…между лотками торговцев, неспешно и величественно, в окружении затянутых в чёрное рослых охранников, шла девушка. Пинит ещё никогда не видела кого-то, столь прекрасного, двигающегося с такой грацией.
Вороница ступала не торопясь, словно замершая в изумлении и раболепии толпа ее нимало не смущала, словно она вообще была здесь одна.

Ночью начался дождь. Тугие тяжелые капли били по земле, по закрывшимся на ночь бутонам цветов, по листьям деревьев, заставляя их кроны трепетать словно от страха. Воздух наполнился свежестью и тоской, сладостным обещанием чуда и опасностью, что таит ночная тьма.

Она ступила на гравий, хрустнувший под подошвами ее ботинок, закинула голову, пытаясь полностью охватить взглядом громаду Марака, вдохнула — и замерла.
Воздух был другим. Густым и сладким, напоенным ароматами ночных цветов и неожиданно свежим — а еще знакомым. Как мысль, которую забываешь за мгновение до того, как произнести, и вот наконец вспомнил; как стихотворение, сочиненное ночью в полусне, чьи строчки внезапно вновь всплывают в сознании утром.
Ветер коснулся щек Лилиан, словно утешая ее, стирая следы слез с кожи, — и в запахе, который он принес с собой, крылось что-то, от чего сердце Лилиан сжалось от щемящей грусти узнавания. Этот ветер обвил ее, обнял, окутал всю, проникая в волосы, касаясь кожи, обещая чудо — неясное, далекое, но заставляющее сердце замирать.

«На сонный ночной перекресток боком вылетает взмыленный алый спорткар»

Будет тяжело, трудно, страшно, и, возможно, однажды тебе захочется все бросить. Но я знаю, что ты достаточно сильная, чтобы прогнуть этот мир под себя, сломав ему хребет. И я помогу тебе это сделать.

...В нее верит ша-Каэру, а это намного дороже. Не зря же, когда она встала, чтобы уйти, и приложила ладонь к груди, он поднялся и сложил ее пальцы в кулак — она не просто детеныш Дома журавлей, она воин клана. Его воин.