КАЗАНСКИЙ ЦИКЛ

1.

Буду мужчина с небритым голосом,
как кальянный рэпер.
Всем девочкам нравятся
бабуинистые бабуины.
Межвидовые
и многонациональные скрепы,
традиции и доктрины.

Человеческими страданиями
не пронять меня.
И любовь — как люголь,
только голос мой расшершавит.
Мечеть Кул-Шариф
за стенáми Кремля.
Кто кого ещё защищает.

2.

Не видно ни бога,
ни кóреша его Лазаря.
На снимке смеются,
но выкручена по-ублюдски яркость.
Прекрати меня трогать,
женщина кареглазая,
и объясни мне свою татарскость.

Не свéтится имя
ни иже на небесéх
ни даже на городском билборде.

Меня тошнит давно и от всех.
Давно и от всех.
Но с тобой мне кайфово вроде.

3.

На поэтической вéчере тайной
мне подарили в пакете чак-чак.
Я преломил его —
и накормил народы.
А потом меня били
нечестно ногами на Жилплощадке
какие-то бля уроды.

Вы обознались,
милые, ровные, дорогие.
Моя фамилия —
не Багров и не Кологривый.
Я — Сергеев,
в России иметь такую фамилию —
одно и то же,
что не иметь вообще никакой.

Но дети ваших детей
у меня будут фоткаться на могиле
и показывать разные жесты
одной рукой.

4.

«Джамбо» —
в Африке значит приветствие,
а в Азии —
циферку шесть или похвалу.

Делай что нравится,
но не ешь мою пахлаву.

Будь осторожен, это — Россия:
не только запад, но и восток,
не только сложно, но и красиво,
не только капля, но кровосток,
не только я, но такой же ты,
мы — Кочубей, Пересвет, Емеля.
У нас на коже растут цветы,
когда мы вместе ложимся в землю.

Лето и арбалеты.
Слово и пацаны.

Небо и минареты.
Господи, это мы.

5.

Через нас идёт Волга, длится,
словно аорта.
Я не поэт, не турист,
я — Иван Четвёртый.

Слова мои — бедные
цесаревичи-сыновья.
Все от тебя,
конечно все от тебя.

Через нас идёт Волга, ищет
свободы издалека-дóлга,
о городá шурша.
Океана ей не видать,
но не видать и внешнего долга
(а вы видали, что в США?)

Через нас идёт Волга.
Через каждого долбоящера,
долборуса и долбоёба,
настоящего и притворного,
вольного и невольного,
русского и татарина,
юного или старого,
Путина или Сталина,

через опричника
или служителя православной церкви,
через ребёнка
или ту кроткую деву с пледом.

Мы состоим из Волги
на пятьдесят процентов.
Ещё половина — кровь и белое небо.

6.

У России тени монгольские,
византийские,
города не близкие, пробки адские,
но дороги быстрые и по акции
дураки дурацкие, дураки дурацкие,
вас бы вызвать на пару ласковых,
ночи длинные, ночи скользкие,
ночи разные,
позы нищие, а запросы царские,
бойни пофиг, а бог как кофе:
в одном — их три.

У России руки московские,
а глаза — казанские.
Стой как вкопанный и смотри.

(2024)
#стихи

ИДОЛ

За честно натруженный
хитрый надрыв в миокарде,
за долгую, долгую зиму,
которой нет края,
за ветер, ненужный,
как мир без России на карте,
за чёрствую соль,
за язык, что иссох, повторяя:
спасибо, спасибо, спасибо,
на право и лево —

я буду стоять здесь,
как прежде стояли другие,
не ссать полицая, комрада
и божьего гнева,
не думать о жажде и смерти,
и братской могиле,
не думать о мире,
который мне больше не светит,
я буду стоять здесь,
как идол средь чёрных деревьев,
поди меня сдвинь,
да попробуй меня перебредить
в моей необъятной,
погибельной, солнечной вере.

(2023)
#стихи

НИНО́

Казались большими,
лучистыми, светоносными.
А всё же в итоге —
осень, цейтнот, пальто.

Я пробовал жить здесь
практически всеми способами,
но это не то, Нино́,
всё не то.

Соратники, братья,
объятия в форме эллипса.
А сердце спешило,
проданное за малость.

Я пробовал умирать здесь,
так, как никто не смелился.
Но все их ножи, Нино́,
о меня сломались.

И куда мне девать весь
город, что опустыненно,
незаслуженно
кашлянёт на моих руках?

Из всех доказательств жизни
осталась ты, Нино́,
танцующая в неоновых огоньках.

И пускай, я один из них:
бирюзово, го́лубо
убегать в потолок
от взгляда двоих котов.

Я пытался писать стихи
без огня и солода,
только это опять не то, Нино́,
всё не то.

(2020)
#стихи

ВЕЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ

Влюбляюсь нещадно,
вещаю на каждый чат.
Врываюсь,
отчаянный, как адмирал Колчак,
в размеренность марта.
Печаль моя —
с Запада на Камчат
имперская карта.
Это же я вам чаечкой пел,
на руках качал,
чаем отпаивал, заговаривал ваши
бледные глотки,
жидкие ваши ревущие
сушил веки,

чаял с вами воскресения мёртвых
и жизни будущаго века.

Это же я вам полночные
расписные ткал говорилки,
что на шрамах хрущёвок
вырастут маргаритки,
что разлука —
всего лишь точечка в атмосфере
или над буковкой древнерусского языка,
что Судзŷмэ однажды закроет двери
и поцелует штурмовика,
и горячая голова
на двухмерные упадёт колени.

Это я вам втирал
про преемственность поколений,
обнимая памятник Ленину
в рассыпающемся,
убогом городо-дне,
веруя, веруя,
веруя в Царствие Божие на Земле,
наблюдая, как ввинчиваются в небо
корпоративные стеклобашни.
И мы идём такие нелепые,
такие красивые,
всепрощающие.

Идём зá руку, идём зá реку,
идём в Арктику, идём в Африку,
куда глазки глядят
ордынские наши большущие,
анимешные,
через паспорты да прописки,
да души грешные —

потому что всё переточится,
перехочется,
всё растает в мартовском мыле,
в красной воде.
А мы не закончимся,
мы не заканчиваемся нигде.

(2024)
#стихи

КРЕСТИК

Дом без тебя не пустеет,
но зарастает медвежьим мхом.
Взбираясь на стены,
природа берёт своё.
Балконы не думают
о невежливом и плохом.
Ванная — так же застенчива.
Кухня — так же не пьёт.

Прихожая бродит
по коридору туда-сюда:
угрюмая нерешительность,
то ли выйти, то ли войти.
Из кранов течёт колодезная вода:
мне трудно здесь,
отпусти меня, отпусти.

В гостиной исчез
второй за неделю гость —
и две серых тени прячутся по углам.
Спальне всё это время
плохо спалось.
Крик из глубин
постельных прозрачных ран.

Сегодня уехали сразу все
соседские дети.
Младшенькой восемь,
а самому рослому было десять.
Я хотел надеть от греха
серебряный крестик,
но не нашёл, где его повесить.

(2023)
#стихи

Бежал и бежал, дыхание не берёг.
Снижал болевой порог.
От лакомого ножа
до нательных строк.

Весна — не порок,
истерика — не порок.
Закончится всё
в постели да поперёк.
Ты знал это наперёд.

Был плох, да не сдох.
Усвоил то как урок.
Бескровно сошёл
с кривых скоростных дорог.
Голодная простынь,
выдох на потолок.
Холодный межзвёздный
выдох на потолок.

Вот бог, вот порог.
Вот пыль и её пророк.
Малиновый рот.
Молитва наоборот.

(2019)
#стихи

Я тут за музыкой,
мне музыка нужна.
Не потому что что-то там,
а потому что
мне без неё хана, хана, хана.
Ой, да неужто.

Нет, вы не поняли.
И если вам смешно
(а вам смешно — я это чую,
как животный),
пускай к вам звук придёт
из шамых штрашных шнов,
сам весь нарóдливый,
хривóй и ничевóтный.

А я за музыкой — в глухих очередях,
в больных блокадах, в карантинах,
переправах,
на фотографиях-картинах
третий справа,
стою за музыкой, качаясь натощак
под инсулиновый свой бит —
дышать, дышать,
ещё минута, брат, один ребячий шаг —
и всё закончится,
как бедность и облава,
и будет кварта, квинта, терция, октава,
ещё секунда, брат
(хотя секунды мало),
но без секунды
нам и часа не отжать.

Лежали Бáхами, хуели с тишины.
Хотел фортиссимо,
ещё тебя немножко.
И уходила вглубь немеющей страны
моя дорожка.

(2024)
#стихи

Внутри мужчины — воин и монах.
Забыть наутро гарь, остаться quiet.
Внутри мужчины —
голенький монарх
стыдливо хуй руками прикрывает.

Внутри мужчины — сотни, дурачки,
понятия и бабки, кто тут первый.
Внутри мужчины — солнце и кишки
на флагах и гербах святых империй.

(2024)
из поэмы «Мужская трагедия»

#стихи

ПРОПОВЕДИ УЯЗВИМОСТИ

Декабрь как перемешивание
языка и света.
Пустое лижет порожнее,
без навигатора ища клитор.
Анимешные девочки,
онемевшие
телеграм-каналы поэтов,
охуевшее небо,
сухой расчёт ракеты «Калибр».

Я тут — затраханный лилипут,
сотый ряд в партере.
У самурая нет цели,
а только путь из варяг в евреи.
У поэта нет цели,
а только кнут — и слова, как спины.
Господь сказал:
давай совершай своё русское
пряничное харакири,
я посмотрю и воздам по вере
всем по квартире.

Кому пентхаус с видом на лето,
кому мигрантское гетто,
кому прекрасное, кому страшное,
кому чёртово,
кому Тверская, кому Лефортово.
Вот и посмотрим, сказал,
мои дорогие люди,
как вы по комнаткам да нагие
друг друга любите,
как со стрелкового с перекличкой
друг друга месите.

Будет весело, мои милые,
будет весело.
Я это гарантирую.
Всех расселим да по квартирам
в землю шершавую.
В русскую землю,
от Колымы до сраной Варшавы.
Всех пацифистов, милитаристов
и долбоящеров,
каждую террористическую ячейку
спящую,
каждую бодрую, заводную
ячейку общества.

Мне всё не нравится,
мне ничего не хочется.
Психохимия декабря,
моя клоунада неологизмов.
Опять приуныл, будто курс рубля,
да кому тут не до пизды.
Унывательство — грех
против детства и красоты,
но в аду буду лучшим,
как парни у дяди Жени.
Засунь себе в уши
свои предостережения,
пока в этих сердцах
ебашит пещерный фонк.

Опять канючишь, инцел,
а кто-то вообще без ног.
Я б с этим точно что-нибудь сделал,
если бы мог.

Только липкая оторопь
трёхчасового сна.
Если воля твоя —
сними с меня эту накипь.
Если воля моя —
значит, скоро придёт весна.
Я доподлинно видел
все её злые знаки
этой шёлковой ночью,
которую мне не вывезти,
но если не мной —
то не будет вывезена ни кем.

Читая молитвы
и проповеди уязвимости
на самом большом
и собственном языке.

(2024)
#стихи

Казалось, это «Варяг»,
а это — ковчег.
Придите ко мне,
и я успокою вас.
Засыпáть безымянно
вечером на плече,
пока за окном
играет московский вальс.

Пока за бортóм
играет московский фонк,
в прохожих плюётся сталью
прямой эфир.
Железобетон
и слёзы штурмовиков,
в которых утонет
старый знакомый мир.

В сибирский апрель,
мерцающий налету,
в карельскую нежность,
в зелень алтайских глаз —
придите ко мне,
я и для вас расцвету.
Придите ко мне,
и я засияю в вас.

Мы думали, это сон,
а это — дазайн.
Бумажная кожа,
шрам от карандаша.
Всё просто: увидел солнце —
и полезай.
Слова все похожи.
Даша. Дыши. Душа.

(2024)
#стихи