Стальной шлем
17.5K subscribers
1.68K photos
4 videos
86 files
1.27K links
Политическая история Нового и Новейшего времени. Много Германии, Центральной и Восточной Европы

YouTube: https://www.youtube.com/@Стальной_шлем
Patreon: https://www.patreon.com/stahlhelm
Boosty: https://boosty.to/stahlhelm18

Для связи: @Jungstahlhelm
加入频道
Британские предвыборные плакаты 1945 г. Консерваторы призывают «помочь ЕМУ доделать работу», тогда как лейбористы – «помочь ИМ доделать ИХ работу».

Конец немного предсказуем
​​«Твоя работа в Германии» («Your Job In Germany») – это учебный короткометражный фильм, который показывали американским солдатам в 1945 г. перед их отправкой на службу в оккупированную Германию.

https://youtu.be/pygKpidEWxk

Этот фильм является потрясающим памятником эпохи и доказательством, насколько любые общественные стереотипы о той или иной нации являются а) социальными конструктами; б) в силу этого невероятно податливыми и изменчивыми. Кроме того, фильм наглядно показывает, что любая «цивилизационная общность», вроде «коллективного Запада», также является не более чем абстрактной идейной конструкцией, которую можно крутить как угодно.

Я уже писал, что в Германском Рейхе во всех трёх его ипостасях (кайзеровском, республиканском и нацистском) идеологическим мейнстримом являлись представления об «Особом пути» Германии, который, якобы, отличался от исторического развития «Запада». Германия не признавалась и даже противопоставлялась «Западу». По другую сторону границ эти представления также были широко распространены, только не со знаком плюс (мы – немцы, превосходим «Запад»), а со знаком минус (они – немцы, отсталые дикари, недостойные зваться «Западом»). Особенно широко такие идеи распространялись во Франции, Великобритании и США в годы обеих мировых войн.

«Твоя работа в Германии» выдаёт зрителю стандартный взгляд на Германию со стороны среднестатистического американца (и шире – западного человека) в 1945 г. Немцы – это народ генетических рабов и агрессоров. Вся немецкая история – это непрекращающиеся нападения и завоевания соседей. Только за последние 80 лет Германией правили аж три «фюрера», которые, по сути, неотличимы друг от друга: Бисмарк, Вильгельм II и Гитлер. Немецкий народ, вплоть до последнего часовщика и почтальона, несёт коллективную ответственность за нацистскую диктатуру. Никакая «великая» немецкая культура не способна смыть позор немецких преступлений. Американский солдат должен помнить, что он находится во вражеской стране, а немецкий народ – это вражеский народ. С немцами нельзя разговаривать, нельзя общаться, нельзя брататься. Каждый немец – это потенциальный нацист.

Все эти широко распространённые представления как ветром сдуло за пару лет. Началась «Холодная война», и вчерашний вражеский народ-нацист снова вошёл в «западную семью народов». В качестве экзистенциального Другого на смену немцу пришёл русский. Ещё совсем недавно русский для среднестатистического американца был тем парнем, «твоим другом» со знаменитого плаката, который «сражается за свободу». Но с началом «Холодной войны» он превратился в богомерзкого коммуниста и угрозу традиционным американским ценностям.

Выводы сделаете сами.
В британской армии во Второй мировой войне были свои «политруки». Офицеры «Армейского бюро по текущим вопросам» обсуждали с личным составом актуальные новости, а также рассказывали солдатам, как хорошо будет жить в Британии после победы над врагом.

Значительная часть офицеров «Армейского бюро» были левыми, сторонниками Лейбористской партии. Поэтому дискуссии, ради какого будущего воюет британский солдат, велись не просто для галочки.

В 1943 г. Бюро выпустило плакат, в котором сравнивались британские «реалии» (трущобы и болезни) и «будущее после победы» (современный медицинский центр). Плакат вызвал злобу консервативного премьер-министра Уинстона Черчилля. Потомок герцога Мальборо заявил, что плакат является наглой клеветой на британский образ жизни, и запретил его распространение.

Но это ему не помогло. Считается, что до 80% британских военнослужащих на выборах в июле 1945 г. проголосовали за лейбористов и их планы по созданию «государства всеобщего благосостояния».
​​Убийство британского премьера

Спенсер Персиваль родился в 1762 г. в англо-ирландской графской семье. Впрочем, он был седьмым ребёнком своего отца и вторым его сыном от второго брака. Так что единственным серьёзным наследством, которое досталось Персивалю, были связи (впрочем, они обычно стоят куда дороже любых богатств). До 33 лет Персиваль был преуспевающим юристом. В 1796 г. его попросили заменить двоюродного брата в Палате общин, так как тот получил графский титул и перешёл в Палату пэров. Так Персиваль стал депутатом и вошёл в политику.

Великобритания в тот момент была расколота между «вигами» (будущие либералы), симпатизировавшими Французской революции, и «тори» (будущие консерваторы), которые яростно ей оппонировали. Персиваль принадлежал к последней партии. В парламенте он поддерживал все инициативы по противодействию Франции, включая повышение налогов для финансирования армии и флота, а также выступал резко против эмансипации католиков – потенциальной «пятой колонны» французов. Персиваль последовательно занимал посты Генерального солиситора, Генерального прокурора, Канцлера казначейства и Лидера Палаты общин. Наконец, в октябре 1809 г. король назначил его премьер-министром.

Для Великобритании это был «самый тёмный час» Наполеоновских войн. Антифранцузские коалиции проваливались одна за другой, британские войска на Пиренейском полуострове находились в стратегическом тупике, внешняя торговля с Европой была затруднена Континентальной блокадой. Внутри Соединённого Королевства свирепствовали бедность и безработица. Некоторые отчаявшиеся принялись громить станки на фабриках – в историю они вошли как «луддиты». Наконец, король Георг III окончательно сошёл с ума, и в воюющей стране пришлось ввести регентство его старшего сына принца Уэльского. Но Персиваль, скрипя зубами, продолжал держаться курса на войну с Францией.

11 мая 1812 г. премьера ждали на слушаниях в Палате общин. Когда Персиваль вошёл в вестибюль Вестминстера, он встретился лицом к лицу с неким господином, который выхватил пистолет и выстрелил премьеру в грудь. Персиваль успел лишь воскликнуть «Я убит!», и рухнул на пол. Начался переполох, премьера занесли в одну из комнат, вызвали врача, но когда доктор прибыл, Персиваль был уже мёртв.

А что же убийца? Сделав роковой выстрел, он не сбежал в разгар паники, а… сел на лавочку и стал ждать, когда его арестуют.

Джон Беллингем был бизнесменом и торговым агентом, который вёл дела в Архангельске. В 1804 г. там произошла какая-то мутная коммерческая история, по итогам которой на Беллингема навесили большой долг и посадили в тюрьму. Британские дипломаты отказались помогать соотечественнику. В конце концов, Беллингем смог покинуть Россию лишь в 1809 г. после личного обращения к Александру I.

Следующие несколько лет Беллингем обивал пороги британских государственных учреждений, требуя выплатить ему компенсацию за тюремное заключение и финансовые потери, раз уж в годы русских злоключений правительство бросило его на произвол судьбы. Везде его отфутболили. Судя по всему, в какой-то момент после очередного отказа «маленький человек» решил отомстить всей Системе.

Впоследствии выдвигались теории, будто на самом деле Персиваль пал жертвой не отчаявшегося убийцы-одиночки, а целого заговора со стороны ливерпульских купцов, по чьим кошелькам била бескомпромиссная торговая политика премьера. Впрочем, эти теории так и не были доказаны.

На суде Беллингем не отрицал вины и был абсолютно спокоен. Он был признан психически здоровым и приговорён к смертной казни через повешение, которая состоялась, как и положено тогда публично, спустя неделю после убийства.

Верхи британского общества встретили известия о смерти премьера с сожалением, низы – с радостью. В конце концов, курс Персиваля оказался верным и привёл Британию к победе над Наполеоном, но имиджевые «сливки» с неё сняли уже совсем другие люди. Со временем политика Спенсера Персиваля забылась, и он остался в истории исключительно как единственный британский премьер, которого убили.
​​Как французская элита дважды свергла Наполеона

Первая французская империя (1804 – 1814 гг.) представляла собой режим абсолютной деспотической власти Наполеона. Формально в стране существовал законодательный орган в виде назначаемого Сената, но в реальности единственное, в чём соревновались сенаторы, так это в лести императору.

Ситуация резко переменилась весной 1814 г., когда союзные армии взяли Париж. Союзники предусмотрительно заявили, что сражаются не против Франции, а против одного Бонапарта. Это был прозрачный намёк французской элите сдать императора. Так в итоге и произошло. Некогда верные сенаторы издали Акт о низвержении Наполеона. Изначально Бонапарт желал продолжить войну, но теперь взбунтовались даже его маршалы, которые заставили императора отречься от престола и согласиться на почётную ссылку на острове Эльба.

К власти вернулись Бурбоны в лице короля Людовика XVIII. Несмотря на то, что формально Реставрация провозглашала восстановление дореволюционной государственности, по факту она установила очень либеральный для своего времени режим ограниченной конституционной монархии. Хартия 1814 г. устанавливала двухпалатный парламент по британскому образцу – назначаемую Палату пэров и избираемую по высокому имущественному цензу Палату депутатов. У короля оставались неограниченные полномочия по роспуску парламента и назначению министров, но в сравнении с наполеоновскими временами Реставрация Бурбонов выглядела очень либеральным режимом.

Не будем разбирать, почему у Бурбонов не получилось удержать власть. Факт состоит в том, что в марте 1815 г. Наполеон сбежал с Эльбы и вступил в Париж, тогда как Людовик XVIII сбежал в Гент.

Все европейские державы тут же забыли о разногласиях и объявили Бонапарта вне закона. Началась новая война, и на Францию со всей Европы двинулись армии общей численностью в миллион человек. Наполеон, у которого в тылу в Вандее вспыхнул роялистский мятеж, мог выставить лишь 250 тыс. регулярной армии. Совершенно неважно, победил бы Бонапарт при Ватерлоо или нет. Для победы в войне ему нужно было победить в десятке таких Ватерлоо.

Когда Наполеон вернулся к власти, он не мог игнорировать элиту, которую в общем-то устраивала либеральная Реставрация. Поэтому вместо прежнего деспотического правления Первой империи Бонапарт в свои «Сто дней» пытался стать ещё большим либералом, чем был Людовик XVIII. Наполеоновская Хартия 1815 г. по сути копировала бурбоновскую Хартию 1814 г. с той лишь разницей, что Наполеон публично на коленях клялся ей в верности.

Но поражение под Ватерлоо 18 июня и приближение Союзников к Парижу вновь обострили вопрос о власти. Бонапарт намеревался продолжать войну. Но Союзники и здесь проявили благоразумие, повторно заявив, что воюют только против Наполеона, а не всей Франции. Шанс «слить» главу государства и заключить мир вновь был открыт перед французской элитой.

Депутаты обеих палат снова потребовали от Наполеона отречения. Теоретически Бонапарт мог разогнать парламент и стать военным диктатором, но это означало окончательное скатывание к Гражданской войне, когда против бонапартистов воевали бы не только роялисты, но и либералы, и республиканцы. Надеясь сохранить хотя бы династию, Наполеон 22 июня во второй раз отрёкся от престола в пользу своего сына Наполеона II, который, впрочем, всё равно находился во враждебной Австрии.

Из числа депутатов было составлено Временное правительство во главе со знаменитым министром полиции Жозефом Фуше. Сам Наполеон попытался прорваться к побережью и уплыть в США, но из-за блокады британского флота счёл это невозможным, и в итоге сдался англичанам. Временное правительство договорилось с Союзниками о бескровной сдаче Парижа и возвращении Бурбонов 8 июля.

Фуше, который за 25 лет успел послужить всем режимам (и все их предать), решил доказать свою полезность и здесь, инициировав «белый террор» против бонапартистов и республиканцев. Впрочем, через несколько месяцев люстрации докатились и до него как до человека, который некогда голосовал за казнь Людовика XVI. Фуше отправился в эмиграцию.
​​Виши

10 июля 1940 г. в здании Оперного театра города Виши обе палаты Национального собрания Франции абсолютным большинством голосов передали всю полноту исполнительной и законодательной власти военному диктатору – 84-летнему маршалу, герою Первой мировой войны и председателю правительства Филиппу Петену. Так закончилась 70-летняя история Третьей Французской республики, которую сменил «режим Виши». Республику обвиняли в том, что она не сумела подготовить страну к новой войне и проиграла её. От нового «Французского государства» ожидали расчистки республиканских авгиевых конюшен.

Предыдущий парламентский режим был ликвидирован абсолютным большинством голосов членов парламента. На историческом заседании в Виши присутствовали 669 депутатов. «За» наделение Петена диктаторскими полномочиями проголосовали 569 человек. Лишь 80 высказались «против». Ещё 20 – воздержались. Примечательно, что передачу власти в руки правого диктатора оформлял самый левый состав парламента в истории Третьей республики. Это был тот самый парламент, который избирался в 1936 г., когда на выборах победил «Народный фронт» – коалиция коммунистов, социалистов и социал-либералов. Впрочем, коммунистов изгнали из парламента ещё в начале 1940 г., когда французская Компартия поддержала советско-германский пакт и де-факто выступила за поражение собственной страны в новой «империалистической войне». Что касается оставшихся социалистов и левых либералов, то большинство из них наряду с правыми депутатами проголосовали за ликвидацию Республики в пользу режима неограниченной личной диктаторской власти Петена.

Историки продолжают спорить, в какой степени режим Виши был «фашистским» (как у Гитлера и Муссолини), а в какой «национал-консервативным» (как у Франко и Салазара). В пользу обеих точек зрения существуют убедительные аргументы.

В вишистской Франции существовал культ личности вождя – самого Петена. В экономике режим пытался балансировать между капитализмом и социализмом, выискивая французскую формулу корпоративистского «Третьего пути». В культурной жизни провозглашалось возвращение к сельским провинциальным патриархальным корням в пику развращённой космополитичной городской культуре. Концепция «Национальной революции», которую режим взял на вооружение, являлась французской вариацией «консервативной революции», подразумевавшей разрыв с интеллектуальным и культурным наследием «Великой Французской революции» и ниспровержение «идеалов 1789 года».

Наконец, режим Виши не на словах, а на деле был вовлечён в Холокост. Здесь при активном участии самих французов были введены антисемитские расовые законы по примеру «Третьего Рейха». Французская полиция депортировала 75 тыс. французских евреев в нацистские лагеря смерти.

Но в то же время режим Виши имел ряд специфических особенностей. Если «классические» фашистские режимы скорее терпели Церковь и пытались использовать её как инструмент по насаждению собственной власти, то в клерикальной вишистской Франции Католическая церковь являлась самостоятельным политическим игроком.

В Виши так и не появилось правящей партии. В некотором роде здесь сохранялся плюрализм мнений, который, впрочем, выражался не через выборы, а посредством более изощрённой совокупности публичной и кулуарной борьбы. За право определять политический курс соперничали церковники-клерикалы; монархисты, грезившие роялистской Реставрацией; реальные французские фашисты и нацисты, стремившиеся полностью скопировать опыт Италии и Германии; наконец, хватало прагматиков-«технократов», которые просто хотели провести Францию через бурю мировой войны с наименьшими потерями. Среди последних было множество перекрасившихся деятелей предыдущего республиканского режима. Например, премьер-министром Виши с 1942 по 1944 г. был бывший социалист Пьер Лаваль.

Наконец, в силу естественных ограничений, наложенных условиями перемирия с Германией и Италией, у режима Виши не могло быть никаких серьёзных экспансионистских устремлений.

Вся эта политическая конструкция продержалась до августа 1944 г., когда Франция была освобождена войсками Союзников.
​​11 июля 1920 г. Германия победила на референдуме о территориальной принадлежности Восточной Пруссии

Недавно я уже писал на канале краткий ликбез по Версальскому мирному договору. Если вкратце, то согласно условиям Версальского мира Германию немножко урезали, но ничего смертельного или катастрофического с ней не произошло. Рейх оставался самым населённым и экономически развитым государством Европы после России.

Союзники действительно были непоследовательными в реализации провозглашённого ими права народов на самоопределение и не позволили немцам Германии и Австрии объединиться в единое государство. Тем не менее нельзя сказать, будто Германию вовсе обделили с этим правом. Если Эльзас-Лотарингия, Эйпен-Мальмеди, Позен, Западная Пруссия и Мемельская область действительно отторгались от Рейха по условиям «Версальского диктата», то в Шлезвиге, Верхней Силезии и в южной части Восточной Пруссии предполагалось провести референдумы о территориальной принадлежности этих земель.

В Шлезвиге немцы соперничали с датчанами, в Верхней Силезии и Восточной Пруссии – с поляками. И Шлезвиг, и Верхняя Силезия по итогу были разделены между соперничавшими государствами. И о первом, и о втором кейсах у меня тоже были посты на канале.

Что касается южных районов Восточной Пруссии, то в польском политическом лексиконе они были известны как Вармия и Мазурия. На первый взгляд, надежды поляков не были лишены оснований. На плебисцитной территории жили 720 тыс. человек, из которых, согласно официальным данным, доля польскоязычных достигала 40%, тогда как неофициальные подсчёты давали все 60%.

Однако общий язык оказался недостаточным аргументом для присоединения к Польше. Во-первых, сказались результаты десятилетий кайзеровской ассимиляторской политики в отношении поляков. Многие из них уже считали себя членами немецкой политической нации, в крайнем случае – пруссаками, мазурами или вармяками, но не поляками. Во-вторых, сыграл религиозный фактор. Большинство местных жителей исповедовали лютеранство, то есть конфессионально были ближе к немцам-пруссакам, чем к польским католикам. В третьих, несмотря на присутствие союзнического «миротворческого контингента», гражданская власть в регионе осталась в руках немцев, которые вовсю пользовались административным, пропагандистским и силовым ресурсом. Польских активистов всячески давили, зажимали, запугивали, избивали, а то и убивали. Наконец, в-четвёртых, летом 1920 г. вообще не было понятно, выживет ли независимое польское государство, так как в самом разгаре шла советско-польская война, и войска Тухачевского стремительно приближались к Варшаве.

В итоге немцы победили на референдуме с разгромным счётом. «За» сохранение южной Восточной Пруссии в составе Германии проголосовали более 95% от всех пришедших на участки. К Польше отошли лишь несколько приграничных деревенек. В честь своей победы немцы заставили регион памятными камнями и мемориальными табличками с надписями вроде: «Немцами были. Немцами остались» или «Мазурия – немецкая земля, руки прочь, жадные поляки!».

Референдум 1920 г. наглядно показал, что условия Версальского договора оставляли Германии значительное пространство для манёвра. Ничего подобного не будет через 25 лет, когда Рейх проиграет в следующей мировой войне. В 1945 г. всех местных немцев и приравненных к ним мазуров просто вышвырнули с мест их традиционного проживания, вармяков задним числом объявили поляками, а сам регион присоединили к Польше без всяких референдумов. Сегодня на этих территориях располагается Варминьско-Мазурское воеводство Польши.
​​12 июля 1943 г. в подмосковном городе Красногорске из числа немецких эмигрантов и военнопленных был сформирован Национальный комитет «Свободная Германия» – самая известная структура немецких коллаборационистов в годы Второй мировой войны.

Сразу следует отметить, что это не было немецкое «правительство в изгнании». Это была общественно-политическая организация, созданная Главным политическим управлением Красной армии для пропаганды, нацеленной на Вермахт и гражданское население в самой Германии. Советские организаторы комитета подошли к делу ответственно и не стали замыкаться в узких коммунистических рамках. Напротив, пропаганда «Свободной Германии» призывала объединяться против Гитлера и социал-демократов, и либералов, и христианских демократов, и консерваторов. Более того, тем нацистам, кто вовремя перебежит на сторону Антигитлеровской коалиции, комитет обещал амнистию (естественно, за исключением военных преступников). В Учредительном манифесте «Свободной Германии» не было ни слова о коммунизме. Только о мире, демократии и социальной справедливости.

Более того, флагом комитета сделали не красное знамя и даже не веймарские чёрно-красно-жёлтые цвета, а немецкую «имперку» – чёрно-бело-красный флаг. Просто представьте, что в Советском Союзе в 1943 г. была создана организация, которая легально действовала под флагом Бисмарка, Вильгельма II, фрайкоров и, в конце концов, самой нацистской Германии, так как «имперка» являлась государственным флагом Рейха в первые два года гитлеровской диктатуры – с 1933 по 1935 г., пока нацисты не заменили её в качестве государственного символа на свой собственный флаг со свастикой. Это был явный реверанс в сторону консервативного немецкого офицерского корпуса, чтобы завоевать его симпатии.

Вплоть до конца 1943 г. пропаганда «Свободной Германии» призывала военно-политическую элиту Рейха самим свергнуть Гитлера. Напомню, что требование о безоговорочной капитуляции Германии было сформулировано Черчиллем и Рузвельтом на конференции в Касабланке в январе 1943 г., тогда как Сталин присоединился к нему лишь в октябре того же года на Московской конференции. То есть на протяжении всего 1943 г. советское руководство теоретически было готово рассмотреть вариант какого-то мирного урегулирования с потенциальным постгитлеровским руководством Германии на условиях отвода Вермахта к довоенным границам.

С конца 1943 г., когда Союзники окончательно договорились, что целью войны должна стать полная оккупация Германии и её принудительная «перестройка», и когда стало ясно, что немецкая элита не «сдаст» Гитлера, пропаганда комитета переключалась на призывы к дезертирству и саботажу.

В сентябре 1943 г. дополнительно к комитету «Свободная Германия» был создан «Союз германских офицеров». Его возглавил генерал от артиллерии Вальтер фон Зейдлиц-Курцбах, которого пленили под Сталинградом. Вплоть до конца войны члены «Союза» призывали своих бывших сослуживцев по ту сторону фронта повернуть оружие против Гитлера. Их самой крупной пропагандистской победой стало привлечение к деятельности «Союза» в августе 1944 г. аж целого пленного фельдмаршала Паулюса. Впрочем, на фронте так и не было зафиксировано ни одного достоверного случая, чтобы какое-то крупное подразделение Вермахта сложило оружие под воздействием пропаганды «Свободной Германии» или «Союза германских офицеров».

Зейдлиц-Курцбах ходатайствовал о создании боевых подразделений из немецких коллаборационистов, но все его просьбы были проигнорированы. Советское руководство понимало, какие проблемы в будущем способны создать коллаборационистские воинские подразделения, будь они допущены на свою «национальную» территорию. Все свидетельства об участии в боях в 1945 г. на стороне Красной армии немецких лётчиков – «соколов Зейдлица», или каких-то сухопутных частей с чёрно-бело-красными повязками на рукавах, не подтверждаются вообще ничем.

После конца войны коммунисты, входившие в комитет «Свободная Германия», стали кадровым резервом советских оккупационных властей в Восточной Германии. Чуть позже многие из них вошли в элиту новосозданной ГДР.
Союзная оккупация Франции в 1815 – 1818 гг.

В Интернете можно встретить карту, озаглавленную как «Оккупация Франции в 1815 г.» с грандиозными зонами, покрывающими половину страны. Стоит иметь в виду, что она соответствует лишь краткому периоду в июне – ноябре 1815 г., пока Союзники не подписали с Бурбонами новый мирный договор. После этого большая часть войск была выведена.

Согласно Парижскому миру 1815 г., Францию принудили в течение следующих пяти лет выплатить Союзникам контрибуцию в размере 700 млн. франков. В качестве гарантии платежей Союзники сохранили оккупационный режим на восточной границе Франции от Ла-Манша до швейцарской границы. В основном оккупацию осуществляли войска четырёх великих держав – Великобритании, России, Австрии и Пруссии, хотя были и контингенты из стран поменьше.

Этот режим оккупации продлился всего три года. Уже в 1818 г. французы досрочно погасили свой долг (часть его вовсе списали), и союзные силы были выведены.

Франция окончательно вернулась в число великих держав Европы.
​​День взятия Бастилии?

Вообще-то 14 июля во Франции официально празднуют «Национальный праздник». Никакого «Дня взятия Бастилии» официально не существует. Это стереотипное название праздника, распространённое во всех языках, кроме французского, некорректно.

Французская революция началась ещё в мае/июне 1789 г., когда король Людовик XVI созвал Генеральные штаты, а их депутаты самочинно объявили себя «Национальным собранием». Кровопролитные погромы и беспорядки в столице тоже начались ещё до 14 июля. Главное значение этого дня состоит в другом. Именно в этот день начался переход «силовиков» на сторону революции. Каким бы ни был слабым и малочисленным гарнизон Бастилии, он бы всё равно разогнал неорганизованную толпу парижских санкюлотов. Бастилия капитулировала не перед «народом», а перед «французской гвардией» – элитным полком, который поддерживал порядок в столице (фактически внутренние войска, аналог Росгвардии) и который перешёл на сторону революционеров. Что характерно, прочие подразделения королевской армии в тот день сохранили полную пассивность и не стали подавлять беспорядки. Таким образом, день взятия Бастилии ещё раз наглядно демонстрирует прописную истину, что революции всегда делают «сверху», а не «снизу». Не «народ», вышедший на площадь, а недовольные «силовики» и расколотые элиты.

По итогу боёв за Бастилию погибли около сотни человек. Сдавшегося коменданта и нескольких попавших под горячую руку солдат и офицеров, толпа линчевала, а их головы насадила на пики. В казематах «символа королевской тирании» нашли всего семерых заключённых, из которых четверо были фальшивомонетчиками, двое – сумасшедшими, а один имел какие-то сексуальные девиации. Уже тогда «День взятия Бастилии» вызывал радость исключительно у плебса и радикалов, а большая часть элиты, в том числе и революционной, морщилась от этой дикости.

Память о кровавом дне решили загладить год спустя. 14 июля 1790 г. на Марсовом поле состоялся «Праздник Федерации». Это был очень короткий период революции, когда она ещё оставалась в рамках конституционной монархии. Умеренные революционные элиты организовали торжества, которые были призваны подчеркнуть национальное единство страны. Активное участие в них принял даже король Людовик XVI, который торжественно принёс присягу новым законам уже не как «король Франции», а как «король французов». К сожалению, Праздник Федерации не смог остановить колесо революции, и вскоре Франция пошла вразнос.

После провозглашения Первой республики в 1792 г. о «14 июля» надолго забыли. Республиканцы отмечали день провозглашения республики 22 сентября. После того, как к власти пришёл Наполеон, государственным праздником стало 15 августа – его день рождения. Этот же день праздновали и при Второй империи.

Про «14 июля» вспомнили лишь в конце 1870-х гг. К тому моменту в Третьей республике исполнительная и законодательная власть окончательно оказались под республиканцами, которые сумели перебороть монархистов в долгой и упорной политической борьбе. Хрупкая республика нуждалась в новых символах, в том числе и в государственном празднике. Выбирали между большим количеством «революционных дат» – от созыва Генеральных штатов (5 мая) и упразднения феодализма (4 августа) до казни Людовика XVI (21 января) и свержения Робеспьера (27 июля).

«14 июля» стало компромиссом между «правыми» и «левыми». Идейные республиканцы действительно могли праздновать «14 июля» в честь взятия Бастилии в 1789 г. Но «правые», «умеренные» и монархисты тоже могли праздновать «14 июля», только уже в качестве годовщины Праздника Федерации в 1790 г., когда вся нация – включая короля из династии Бурбонов – декларировала своё единство. Поэтому «Национальный праздник» был поставлен на 14 июля без конкретной привязки к тому или иному историческому событию, чтобы каждый француз мог выбрать, что именно он празднует в этот день в зависимости от своих политических симпатий.
Причина, почему посты на Стальном шлеме не выходят регулярно каждый день
​​ОФИЦИАЛЬНОЕ ОБРАЩЕНИЕ К ПАРАДОКСАМ.

Систематизировал для себя, какие страны удостаивались, а какие нет, отдельного дерева уникальных фокусов в каждом DLC четвёртой хойки.

Важные советы от Дорогой Редакции Стального Шлема по поводу регионов, которым нужно посвятить будущие DLC.

1) Скандинавия. Обязательно сделать уникальные дерева для Финляндии и Швеции, опционально – для Норвегии и Дании.

2) Был бы я бельгийцем, я бы реально был обижен на пароходов за отсутсвие уникального бельгийского дерева фокусов, учитывая, что соседние голландцы такой привилегии давно уже удостоились.

На данный момент помимо скандинавов уникального дерева фокусов среди изначальных играбельных европейских наций не имеют только Бельгия, Ирландия, Австрия, Люксембург и Албания. Бог с двумя последними, но бельгийская, ирландская и австрийская истории 30-х и 40-х годов точно заслуживают быть представленными в хойке. Уж точно не меньше трёх прибалтийских республик, чьи уникальные фокусы были представлены в No Step Back

3) Южная Америка. Хотя бы Бразилию и Аргентину – там в играбельный период тоже было весело.

4) Ближний Восток. Точно должны быть Иран и Ирак. Опционально Афганистан и Саудовская Аравия.

Возможно, стоит, наконец, изначально сделать независимый Египет в статусе марионетки Великобритании. Сейчас эта территория напрямую интегрирована в Соединённое Королевство, судя по всему, для более комфортного отыгрыша Североафриканского ТВД. Хотя после того как параходы филигранно и исторично реализовали режим Виши в La Resistance (нейтральная держава, в чьих колониях регулярно происходят вооружённые приграничные столкновения с Великобританией, которые тем не менее не ведут к официальному объявлению войны), я верю, что они способны придумать какую-нибудь особую механику и для Египта, который бы игнорировал боевые действия на своей территории.

5) Юго-Восточная Азия. Обязательно должны быть отдельные дерева фокусов у Голландской Ост-Индии (Индонезии), Сиама и Филиппин. Подумать над уникальными фокусами Британской Малайи и Французского Индокитая.

В общем, работайте, братья-параходы.
Как раз в тему, сейчас за фа*истскую Канаду хочу получить ачивку «New World Order» (кто понял, тот поймёт😎)
​​Как югославские эмигранты Югославию делили

Главной «болевой точкой» во внутренней политике межвоенной Югославии являлись сербско-хорватские отношения (как никак, два крупнейших этноса королевства). Сербские власти в Белграде то пытались «задавить» хорватское национальное движение, то пробовали достичь какого-то компромисса. В 1939 г. хорватам таки дали автономию в рамках «Хорватской бановины». Не помогло. В 1941 г. после вторжения держав Оси хорватские подразделения королевской армии в массе своей отказались сражаться за югославскую государственность и присягнули на верность «Независимому государству Хорватия». Во главе его стояли усташи – члены хорватской фашистской партии, созданной в межвоенной Италии. Главой усташей был «поглавник» («фюрер») Анте Павелич. Усташи «в благодарность» за помощь сдали Италии большую часть хорватского побережья. Они же устроили геноцид сербов, стремясь создать моноэтничное хорватское государство.

В конце концов, в 1945 г. победителем в жесточайшей Гражданской войне национальных проектов стала подчёркнуто наднациональная сила – коммунисты во главе с Иосипом Броз Тито. Он сделал Югославию однопартийной коммунистической диктатурой. «Национальный вопрос» был «разрешён» созданием шести автономных федеративных республик с собственными Компартиями.

Значительную часть оппонентов Тито просто убил в ходе «Красного террора» 1944 – 1945 гг. Но многие смогли бежать заграницу. Так возникла югославская антикоммунистическая эмиграция. Конечно она была расколота на множество национальных фракций, каждая из которых строила планы из разряда «как нам обустроить Югославию после краха режима».

К их числу принадлежал и Павелич, который смог бежать из Югославии, пользуясь поддержкой Ватикана и американских спецслужб. В итоге он обосновался в Аргентине, стал советником по безопасности у президента Хуана Перона и принялся заново собирать хорватских эмигрантов.

В августе 1954 г. в мире югославской эмиграции произошла сенсация. Бывший хорватский «фюрер» Павелич встретился с бывшим сербским «фюрером» Стоядиновичем. Милан Стоядинович был видным сербским политиком в межвоенной Югославии, который в 1935 – 1939 гг. даже занимал пост премьер-министра королевства. В те годы он активно работал над сближением Югославии с Германией и Италией, а также пытался выработать компромисс с хорватскими элитами, одновременно стараясь не допустить «федерализации» страны. Во внутренней политике Стоядинович изображал из себя этакого сербского «фюрера». Но его амбиций испугался тогдашний регент принц Павел, который отправил не в меру активного премьера, к тому же обременённого коррупционными скандалами, в отставку. В годы войны Стоядинович был интернирован британцами как потенциальный коллаборационист, а после её окончания, как и Павелич, поселился в Аргентине, где тоже стал советником Перона (только уже экономическим).

Находясь за тысячи километров от Родины, отставные «фюреры» договорились о «разделе Югославии» на три независимых государства: Сербию, Хорватию и Словению. Главный камень сербско-хорватского преткновения – Босния, была разделена «по-братски». Страны должны были совершить мирный обмен населением.

Сенсация выдалась скандальной. Сербские эмигранты обвинили Стоядиновича в том, что тот вообще решил о чём-то договариваться с серборезом Павеличем. Хорватские эмигранты прокляли бывшего «фюрера» за сдачу сербам части «священной хорватской земли». Ну а коммунистический режим в самой Югославии справедливо потешался над тем, как два отставных эмигранта чертят какие-то балканские границы, находясь при этом в Латинской Америке.

Естественно никакого практического значения соглашение Павелича – Стоядиновича не несло. Через несколько лет бывшего хорватского «фюрера» попытались убить сербские эмигранты-четники. Павелич выжил, но так и не оправился от последствий покушения, скончавшись в 1959 г. Стоядинович умер своей смертью в 1961 г.

Распад Югославии на независимые государства в 1990-х гг. произошёл по тем границам, что были прочерчены коммунистическим титоистским режимом.
Когда следующие полтора часа пройдут охуенно
​​🇹🇼Небольшая подборка постов Стального шлема про Тайвань (простите, Китайскую республику🇹🇼)

Ликбез по Гражданской войне в Китае. Почему «белые» в ней проиграли?

Исход антикоммунистов из Китая после победы красных в Гражданской войне. Планы Чан Кайши по отвоеванию материковой части страны у Мао

«Дечанкайшизация» Тайваня после окончания гоминьдановской диктатуры и демократизации режима. Как тайваньцы разбираются со своим трудным прошлым?
1 августа 1914 г. Германия объявила войну России. Именно с этой даты принято отсчитывать начало Первой мировой войны (хотя сербско-австрийская война началась ещё 28 июля).

Так уж вышло, что Первая мировая на протяжении длительного времени находилась на обочине русской исторической памяти. Её затмили своими кошмарами и жертвами революция, Гражданская война, социальные катаклизмы 1930-х гг. и, наконец, Вторая мировая.

Коммунистический режим очень дозировано выдавал информацию об этой войне, сводя её к нескольким сюжетам: «разгром в Восточной Пруссии», «снарядный голод», «Брусиловский прорыв», «Распутинщина» и, наконец, «закономерная революция».

Возвращение многомерной исторической памяти о войне 1914 – 1918 гг. произошло уже в постсоветской России. Изначально это было делом отдельных энтузиастов, представителей гражданского общества. С середины 2010-х гг., особенно начиная со столетнего юбилея начала войны в 2014 г. – к этому процессу подключилось и государство. Стали ставить памятники, усилилась просветительская работа о трагедии и героизме героев «Второй Отечественной войны», как окрестили её современники.

К числу «мест памяти», которые были открыты по случаю столетней годовщины со дня начала конфликта, относится и Музей Великой войны в Пушкине (бывшем Царском Селе). Насколько мне известно, вплоть до настоящего момента он остаётся единственным музеем в России, который полностью посвящён Первой мировой войне.

Дорогая редакция посещала этот музей в марте 2019 г., и кажется, что 1 августа является лучшей датой для того, чтобы освежить воспоминания, и поделиться с читателями архивным фотоотчётом о той поездке.

https://telegra.ph/Edinstvennyj-v-Rossii-muzej-Velikoj-vojny-08-01