развязывание этой войны. Им же пришлось её и завершать, но уже на условиях западных победителей.
Вавилон-Берлин
9 августа 1931 г. в Пруссии проходил референдум о роспуске прусского ландтага. Правые и левые радикалы, в том числе нацисты и коммунисты, объединились, чтобы скинуть ненавистные умеренные партии, которые контролировали парламент самой большой германской земли.
В Берлине – традиционном оплоте коммунистов, было жарко. Красные постоянно митинговали, а полиция пыталась их разогнать, не особо церемонясь с протестующими. Центром уличных столкновений стала Бюловплац (ныне – площадь Розы Люксембург), где располагалась штаб-квартира КПГ – «Дом Карла Либкнехта». За день до референдума в очередной стычке с полицией здесь погиб один из активистов Компартии.
Раздосадованный глава столичного горкома КПГ – Вальтер Ульбрихт, устроил выволочку своим подручным – Гансу Киппенбергеру и Гейнцу Нейману (все трое – депутаты рейхстага), мол «надо отомстить мусорам».
Киппенбергер и Нейман решили организовать показательное убийство полицейского. В качестве жертвы они наметили капитана Пауля Анлауфа, который возглавлял полицейский участок в районе «Дома Карла Либкнехта». Исполнителями вызвались два молодых коммуниста – Эрих Мильке и Эрих Цимер. Их прикрывали и страховали ещё несколько человек.
Около восьми часов вечера 9 августа капитан Анлауф нёс дежурство на Бюловплац совместно с капитаном Францем Ленком и обер-вахмистром Августом Виллигом. Полицейские приблизились к кинотеатру «Вавилон», когда сзади к ним подошли Мильке и Цимер и с расстояния в 4-5 метров разрядили в них свои пистолеты. Анлауф был убит на месте, Ленк – смертельно ранен и умер по пути в больницу, Виллиг чудом выжил. На Бюловплац началась паника, прочие полицейские стали палить во всё, что движется. Убийцы, пользуясь суматохой, тут же покинули место преступления.
Поиски преступников по горячим следам не увенчались успехом. Партийные товарищи смогли переправить Мильке и Цимера через бельгийскую границу, после чего оба отправились в СССР.
Референдум о роспуске прусского ландтага провалился, так как радикалы не смогли обеспечить 50% явку избирателей – пришли лишь 40%.
Дело об убийстве на Бюловплац вновь было поднято из небытия весной 1933 г. после прихода нацистов к власти и разгрома КПГ. Исполнители, организаторы и заказчик успели сбежать из Германии, так что на скамью подсудимых сели 15 мелких сошек, которые страховали убийц. Большинству дали тюремные сроки, троих приговорили к смертной казни, хотя по итогу казнили лишь одного.
Киппенбергер и Нейман погибли в 1937 г. в жерновах Большого террора. Цимер погиб в Испании во время Гражданской войны. Ульбрихт после 1945 г. возглавил Восточную Германию, оставаясь вождём ГДР вплоть до начала 1970-х гг. А Мильке в конце 1950-х гг. возглавил легендарную восточногерманскую спецслужбу Штази, которой руководил до самого краха коммунистического режима в 1989 г.
Официально в ГДР никогда не признавали, что один из членов Политбюро в молодости был уличным террористом. Убийство на Бюловплац считалось недостойным актом самодеятельности покойных оппортунистов Киппенбергера и Неймана. Однако Мильке хранил в сейфе мемуары, где расписывал и своё собственное участие в преступлении, и вклад в него со стороны Ульбрихта. Этими мемуарами он шантажировал партийное начальство с целью обезопасить себя от возможной отставки. Мол, если снимут товарища Мильке, то он поведает миру, какие «дела» некогда проворачивала партия.
Но по иронии судьбы эти мемуары ударили по самому Мильке. После краха ГДР он сел на скамью подсудимых. Тогда шли споры, возможно ли судить вождей ГДР по законам ФРГ, ведь вменяемые им противоправные деяния были совершены, когда они не являлись гражданами ФРГ, тогда как с точки зрения права ГДР ничего плохого они не совершили. Поэтому в 1993 г. Мильке осудили на 6 лет тюрьмы не за Берлинскую стену и не за террор Штази, а за убийство двух полицейских, которое он совершил более шестидесяти лет назад.
Осуждение Мильке являлось скорее символическим актом, так как на тот момент он был уже дряхлым и маловменяемым стариком. Его выпустили условно-досрочно в 1995 г., и он дотянул до 2000 г., скончавшись в 92 года.
9 августа 1931 г. в Пруссии проходил референдум о роспуске прусского ландтага. Правые и левые радикалы, в том числе нацисты и коммунисты, объединились, чтобы скинуть ненавистные умеренные партии, которые контролировали парламент самой большой германской земли.
В Берлине – традиционном оплоте коммунистов, было жарко. Красные постоянно митинговали, а полиция пыталась их разогнать, не особо церемонясь с протестующими. Центром уличных столкновений стала Бюловплац (ныне – площадь Розы Люксембург), где располагалась штаб-квартира КПГ – «Дом Карла Либкнехта». За день до референдума в очередной стычке с полицией здесь погиб один из активистов Компартии.
Раздосадованный глава столичного горкома КПГ – Вальтер Ульбрихт, устроил выволочку своим подручным – Гансу Киппенбергеру и Гейнцу Нейману (все трое – депутаты рейхстага), мол «надо отомстить мусорам».
Киппенбергер и Нейман решили организовать показательное убийство полицейского. В качестве жертвы они наметили капитана Пауля Анлауфа, который возглавлял полицейский участок в районе «Дома Карла Либкнехта». Исполнителями вызвались два молодых коммуниста – Эрих Мильке и Эрих Цимер. Их прикрывали и страховали ещё несколько человек.
Около восьми часов вечера 9 августа капитан Анлауф нёс дежурство на Бюловплац совместно с капитаном Францем Ленком и обер-вахмистром Августом Виллигом. Полицейские приблизились к кинотеатру «Вавилон», когда сзади к ним подошли Мильке и Цимер и с расстояния в 4-5 метров разрядили в них свои пистолеты. Анлауф был убит на месте, Ленк – смертельно ранен и умер по пути в больницу, Виллиг чудом выжил. На Бюловплац началась паника, прочие полицейские стали палить во всё, что движется. Убийцы, пользуясь суматохой, тут же покинули место преступления.
Поиски преступников по горячим следам не увенчались успехом. Партийные товарищи смогли переправить Мильке и Цимера через бельгийскую границу, после чего оба отправились в СССР.
Референдум о роспуске прусского ландтага провалился, так как радикалы не смогли обеспечить 50% явку избирателей – пришли лишь 40%.
Дело об убийстве на Бюловплац вновь было поднято из небытия весной 1933 г. после прихода нацистов к власти и разгрома КПГ. Исполнители, организаторы и заказчик успели сбежать из Германии, так что на скамью подсудимых сели 15 мелких сошек, которые страховали убийц. Большинству дали тюремные сроки, троих приговорили к смертной казни, хотя по итогу казнили лишь одного.
Киппенбергер и Нейман погибли в 1937 г. в жерновах Большого террора. Цимер погиб в Испании во время Гражданской войны. Ульбрихт после 1945 г. возглавил Восточную Германию, оставаясь вождём ГДР вплоть до начала 1970-х гг. А Мильке в конце 1950-х гг. возглавил легендарную восточногерманскую спецслужбу Штази, которой руководил до самого краха коммунистического режима в 1989 г.
Официально в ГДР никогда не признавали, что один из членов Политбюро в молодости был уличным террористом. Убийство на Бюловплац считалось недостойным актом самодеятельности покойных оппортунистов Киппенбергера и Неймана. Однако Мильке хранил в сейфе мемуары, где расписывал и своё собственное участие в преступлении, и вклад в него со стороны Ульбрихта. Этими мемуарами он шантажировал партийное начальство с целью обезопасить себя от возможной отставки. Мол, если снимут товарища Мильке, то он поведает миру, какие «дела» некогда проворачивала партия.
Но по иронии судьбы эти мемуары ударили по самому Мильке. После краха ГДР он сел на скамью подсудимых. Тогда шли споры, возможно ли судить вождей ГДР по законам ФРГ, ведь вменяемые им противоправные деяния были совершены, когда они не являлись гражданами ФРГ, тогда как с точки зрения права ГДР ничего плохого они не совершили. Поэтому в 1993 г. Мильке осудили на 6 лет тюрьмы не за Берлинскую стену и не за террор Штази, а за убийство двух полицейских, которое он совершил более шестидесяти лет назад.
Осуждение Мильке являлось скорее символическим актом, так как на тот момент он был уже дряхлым и маловменяемым стариком. Его выпустили условно-досрочно в 1995 г., и он дотянул до 2000 г., скончавшись в 92 года.
Потемпская пятёрка
Главное, что следует знать о приходе нацистов к власти – это то, что им фантастически повезло воспользоваться окном возможностей, которое распахнулось в результате раскола германских элит в начале 1930-х гг.
С конца 1920-х гг. все немецкие «правые» – консерваторы, монархисты, либералы и даже правое крыло Центра, взяли курс на демонтаж веймарской демократии с целью установить авторитарный корпоративистский националистический режим, который бы «сделал Германию великой снова». Соответственно вся история немецкой политики с 1930 по 1933 гг. – это история ползучей «консервативной революции». Главным «революционером» была сама исполнительная власть Рейха во главе с президентом Гинденбургом и назначаемыми им «президентскими кабинетами». «Революционерами» также являлись рейхсвер, помещики и финансово-промышленные группы. Важно понимать, что правые элиты не были однородны и наряду с борьбой против «левых» и «демократов» ещё активно грызли друг друга.
Идеологически, а во многом и социально, НСДАП была чужда всем этим «консервативным революционерам». Однако ей удалось оседлать протестную волну и стать самой популярной условно «правой» партией в Германии. Поддержка избирателей никак не могла обеспечить нацистам прямого доступа к государственной власти (потому что исполнительная власть в позднем Веймаре формировалась как угодно, но только не через выборы), но она сделала их заслуживающей внимания стороной для закулисных переговоров с консервативно-революционными элитами. Дело в том, что «старые правые» могли похвастаться многим – опытом, собственностью, интеллектом – но не широкой общественной поддержкой. Различные соперничавшие между собой правые группы надеялись привлечь нацистов на свою сторону, чтобы присосаться к их популярности, а также воспользоваться их силовым ресурсом в виде Штурмовых отрядов (СА). Целью же Гитлера было при помощи своих элитных визави любой ценой прорваться к абсолютной верховной власти. Поэтому в последние годы Веймара нацисты и правоконсервативные группы постоянно находились в специфических «love&hate» отношениях, то заключая ситуативные союзы с намерением воспользоваться, а затем «кинуть» партнёра, то переходя к открытой конфронтации друг с другом.
В июле 1932 г. правительство Франца фон Папена легализовало Штурмовые отряды, чтобы те начали уличные баталии против коммунистов. Спровоцировав волну насилия, правый имперский кабинет получил предлог для свержения социал-демократического прусского правительства. Однако вскоре нацисты на очередных выборах в рейхстаг стали крупнейшей парламентской партией, а насилие штурмовиков предсказуемо вышло из берегов. Папену потребовалось показать, кто в государстве «хозяин».
9 августа правительство приняло закон о смертной казни за политические убийства и теракты. Не прошло и двух часов с момента вступления декрета в силу, как в верхнесилезской деревне Потемпа пятеро пьяных штурмовиков ворвались в дом к коммунистическому профсоюзному активисту поляку Конраду Пиецуху и забили его до смерти на глазах у матери.
Живодёров быстро арестовали и показательно приговорили к смертной казни. Однако нацисты развернули мощнейшую информационную кампанию по защите «патриотов». Более того, по мнению Гитлера, Папен «кинул» фюрера и не «обработал» Гинденбурга, который по-прежнему отказывался назначать «богемского ефрейтора» канцлером. Поэтому недавний союзник Папен превратился в «кровавую собаку».
Впрочем, политические альянсы в Германии тогда менялись с калейдоскопической быстротой. Ни Гитлер, ни Папен не собирались окончательно рвать друг с другом, поэтому вскоре канцлер помиловал потемпских убийц и заменил смертную казнь на пожизненное заключение под предлогом того, что убийцы, якобы, на момент преступления ещё не знали об ужесточении законодательства.
В декабре 1932 г. Папена свергнет Шляйхер, а уже в январе 1933 г. Папен объединится с Гитлером и свалит Шляйхера. Нацистский фюрер с лихвой воспользовался внутриэлитным расколом среди «консервативных революционеров» и получил то, чего хотел.
В марте 1933 г. вся потемпская пятёрка была амнистирована.
Главное, что следует знать о приходе нацистов к власти – это то, что им фантастически повезло воспользоваться окном возможностей, которое распахнулось в результате раскола германских элит в начале 1930-х гг.
С конца 1920-х гг. все немецкие «правые» – консерваторы, монархисты, либералы и даже правое крыло Центра, взяли курс на демонтаж веймарской демократии с целью установить авторитарный корпоративистский националистический режим, который бы «сделал Германию великой снова». Соответственно вся история немецкой политики с 1930 по 1933 гг. – это история ползучей «консервативной революции». Главным «революционером» была сама исполнительная власть Рейха во главе с президентом Гинденбургом и назначаемыми им «президентскими кабинетами». «Революционерами» также являлись рейхсвер, помещики и финансово-промышленные группы. Важно понимать, что правые элиты не были однородны и наряду с борьбой против «левых» и «демократов» ещё активно грызли друг друга.
Идеологически, а во многом и социально, НСДАП была чужда всем этим «консервативным революционерам». Однако ей удалось оседлать протестную волну и стать самой популярной условно «правой» партией в Германии. Поддержка избирателей никак не могла обеспечить нацистам прямого доступа к государственной власти (потому что исполнительная власть в позднем Веймаре формировалась как угодно, но только не через выборы), но она сделала их заслуживающей внимания стороной для закулисных переговоров с консервативно-революционными элитами. Дело в том, что «старые правые» могли похвастаться многим – опытом, собственностью, интеллектом – но не широкой общественной поддержкой. Различные соперничавшие между собой правые группы надеялись привлечь нацистов на свою сторону, чтобы присосаться к их популярности, а также воспользоваться их силовым ресурсом в виде Штурмовых отрядов (СА). Целью же Гитлера было при помощи своих элитных визави любой ценой прорваться к абсолютной верховной власти. Поэтому в последние годы Веймара нацисты и правоконсервативные группы постоянно находились в специфических «love&hate» отношениях, то заключая ситуативные союзы с намерением воспользоваться, а затем «кинуть» партнёра, то переходя к открытой конфронтации друг с другом.
В июле 1932 г. правительство Франца фон Папена легализовало Штурмовые отряды, чтобы те начали уличные баталии против коммунистов. Спровоцировав волну насилия, правый имперский кабинет получил предлог для свержения социал-демократического прусского правительства. Однако вскоре нацисты на очередных выборах в рейхстаг стали крупнейшей парламентской партией, а насилие штурмовиков предсказуемо вышло из берегов. Папену потребовалось показать, кто в государстве «хозяин».
9 августа правительство приняло закон о смертной казни за политические убийства и теракты. Не прошло и двух часов с момента вступления декрета в силу, как в верхнесилезской деревне Потемпа пятеро пьяных штурмовиков ворвались в дом к коммунистическому профсоюзному активисту поляку Конраду Пиецуху и забили его до смерти на глазах у матери.
Живодёров быстро арестовали и показательно приговорили к смертной казни. Однако нацисты развернули мощнейшую информационную кампанию по защите «патриотов». Более того, по мнению Гитлера, Папен «кинул» фюрера и не «обработал» Гинденбурга, который по-прежнему отказывался назначать «богемского ефрейтора» канцлером. Поэтому недавний союзник Папен превратился в «кровавую собаку».
Впрочем, политические альянсы в Германии тогда менялись с калейдоскопической быстротой. Ни Гитлер, ни Папен не собирались окончательно рвать друг с другом, поэтому вскоре канцлер помиловал потемпских убийц и заменил смертную казнь на пожизненное заключение под предлогом того, что убийцы, якобы, на момент преступления ещё не знали об ужесточении законодательства.
В декабре 1932 г. Папена свергнет Шляйхер, а уже в январе 1933 г. Папен объединится с Гитлером и свалит Шляйхера. Нацистский фюрер с лихвой воспользовался внутриэлитным расколом среди «консервативных революционеров» и получил то, чего хотел.
В марте 1933 г. вся потемпская пятёрка была амнистирована.
Что не так с Веймарской Конституцией?
11 августа 1919 г. президент Германии Фридрих Эберт подписал первую общегерманскую республиканскую Конституцию, предварительно одобренную Веймарским Учредительным собранием. С 1921 по 1932 гг. этот день праздновался как национальный праздник Германии – «День Конституции». В 1933 г. нацисты фактически отменили Веймарскую Конституцию, хотя юридически она так никогда и не была аннулирована. В 1949 г. её явочным порядком заменили на Основной закон в ФРГ и на новую Конституцию в ГДР.
В 1919 г. некоторые восторженные политики утверждали, будто Веймарская Конституция закладывает основы «самой демократичной демократии в мире». Стоит ли говорить, насколько они ошиблись. Что же пошло не так?
Допустимо утверждать, что Веймарская Конституция изначально заложила под политическую систему Германии «мины замедленного действия». Они вовсе не программировали итогового краха республики и демократии, но обстоятельства сложились таким образом, что в начале 1930-х гг. Конституция облегчила переход сначала к авторитарному, а затем к тоталитарному режимам.
Во-первых, согласно Конституции, Германия являлась сверхпрезидентской республикой. Президент избирался на прямых всенародных выборах на семилетний срок с возможностью переизбрания. Он мог единолично назначать и смещать канцлеров, а также распускать рейхстаг. Президент являлся верховным главнокомандующим. 48-я статья Конституции давала президенту право в любой момент вводить чрезвычайное положение в Рейхе или в любой из его частей. Досрочно сместить президента можно было лишь через референдум или через сложную процедуру судебного импичмента. Фактически президент представлял собой этакого «эрзац-кайзера». Это делало политическую систему критически зависимой от личности того, кто сидел в президентском кресле. Если во время кризиса 1923 г. президентом был социал-демократ Фридрих Эберт, который сохранил демократический режим, то во время кризиса начала 1930-х гг. президентом был уже консервативный монархист фельдмаршал Пауль фон Гинденбург, который начал «консервативную революцию» и преобразовал Германию в авторитарную диктатуру незадолго до Гитлера.
Во-вторых, институционально сильный президент естественным образом ослаблял правительство. Кабинет министров мог быть отправлен в отставку не только президентом, но и рейхстагом через вотум недоверия. При этом парламент не был обязан предлагать альтернативу свергаемому правительству. Таким образом, назначение нового кабинета полностью зависело от воли президента. В результате за 14 лет в Германии сменились более 20 правительств.
В-третьих, рейхстаг имел право квалифицированным большинством в 2/3 голосов легально нарушить Конституцию. Прежде всего, это касалось временной передачи законодательных полномочий правительству во время чрезвычайных ситуаций. В 1920-х гг. демократические кабинеты в общей сложности десять раз получали такие полномочия от парламента. В одиннадцатый раз их получил Гитлер в марте 1933 г., но в отличие от своих предшественников чрезвычайные полномочия фюрер уже никому не вернул.
Негативный опыт Веймара был учтён создателями Основного закона ФРГ, которые полностью перестроили политическую систему Федеративной республики. Президент в Германии отныне выполняет в основном представительские функции и избирается особым Федеральным собранием, а не на всеобщих выборах. Он больше не является верховным главнокомандующим, так как в мирное время Бундесвер подчиняется министру обороны, а в военное – канцлеру. Бундестаг может быть распущен президентом лишь в редких случаях, обговоренных Основным законом, но никак не по его личной прихоти.
Канцлера теперь избирает Бундестаг, и чаще всего им становится глава партии, набравшей большинство голосов на выборах. Президент лишь утверждает решение парламента. Бундестаг может сместить правительство, но перед этим депутаты обязаны определиться с кандидатурой альтернативного канцлера.
Основные конституционные статьи защищены от любых изменений, так что обойти Основной закон нельзя.
11 августа 1919 г. президент Германии Фридрих Эберт подписал первую общегерманскую республиканскую Конституцию, предварительно одобренную Веймарским Учредительным собранием. С 1921 по 1932 гг. этот день праздновался как национальный праздник Германии – «День Конституции». В 1933 г. нацисты фактически отменили Веймарскую Конституцию, хотя юридически она так никогда и не была аннулирована. В 1949 г. её явочным порядком заменили на Основной закон в ФРГ и на новую Конституцию в ГДР.
В 1919 г. некоторые восторженные политики утверждали, будто Веймарская Конституция закладывает основы «самой демократичной демократии в мире». Стоит ли говорить, насколько они ошиблись. Что же пошло не так?
Допустимо утверждать, что Веймарская Конституция изначально заложила под политическую систему Германии «мины замедленного действия». Они вовсе не программировали итогового краха республики и демократии, но обстоятельства сложились таким образом, что в начале 1930-х гг. Конституция облегчила переход сначала к авторитарному, а затем к тоталитарному режимам.
Во-первых, согласно Конституции, Германия являлась сверхпрезидентской республикой. Президент избирался на прямых всенародных выборах на семилетний срок с возможностью переизбрания. Он мог единолично назначать и смещать канцлеров, а также распускать рейхстаг. Президент являлся верховным главнокомандующим. 48-я статья Конституции давала президенту право в любой момент вводить чрезвычайное положение в Рейхе или в любой из его частей. Досрочно сместить президента можно было лишь через референдум или через сложную процедуру судебного импичмента. Фактически президент представлял собой этакого «эрзац-кайзера». Это делало политическую систему критически зависимой от личности того, кто сидел в президентском кресле. Если во время кризиса 1923 г. президентом был социал-демократ Фридрих Эберт, который сохранил демократический режим, то во время кризиса начала 1930-х гг. президентом был уже консервативный монархист фельдмаршал Пауль фон Гинденбург, который начал «консервативную революцию» и преобразовал Германию в авторитарную диктатуру незадолго до Гитлера.
Во-вторых, институционально сильный президент естественным образом ослаблял правительство. Кабинет министров мог быть отправлен в отставку не только президентом, но и рейхстагом через вотум недоверия. При этом парламент не был обязан предлагать альтернативу свергаемому правительству. Таким образом, назначение нового кабинета полностью зависело от воли президента. В результате за 14 лет в Германии сменились более 20 правительств.
В-третьих, рейхстаг имел право квалифицированным большинством в 2/3 голосов легально нарушить Конституцию. Прежде всего, это касалось временной передачи законодательных полномочий правительству во время чрезвычайных ситуаций. В 1920-х гг. демократические кабинеты в общей сложности десять раз получали такие полномочия от парламента. В одиннадцатый раз их получил Гитлер в марте 1933 г., но в отличие от своих предшественников чрезвычайные полномочия фюрер уже никому не вернул.
Негативный опыт Веймара был учтён создателями Основного закона ФРГ, которые полностью перестроили политическую систему Федеративной республики. Президент в Германии отныне выполняет в основном представительские функции и избирается особым Федеральным собранием, а не на всеобщих выборах. Он больше не является верховным главнокомандующим, так как в мирное время Бундесвер подчиняется министру обороны, а в военное – канцлеру. Бундестаг может быть распущен президентом лишь в редких случаях, обговоренных Основным законом, но никак не по его личной прихоти.
Канцлера теперь избирает Бундестаг, и чаще всего им становится глава партии, набравшей большинство голосов на выборах. Президент лишь утверждает решение парламента. Бундестаг может сместить правительство, но перед этим депутаты обязаны определиться с кандидатурой альтернативного канцлера.
Основные конституционные статьи защищены от любых изменений, так что обойти Основной закон нельзя.
Когда-то давно, когда трава была зеленее, а у Дорогой редакции были совсем отличные от сегодняшних взгляды на историю и на окружающий мир, админ этого канала очень увлекался темой фрайкоров и Гражданской войны в Германии в 1918 — 1923 гг. В принципе само название канала, созданного в 2017 г., отсылает к тем историческим событиям.
Сегодня увидел на ютубе ролик, посвящённый разбору униформы фрайкоров и Рурской Красной армии времён их противостояния весной 1920 г.
Сделано красиво, наглядно и с русскими субтитрами.
Ну и сам канал классный, там много разборов немецкой (и не только) военной униформы эпохи мировых войн.
https://youtu.be/WhuLDtK4i5w
Сегодня увидел на ютубе ролик, посвящённый разбору униформы фрайкоров и Рурской Красной армии времён их противостояния весной 1920 г.
Сделано красиво, наглядно и с русскими субтитрами.
Ну и сам канал классный, там много разборов немецкой (и не только) военной униформы эпохи мировых войн.
https://youtu.be/WhuLDtK4i5w
YouTube
1920 - Freikorps vs Rote Ruhr-Armee
In diesem Video stellen wir euch einen Soldaten des Freikorps Hülsen aus der Zeit der Weimarer Republik vor. Wir werfen auch einen kurzen Blick auf einen Sol...
Редкие дореволюционные издания, уникальные древнерусские рукописные книги, антикварные гравюры и литографии в книжном магазине Scriptorium.
Каждый зашедший сюда ценитель старины найдет предмет себе по душе. Ребята занимаются антиквариатом более 10 лет, они персонально проконсультируют Вас, подберут издание в личную библиотеку или для подарка. Заказы доставляют по всей России и миру. Заходите — https://yangx.top/scriptoriumbook
Каждый зашедший сюда ценитель старины найдет предмет себе по душе. Ребята занимаются антиквариатом более 10 лет, они персонально проконсультируют Вас, подберут издание в личную библиотеку или для подарка. Заказы доставляют по всей России и миру. Заходите — https://yangx.top/scriptoriumbook