​​Восстание «Спартака»

До Первой мировой войны немецкие социал-демократы были самой главной революционной партией не только у себя в стране, но и во всей Европе. Казалось, что если где-то и случится пролетарская революция, то произойдёт она в первую очередь в Германии c самым организованным и сознательным рабочим классом.

Однако в августе 1914 г. с точки зрения правоверных марксистов произошло большое предательство. Национализм оказался сильнее пролетарской солидарности, и немецкие социал-демократы поддержали собственное правительство в мировой войне. Не все социалисты внутренне были согласны с таким решением, но до какого-то момента немецкий орднунг и партийная дисциплина удерживали их от раскола.

Но шли годы, конца войны не предвиделось, и среди социал-демократов всё больше становилось людей, кто разочаровывался в «духе 1914-го» и требовал скорейшего прекращения войны «без аннексий и контрибуций». В апреле 1917 г. «нетвоенщики» сформировали собственную «Независимую социал-демократическую партию» (НСДПГ). Если проводить параллели с отечественной историей, то «независимцев» можно сравнить с «меньшевиками» – тоже социал-демократы, тоже революционеры, тоже за власть Советов, но не против легальных методов борьбы и за сотрудничество с другими левыми партиями. Но был и немецкий аналог «большевиков» – «Союз Спартака» во главе с Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург (хотя, стоит признать, с российскими большевиками у «спартаковцев» были сложные отношения, и Люксембург признавала Ленина уж слишком радикальным в своём деспотизме). До конца 1918 г. «спартакисты», которых было относительно немного, состояли в более крупной «меньшевистской» НСДПГ.

После Ноябрьской революции в немецкое Временное правительство вошли представители от «основной» Социал-демократической партии, которая за годы войны успешно встроилась в кайзеровскую систему как «конструктивная оппозиция», и члены НСДПГ, которые представляли «революционные массы». Такой альянс продержался недолго, и уже в конце декабря 1918 г. обе социал-демократические партии разругались между собой, дело дошло до стрельбы, и «независимцы» покинули правительство. Тогда же «Союз Спартака», наконец, преобразовался в отдельную Коммунистическую партию.

В начале января 1919 г. «независимцы» и примкнувшие к ним «спартакисты» вывели на улицы Берлина сотни тысяч своих сторонников протестовать против увольнений «настоящих революционеров» со стороны «правых» социал-демократов. Кроме того, демонстранты требовали Советской власти, демократизации армии и диктатуры пролетариата. Чёткого плана действий у вождей забастовки не было, и несколько критических дней, когда центр столицы стоял без защиты, они потратили на обсуждения и перепалки. Пробовали даже вступить в переговоры с Временным правительством, но безрезультатно.

Пока «независимцы» и «спартакисты» трепались языком, не зная что предпринять, военный министр от «правых» социал-демократов Густав Носке выехал в окрестности Берлина и занялся сбором добровольческих корпусов (фрайкоров) для разгона левых радикалов.

10 января фрайкоры вошли в Берлин и за два дня раскатали в блин неорганизованное сопротивление кучки красногвардейцев (стотысячные толпы демонстрантов, лишённые внятных указаний, к тому моменту уже разошлись по домам). Первые лидеры германской Компартии – Либкнехт и Люксембург, которые в дни январских событий скорее «плыли по течению», чем реально чем-то руководили, были схвачены и убиты без суда 15 января. Общее число погибших в те дни оценивается в 150 – 200 человек.

В целом, все последующие акты Гражданской войны в Германии в первой половине 1919 г. будут проходить по схожему сценарию: неорганизованные выступления разобщённых леворадикальных сил без внятного руководства, приказ на их разгон со стороны правящих «умеренных» социал-демократов и, наконец, предельно жестокое и кровавое подавление выступлений со стороны фрайкоров, откуда вышли многие уже правые радикалы веймарского периода.

​​Саар возвращается «домой»!

Саарский угольный бассейн, как и Рур, был одним из центров индустриализации Германии на рубеже XIX – XX вв. благодаря богатым залежам угля. Согласно условиям Версальского мирного договора, этот приграничный с Лотарингией регион на 15 лет – с 1920 по 1935 гг. – переходил под управление Лиги Наций, а Франция на тот же срок получала право на эксплуатацию всех его ресурсов. Кроме того, Саар был включён во французскую таможенную зону, а единственной валютой здесь становился французский франк. Спустя 15 лет планировалось провести референдум об окончательном статусе региона – вернётся ли он в состав Германии, войдёт ли в состав Франции или останется под управлением Лиги Наций.

Вплоть до 1935 г. Саар был «отключён» от политической жизни Рейха, а его население не имело права участвовать в общегерманских выборах. Регионом управляла «Правительственная комиссия» из 5 человек, в состав которой входили один немец из Саара, один француз и трое представителей от других стран (в числе управляющих были, например, испанцы, финны, чехословаки и югославы). С 1922 г. жители региона получили право выбирать 30 депутатов в законосовещательный Ландесрат. Партийный ландшафт был здесь таким же, как и в остальной Германии. Половину мест в Ландесрате неизменно занимали депутаты от католической партии Центра. На последних выборах в феврале 1932 г. второе место с 8 мандатами взяли коммунисты. На третьем были социал-демократы с тремя мандатами. НСДАП тогда получила лишь 2 места.

В 1933 г. нацисты пришли к власти в Германии, и вопрос о будущем Саара в преддверии референдума обострился. Щедрыми субсидиями, пропагандой и угрозами нацисты смогли объединить все правые «буржуазные» партии – католиков-центристов, либералов, аграриев и националистов – в единый «Немецкий фронт» во главе с национал-социалистами. Против воссоединения с гитлеровской Германией и за сохранение статуса-кво выступали социал-демократы. Коммунисты сначала агитировали против всех, но ближе к дате референдума присоединились к социал-демократам. Также против воссоединения выступила небольшая часть Центра, опасавшаяся (и небезосновательно) нацистских репрессий против католиков.

Жёсткого физического противостояния в духе Веймарской республики накануне голосования удалось избежать, так как в Саар специально был введён международный миротворческий контингент в 3300 человек. Свои войска Лиге Наций предоставили Великобритания, Италия, Швеция и Нидерланды. В последние месяцы перед референдумом ответственный за Саар гауляйтер Йозеф Бюркель приказал прекратить любые нацистские шествия, запретил ношение партийной униформы и ограничил въезд членам СА. Избиратели должны были забыть о существовавшем в Рейхе политическом режиме и проголосовать, прежде всего, за возвращение в немецкое национальное государство.

Референдум состоялся 13 января 1935 г. Абсолютную победу одержали сторонники воссоединения – за него проголосовал почти 91% избирателей. За статус-кво отдали голоса чуть меньше 9%. За присоединение к Франции – меньше 0,5%.

Саар был полностью интегрирован в состав Рейха в марте того же года, и сразу же здесь начались репрессии против оппозиционных и просто нелояльных групп, в том числе против католических организаций.

После Второй мировой войны Саар был снова отделён от Германии. С 1947 по 1956 гг. существовал Саарский протекторат с собственной Конституцией, валютой и даже олимпийской сборной. Политически и экономически Саар был связан с Францией, пока в 1955 г. не состоялся референдум о будущем региона. 68% проголосовали за возвращение в состав Германии, а 32% – за «наднациональный» статус территории, которая бы стала центром европейской интеграции. С 1 января 1957 г. Саар стал федеральной землёй ФРГ, коей остаётся до сих пор.

Хорст Вессель

(автор осуждает нацизм во всех его проявлениях, данный пост написан с целью создания негативного отношения к идеологии национал-социализма)

Хорст Вессель родился в семье лютеранского пастора в 1907 г. Под влиянием отца Хорст проникся идеями праворадикального национализма и реваншизма и вступил в такие организации как «Бисмаркюгенд» и «Лига «Викинг». После запрета «викингов» на территории Пруссии Вессель с большей частью товарищей перекатился в Штурмовые отряды нацистской партии – СА.

Окончив гимназию, Хорст поступил в берлинский университет Фридриха-Вильгельма, где какое-то время изучал право и одновременно, после занятий, вёл вторую жизнь – жизнь нацистского активиста и штурмфюрера СА. По воспоминаниям сестры, огромное влияние на Весселя оказали романы Петра Краснова, который винил в русской революции «сионских мудрецов». Осенью 1929 г. Хорст окончательно забросил учёбу, чтобы полностью посвятить себя политике. Он возглавил отряд штурмовиков в одном из центральных районов Берлина и постоянно дрался с коммунистами из «Союза красных фронтовиков». Также Вессель, судя по всему, был неплохим оратором и автором текстов к боевым маршам СА.

Осенью 1929 г. Вессель встретил проститутку Эрну Янике, с которой начал сожительствовать. Пара снимала комнату у женщины, которая, как оказалось, была вдовой коммунистического активиста. Вскоре у них возник спор по поводу арендной платы – всё-таки жильцы не имели постоянного дохода и перебивались случайными заработками – и хозяйка стала требовать, чтобы пара немедленно выселилась. Вессель стал быковать, полиция от просьб о помощи отмахнулась, и 14 января 1930 г. арендодательница отправилась в ближайшую пивнуху, где собирались товарищи её покойного мужа из «Союза красных фронтовиков».

Сначала никто помогать женщине не хотел – в своё время она устроила мужу церковные похороны, что в среде коммунистов не одобряли. Но как только она назвала фамилию Весселя, интерес к её проблеме тут же пробудился, ведь красные прекрасно знали штурмфюрера, стоявшего во главе одного из самых отбитых нацистских отрядов. На «разборку» отправилась целая бригада во главе с Альбрехтом «Али» Хёлером – только что откинувшимся с зоны мелким уголовником, который был активистом Компартии.

Непонятно, собирались ли Весселя убивать изначально или хотели только побить. «Али» впоследствии утверждал, будто открывший дверь Хорст первым полез в карман за стволом. Как бы то ни было, по итогу «разборки» Вессель получил пулю в рот от Хёлера. При этом сразу он не умер. Ходила даже байка, будто нацист ещё успел отказаться от медицинской помощи, потому что прибывший врач оказался евреем. Тем не менее Хорст был прооперирован и умер только в конце февраля от заражения крови.

Обстоятельства смерти Весселя стали полем идеологической борьбы между коммунистами и нацистами. Первые открестились от Хёлера, заявив, будто тот никогда не был коммунистом, и попытались выставить конфликт таким образом, будто два сутенёра просто не поделили проститутку.

Для нацистов Вессель превратился в мученика. Его песня «Die Fahne hoch» стала гимном НСДАП, а с 1933 по 1945 гг. исполнялась сразу после первой строфы национального гимна «Песня немцев», став таким образом «вторым» государственным гимном «Третьего Рейха». Весселю ставили памятники, переименовывали в его честь улицы, площади и районы, даже бывшая штаб-квартира КПГ «Карл-Либкнехт-Хаус» стала «Хорст-Вессель-Хаусом». В годы войны его именем назвали 18-ю дивизию СС и 26-ю эскадрилью Люфтваффе. После 1945 г., понятно, всю топонимику, связанную с именем Весселя, опять переименовали, а памятники снесли.

Убийца Хорста «Али» Хёлер изначально был приговорён к 6 годам заключения, но в сентябре 1933 г. штурмовики вывезли его из тюрьмы в лес, где застрелили без суда. Впоследствии, ещё два человека, стоявших на стрёме в момент убийства, были гильотинированы по приговору суда за соучастие. Эрна Янике после громкой истории старалась не отсвечивать, но известно, что в итоге она четырежды выходила замуж и дожила как минимум до 1960-х гг.

​​Убийство Либкнехта и Люксембург

Роза Люксембург – одна из самых ярких марксистских теоретиков рубежа XIX – XX вв. Родившись в Царстве Польском, она со временем переехала в Германию, где стала одной из «звёзд» немецкой социал-демократии. Люксембург отстаивала революционный марксизм от «реформизма» (согласно которому рабочий класс может добиться своих целей путём постепенных реформ), предостерегала от «бюрократизма» в партии и профсоюзах, пропагандировала пацифизм, антимилитаризм и радикальную демократию. Её работа «Накопление капитала» была одной из первых попыток проанализировать империализм как всемирное взаимосвязанное явление.

Карл Либкнехт был сыном одного из основателей Социал-демократической партии Вильгельма Либкнехта. До войны Карл прославился благодаря антикоррупционному расследованию против Круппа и судебному процессу по госизмене за пропаганду антимилитаризма. В декабре 1914 г. Либкнехт стал первым депутатом рейхстага, кто отказался голосовать за военные кредиты кайзеровскому правительству. Либкнехт и Люксембург, исключённые за антивоенную позицию из СДПГ, возглавили протобольшевистскую «группу «Спартака». С 1916 г. до осени 1918 гг. оба сидели в тюрьме.

Революционеры вышли на свободу в октябре 1918 г. по амнистии, когда правящий имперский режим, терпевший поражения на всех фронтах, лихорадочно пытался перестроиться и «демократизироваться». 9 ноября Либкнехт практически синхронно с Филиппом Шейдеманом от СДПГ провозгласил создание республики. Правда, Шейдеман объявил «демократическую» республику, а Либкнехт – Советскую.

Следующие два месяца показали, что надежды на Советскую Германию преждевременны. И правительственная власть, и большинство в Советах остались у «умеренных» социал-демократов. Даже среди левых радикалов популярнее были «меньшевики» из «Независимой социал-демократической партии», которые ориентировались на легальные методы борьбы, чем «большевики» из «Союза «Спартака», преобразованного в Компартию. В итоге Январское выступление 1919 г. оказалось неорганизованным, без внятного руководства и закономерно провалилось.

Либкнехт и Люксембург скрывались в течение нескольких дней на конспиративных квартирах. Однако 15 января кто-то их сдал, после чего вожди коммунистов были схвачены фрайкоровцами и доставлены в штаб-квартиру добровольческих корпусов в берлинском отеле «Эдем». После краткого допроса обоих вывели из отеля и посадили по разным машинам, предварительно разбив головы прикладами. В итоге Либкнехта довезли до Тиргартена, где высадили из машины и застрелили, якобы, «при попытке к бегству». Люксембург застрелили прямо в машине, а труп сбросили в Ландвер-канал. Её тело всплыло только в мае.

Бессудное убийство при всей неоднозначности убитых бросило тень и на «умеренное» правительство социал-демократов, и на добровольческие корпуса, которые по идее должны были защищать «закон и порядок», а на деле хуярили, кого захотят. Под давлением левых в мае 1919 г. исполнители убийства всё же предстали перед военным трибуналом. Но так как судили их «свои же» (среди судей был, например, капитан Вильгельм Канарис – будущий глава абвера), дело закончилось оправданием большинства обвиняемых. «Стрелочником» назначили рядового, который бил задержанных по голове прикладом – ему дали 2 года тюрьмы. Лейтенанту, который взял на себя вину за убийство Люксембург, дали 2 года и 4 месяца, но уже через несколько дней Канарис выдал тому поддельные документы, и офицер сбежал в Нидерланды. Ни организаторы (капитан Вальдемар Пабст), ни вероятные заказчики (военный министр от «умеренных» социал-демократов Густав Носке) перед судом не предстали.

В последующие годы Веймарской республики коммунисты и пацифисты пытались продолжить расследование, чтобы выйти на настоящих убийц Либкнехта и Люксембург (сейчас известно, что последнюю застрелил не тот лейтенант, который взял на себя вину, а другой), а также на организаторов и заказчиков. Все их усилия оказались тщетны. При нацистах имена исполнителей убийства возвеличивались. Но и после 1945 г. те из них, кто остался жив, не понесли никакого наказания и мирно дожили до старости.

Новый год – новый стрим!

Сегодня в 16:00 по мск. вместе с Николаем Росовым переносимся в жаркую 🇧🇷Бразилию🇧🇷 и говорим про Эру Vаргаса.

https://youtu.be/YvthtO_EaUA

​​Социалистический мемориал

В ходе подавления Январского выступления левых радикалов в 1919 г. фрайкоровцы убили от 150 до 200 человек. Коммунисты и «независимые» социал-демократы обратились в муниципалитет Берлина с просьбой похоронить своих жертв на кладбище «Мартовских павших». Это было знаковое «место памяти» для немецких социалистов, так как здесь хоронили погибших в дни Мартовской революции 1848 г. и Ноябрьской революции 1918 г. Однако городские власти, состоявшие из «умеренных» социал-демократов, отказали под предлогом того, что погибшие были мятежниками и бунтовщиками. Тогда левые радикалы похоронили своих павших на кладбище для бедных в районе Фридрихсфельде, где до Первой мировой войны уже хоронили некоторых выдающихся деятелей немецкой – пока ещё единой – социал-демократии. Так, например, здесь был похоронен Вильгельм Либкнехт. Рядом с ним погребли и его сына – Карла, убитого без суда вместе с Розой Люксембург. Розу, кстати, похоронили тут же после того, как её тело выловили из Ландвер-канала.

Таким образом, у немецких левых вдобавок к политическому расколу добавился раскол и по почитаемым ими «местам захоронения героев». В веймарский период социал-демократы, а также их боевое подразделение – «Рейхсбаннер», продолжали приходить на кладбище «Мартовских павших», тогда как левые радикалы, в частности коммунисты и их «Союз красных фронтовиков», посещали кладбище во Фридрихсфельде. В 1926 г. архитектор Людвиг Мис ван дер Роэ установил здесь массивный модернистский памятник с огромной красной звездой. До 1933 г. коммунисты каждый январь проводили на этом месте «недели трёх L» в память о Либкнехте, Люксембург и Ленине (который тоже умер в январе).

После прихода нацистов к власти памятник был разрушен, а кладбище заброшено.

После конца войны и оккупации Берлина Фридрихсфельде оказался в восточной зоне. В 1951 г. власти ГДР восстановили мемориал (уже в другом виде) и превратили его в официальный некрополь восточногерманского государства по аналогии с Кремлёвской стеной в Москве, где хоронили наиболее выдающихся «борцов за социализм».

Была восстановлена традиция ежегодных массовых январских демонстраций в память об убитых революционерах. Правда, со временем, как и в Советском Союзе, демонстрации превратились в казённый официоз и принудиловку. Впрочем, иногда на эти демонстрации выходили восточногерманские диссиденты, которые вывешивали транспаранты со «спорными» цитатами Люксембург. Дело в том, что полное собрание сочинений «классика» не выходило в ГДР до 1970-х гг., так как радикальный демократизм Люксембург, её антимилитаризм, пацифизм и критика Ленина за Брест и деспотический стиль правления никак не могли прийтись ко двору в восточногерманском государстве. Фраза «Свобода – это, прежде всего, свобода для инакомыслящих» (которую Люксембург написала в черновике неопубликованной рукописи о Русской революции, где критиковала Ленина за то, что тот не хочет сотрудничать с другими социалистами), будучи вырванной из первоначального контекста, выглядела супер-радикальной и оппозиционной для режима партийной номенклатуры.

После присоединения ГДР к ФРГ в 1990 г. левые продолжатели традиций СЕПГ и/или КПГ никуда не делись и продолжили собираться на ежегодные памятные демонстрации, которые проходят каждое второе воскресенье января (впрочем, в 2023 г. демонстрация прошла 15-го числа). В 2006 г. рядом с Социалистическим мемориалом установили памятный камень жертвам сталинизма (от которого пострадало неисчислимое количество других левых). Это, предсказуемо, вызвало срачи в немецком левом движе, который, естественно, неоднородный, а состоит из десятков партий, фракций и групп. Для кого-то из них и Сталин с Мао – норм, кому-то милее Троцкий, а кто-то предпочитает ориентироваться на более демократических теоретиков социализма, вроде той же Розы Люксембург. Так и живут.

​​Важный предлог «в»

Когда речь заходит о «Пруссии» как о государстве, важно понимать, что исторически это была сборная солянка из самых разных, зачастую географически несмежных между собой, территорий, отличавшихся друг от друга в культурном, экономическом и социальном отношениях. Восточная Пруссия, Бранденбург, Силезия, Померания, Клеве и Марк – это всё разные земли. Единственное, что их объединяло – это то, что в какой-то момент они оказались под властью бранденбургских курфюрстов из династии Гогенцоллернов. Это, например, отличало «Пруссию» от Саксонии, Баварии или Ганновера, где была какая-никакая «племенная общность».

Как же так получилось, что название самой отдалённой – и даже не столичной – провинции перенеслось на всю совокупность владений бранденбургских курфюрстов?

Герцогство Пруссия было унаследовано маркграфами Бранденбурга в 1618 г. от вымершей ветви дальней родни. При этом герцогство одновременно оставалось ленным владением Речи Посполитой, и герцог Пруссии, таким образом, являлся вассалом польского короля. Такое положение дел продолжалось до 1657 г. Во время «Потопа» «великий курфюрст» Фридрих Вильгельм I договорился помочь полякам в войне против шведов в обмен на признание своего полного суверенитета над герцогством.

Однако избавившись от феодальных обязательств перед польской короной, Гогенцоллерны продолжали находиться в сложной системе вассальных отношений с императорами Священной Римской империи. У нас принято думать, будто империя после 1648 г. стала какой-то «фикцией», но для людей той эпохи империя продолжала существовать в реальности, а князья по-прежнему символически (для тех времён это очень важно!) зависели от императора. Другое дело, что, конечно, князья желали ослабить эти связи и стремились всячески продемонстрировать свою самостоятельность.

Одним из способов это сделать было получить королевский титул. Дело в том, что «королями в Германии» («Rex in Germania») титуловались сами императоры. Были, конечно, «короли Богемии», но за этот титул прочно держались Габсбурги, которые и были императорами. Таким образом, для князя стать королём было равносильно стать на одну доску с высшей властью.

Проблема заключалась в том, что стать королём внутри империи было невозможно – император никогда бы не дал согласия на то, чтобы здесь появился ещё один король. Тогда князья стали становиться королями тех территорий, которые находились за пределами империи. Юридически для них ничего не менялось – королями они могли титуловаться только «заграницей», а внутри империи по-прежнему были вассалами императора. Но символически «король», откуда бы он ни был, всё равно воспринимался уже как более статусная фигура, чем «курфюрст».

В 1697 г. курфюрст Саксонии стал королём Речи Посполитой. В 1714 г. курфюрст Ганновера стал королём Великобритании.

Между ними в 1701 г. затесался и курфюрст Бранденбурга. Отдалённое герцогство Пруссия оказалось «золотым активом». Будучи территорией Тевтонского ордена, а затем владением Речи Посполитой, она никогда не входила в состав империи в отличие от других земель Гогенцоллернов. С 1657 г. здесь «обнулился» и польский суверенитет. Гогенцоллерны могли чувствовать себя в Пруссии полноценными хозяевами.

18 января 1701 г. курфюрст Бранденбурга Фридрих III в Кёнигсбергском замке провозгласил себя «королём в Пруссии» («König in Preußen») Фридрихом I. Предлог «в» подчёркивал, что «королями» Гогенцоллерны будут только вне пределов империи. Внутри неё они по-прежнему не более чем курфюрсты Бранденбурга. Кроме того, предлог «в» успокаивал польского короля, которому принадлежала Западная Пруссия (с Гданьском), и который сам был сувереном «королевской Пруссии».

Просто «королями Пруссии» («König von Preußen») Гогенцоллерны стали в 1772 г., когда Фридрих II отжал у поляков ту самую Западную Пруссию. Наконец, юридическое объединение всех земель под контролем Гогенцоллернов в единое Королевство Пруссия состоялось лишь после официального роспуска империи в 1806 г.

Тем не менее в сознании современников и потомков рождение прусского королевства состоялось именно 18 января 1701 г.

​​Провозглашение Германской империи

Первые политические проекты, связанные с воссозданием Германской империи, пытались реализовать немецкие либералы во время «Весны народов» 1848/49 гг. Всё-таки национализм в Европе тогда был прогрессистским и революционным направлением политической мысли. Но прусский король Фридрих Вильгельм IV отверг императорскую корону из рук либералов, а вскоре немецкие князья восстановили силы и задушили революцию.

Однако «Весна народов» всё-таки оставила после себя в германских государствах, в частности в Пруссии, более-менее независимые парламенты, где продолжали в больших количествах заседать либералы/националисты. В 1860-х гг. в Пруссии возник удивительный союз. В начале десятилетия там разгорелся конституционный кризис. Либеральный парламент отказался выделять деньги королю Вильгельму I на модернизацию армии, опасаясь, как бы король с помощью этой армии не разогнал депутатов. Вильгельм в ответ назначил премьер-министром человека с репутацией отбитого реакционера – Отто фон Бисмарка. Тот сначала вообще игнорировал парламент и управлял страной без бюджета, выделяя деньги на армию запросто так.

Но в середине десятилетия Бисмарк внезапно помирился с либералами и руками откормленной армии стал проводить буквально революционную либерально-националистическую политику по уничтожению старых немецких монархий на севере и на западе Германии (Гольштейн, Ганновер, Гессен-Кассель, Нассау), присоединяя их территории к Пруссии. Бывшие консервативные союзники Бисмарка – сторонники «наследственных прав князей», были в шоке.

С южными германскими государствами из-за их размеров, силы и связей так поступить было нельзя. Пришлось ждать удобного повода – войны с Францией, когда на волне национального воодушевления можно было сторговаться с южанами по поводу их присоединения к федерации (баварского короля Людвига II, например, просто подкупили). В итоге баварцы, вюртембержцы и саксонцы выбили сохранение отдельных от Пруссии армий. Кроме того, субъекты федерации сохраняли значительную налоговую автономию от Берлина.

Конституция «Германского Союза» вступила в силу 1 января 1871 г., а символическая церемония провозглашения империи состоялась 18 января в Зеркальном зале Версаля – в 170-ю годовщину провозглашения Пруссии королевством.

С этой церемонией связан примечательный срач между Бисмарком и Вильгельмом. Король хотел быть «императором Германии» («Kaiser von Deutschland»), тогда как премьер настаивал на «германском императоре» («Deutscher Kaiser»). Дело в том, что первый вариант был неприемлем для остальных союзных монархов. Он как бы возвышал «императора Германии» над остальными суверенами, которые становились его подданными. Второй же вариант был скорее просто почётным титулом «первого среди равных» без претензий на вассальные отношения. Бисмарку удалось продавить именно этот вариант. Вильгельм сильно обиделся на своего премьера и в день церемонии демонстративно с ним не разговаривал.

Вильгельм I вообще мрачно отнёсся ко дню провозглашения себя императором ещё и по той причине, что всю жизнь оставался прусским патриотом, и ему казалось, что «новый» и «неполноценный» титул «германского императора» заслонит куда более ценный для него титул прусского короля.

По свидетельствам очевидцев, церемония провозглашения империи прошла сумбурно и неорганизованно. Офицеры не успели переодеться и присутствовали в полевых мундирах, граф Бисмарк был мрачнее тучи, император Вильгельм был раздосадован, королевский пастор произнёс «бестактную и нудную проповедь», баварский наследник принц Отто охарактеризовал всё как «равнодушную мишуру и показуху». Из-за постоянных ссор и скандалов забыли даже уведомить жену Вильгельма королеву Августу, что она теперь «германская императрица».

В общем, день рождения Германской империи прошёл для её основателей без особых радостей.

Процесс объединения Германии не завершился, а только начался в 1871 г. Формально империя всегда оставалась не более чем союзом суверенных монархов. Единое немецкое национальное государство будет юридически провозглашено лишь в Веймарской Конституции 1919 г.

​​«Караул устал»

6 января (19 по новому стилю) 1918 г. большевики и левые эсеры разогнали Всероссийское Учредительное собрание. За день до этого – 5 января, Красная гвардия расстреляла безоружную демонстрацию в Петрограде в поддержку собрания. Погибли несколько десятков человек. Общественное возмущение было столь велико, что СНК создал комиссию по расследованию событий «Кровавой пятницы». Комиссия подтвердила мирный характер демонстрации, но дальнейшее расследование, поиск и наказание виновных спустили на тормозах.

Кроме того, в ночь с 6 на 7 января в Мариинской тюремной больнице революционными матросами были убиты члены ЦК партии кадетов – бывший депутат ГосДумы и министр Временного правительства Андрей Шингарёв и бывший депутат ГосДумы и избранный член Учредительного собрания Фёдор Кокошкин. Ещё в конце ноября (середине декабря – по новому стилю) 1917 г. кадеты были объявлены «врагами народа», так что полтора десятка их представителей, избранных в собрание (за кадетов проголосовали около 4,5% избирателей или более 2 млн. человек), уже не могли вести публичной политической деятельности. Прибывший из Москвы в Петроград Кокошкин вместо собрания оказался в тюрьме, а потом в больнице, где его без суда застрелили. Как и в случае с «Кровавой пятницей», СНК сформировал следственную комиссию, которая даже арестовала виновных, но к весне 1918 г. дело замяли, а убийц выпустили.

Из чуть более чем 760 избранных депутатов на единственном заседании Учредительного собрания присутствовали 410. Это соответствовало кворуму в 400 человек, установленному СНК (в Положении о выборах, принятом Временным правительством, о кворуме ничего не говорилось). Часть депутатов не доехала, часть – как кадеты – уже была поставлена большевиками «вне закона» (в собрание также формально избрались Керенский, атаманы Каледин и Дутов).

Таким образом, первое и единственное заседание собрания было полностью левым, состоявшим преимущественно из эсеров (правых и левых) и социал-демократов (большевиков и меньшевиков). Открытие сопровождалось всеобщим пением «Интернационала».

За несколько часов работы собрание, которое отказалось легализовать декреты «самозваного» СНК, успело рассмотреть три вопроса:

– провозглашена Российская Демократическая Федеративная Республика

– принят «Закон о земле», который отменял частную собственность на землю и без выкупа отчуждал её в «народное пользование» (вся большевистская аграрная программа того периода скомунизжена у эсеров)

– принято обращение к Антанте с призывом выработать общую мирную платформу для переговоров с Центральными державами. Подтверждено перемирие с последними (никто из социалистов воевать дальше не хотел)

Осознав, что собрание не будет следовать в фарватере решений СНК (вспыхнули даже драки), все примерно 150 депутатов от большевиков и левых эсеров покинули заседание. Вскоре собрание закрыл матрос Железняков, и больше депутатов в Таврический дворец не впускали.

Преемственность от Учредительного собрания ещё будет временно восстановлена в Самаре в июне 1918 г., когда там возник небезызвестный эсеровский КомУч, куда вошли до 100 бывших депутатов. В сентябре они объединились с другими региональными антибольшевистскими силами во Временное Всероссийское правительство, которое планировало заново созвать собрание либо 1 января 1919 г. (если наберётся 250 депутатов), либо 1 февраля (если приедут 170).

Однако 18 ноября произошёл военный переворот адмирала Колчака. Уже впоследствии на допросах адмирал заявлял, что разгон Учредительного собрания – едва ли не единственная заслуга большевиков в его глазах. Колчак стал вторым, после Ленина, ликвидатором этого органа народного представительства.

Часть бывших депутатов пыталась протестовать против переворота, за что некоторые из них в декабре поплатились жизнью – их без суда линчевали белые офицеры. Колчак приказал начать расследование и арестовать виновных, но и тут дело в итоге спустили на тормозах.

В начале 1920-х гг. в эмиграции ещё собирались совещания и комитеты членов Учредительного собрания, но никакой реальной роли они уже не сыграли.

Late night Shōwa – канал о японской поп-культуре и истории XX века, где можно найти рассказы о странных случаях и персоналиях, факты о писателях и даже фантомный фан-клуб Мисимы, описания обскурных игр и внезапные сложные (и не очень) мемы.

Расскажут обо всем: от сити-попа 80-х до войн, от императорской семьи до похождений Боуи по рынкам Токио, от сект до котиков.

Подписывайтесь!

9 (22 – по новому стилю) января 1905 г. в Петербурге произошло «Кровавое воскресенье». Обычно с этого события отсчитывают начало «Первой русской революции», по поводу которой хочется проговорить и концептуализировать несколько моментов.

Расстрел 9 января скорее радикализировал революцию, чем начал её. «Буржуазный» и преимущественно «мирный» этап революции начался осенью 1904 г., когда новый министр внутренних дел Пётр Святополк-Мирский – по сути, второй человек в государстве после императора, пообещал провести либеральные реформы (его предшественника – Вячеслава Плеве, летом 1904 г. взорвали террористы). Приход нового главы МВД совпал с окончательным оформлением политической оппозиции. В сентябре/октябре лидеры ведущих оппозиционных партий провели совместную конференцию в Париже, где выработали единую позицию по нескольким принципиальным вопросам (ликвидация самодержавия, всеобщее избирательное право, право на наций на самоопределение). В ноябре началось «наступление» либеральной оппозиции. Сначала в Петербурге прошёл Земский съезд, подготовленный главной либеральной организацией того времени – «Союзом освобождения» (будущие кадеты). Сразу после него в десятках городов началась «банкетная кампания» с требованиями представительного правления. Рабочая демонстрация 9 января взялась не из ниоткуда. Она стала возможной именно в той специфической общественной атмосфере рубежа 1904/05 гг., подготовленной всеми вышеописанными событиями.

Неоднозначный Ричард Пайпс в связи с этим сравнивал созыв «Земского съезда» в ноябре 1904 г. с созывом французских Генеральных штатов в мае 1789 г. Первый взрыв насилия в обоих случаях произошёл спустя несколько месяцев, но как нельзя отделить штурм Бастилии от созыва Генеральных штатов и клятвы в зале для игры в мяч, так и «Кровавое воскресенье» неотделимо от Земского съезда.

Первая революция, как и последующая, была комплексным явлением и включала в себя несколько измерений: легальное (октроирование первой российской Конституции 1906 г. и выборы в первый российский парламент) и нелегальное (террористические акты, восстания в городах и в вооружённых силах, «Жакерия» в деревне). Так как империя по определению являлась многонациональной системой, общеимперская революция распалась на несколько местных национальных революций. 1905 г. – это ещё и год очередного польского восстания, год финской революции, год появления первых «лесных братьев» в Латвии и Эстонии (тогда они жгли немецких помещиков), год начала первой армяно-азербайджанской войны.

Градус политического насилия с тысячами убитых революционерами и тысячами казнённых властями – цифры фантастические для традиционной империи, только-только входившей в эпоху модерна, позволяет говорить о «Первой русской революции» ещё и как о первой российской Гражданской войне XX века.

Если попробовать в концептуализацию, то 1905 г. можно назвать началом «долгой» Гражданской войны на (пост-)имперском пространстве, которая имела четыре всплеска (каждый – с разной конфигурацией сторон, ставивших перед собой разные цели, хотя иногда участники могли и перетекать из одной войны в другую). Первый всплеск – 1905/07, второй (основной) – 1917/22, третий – 1930/32 (восстания против коллективизации) и четвёртый – 1941/45 (понятно, как составная часть совсем другой войны). Эта «длинная» война, судя по всему, окончательно прекратилась в начале 1950-х гг. с одной стороны, в связи с замирением Прибалтики и Западной Украины, а с другой – в связи трансформацией политического режима после 5 марта 1953 г. и его отходом от наиболее одиозных практик поддержания своего господства.

Наконец, как я писал недавно, если продолжать тему с концептуализациями, то «Первую русскую революцию», начавшуюся в 1904 г., можно также считать началом «длинной» Российской революции, которая как эпоха длится и по сей день и, судя по всему, будет длиться до тех пор, пока не будут даны стабильные институциональные ответы на всё те же вопросы из 1904 г.: вопрос о политической власти, вопрос о социальном государстве и вопрос о способе организации управления на (пост-)имперском пространстве.

​​Румынская «Ночь длинных ножей»

С февраля 1938 г. Румыния представляла собой авторитарную диктатуру во главе с абсолютным монархом Каролем II (про этого удивительного мудака я уже писал на Boosty и на Patreon). До этого король в течение восьми лет всячески расшатывал румынскую (относительно демократическую) политическую систему, стравливал друг с другом старые партии и взращивал ультраправых радикалов. После установления королевской диктатуры прежние партии распустили, а единственной легальной силой стал «Фронт национального возрождения». Взращённых им самим правых радикалов-зелёнорубашечников из фашистского «Легиона Михаила Архангела» (и его военизированного крыла «Железная гвардия») Кароль принялся методично уничтожать, как сделавших своё дело и теперь только мешавших. Арестованного лидера железногвардейцев – Корнелиу Кодряну, вывезли в лес, где задушили, а затем растворили в кислоте.

Король погорел на внешней политике. Румыния традиционно была союзницей Франции. Когда Франции в июне 1940 г. не стало, Бухарест остался без «крыши» один на один с СССР, Германией и её союзниками. Пришлось отдавать Бессарабию и Северную Буковину Советам, Северную Трансильванию – венграм, а Южную Добруджу – болгарам. Против короля-неудачника начались массовые демонстрации. Кароль попытался передоговориться с недобитыми железногвардейцами и военными в лице генерала Иона Антонеску и даже был готов поделиться с ними частью своей власти. Но те отказались вести дела с дискредитированным монархом, и тому осталось лишь отречься в пользу сына Михая и сбежать в эмиграцию в Мексику.

В сентябре 1940 г. в Румынии было провозглашено «Национал-легионерское государство». Монархом оставался 18-летний Михай I, но вся полнота власти перешла от Кароля II к новому премьер-министру генералу Антонеску. «Железная гвардия» стала новой единственной легальной партией, а её представители заняли ключевые посты в кабинете министров. Новый вождь зелёнорубашечников – Хория Сима, стал заместителем премьера.

Однако не прошло и нескольких месяцев, как ситуативные союзники рассорились в пух и прах. Железногвардейцы образовали эскадроны смерти и стали без суда десятками убивать представителей старой элиты, а также начали по беспределу «раскулачивать» румынских евреев, которые составляли значительную часть городского среднего класса. Антонеску, который хотел стать полновластным диктатором, был заинтересован в каком-то элементарном порядке и в монополизации насилия в своих руках, а потому больше не собирался терпеть рядом с собой распоясавшихся штурмовиков.

В середине января генерал заручился поддержкой Гитлера, пообещав тому бесперебойные поставки нефти в Германию и участие румынской армии в кампании против СССР. После этого начались увольнения железногвардейцев с государственных постов. 21 января после увольнения своих «силовиков», легионеры сами восстали против генерала. На двое суток Бухарест погрузился в хаос, пока 23 января в город не была введена армия, которая утопила фашистское восстание в крови. За это время зелёнорубашечники успели учинить еврейский погром, убив более 120 человек.

После подавления восстания «Железная гвардия» была запрещена, а Антонеску стал полновластным диктатором Румынии. Недобитых железногвардейцев пересажали по тюрьмам, хотя Сима и высшие руководители Легиона смогли бежать в Германию при содействии СС (у нацистов до какого-то момента не было устойчивого мнения по поводу того, на кого в Румынии следует опереться – СС поддерживали «Железную гвардию», а МИД и Вермахт выступали за Антонеску).

Военно-бюрократический режим Антонеску, опиравшийся на Германию, принял активнейшее участие в войне против СССР и в Холокосте на оккупированных территориях (евреев на «коренных» территориях Румынии Антонеску Гитлеру всё-таки не выдал, хотя и дискриминировал жестокими расовыми законами). В конце концов, генерал был свергнут повзрослевшим королём Михаем I и старыми довоенными элитами в августе 1944 г., после чего Румыния перекатилась из Оси в Антигитлеровскую коалицию. Антонеску и ведущие члены его кабинета были расстреляны в июне 1946 г.

Дух Зимней войны

Гражданская война в Финляндии в первой половине 1918 г. унесла жизни более чем 1% населения страны (это ОЧЕНЬ много, 1% для современной РФ, например, это 1,4 млн. человек). Абсолютное большинство жертв (27 из 36 тыс.) пришлось на долю «красных», причём опять же большую часть из них «белые» убили не в бою, а либо казнили, либо уморили в лагерях для военнопленных. «Белый террор» в Финляндии был на порядок массовее и страшнее, чем «Красный».

Тем не менее после победы «белых» страна не скатилась к правой диктатуре, а стала более-менее функционирующей демократией с работающими представительными институтами (политическая база для этого была заложена ещё во времена Российской империи). Даже социал-демократы – вчерашние «красные» (отдельная финская Компартия оформилась уже после поражения в Гражданской войне) – нашли своё место в демократической системе и совершенно легально стали мощной влиятельной партией на политическом ландшафте страны. Дошло до того, что белогвардейский парад в честь 9-летия победы в Гражданской войне принимал социал-демократический премьер-министр.

Тем не менее было бы неверным считать, будто в Финляндии наступили всеобщая идиллия и согласие. Общественный раскол, вызванный Гражданской войной и зачастую закреплённый кровью репрессированных, никуда не делся. Многие бывшие «красные» и «белые» продолжали тихо, а иногда и громко, ненавидеть друг друга.

И тут 30 ноября 1939 г. началось советское вторжение. В Москве, судя по всему, надеялись переиграть финскую Гражданскую. Советская сторона утверждала, будто война идёт исключительно против «белофиннов», тогда как «хорошие» «красные» финны уже организовали просоветскую «Финляндскую демократическую республику».

Но все расчёты Сталина на финское пролетарское восстание пошли прахом. Более того, финская нация ещё сильнее сплотилась, что позволило говорить даже об особом «Духе Зимней войны» – примирении бывших «красных» и «белых». Например, бывшим «красным» разрешили вступать в шюцкор – финский аналог фрайкора, который был создан как добровольческое белогвардейское подразделение в годы Гражданской войны, а после неё выполнял функции резервной армии с сильным правым уклоном. Также «красным» впервые официально разрешили ставить памятники своим товарищам, погибшим в Гражданской войне (до этого такие памятники ставили на свой страх и риск под угрозой немедленного сноса).

24 января 1940 г. было опубликовано трёхстороннее соглашение между государством, промышленниками и профсоюзами, которое признавало последних равноправной стороной при заключении коллективных трудовых договоров. Это «Январское обручение», как его назвали, стало важной вехой на пути Финляндии к построению полноценного социального государства «скандинавской модели».

Ставка финнов на национализм, а не на классовые различия, обусловила их нежелание создавать коллаборационистские русские подразделения, как того хотела часть белой эмиграции. Сбежавший из СССР в 1920-х гг. технический секретарь Политбюро Борис Бажанов при поддержке Финляндского отдела Русского Обще-Воинского Союза пытался организовать «Русскую народную армию» для борьбы с РККА. Однако финнам было удобнее выставлять врагами всех «рюсся», независимо от их идеологической принадлежности. В итоге добро на создание РНА было спущено лишь под самый конец войны, и никакой роли она не сыграла.

Национальный консенсус сохранился в Финляндии и после проигранной Зимней войны, во время «Временного мира» с марта 1940 по июнь 1941 гг. и затем уже во время «Войны-продолжения» 1941 – 1944 гг. Финские правительства в этот период формировались на основе максимально широкой коалиции и включали в себя практически все партии: от левых социал-демократов до ультраправых.

C 1940 г. в Финляндии больше не проводили официальных парадов на День победы «белых» 16 мая, чтобы не бередить старые раны и не раздражать бывших «красных». Вместо этого каждое третье воскресенье мая там отмечают «День памяти павших воинов», который является «общим» днём памяти для всех когда-либо погибших финских солдат.