Хочется начать с нечта вроде гонзо-рецензии на фильм «Овсянки» Федорченко, по повести Осокина. Фильм, с которым у меня сложились очень странные отношения.

Копипаст Википедии: «Красной нитью через весь фильм идёт повествование о нравах и обычаях (вымышленных) древнего народа мери, затерявшегося в костромской глуши, который наука считает исчезнувшим, но к которому причисляют себя главные герои картины. Мерянская свадьба, мерянские похороны, отношение к жизни и смерти — значительная часть сюжета.»

Нравы и обычаи не просто вымышлены, а вымышлены очень характерным образом — как мозаичная фантазия одного человека: крайне персональная, эротическая, пропитанная горечью утраты.

Человека, для которого «меря» и «древняя обрядность» — это только вторичные инструменты для вскрытия, выражения, изъявления этой фантазии.

И ещë знаете, на что это очень похоже? На типичные продукты нейросети, языковой модели — не знающей ничего про поволжских финнов, но способной выдавать вполне оригинальные схемы неких расплывчатых, нарочитых «древних обрядов». Как если бы синопсис фильма с кинопоиска вставили в джипити в качестве промпта, чтобы получить сценарий.

По всем этим причинам фильм ощущается как фантомная боль по мёртвому народу. Как будто действительно живут сотни людей, «причисляющие себя к мере», но они способны только на карго-культ. Потому что на деле оторваны от традиции — остался только голый импульс еë воспроизводства без былого содержания.

И в фильме в современный мир этот фантом оказывается вписан каким-то болезненным, корявым образом. Сугубо постсоветский антураж, эротическая фиксация как искажëнный реликт архаической либидинальности, и общее ощущение, будто «что-то не так». Постепенный уход мери в воду. У протагонистов не было детей и молодых последователей. Наступающее речное забытье.

Поэтому фильм оказывает на меня какое-то психоаналитическое воздействие. В самом простом смысле. Где производимый речью или кинематографом текст симптоматичен: указывает на невроз.

«Овсянки» как будто показывают современным меря: — смотрите, это ваше вытесненное и ваше Реальное. Сколько бы вы ни говорили о прямом наследстве народной традиции, вы занимаетесь художественным изобретением, артлангами, конструктивизмом.

«меряне не топятся», пишет Осокин, но что есть птицы-овсянки для протагонистов, как не овнешнëнное и подавленное желание утопиться, исчезнуть, раствориться?

Несмотря на обилие мерянских следов, ассимиляция имела место. Если мы указываем на мерянство там, где нет его следов — мы становимся похожи на героев «Овсянок», на народ-фантом вместо отелесненного и заземлëнного этноса. И это ведëт нас только на речное дно. Мы можем быть там счастливы, да. Но с суши нас никто не услышит, и подлинной мери после нас уже не будет. Останется нейросетевая галлюцинация и то, что равно ей.

Только признав это — вобрав в себя этот разрыв, пройдя через травму утраты — можно начать делать сегодня с мерянством что-то, что не будет самообманом и утопленничеством. Безапелляционно заявлять о мерянском компоненте там, где в нëм можно сомневаться — то же самое, что «мчаться в рай обгоняя всех». Пытаться добиться желанной участи в обход реальной исторической неоднозначности, несводимой множественности Реального — в обход юмо и самого мира.

Только после этой стадии принятия возможны настоящие чудеса, где меря возвращается из мëртвых, а рыбы говорят человеческим голосом.

Комментарии подключены, при желании можно прокомментировать под этим постом 👇🏼

мне кажется раньше люди носили шумящие подвески не только из религиозных соображений отгона злых духов, но ещё чтобы не глухеть зимой когда снег поглощает все звуки и оставляет буквально оглушающую тишину
а «злые духи» это мысли, как сейчас мы включаем что-то на фон послушать, чтобы не слышать себя
#извините

Буду постепенно складывать сюда свои сирäшак, выходившие ранее на «Меряфутуристе».

Начну с опят и Мецявы-хозяйки.

Что ж, здесь собралось какое-то количество народу.

Кайклан поро, привет всем!

Теперь разберём по частям мною написанное (в описании канала).

Это будет серия постов.

>гонзо-шаманство
Теория и практика «шаманства» закладывает мой подход к мироустройству, региональной идентичности и жизненной практике. «Гонзо» означает здесь:

1. Дистанцию от любых институций современности, пытающихся утвердить шаманизм как официальную религию, академическое знание, национальную идею и проч. Исторически шаманизм был децентрализован, да и не везде назывался «шаманизмом»: именно это сделало его такой богатой и противоречивой системой.

2. Индивидуальную манеру, непосредственный опыт, но без лишних иллюзий относительно какого-то Сакрального™ Статуса этого опыта. Я не получаю «доступ к невидимой истинной реальности, которого нет у других». Скорее, я занимаюсь прикладной мифологией в поле.

3. Чуждость мне «базового шаманизма»: стерилизованного от этнографического контекста — для массовой штамповки в виде универсальной индивидуальной практики. Идущего за ручку с инфобизом, «саморазвитием», квазинаучной эзотерикой.

Я шаман в той мере, в которой меня таковым признаëт сообщество, мой мер. И в моëм мер моë шаманство означает какую-то специфическую, локальную вещь. Например, я могу помогать рождению кундов. Или заботиться о шанак между тошто меряк и уж меряк. Или помогать звучать новым нимак. Это мой конкретный этнографический контекст, который и может определять меня как шамана или арбуя. Но в этом нет никакой догмы про «шаманизм вообще». Таким образом, я апологет низового, укоренëнного и локального «шаманизма» — вместо общего, глобального и универсального. Можно назвать это «анархо-шаманизмом», если угодно 🦦 Дальше в постах я буду раскрывать эту оптику подробней.

В общих чертах ситуация с институционализацией шаманизма описана в этой статье. В рамках «гонзо»-подхода меня скорее интересуют тенденции, обратные этой.

Сирäш о моëм первом походе на Сарское городище.

Ну, собственно, ты тут описываешь как раз классический шаманизм, прямо как по записям этнографов и непосредственным описаниям информантов из тех обществ, где это до сих пор повседневная реальность. Так что, мне кажется, это самый здравый подход, как раз в русле десятков, если не сотен тысяч лет практического опыта человечества в этой сфере. (А попытки обофициозить шаманов или вывести их на некий общий уровень, как в пункте 3 - это тоже исторический опыт, но неизмеримо более недавний. Это т.н. переходный период разложения шаманизма и превращения его в жречество. Во многих культурах имело место, но это уже принципиально другая история, не шаманская)

Юдор-елташ Пира оставила саëвый-меткий комментарий под моим постом про «гонзо-шаманство» — и хочется на него ответить вот как.

Да, как раз в этом смысле я стараюсь оставаться этно-ориентированным. Этнофутуризм я в том числе определяю как попытку найти и воплотить траектории развития архаических институтов без их «модернизации». Без приведения их к стандартам универсальности, глобальности и массовой штамповки. Это касается и шаманизма.

Проблема в том, что в современной обиходной культуре «шаманизм» часто понимается в этом обобщëнном, универсальном смысле. И эту тенденцию намеренно продвигают «официализаторы».

Поэтому и возникает необходимость в манифестации «гонзо-», «анархо-» шаманства — как бы мы его ни называли. Как контр-тенденции, которая при этом также может действовать вне непосредственных сообществ архаического уклада. Но стремящейся наследовать их внутреннюю логику.

Грубо говоря, я не алтайлар, не нганасан и не тыва, а меря пока не имеют развитого института шаманства или арбуйства — но практиковать мне как-то надо. Отсюда мой гонзо-подход. Внимательный к этно-контексту, контр-модерный, но допускающий оригинальную творческую конструкцию и бережные обобщения — притом без впадания в тотальный универсализм и «базовый шаманизм». Локальное не подлежит вымыванию.