Не хотелось, чтобы этот пост, уже вызвавший сетевую дискуссию, выглядел как позиция «бей слабого». Но подвести некоторые итоги надо.
За некоторые инсайты отдельное спасибо каналу Андрея Шалимова.

Без тоски и сожаления. Проводы губернаторов как социальный индикатор

Наблюдая за последними отставками губернаторов - Усса (Красноярский край), Буркова (Омская область) – важно фиксировать реакцию местных сообществ. Как правило, здесь видишь смесь равнодушия, иронии, злорадства, усталости. Но мало в этом коктейле доброты или сожаления. И ведь удивительно – судьба дала этим руководителям редкий шанс изменить социальную реальность, изменить жизнь огромных территорий, а вместо этого – остается пустота. Что пошло не так в их карьерном треке? При всех различиях, есть несколько общих черт.

Первое. Многие руководители разучились давать региону большую идею, заменяя ее стратегией от дорогих консультантов. Стратегий, мастер-планов, проектов было достаточно. Но общество не чувствовало, что эти презентации становились платформой реального развития. Населению надо давать не разработки КБ «Стрелка», пролоббированные Мамутом, а реальные и осязаемые цели, которые восполняют региональные дефициты. «В этом году решаем вот эти задачи, в следующем – вот эти, а в перспективе пяти лет получаем вот такой город», – примерно в таком режиме. Не надо создавать очередной цифровой супер-кластер (об этом говорит каждый второй региональный вождь), глушить людей абстрактными цифрами. Дайте им эмпирический, понятный и затрагивающий их собственное существование образ будущего.

Второе. Региональная власть не смогла консолидировать местные сообщества. Она их либо игнорировала, либо создавала вокруг себя имитацию общественной поддержки. На мой прямой вопрос «кто для вас местные активисты – ресурс или помеха?» крупный местный чиновник, не колеблясь, выбрал второе: «Некомпетентны, крикливы, мешают прогрессу». Это, кстати, отчасти правда, но как результат – вокруг власти сформировалась полоса отчуждения. Получилась упрощенная конструкция: статистическое население и административный скелет. А вот связующего звена в виде региональных пассионариев между ними нет.

Третье. Упрощенная коммуникационная политика. Люди ведь ждут разговора, диалога, контакта, эмоций. Причем, язык этого разговора должен меняться в зависимости от аудиторий, обстоятельств и сюжетов. Но что мы имели в итоге? Унылый и тоскливый язык бюрократии в одних случаях, доминирование – в других.

И отмечу еще одно обстоятельство, связанное с двумя предыдущими. Это умение быть своим. Даже не так важно, свой ли ты здесь генетически. Но у населения есть ощущение, считывает ли чиновник культурный код своего региона, находит ли необходимые поступки. Для этого надо быть немного «политическим животным», обладать интуицией. Важно понимать, например, символичность здешних объектов, вокруг которых прошла жизнь многих горожан, ценность среды, чувствительность сноса или вырубки маркеров социальной памяти. Понимание – это ведь не технология, а дар.

Поиск причин такой дистанции – вопрос отдельный. Возможно, не последнюю роль играет система оценки губернаторов, тотально подчиненная логике KPI. Этот жесткий и формальный подход хорош для волевого администрирования на коротких дистанциях. Но когда сознание подчинено количественным показателям, органика жизни в расчет не принимается. Социальная среда становится материалом для достижений.

СВО и событийность
 
На канале «Опросы и замеры» сопоставили данные «Левады» (который иноагент) и выявили динамику признания СВО главным событием месяца.

Получаем картину с явным нисходящим, за исключением некоторых всплесков, трендом:
 
Сколько россиян говорят о событиях, связанных с СВО на просьбу социологов вспомнить главные события минувшего месяца:
 
2022 год:
март 75%
апрель 63%
май 42%
июль 32%
август 34%
сентябрь 35%
октябрь 36%
ноябрь 47%
декабрь 30%
 
2023 год:
январь 31%
февраль 25%
март 19%
 
Здесь, конечно, можно долго говорить о рутинизации, а то и нормализации конфликта. Но, помимо этого, работает еще два фактора. Первый - конфликт объективно утрачивает медийную событийность. Уже несколько месяцев военные сводки концентрируются вокруг боев в Бахмуте, военными событиями становятся крайне незначительные - по меркам обывателя - колебания линии фронта. Второй - происходит расщепление одного большого события (СВО) на массу производных, прямо или косвенно связанных с ним. Эти события начинают центрировать вокруг себя восприятия, оставаясь фрагментами большой мозаики.
Ну и конечно, значительная часть населения предпочла бы, чтобы главным событием стало начало мирного процесса.
 

#НамРассказывают

Пир как национальная идея

Тезисы из беседы с Игорем Сердюком, крупнейшим российским винным экспертом, автором рейтинга Top100Wines.


Выход на новый уровень

Произошел прорыв в качестве российского вина. Он начался с изменения отношения производителей и группы энтузиастов, которые поняли, что на землях нашего юга можно и нужно делать хорошее вино. Люди стали создавать то, что нравится им самим.

В потребительском представлении слом произошел совсем недавно. Прежде российское вино воспринималось исключительно как дешевое, однако с некоторых пор заслужило премиальный статус. Это был сложный процесс. Нужно было заявить о себе за границей, получить призы, высокие оценки критиков, чтобы потребители поняли, что это можно пить.

Одна из главных проблем нашего винного рынка, которая сказывается на объеме потребления, – диспропорция информации. Были приняты законы, регулирующие цифровую информацию, убившие винную журналистику. Вино как слово было исключено из вывесок, газет. Внушалось, что российское вино – это плохо, а виноделы не могли ничего сказать в свою защиту.

Русский пир

Может ли вино стать частью русского национального бренда? Конечно. Любое вино, сделанное правильно и добротно, – это все гений земли и места. Но речь о вине как факторе человеческого уклада и восприятия мира. Русский мир – это русский пир. Без вина нет русского характера. Русский пир – это национальная идея, даже во время чумы.

На Западе нет понятия пира, оно притупилось на уровне восприятия, потребности. Русский пир немного диковат, бессмысленен и беспощаден. В нем много вакханалии, и в этом нет ничего плохого. Это карнавальная культура, про которую писал Бахтин. Нет пира без карнавала, нет жизни без карнавала.

Культовое пьянство – это серьезная многоуровневая тема. Общее праздничное настроение, связанное с потреблением алкоголя, безусловно, сплачивает социум, позволяет себя идентифицировать как некую общность. От ощущения торжества до ощущения боли похмелья, общая боль и общая радость.

Навязанная модель потребления и водочное лобби

Северная модель потребления, идея того, что вино не свойственно русскому народу, – это пропаганда водочного лобби. В нашей стране достаточно очагов древнего виноделия: побережье Черного моря, Крым, Северный Кавказ – в некоторых местах виноделие зародилось раньше, чем во Франции. В России в разные времена пили и делали вина, но нам вымарывают нашу историческую память.

Во всех странах уживаются разные напитки. Что происходит сейчас в Западной Европе? Активное потребление пива, крепкого алкоголя. В странах карибского бассейна пьют ром, Франция – самый крупный экспортный рынок для виски. А нам лепят лапшу на уши, что у нас северная модель потребления и мы должны пить водку.

Но государство неплохо взялось за защиту виноделия. В Советском Союзе потребление вина на душу населения было выше, хотя оно было лишено многих вкусовых качеств. По некоторым данным, потребление доходило до 20 литров на душу населения – и эта статистика не учитывала домашнее вино в южных регионах. Сейчас потребление гораздо ниже: в городском богатом населении, например в Москве, доходит до 10 литров вина на душу населения, но в целом по стране колеблется от 5 до 7 литров. Как только начинает подниматься уровень благосостояния, растет потребление вина. Это прямая зависимость.

Беседа с Игорем прошла при поддержке наших партнёров. Большое им за это спасибо !

Организаторы дискуссии: Лаборатория репутационных исследований РАСО, ЦСР, 1MI, «Винный класс»,  ЦСП «Платформа»

Поддержка телеграм-каналов: WineRetail, Pure Strategy, Московская прачечная, #Шалимовправ, Пинта Разума, Я у мамы винодел, Потребительское поведение, VINSPIRATION, Винодевы

Проект Незыгаря и ЦСП «Платформа»: Социологические портреты городов. Мобильность населения - за и против. Эксперт – социолог Алексей Фирсов.

Отток населения считается признаком слабости региональных брендов, симптомом депрессии и потери перспективы. Тезис спорный - людей в определенном месте не должно быть много или мало, их должно быть достаточно для локальной экономики. Отъезд из некоторых городов - нормальное явление, если им не нужно столько жителей (изменились технологии или логистика).
Опрос, проведенный компаниями «Платформа» и OnIn, показывает, что потенциал внутренней миграции довольно высок: 51% опрошенных готовы рассмотреть возможность переезда при условии незначительного улучшения материальных условий, 45% в среднем предпочли бы остаться. Мобильность позволяет людям не цепляться за привычные связи, перемещаться туда, где их потенциал раскроется полнее. Крайней формой мобильности является явление, описанное как «новые кочевники» (неономады) - готовность в любой момент сорваться в новое место, быстро обрасти там горизонтальными связями и чувствовать себя свободным от социальной иерархии. Более детально мы разобрали это явление в рубрике «Социология as is». (https://yangx.top/sociocrisis/325)
Ожидаемо, что готовность к переезду выше среди молодежи. В возрасте 18-24 лет этот показатель достигает почти 70% группы. Ожидаемо, что в наибольшей зоне риска малые города (до 100 тысяч населения) - здесь предпочли бы остаться только 39% респондентов. Если совместить два фактора - молодой возраст и жизнь в малом городе - то настроение на отъезд будет доминировать почти абсолютно.
Картина типичная - отток из малых городов идет по всему миру, хотя есть опыт социальных программ, когда его удается существенно замедлить (пример - Тобольск).
Если смотреть на географические срезы, то наиболее мобилен Дальний Восток, здесь предпочитают остаться лишь 30% опрошенных. А значит, малый город на Дальнем Востоке - это драма в квадрате. В последнее время чиновники все чаще стали говорить, что спецпрограммы для этого региона, вроде «дальневосточного гектара», не сработали. Все так. Только то, что они не сработают, было понятно уже на старте. Зато чем дальше на запад страны, тем больше локальных патриотов. Наименее настроены на переезд в западных регионах страны и на Кавказе (51-58%).
Казалось бы, Москва, как наиболее развитый и успешный город, может претендовать на самый высокий показатель оседлости. Но это не так. Жители Санкт-Петербурга сильнее привязанность к своему городу (65% предпочтут остаться), чем москвичи (55%) или жители других городов-миллионников (47%). Этот фактор может иметь несколько объяснений. Москвичи повышенно мобильны, многие не имеют прочных корней. Город для них - это набор сервисов, а не «судьба». Экзистенциально в Москве ничто не держит. Часть видит следующую ступень в эмиграции. Петербург - более корневой и более общинный город. Жители в нем связаны разветвленными внутренними нитями. Местный патриотизм выражен более отчетливо.
Разговор о Москве - в следующем выпуске «Социологии городов». А в отношении миграции, если коротко, было бы полезно разбить регионы России на две группы - регионы роста и регионы-резервуары, которые важнее сохранить для будущих поколений. Только граница между этими территориями не должна совпадать с нынешними субъектами.

#Рекомендации «Платформы»

Друзья, преподаватели вузов, давайте поддержим опрос, который проводят наши коллеги-социологи, посвящённый ситуации в российском преподавании и его перспективам.

Организатор проекта - известный и отчаянный российский социолог Дмитрий Рогозин, известный как деструктор привычных методов и стереотипных подходов.
Опрос по ссылке

Дело важное, заранее спасибо.

Проект Платформы и НЕЗЫГАРЯ
#СоциологияAsIs

Энтони Гидденс: как структура определяет социальное действие

На извечный вопрос: «Кто виноват?», - есть понятные версии ответов. Либо виноват ты сам, либо среда - субъект или структура (которую часто называют плохими словами «менталитет», «культурный код» и тп). А поскольку в наше время вопрос вины обострился, полезно проверить, как эти крайности пыталась примирить социология.

Здесь на помощь приходит социолог-англосакс барон Энтони Гидденс (кстати, еще жив). В своей теории структурации предлагает компромисс: люди, с одной стороны, своими действиями создают социальную структуру, с другой, в самом акте создания себя же ею ограничивают и нормируют - через традицию, институты, моральные коды и тд. За счет повторения одних и тех же практик появляется «онтологический комфорт» - уверенность, что мир безопасен и понятен. Центр ответственности в распадается: мое действие идет по невидимому рисунку и каждым своим повторением усиливает эффект колеи. Гидденс назвал этот эффект «каузальной петлей». Чем больше мы усложняем структуру, делаем ее проработанной, тем сильнее переживает шоковые воздействия. Поэтому менее структурированные общества более адаптивны.

Простой пример (уже наш): власть через контроль над медиа начинает формировать общественную идеологию, что приводит к закреплению комфортной картины мира, которая начинает восприниматься в качестве реальной самой властью. В итоге элита теряет свободу управления повесткой - она сама не свободна от картины мира, которую приняла в качестве генеральной модели. Гидденс остроумно замечает, что группы наиболее влиятельного класса оказываются наиболее сильно приверженными господствующим идеологиям, в то время как субкультуры локализуются, «закрываются» посредством скептицизма в отношении «официальных» или господствующих точек зрения об обществе.

Структура - не только правила, но еще и ресурсы. Правила сдерживают, ресурсы - дают возможность изменений. Чем больше ресурсов, тем меньше воздействие правил. Возьмем пример мобилизации. Она оказывается социальным шоком. Часто население пытается сохранить онтологический комфорт внутри прежней структуры, цепляясь за старые практики, часть — выскочить за ее пределы. Люди меняют образ жизни, выезжают за рубеж, основывают там сообщества со своим привычками, языковым кодом, мифом, социальными ритуалами. Они формируют новую структуру, которая определяет и упорядочивает, рутинизирует их жизнь. Выбитые из привычной колеи люди через повторение практик закрепляют новую реальность.

Любое наше действие по демонтажу старой структуры будет синхронно создавать новую. Никакого зазора между ними, в котором мы можем почувствовать себя свободными, нет. Тотальность структуры мощнее любого тоталитаризма власти, не только потому что он невидим, но потому что нами и создан.

*Гидденс Э. Устроение общества: Очерк теории структурации. М.: Академический Проект, 2005. 528 с.

Ведущая рубрики - Дубинина Дарья, аналитик ЦСП «Платформа»

11 мая 2023 года с 14:00-16:00 в рамках Всероссийского форума «Здоровье нации» ЦСП «Платформа» организует дискуссию «Городская среда и спорт: как создать вовлекающую инфраструктуру».

Пространство влияет на наше поведение. Если вы живете в районе с развитой спортивной инфраструктурой и регулярно видите тренирующихся — вероятность что вы и сами будете постоянно заниматься спортом существенно выше. И причина не только в доступности. В дело включаются социально-психологические механизмы, которые влияют на мотивацию.

С представителями власти, бизнеса и спортивных сообществ обсудим, какая среда для спорта и активного досуга нужна современному городу.

Более подробная информация о мероприятии и ссылка на регистрацию в прикрепленном файле.

#НамРассказывают. Отрывки из экспертных и глубинных интервью, фокус-групп.
 
«Гайки все иностранные, но скрутили сами»
Эксперт в области искусственного интеллекта о трудностях технологических компаний и цифровизации (на условиях анонимности):

Не все смогли воспользоваться появившимися возможностями
Технологические российские гиганты оказались в ситуации, когда их конкуренты уходят из страны, освобождают ниши. Вроде как это дает им большие возможности, но мне не кажется, что они смогли этими возможностями воспользоваться. Все попали в ситуацию хеджирования своих рисков, начали останавливать инвестиционные программы. Если бы они могли раньше заменить конкурентов, то нашли бы административный ресурс от них избавиться. Но дело в компетенциях, было недостаточно мощности. Поэтому вряд ли они испытали от этого какой-то позитив. 

Снизился объем рынка, но сохранился объем научного сотрудничества
В области искусственного интеллекта государство свои инвестиции сохранило, частники – прикрыли. В первой половине года многие компании отменили свои планы по закупке в части интеллектуальных алгоритмов. Отменялись зарубежные заказы. Больших вложений в эту сферу не происходило. Вместе с тем, любопытный факт: российских ученых позвали на зарубежные конференции по искусственному интеллекту в том же объеме, что и в позапрошлом году. Санкции никак не отразились на желании западного комьюнити сотрудничать с русскими продвинутыми дата-саентистами. Визы дали, выступить дали. 

Дефицит специалистов среднего уровня
С кадрами в сфере искусственного интеллекта непонятная ситуация. Мы традиционно говорим, что есть кадровый дефицит, но ключевой поинт в том, что это дефицит middle-разработчиков. У нас сейчас очень большие мощности по выпуску новобранцев. Есть одна статистика от Петрозаводского государственного университета: количество сотрудников, которые относятся к людям, занятым в сфере Data Science, выросло за год с 80 до 95 тыс. С учетом того, что система высшего образования выпускает каждый год порядка 2-3 тыс. дата-саентистов, еще пара-тройка тысяч доучивается на онлайн-курсах, годовой прирост действительно может быть от 6 до 10 тыс, если текучие айтишники переучиваются еще сами по себе. Но это джуны. Они хороши для использования готовых библиотек. Это к вопросу: чей искусственный интеллект? Мы говорим, наш – гайки все иностранные, но скрутили сами. 

Апогей цифровизации еще впереди
Цифровая экосистема государства еще не в тупике, потому что мы видим все больше интеграций всего со всем. Все цифровизуется. Это экстенсивное движение. Коммуникации между человеком и государством переходят в цифру и ускоряются. Хороший пример – налоговая, они вообще лидеры. Вот я открыл индивидуальный инвестиционный счет, не выходя из дома, из брокерской компании мне прислали скан моих документов, я загрузил, меня спросили, на какой счет отправить деньги. Следующий шаг – проактивность, когда тебе и делать ничего не надо: просто заплатил брокерской компании, а через 3 месяца государство само отдало деньги, начислило вычет. 

Мне не кажется также, что у бизнеса будет тупик в развитии. Технологии чуть подотстали. Когда мы наконец полностью оцифруем человека, возникнет возможность моделировать взаимодействие цифрового клиента с цифровой экосистемой, что создаст массу дополнительных сервисов. Я прошел в метро, меня сфотографировали, зафиксировали в моем цифровом профиле информацию, что у меня волосы отросли. Скорее всего, «Бритва» мне пришлет приглашение со скидкой. Я думаю, в эту сторону дальше все двинется, будет больше связности.

#СоциологияAsIs

Серая зона социологических опросов. Почему снижается показатель response rate — достижимость респондентов? 
Сейчас наблюдается тенденция к снижению доли людей, дающих согласие на участие в опросах. Этот показатель принято называть response rate или достижимостью. Негативная тенденция вызывает беспокойство: ставится под сомнение качество опросов, достоверность знания. Ключевой вопрос: можно ли утверждать, что позиции отказников примерно равны позициям тех, кто принял участие в исследовании? 

Какова ситуация сейчас?
Сейчас в среднем для телефонных опросов отклик людей на предложение заполнить анкету не превышает 15%. Однако процент может варьироваться в зависимости от тематик опросов и методик расчета. Например, мы можем принимать за отказников всех, кто не согласился участвовать в опросе (бросил трубку) или только тех, кто а) относится к нужной социологам группе (это удалось выяснить в начале анкеты) и б) отказался от участия при ее дальнейшем заполнении. Во втором случае количество откликов будет больше - в оптимальном варианте 12-13% против 1-2% в первой группе. Кроме того, есть область особо чувствительных тем (например, здоровье или отношение к СВО), в которых показатель response rate также сокращается. 

Почему люди отказываются от прохождения опросов и что можно исправить?

Первое. Усталость. С ростом рынка возникает профицит опросов, повышается интенсивность телефонных обзвонов, которые воспринимаются как спам. Особенно проблематично собирать данные на малых территориях: там  не осталось людей, которые не прошли через процедуру опросов, многие – неоднократно. Можно сокращать длину опросника, упрощать сами вопросы в нем, подходить к составлению анкеты с креативом. Например, создавать анкету как сюжетную композицию, чтобы повышать заинтересованность респондента по мере прохождения.

Второе. Базовая настороженность, недоверие к телефонным опросам. В традиционных российских представлениях звонящий с неизвестного номера обязательно мошенник. А в опросах на политические темы возникает опасение, что речь идет о контроле и проверке лояльности. Этот вопрос базового доверия невозможно решить на уровне опросной отрасли. 

Третье. Люди не верят в ценность своего мнения и возможность влияния. Уровень дистантности власти в России очень высок.  В преамбуле к анкете можно говорить о возможностях конкретных изменений, осязаемых.

Четвертое. Недоверие к социологическим опросам: сомнение в объективности цифр и фактов, как следствие, нежелание участвовать в их легализации. Делу может помочь социологический ликбез, но сама отрасль осуществить его на массовом уровне не в состоянии. 

Означает ли недостижимость, что качество опроса низкое?

Здесь есть некоторая развилка. С одной стороны, есть ситуации, когда достижимость разных групп опрашиваемых оказывается неравномерной. Есть люди, которые из-за своих взглядов реже отвечают на вопросы. Например, несогласные, оппозиционно настроенные люди игнорируют опросы из-за недоверия государству и боязни последствий. В таком случае аудитория становится неоднородной: происходит сдвиг в сторону лояльно настроенных граждан. 

Однако если в целях исследования корректно охватываются все нужные аудитории людей, то есть смещения в сторону какой-то одной группы несущественно, качество опроса не страдает. В таком случае вполне можно выдвигать гипотезы, говорить о тенденциях и зависимостях между показателями. А процент достижимости может быть занижен ввиду методологических, технических проблем или ошибок в работе интервьюера.

Коллеги, Russian Field, СоциоДиггер, САЕАС Фокус, Низгораев, поддержите наш проект репостом.

Ведущая рубрики - Дубинина Дарья, аналитик ЦСП «Платформа»

Тут наш товарищ политолог Михаил Виноградов откопал хорошую цитату от бизнесмена Романа Троценко (получившего дополнительное паблисити за счет известного аудиослива) о трех типах мудаков в бизнесе. А мы любим различные социологические классификаторы. Поэтому приведем ее для учета в анализе.

«Выбирая людей, вы периодически сталкиваться с м$#*ками. Все как-то избегают этой темы, утверждают, что, мол, некорректно об этом говорить, давайте не будем, зачем… Ничего подобного. Это очень важный фактор. Потому что это большой риск для компании.
Их есть три типа.
Первый тип – бытовые или ситуативные М. Человек приехал в Монголию, подал подарок левой рукой – контакт провалился, надо было знать. Каждый из нас может в силу разных обстоятельств попасть в эту ситуацию и выступать этим бытовым человеком.
Второй тип – тактические М. Это – несчастные люди, потому что в силу разных обстоятельств воспитания, рождения, формирования у них не сформировались правильные причинно-следственные связи. Есть примерно 15% людей, которые не считают такие последствия. Это – тяжелые случаи. Пожалуйста, их избегайте. У них есть свои друзья, близкие, жены упаси господи. Мы сочувствуем этим несчастным женщинам, и пусть они следят за этими людьми. Очень часто в силу отсутствия причинно-следственных связей у них появляется концепция, что неплохо бы мне немножко бухнуть, потребить вещества – начинается разрушение личности.
Третье – самое опасное – это стратегические М. Это – люди, у которых неправильное представление о собственной ценности. Был художник в Австрии, рисовал что-то акварелью, потом думает, нет – немецкая нация прежде всего. Он являлся умным, образованным, человеком со вкусам, но то, что он сделал, было гигантской катастрофой. Они сложно распознаются. Но вы должны всегда на это нацелены. Обычно это люди, которые считают, что они лучше других. И они разрушают больше всего корпоративной стоимости. Они притворяются, у них все хорошо на бытовом и тактическом уровнях, но он считает, что он произошел от космического льда. И это рождает проблемы. К нам однажды обратился яркий девелопер, предложив пакет акций взамен на гарантию перед Сбербанком. Мы подписали все документы. Он был яркий, были некоторые признаки того, что он – бытовой М., но оказалось все гораздо хуже. И через какое-то время он объявил вкладчикам компании, что они все инвесторы, а инвесторы могут потерять деньги, поэтому не выдал квартиры. Потом уехал за рубеж и написал кредитующему госбанку, что банк не прав, ставки у него грабительские и деньги возвращать не нужно. Я должен был распознать, что это стратегический М., его не нужно воспитывать, тратить на него время, а просто обойтись».

Достаточно распространенный дефект идеологического сознания, но не грех зафиксировать. Превращение мышления в перебор кубиков, на каждой грани которого уже готовая надпись-клише. Мышление конструирует из кубиков пирамидки, которые «архитектор» называет «мыслительным продуктом». И как трехлетний ребенок, гордится своей постройкой. Текст нашего интеллектуального товарища Ольги Тропкиной

«У меня есть друг, который определяет себя как либерал. С ним безумно скучно иногда говорить и спорить, то есть совсем невозможно. Там схемы, готовые ответы, которые ты знаешь заранее. Это хорошо, а это плохо, этот человек плохой, а вот этот хороший. Нет ни движения мысли, ни развития, ни вариативности, гибкости ума. Это такая сознательная тюрьма ярлыков. Бесит безумно. То есть зачем новая информация, если все уже готово и другие варианты даже не допускаются. Что и вурдалак может иногда сыграть хорошую роль, и светлый человечек оказаться полным говном. В условиях турбулентности для многих это защита, понятно, какие-то, видимо, постоянные, позволяющие чувствовать некую почву. Но деградации при таком подходе никто не отменял. Это вообще не про либералов, а про всех, если что».

Несколько отличий текущей военной кампании от ВОВ с точки зрения коммуникаций и пропаганды. Дополните, пожалуйста.

Нет персонального культа героев (Кожедуб, Матросов, герои-панфиловцы и тд).

Образ врага отделен от нации (тогда воевали с фашизмом и немцами одновременно) и вообще подвержен изменениям (от локального к «коллективному Западу»)

Не формируется на интенсивном уровне чувство экзистенциальной угрозы (если проиграем, то конец всему).

Нет желания интегрировать в военную повестку все аспекты мирной жизни.

Нет однозначного образа победы.

Нет искусства и литературы, подчинённой военной задаче в индустриальном масштабе.

Нет фигуры, аналогичной Левитану, функция которой значительно шире функции диктора.

С праздником!

У нас, как известно, есть проект «Социологические портреты городов», в котором мы описываем территорию с точки зрения характера и особенностей локальной культуры. В ленте можно найти несколько примеров. Но тут неожиданно появился конкурент, которого, правда, хотят заблокировать на официальном уровне.

В Госдуме призвали ограничить показ эпизода «Гриффинов» про Челябинск. В новой серии мультсериала демонстрируется «намеренно оскорбительный образ» российского города, который не имеет отношения к реальности, заявила депутат от Челябинской области Яна Лантратова. В новом выпуске «Гриффинов» главные герои отправляются в Челябинск на поиски хакера, который украл у Брайана доступ к аккаунту в соцсетях. В серии город показан серым, грязным и разрушающимся, его жители пьют, читают газету «Россия вчера», подвергаются действию радиации и заражаются «коровьей чумой». @vedomosti

#НамРассказывают. Отрывки из экспертных и глубинных интервью, фокус-групп.

Общество – как мешок картошки. Старые механизмы трещат по швам

Известный социолог/политолог о потенциале «левого поворота» в общественных взглядах и состоянии среды. Цитата анонимна (не договаривались о публичности).

Что касается «левого сдвига» в обществе, потребность в нем объективно есть, и определенные сценарии возможны, но они не реализуемы при данном политическом и социально-психологическом контексте. Это большая проблема российского общества – при его нынешнем состоянии ни одна идея не пойдет. Пока общество не прошло некоторые встряски, которые изменят социальные структуры, оно не способно к конструктивной солидаризации.

Мы пришли к тому, что общество оказалось сильно дестабилизировано – и сверху, и снизу. Есть такое выражение – «классовые интересы капитала», но капитал российский тоже разбит на группы, которые друг с другом не сильно взаимодействуют. Патроната, как во Франции, нет. Там основные корпорации находятся в некоем взаимодействии: хотите, не хотите, но вы ходите на переговоры с профсоюзом, вы должны выработать общую позицию по какому-то вопросу, как бы вы ни конкурировали между собой. В России же каждая группа капитала предпочитает договориться с конкретными чиновниками. Между ними нет солидарности, они не смогут договориться и сделать что-то для общего блага – каждый действует в пределах своей корпорации, но большая часть общества находится за ее пределами.

Кроме того, на уровне общества есть так называемая атомизация, сильная разобщенность. Вахитов это определил как молекуризацию. Мне такой термин нравится больше: атомы – каждый за себя, но в России, скорее, есть крошечные общины: семья, несколько ближайших друзей. Каждая из них враждебна или как минимум осторожна по отношению к остальным. Поэтому попытки запуска больших общих процессов безуспешны.

Маркс называл это «мешок картошки». Картофель – это община, а мешок – государство. У картофеля своей структуры нет, если мешок развязать, то все рассыпется. Рынок ведет к разобщению, и поэтому капитализм вынужден сохранять и развивать внерыночные институты, чтобы самого себя не разрушить. Поэтому, например, монархия в Британии будет существовать – это часть компенсаторных механизмов.

В России внерыночные компенсаторные механизмы либо остались от советского времени и разрушаются, либо искусственно воспроизводятся уже как диктаторство. Оставшиеся обломки социального государства не функционируют как целое. И каждый обломок живет своей бюрократической жизнью. Это мешок, который компенсирует рассыпание. Все видят, что он уже трещит по швам, ткань посыпалась, но будут затягивать его дальше. И мы не знаем, где мешок порвется – что меня больше всего пугает как социолога и как обывателя. Второй вариант – сознательная реконструкция социума, выстраивание социальных институтов. Но для этого я пока не вижу политической воли или других сил.

Еще непонятно, появятся ли прямые рейсы на Грузию, но если это случится, перераспределение туристического потока прямо скажется на ряде российских территорий. Последние 3 года были крайне комфортны для внутреннего туризма: ковид и санкции отсекали конкурентов, тепличные условия расслабили и успокоили рынок. И тут появляется направление, которое решает сразу комплекс запросов, от природной рекреации и пляжного отдыха до гастротуризма; причем, фактор сезонности, с учетом Тбилиси, будет не слишком проявлен. Одновременно Тбилиси становится новым пересадочным хабом для поездок в Европу.
Все это на фоне повышенного риска и незрелого, мягко выражаясь, сервиса в Крыму, усталости от хабально-кичевого Сочи, приятной, но прохладной Балтики.
Конечно, на Грузию будут давить американцы и европейцы, но шанс направить к себе несколько млн туристов в год - все же этот аргумент может перевесить.
Что будем делать? Будем радоваться, если это случится. Прекрасная страна.

По прошлому году: самое большое число визитеров в Грузию – граждане России, они составили 23,3% от общего количества туристов (сколько под влиянием мобилизации, не знаем). Они же лидируют по числу визитов: 915 тысяч граждан России осуществили 1,1 миллиона визитов в Грузию.
В Топ-3 также вошли граждане Турции и Армении.

Коллеги из ЦСП «Платформа» в недавнем посте рассуждали о достижимости в опросах.

С одной стороны, мы рады, что год назад задали тренд и снова обратили внимание сообщества на response rate. С другой, считаем, что недостаточно объяснили ситуацию, а от этого пострадало доверие к опросам и данным.

Коллеги подробно описали основные причины, по которым респонденты чаще всего отказываются от участия в исследованиях. Здесь мы согласимся — это подтверждают и наши исследования прерванных звонков.

Но главный вопрос — равны ли позиции отказников тем позициям, которые поллстеры получают в результате опросов — все еще без ответа.

Коллеги из «Платформы» настаивают, что при условии корректно составленной выборки достижимость несущественно влияет на качество исследования. Здесь, конечно, также важно учитывать тему опроса, ее сенситивность.

Но даже если мы соглашаемся с тем, что отказы и прерывания не смещают результаты, вторая, но не менее важная проблема — неискренние ответы, доля которых может возрастать в текущей реальности.

Возможные смещения мы также пробовали изучать и рассказывали об этом в статье «Девять волн: сложности и парадоксы восьми месяцев «военной операции».

Важно отметить, что отказы и снижение достижимости — тенденция, характерная не только для нашей страны. Подробнее о мировых показателях, наших методиках расчета отказов и борьбе с неискренними ответами мы также писали в статье «Отказы: кризис или новая реальность социологии?».

📆 А продолжим дискуссию о достижимости мы совсем скоро: 25 мая на секции «Проблема неответов в турбореальности» Грушинской конференции представим свой доклад о достижимости в опросах на тему «военной операции».

📌Регистрация слушателей доступна на сайте до 18 мая.

#СоциологияAsIs

Совместный проект Платформы, низгораева, Russian Field, САЕАС ФОКУСА

Измерение счастья – технология или социологическая авантюра?  
 
С точки зрения здравого смысла попытка измерить уровень счастья общества выглядит авантюрой. По крайней мере, в значении слова «счастье», которое придает ему русский язык – сильного, перегретого состояния в момент наибольшей полноты жизни человека. Человек не может быть счастлив непрерывно и равномерно,  24/7. Если это случается, возникает подозрение в употреблении наркотиков  или какой-то сектантской экзальтации. Можно сказать: «Я счастлив», имея в виду длительный  период жизни. Однако такие фразы чаще связаны с особыми моментами (условный медовый месяц), а не постоянным фоном.
 
Мы даже не знаем толком, как определить счастье. Это эмоция, чувство, состояние сознания? И  вместе с тем, социология предпринимает постоянные попытки признать счастье как постоянный атрибут общественной среды. На этой основе построены многочисленные национальные  «индексы счастья». Так, в последнем докладе World Happiness Report самыми счастливыми людьми названы жители Финляндии, русские – на 70-м месте. А ведь были когда-то жители одной империи. Но ВЦИОМ делает встречный ход. По его данным, 83% жителей России считают себя счастливыми, а за последние 30 лет индекс счастья в России вырос в 11 раз.
 
Возникает подозрение: что-то в этой процедуре не так. И здесь социологи  начинают объяснять, что в их понимании счастье – это следствие наличия социальных благ, сервисов. А все это можно измерить. Человек редуцируется к набору материальных факторов, которые детерминируют его психику, обязывают быть счастливым. Этим грешат не только правительства и бюджетные организации, но и личная практика. Например, так построен процесс имитации счастья в социальных сетях: изображать себя на пляже со скрещенными ногами и коктейлем в руке. Происходит сведение внутреннего состояния к набору внешних атрибутов, ВВП ли это или хороший алкоголь.  
 
Впрочем, в последнее время появились семантические компромиссы. Так, представитель ВЦИОМа объяснил, что русское «счастье» и английское «happiness» по наполнению – не одно и то же. Англосаксы понимают здесь спокойное позитивное состояние души, не обремененное тревогами и переживаниями. Коротко оно передается фразой «мне норм»; своем индексе ВЦИОМ исходит из островного понимания.
 
А вот другой известный социолог в своем тг-канале предложил китайский вариант оценки счастья через такое решение: «О счастье напрямую спрашивать не нужно. А нужно спросить себя о пяти проявлениях счастья и шести упущениях в счастья». Ну и далее – вполне конфуцианский разбор.
 
Мне же представляется, что лучше просто отказаться от желания все измерить и не морочить людям голову (ошибка вообще думать, что дело социологии – это калькуляция). К счастью, счастье, даже его дериватив «довольство», неизмеримы. Для этого люди живут слишком сложной и нестабильной жизнью: строят планы, которые редко сбываются, переносят болезни и потери, неожиданно схватывают удачу, принимают спонтанные решения. Сомнительно даже, может ли респондент зафиксировать состояние счастья в этом психическом потоке. Но при этом ему может быть внутренне приятно сказать анкетеру: «Да, я, конечно, счастлив». Ведь казаться счастливым лучше, чем наоборот.
 
Автор рубрики – Алексей Фирсов, социолог, генеральный директор ЦСП «Платформа»