Именно на фронтах Первой мировой войны песни Александра Вертинского становятся популярными среди солдат и офицеров, докторов и сестер милосердия. Там, на фронте, в санитарном поезде № 68, курсирующем между окопами под Вислой и Неманом, укреплениями под Барановичами, линией фронта под Лидой и родился тот сценический образ Вертинского, который прославил его во всем мире.

Госпитальный поезд № 68, курсирующий с передовой в тыл – это кошмарные серые вагоны, заполненные тяжело раненными и умирающими людьми. Кровь, грязь, стоны умирающих людей, бессилие от невозможности всем помочь – эти ужасные страдания людей переворачивали сознание Вертинского. После богемной беззаботной жизни, шампанского, салонного пения перемешанного с кокаином – ад санитарного поезда, слишком резкий переход. Он писал позже:
«У нас в поезде солдаты молчали, покорно подставляли обрубки ног и рук для перевязок и только тяжело вздыхали, не смея роптать и жаловаться. Я делал все, что в моих силах, чтобы облегчить их страдания, но все это, конечно, была капля в море!».

Вертинский великолепно освоил перевязочную технику. Он мог работать часами, когда уже другие санитары валились с ног от усталости.
Иногда, после бессонных ночей, его просили еще и спеть. Был случай, когда исполняя умирающему солдату колыбельную на слова Константина Бальмонта, он заснул и проснулся утром, положив голову уже на труп слушателя.

Санитарные будни продолжаются. Вертинский читает и пишет письма родным раненных воинов, ассистирует на операциях, так как квалифицированных специалистов не хватало. И бинтует, бинтует, бинтует.

Певец вспоминает:
«В поезде была книга, в которую записывалась каждая перевязка. Я работал только на тяжелых. Легкие делали сестры. Когда я закончил свою службу на поезде, на моем счету было тридцать пять тысяч перевязок!».

Рахманинов терпеть не может граммофонов, и его дети заводят этот инструмент только тогда, когда отца нет дома.

Однажды молодежь «завела Вертинского», и в этот момент вошел невзначай ворвавшийся композитор. Дети сконфуженно посмотрели на отца. Композитор остановился, слушая конец какой-то пластинки Вертинского.

— А ну ка, поставь сначала, — сказал Рахманинов.

И композитор Рахманинов прослушал Вертинского и не один раз…