Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз —
Впереди — Исус Христос.


Как известно, многие литераторы Серебряного века с воодушевлением приняли октябрьский переворот и даже пошли буквально служить советской власти. Кто-то сделал это из романтических побуждений, кто-то из сугубо конъюнктурных. Причины были разными, но у всех этих историй был почти одинаковый конец: долгие страдания и преждевременная смерть.

«Обыкновенный царизм» расскажет одну из таких поучительных историй. Тем более, сегодня для этого есть замечательный повод — день рождения русского классика Александра Блока. И пускай его трагическая судьба послужит примером будущим поколениям честных русских людей.

В современном массовом сознании Блок воспринимается как поэт, писавший восторженные стихи о Прекрасной Даме. В реальности, своей прекрасной даме Любови Менделеевой (дочери знаменитого химика), Блок изменял с кем попало, а она ему с поэтом Андреем Белым. Впрочем, эту историю в деталях я расскажу на другом канале.

Вторая подробность про Блока, которую знает в России каждый школьник, заключается в том, что он воспевал революцию в поэме «Двенадцать» (пускай и весьма оригинальным образом). Но что произошло потом с «трубадуром революции», уже мало кто помнит. Что же, пора принять таблетку памяти.

Октябрьский переворот Блок принял действительно с восторгом. «Вне зависимости от личности, у интеллигенции звучит та же музыка, что и у большевиков. Интеллигенция всегда была революционна. Декреты большевиков — это символы интеллигенции», — писал поэт.

Блок считал, что бунт «чистых и первозданных» крестьян и пролетариата — это справедливое возмездие отвратительному миру дворянства и буржуазии (сам Блок, конечно, вырос в дворянской семье). Доходило до того, что поначалу он даже оправдывал разграбление собственной усадьбы.

«И если даже руками грязнее моих (и того не ведаю и о том, господи, не сужу) выкидывают из станка книжки даже несколько „заслуженного“ перед революцией писателя, как А. Блок, то не смею я судить», — смиренно говорил поэт.

В первые годы советской власти большевики активно назначали и выбирали Блока на самые разные должности во всевозможных комитетах и комиссиях, которые тогда росли, словно грибы после дождя. Однако по доброй традиции красные вскоре заподозрили поэта в «антисоветском заговоре» и в 1919 году чуть не расстреляли.

Вскоре и у самого Блока от революционных эскапад нового режима стало наступать живительное похмелье. В июне того же года он описывает крестьянские грабежи уже без всяких глубокомысленных оправданий: «Загажено все еще больше, чем в прошлом году. Видны следы гаженья созна­тельного и бессознательного».

В июле 1921 года известие о сожжении усадьбы в Шахматово для поэта стало страшным ударом. К тому времени он уже сильно голодал и тяжело болел (да, истинное отношение революции к русской интеллигенции было именно таким).

У Блока начали выпадать зубы, он часто падал в голодные обмороки. Друзья и близкие отмечали, что поэт мучался от страшных болей, а врачи постоянно кололи ему морфий и советовали экстренно выехать за границу, потому что никакой нормальной медицины в стране рабочих и крестьян просто не было.

Тогда супруга Блока обратилась с просьбой к советским властям выехать на лечение и вступила на Via Dolorosa бюрократического ада. Сначала Блокам наотрез отказали в выезде.

Тогда Любовь Блок попыталась задействовать Горького и Луначарского. Помогло лишь отчасти: Блоку разрешили выезд, но ей — нет. Однако поэт к тому моменту был уже настолько плох, что самостоятельно не мог даже выйти из дома.

В конце концов, семье Блок разрешили выезд, но не в Финляндию, а на Смоленское кладбище. Окончательное разрешение пришло в день смерти поэта. Он не дожил и до 41 года.

Символично, что перед смертью, находясь уже в полубреду, Блок порывался сжечь все экземпляры поэмы «Двенадцать».

Однажды я придумал идеальную Россию. 

Всё в ней было прекрасно. Политики и чиновники предавались служению нации. Люди жили осмысленно и счастливо. Мужчины все были амбициозны и деятельны. Женщины — красивы и благонравны. Предприниматели побеждали на всех рынках, а дипломаты решали все международные конфликты в нашу пользу. Коренные территории сами сдавались нам. Многие страны тоже рады были бы сдаться, вывешивали триколоры и заучивали русский язык, но мы им отказывали: извините, вы не подходите для идеальной России. 

В идеальной России нет хрущёвок, нет массовой застройки, нет панельных муравейников. Архитектура вся каменная, русская и малоэтажная. Кроме небоскребов в центре крупнейших мегаполисов. 

В идеальной России нет мигрантов, диаспор и влияния национальных меньшинств на уровне страны. 

В идеальной России все живут долго и почти не умирают. А если даже и умирают, то все понимают, что так нужно было. 

Отличную идеальную Россию я придумал. Однако после этого я вернулся в Россию реальную. 

В реальной России много проблем. Подчёркиваю, проблем. 

Советское наследие, Кадыров, чиновники-коррупционеры и чиновники-идиоты, денег меньше, чем хотелось бы, а мрём больше, чем хотелось бы. 

Олег Кашин спрашивает меня, моя ли эта Родина? 

Да, Олег Кашин, это моя Родина. Здесь живёт мой народ. Только из реальной России можно построить Россию идеальную. 

Я знаю, что Олег Кашин тоже придумал себе идеальную Россию. Однако он решил, что он не будет работать с реальной Россией, а будет жить в фантазии и злостно обличать всё, что с ней расходится. 

Он говорит нам, что произвол Кадырова — это наш позор, наше бессилие, что мы ничего с этим не можем сделать. 

Он прав, мы действительно ничего не можем сделать с Кадыровым. 

Но ведь он тоже не может. Только мы остаёмся со своим народом, с его проблемами и его успехами. 

А Олег Кашин сидит в Лондоне, становится всё более чужим, теряет связь с почвой. 

Зато с твёрдым пониманием, как должна выглядеть идеальная Россия. 

Про реальную Россию он сказал: «К нам это не имеет никакого отношения».