с247
Хочу рассказать об одном сюжете, который меня давно волнует. Он связан с двумя определениями современности и времени. О них я много думаю, в том числе, в связи с концом этого года. Первое можно найти у Агамбена, о чем он пишет, обращаясь к Мандельштаму и цитируя его «Век»:
Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?
Для Агамбен время в этом стихотворении крайне телесно. А современник — этот тот, кто способен заглядывать в его темноту и не бояться склеивать сломанные позвонки. Второй образ времени есть у Деррида, когда он обращается к Шекспиру:
Порвалась дней связующая нить.
Как мне обрывки их соединить!
В оригинале этих строк мы можем найти немного другой смысл — the time is out of joint. Дословно — время вышло из сустава. Поэтому между двумя этими образами, у Агамбена и Деррида, есть оппозиция: склеивание позвонков времени и вывих сустава временни.
То есть с одной стороны, связывание, настоящее, а с другой — разрыв, призраки. В последние несколько лет есть ощущение, что время именно вышло из сустава или слетело с петель (как тоже иногда это переводят). Темноты современности стало слишком много, чтобы хоть что-то в ней различить. Она не ослепляет, как предупреждал Агамбен, а наоборот заставляет включать ночное зрение.
В этом контексте задача склеивать позвонки звучит утопично, но все равно остается возможной. В конце концов, и сам Агамбен завершает свою речь словами:
Пытавшиеся помыслить современность смогли сделать это, только раздробив ее на несколько времен, ввести во время сущностную разнородность. Кто способен сказать «мое время», разделяет время, вписывает в него зазор и непоследовательность.
Хочу рассказать об одном сюжете, который меня давно волнует. Он связан с двумя определениями современности и времени. О них я много думаю, в том числе, в связи с концом этого года. Первое можно найти у Агамбена, о чем он пишет, обращаясь к Мандельштаму и цитируя его «Век»:
Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?
Для Агамбен время в этом стихотворении крайне телесно. А современник — этот тот, кто способен заглядывать в его темноту и не бояться склеивать сломанные позвонки. Второй образ времени есть у Деррида, когда он обращается к Шекспиру:
Порвалась дней связующая нить.
Как мне обрывки их соединить!
В оригинале этих строк мы можем найти немного другой смысл — the time is out of joint. Дословно — время вышло из сустава. Поэтому между двумя этими образами, у Агамбена и Деррида, есть оппозиция: склеивание позвонков времени и вывих сустава временни.
То есть с одной стороны, связывание, настоящее, а с другой — разрыв, призраки. В последние несколько лет есть ощущение, что время именно вышло из сустава или слетело с петель (как тоже иногда это переводят). Темноты современности стало слишком много, чтобы хоть что-то в ней различить. Она не ослепляет, как предупреждал Агамбен, а наоборот заставляет включать ночное зрение.
В этом контексте задача склеивать позвонки звучит утопично, но все равно остается возможной. В конце концов, и сам Агамбен завершает свою речь словами:
Пытавшиеся помыслить современность смогли сделать это, только раздробив ее на несколько времен, ввести во время сущностную разнородность. Кто способен сказать «мое время», разделяет время, вписывает в него зазор и непоследовательность.
с248
Не думал, что когда-нибудь буду писать об играх, но мы с Лизой прошли Assassin’s Creed: Odyssey, и это лучшая игра, чтобы понять древнегреческую философию.
Несмотря на все минусы, однотипность заданий и растянутый сюжет, игра подкупает огромной картой, по которой можно свободно перемещаться и исследовать Элладу. Это хорошее погружение, которое дает понять некоторые моменты того, как был устроен античный мир, как ощущали себя в этом мире люди и что сподвигало их заниматься философией.
Помимо того, что в Odyssey есть несколько заданий с Сократом и встреча с молодым Платоном, сам внутренний дизайн игры буквально говорит: вот тебе ойкумена, путешествуй с легкостью, а еще — если чувствуешь, что прежний мир разваливается из-за политических распрей, попробуй заняться философией или искусством.
Это игра хорошо бы подошла для контента, который делает блогер Эни Остин в жанре «задаем бытовые, реалистичные и научные вопросы о выдуманном игровом мире». Для своих обзоров он подключает знания из разных дисциплин — геологии: откуда берутся реки в Скайриме — и ядерной физики: куда на самом деле попадали бомбы в Fallout 3?
То же самое можно сделать с этой частью Ассасина, но задать вопросы со стороны философии. Например, как устроено движение («странствие») персонажей в игре, если учитывать характеристики Дрвеней Греции, которые дали ей Делез и Гваттари. Как NPC становятся чужеземцами?
Среди характеристик Делеза и Гваттари, можно найти, например, автохтонность — как связь со свободной землей, которую философ, условно говоря, приносит с собой в полис и запускает процесс мысли, обмениваясь вольными мнениями. То, как осуществляется путешествие в игровом пространстве Assassin’s Creed: Odyssey, хорошо показывает, почему философия стала возможной в таком отношении с пространством и городом.
Не думал, что когда-нибудь буду писать об играх, но мы с Лизой прошли Assassin’s Creed: Odyssey, и это лучшая игра, чтобы понять древнегреческую философию.
Несмотря на все минусы, однотипность заданий и растянутый сюжет, игра подкупает огромной картой, по которой можно свободно перемещаться и исследовать Элладу. Это хорошее погружение, которое дает понять некоторые моменты того, как был устроен античный мир, как ощущали себя в этом мире люди и что сподвигало их заниматься философией.
Помимо того, что в Odyssey есть несколько заданий с Сократом и встреча с молодым Платоном, сам внутренний дизайн игры буквально говорит: вот тебе ойкумена, путешествуй с легкостью, а еще — если чувствуешь, что прежний мир разваливается из-за политических распрей, попробуй заняться философией или искусством.
Это игра хорошо бы подошла для контента, который делает блогер Эни Остин в жанре «задаем бытовые, реалистичные и научные вопросы о выдуманном игровом мире». Для своих обзоров он подключает знания из разных дисциплин — геологии: откуда берутся реки в Скайриме — и ядерной физики: куда на самом деле попадали бомбы в Fallout 3?
То же самое можно сделать с этой частью Ассасина, но задать вопросы со стороны философии. Например, как устроено движение («странствие») персонажей в игре, если учитывать характеристики Дрвеней Греции, которые дали ей Делез и Гваттари. Как NPC становятся чужеземцами?
Среди характеристик Делеза и Гваттари, можно найти, например, автохтонность — как связь со свободной землей, которую философ, условно говоря, приносит с собой в полис и запускает процесс мысли, обмениваясь вольными мнениями. То, как осуществляется путешествие в игровом пространстве Assassin’s Creed: Odyssey, хорошо показывает, почему философия стала возможной в таком отношении с пространством и городом.
с249
Изначально этот канал задумывался как личный, но в итоге в нем остался только философский контент. Меня это радует, но иногда хочется разомкнуть границу между текстом и повседневной жизнью.
Я сделал 9 коллажей за каждый месяц с апреля (тогда я стал более регулярно всё фоткать) — так сказать, за пределами философии. За это время произошло много хорошего:
Прочитал мини-курс о современной культуре в библиотеке Маяковского: записи этих лекций набрали более 5 000 просмотров на YouTube и других платформах.
С друзьями мы наконец дождались выхода номера журнала «Логос» с нашим блоком статей и презентовали его в «Порядке слов» — была одна из самых душевных и одновременно веселых презентаций на моей памяти.
Мы с Лизой летом много путешествовали, съездили в Псковскую область, слетали в Забайкальский край, покатались по Бурятии, вернулись в Питер и открыли купальный сезон в Ленобласти, а в сентябре — сыграли свадьбу.
Вышла моя книжка, было здорово видеть появление изданий на полках почти всех книжных, а еще — проводить презентации и читать отзывы. Спасибо вам за участие в жизни этой книжки.
За год я успел покинуть парочку проектов и поменять работу. В декабре устроился в школу и теперь веду историю, это оказался интересный и приятный опыт.
Наконец, я успел написать несколько академических статей по теме философии земли, две из них уже даже успели выйти, а еще — мы перезапустили «вчемсуть», теперь это полноценное медиа о современной философии.
Фотографии, прикрепленные к посту, идут отчасти параллельно всем этим событиям, но показывают настроения и атмосферу за их пределами — год был непростой, но красочный.
Изначально этот канал задумывался как личный, но в итоге в нем остался только философский контент. Меня это радует, но иногда хочется разомкнуть границу между текстом и повседневной жизнью.
Я сделал 9 коллажей за каждый месяц с апреля (тогда я стал более регулярно всё фоткать) — так сказать, за пределами философии. За это время произошло много хорошего:
Прочитал мини-курс о современной культуре в библиотеке Маяковского: записи этих лекций набрали более 5 000 просмотров на YouTube и других платформах.
С друзьями мы наконец дождались выхода номера журнала «Логос» с нашим блоком статей и презентовали его в «Порядке слов» — была одна из самых душевных и одновременно веселых презентаций на моей памяти.
Мы с Лизой летом много путешествовали, съездили в Псковскую область, слетали в Забайкальский край, покатались по Бурятии, вернулись в Питер и открыли купальный сезон в Ленобласти, а в сентябре — сыграли свадьбу.
Вышла моя книжка, было здорово видеть появление изданий на полках почти всех книжных, а еще — проводить презентации и читать отзывы. Спасибо вам за участие в жизни этой книжки.
За год я успел покинуть парочку проектов и поменять работу. В декабре устроился в школу и теперь веду историю, это оказался интересный и приятный опыт.
Наконец, я успел написать несколько академических статей по теме философии земли, две из них уже даже успели выйти, а еще — мы перезапустили «вчемсуть», теперь это полноценное медиа о современной философии.
Фотографии, прикрепленные к посту, идут отчасти параллельно всем этим событиям, но показывают настроения и атмосферу за их пределами — год был непростой, но красочный.
с250
Это буквально я
Недавно Дмитрий Хаустов написал у себя в канале интересный текст о мощном тренде в соцсетях с literally me персонажами. Вы наверняка их видели, появляется целая куча коротких видео (эдитов): Райан Гослинг в фильме «Драйв», Патрик Бэйтман, Тайлер Дёрден и король Балдуин 4 (тот самый пафосный человек в серебряной маске, который показывает рукой «silence!»).
В своем тексте Дмитрий Хаустов говорит, что именно философия является топливом для машинерии literally me фильмов: выкурченное ницшеанство Бойцовского клуба, стоицизм «Драйва», борьба за политическую и личную справедливость идей Марка Аврелия в двух «Гладиаторах». Короче говоря, причины культуры literally me нужно искать в философских трактах, а ее начало — в диалогах Платона с участием Сократа.
Философ — это тоже своеборазный literally me персонаж, пишет Дмитрий. Однако мне это видится немного иначе. Если брать во внимание не только философию, но и историю, то можно заметить, что сверхценность чести и славы в популярной культуре сейчас — это след рыцарской и военной кульутры Средних веков. Как пишет Жорж Вигарелло, рыцарь воплощал почти символическую цель: он должен во что бы то ни стало выстоять и «не показать слабость».
В этом смысле философ — скорее, анти-рыцарь. Он устает по-другому. Ему нужна другая «честь» — без физической доблести. Можно вспомнить образ: Декарт как сломанный солдат, фехтовальщик. Или любовь Декарта оставаться подольше в постели, пока все одноклассники по Иезуитскому колледжу уже давно на занятиях.
Никто на самом деле не хочет быть literally me философом в прямом смысле этого слова. Образ жизни философа не очень-то привлекает. Но философия по-прежнему собирает вокруг себя людей и будоражит ум. Почему так происходит?
Ответ можно найти у Слотердайка: философия предлагает сообщество друзей, которые не «буквально я», а которые радикально иные — но друзья при этом. Это не идеальные Другие, которыми хочется быть, а равные и достойные (как писала Ольга Шпарага) — дотянуться до них можно одной рукой, не привлекая силы смерти и безумную улыбку Джокера (который тоже умудряется сейчас стать literally me персонажем).
Философия, как и literally me тренд, тоже умеет конвертировать социальные неудачи в активную силу: «силу» заботы о себе и интеллектуальные упражнения. Но делает она это без агрессии и патологий — вне иллюзорной логики почёта. В общем, лучше быть философом, чем Районом Госуслуг.
Это буквально я
Недавно Дмитрий Хаустов написал у себя в канале интересный текст о мощном тренде в соцсетях с literally me персонажами. Вы наверняка их видели, появляется целая куча коротких видео (эдитов): Райан Гослинг в фильме «Драйв», Патрик Бэйтман, Тайлер Дёрден и король Балдуин 4 (тот самый пафосный человек в серебряной маске, который показывает рукой «silence!»).
В своем тексте Дмитрий Хаустов говорит, что именно философия является топливом для машинерии literally me фильмов: выкурченное ницшеанство Бойцовского клуба, стоицизм «Драйва», борьба за политическую и личную справедливость идей Марка Аврелия в двух «Гладиаторах». Короче говоря, причины культуры literally me нужно искать в философских трактах, а ее начало — в диалогах Платона с участием Сократа.
Философ — это тоже своеборазный literally me персонаж, пишет Дмитрий. Однако мне это видится немного иначе. Если брать во внимание не только философию, но и историю, то можно заметить, что сверхценность чести и славы в популярной культуре сейчас — это след рыцарской и военной кульутры Средних веков. Как пишет Жорж Вигарелло, рыцарь воплощал почти символическую цель: он должен во что бы то ни стало выстоять и «не показать слабость».
В этом смысле философ — скорее, анти-рыцарь. Он устает по-другому. Ему нужна другая «честь» — без физической доблести. Можно вспомнить образ: Декарт как сломанный солдат, фехтовальщик. Или любовь Декарта оставаться подольше в постели, пока все одноклассники по Иезуитскому колледжу уже давно на занятиях.
Никто на самом деле не хочет быть literally me философом в прямом смысле этого слова. Образ жизни философа не очень-то привлекает. Но философия по-прежнему собирает вокруг себя людей и будоражит ум. Почему так происходит?
Ответ можно найти у Слотердайка: философия предлагает сообщество друзей, которые не «буквально я», а которые радикально иные — но друзья при этом. Это не идеальные Другие, которыми хочется быть, а равные и достойные (как писала Ольга Шпарага) — дотянуться до них можно одной рукой, не привлекая силы смерти и безумную улыбку Джокера (который тоже умудряется сейчас стать literally me персонажем).
Философия, как и literally me тренд, тоже умеет конвертировать социальные неудачи в активную силу: «силу» заботы о себе и интеллектуальные упражнения. Но делает она это без агрессии и патологий — вне иллюзорной логики почёта. В общем, лучше быть философом, чем Районом Госуслуг.
с251
Нашел идеальный твит, который хорошо объясняет Башляра и Слотердайка. Главный тейк Слотердайка в «Сферах» — это то, что человек скучает по своему состоянию в защищенном пространстве (дом, материнские объятия, детские шалаши). Эта тоска накладывается на отношения с миром, поэтому человек стремится все одомашнить и создать для себя новую зону интимности как безопасной близости.
Слотердайк называет это «борьбой за нежность», которая превращается в борьбу за ресурсы — еще со времен, когда человечество только научилось добывать огонь. Условно говоря, те, у кого этот огонь был, быстро привыкли к комфорту и не хотели ни за что его отдавать. Огонь давал тепло и расслабленность — собственно, состояние «нежности мира». Похожий механизм потом срабатывал и в отношении других ресурсов.
Что касается «одомашнивания воды» — это пример из этой же серии: дождь, который стал «близкой» и не опасной природой. Схожую логику можно найти и у Башляра. Он пишет о материальном состоянии воображения, то есть о наших грезах, снах и мечтах, работающих на основе таких же механизмов, которые есть у стихии воды. Вода становится «фундаментом» для состояния текучих мечтаний, когда мы спокойно или бурно двигаемся по потоку своих грез.
Это как «грусть всех цветков» у Шеллинга, которая тоже показывает схожесть между работой психического аппарата человека (тоска) и жизнью природы (увядание). Вот и ответ на твит «брата славы».
Нашел идеальный твит, который хорошо объясняет Башляра и Слотердайка. Главный тейк Слотердайка в «Сферах» — это то, что человек скучает по своему состоянию в защищенном пространстве (дом, материнские объятия, детские шалаши). Эта тоска накладывается на отношения с миром, поэтому человек стремится все одомашнить и создать для себя новую зону интимности как безопасной близости.
Слотердайк называет это «борьбой за нежность», которая превращается в борьбу за ресурсы — еще со времен, когда человечество только научилось добывать огонь. Условно говоря, те, у кого этот огонь был, быстро привыкли к комфорту и не хотели ни за что его отдавать. Огонь давал тепло и расслабленность — собственно, состояние «нежности мира». Похожий механизм потом срабатывал и в отношении других ресурсов.
Что касается «одомашнивания воды» — это пример из этой же серии: дождь, который стал «близкой» и не опасной природой. Схожую логику можно найти и у Башляра. Он пишет о материальном состоянии воображения, то есть о наших грезах, снах и мечтах, работающих на основе таких же механизмов, которые есть у стихии воды. Вода становится «фундаментом» для состояния текучих мечтаний, когда мы спокойно или бурно двигаемся по потоку своих грез.
Это как «грусть всех цветков» у Шеллинга, которая тоже показывает схожесть между работой психического аппарата человека (тоска) и жизнью природы (увядание). Вот и ответ на твит «брата славы».
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
с252
Недавно пересмотрел несколько серий «Розовой пантеры» — это мультик 1969 года, который я очень сильно любил в детстве. Решил я его пересмотреть, потому что нашел в «Тысяче плато» Делеза и Гваттари такие слова об этом персонаже (это он на картинке):
«Розовая Пантера ничего не имитирует, ничего не воспроизводит, она рисует мир своим цветом, розовое на розовом, это ее становление-миром, способ самой стать невоспринимаемой, а-означающей, создать свой разрыв, свою линию ускользания, вести до конца свою а-параллельную эволюцию».
Сейчас мультик мне понравился еще больше, чем в детстве. Сама по себе Розовая Пантера — удивляет. Этому персонажу удалось воплотить что-то вроде чистой игры формы, движения и отсутствия речи, сделав анимационный эквивалент немого кино, когда само кино уже перестало быть немым. Розовая Пантера существует в мире без лишних слов, в ритме мягких жестов и «неуловимых уловок». Это именно то, о чем говорят Делез и Гваттари: становление, способ стать невоспринимаемым, создать разрыв. Помимо этого, Розовую Пантеру можно назвать исследованием хитрости как стратегии этого становления. Пантера не конфликтует напрямую, а обходит, избегает, переворачивает ситуации в свою пользу. Ее грация — это не просто стиль, а тактика, позволяющая выскользнуть из любой ловушки. Это фигура не разрушителя, а элегантного саботажника, который действует без злого умысла, но всегда оказывается на шаг впереди. К шарму Пантеры можно отнести слова Делеза о стиле:
«Шарм есть источник жизни подобно тому, как стиль является источником письма. Жизнь не есть ваша история. Те, кто не имеет шарма, не живут, они как мертвецы. Но шарм совсем не связан с личностью. Это нечто, что заставляет улавливать личности как такое количество сочетаний и уникальных возможностей…»
В этом смысле Пантеру можно прочитать как архетип шутника, но без хаотичности: ее игра подчинена внутреннему ритму и эстетике. Именно поэтому ее образ работает даже без слов. Музыка Генри Манчини становится голосом, а движения — фразами, которые не требуют перевода. Поэтому Розовая Пантера — не просто персонаж, а чистый стиль, который не отсылает к «настоящему» объекту. Ее нет в природе, но она выглядит естественнее, чем многие живые существа. Она одновременно и роскошь (розовый цвет, элегантные манеры), и анархия (изящное разрушение ожиданий). Все мы в какой-то степени хотим быть Розовыми Пантерами: двигаться легко, избегать грубых конфликтов и оставаться на своей волне, не теряя, как говорится, достоинства. Неслучайно Делез и Гваттари еще раз возвращаются к этому персонажу и говорят в завершении:
«Картографируйте — и никаких фотографий или чертежей. Будьте Розовой Пантерой так, чтобы ваши любовные страсти стали подобны осе и орхидее, коту и бабуину».
Недавно пересмотрел несколько серий «Розовой пантеры» — это мультик 1969 года, который я очень сильно любил в детстве. Решил я его пересмотреть, потому что нашел в «Тысяче плато» Делеза и Гваттари такие слова об этом персонаже (это он на картинке):
«Розовая Пантера ничего не имитирует, ничего не воспроизводит, она рисует мир своим цветом, розовое на розовом, это ее становление-миром, способ самой стать невоспринимаемой, а-означающей, создать свой разрыв, свою линию ускользания, вести до конца свою а-параллельную эволюцию».
Сейчас мультик мне понравился еще больше, чем в детстве. Сама по себе Розовая Пантера — удивляет. Этому персонажу удалось воплотить что-то вроде чистой игры формы, движения и отсутствия речи, сделав анимационный эквивалент немого кино, когда само кино уже перестало быть немым. Розовая Пантера существует в мире без лишних слов, в ритме мягких жестов и «неуловимых уловок». Это именно то, о чем говорят Делез и Гваттари: становление, способ стать невоспринимаемым, создать разрыв. Помимо этого, Розовую Пантеру можно назвать исследованием хитрости как стратегии этого становления. Пантера не конфликтует напрямую, а обходит, избегает, переворачивает ситуации в свою пользу. Ее грация — это не просто стиль, а тактика, позволяющая выскользнуть из любой ловушки. Это фигура не разрушителя, а элегантного саботажника, который действует без злого умысла, но всегда оказывается на шаг впереди. К шарму Пантеры можно отнести слова Делеза о стиле:
«Шарм есть источник жизни подобно тому, как стиль является источником письма. Жизнь не есть ваша история. Те, кто не имеет шарма, не живут, они как мертвецы. Но шарм совсем не связан с личностью. Это нечто, что заставляет улавливать личности как такое количество сочетаний и уникальных возможностей…»
В этом смысле Пантеру можно прочитать как архетип шутника, но без хаотичности: ее игра подчинена внутреннему ритму и эстетике. Именно поэтому ее образ работает даже без слов. Музыка Генри Манчини становится голосом, а движения — фразами, которые не требуют перевода. Поэтому Розовая Пантера — не просто персонаж, а чистый стиль, который не отсылает к «настоящему» объекту. Ее нет в природе, но она выглядит естественнее, чем многие живые существа. Она одновременно и роскошь (розовый цвет, элегантные манеры), и анархия (изящное разрушение ожиданий). Все мы в какой-то степени хотим быть Розовыми Пантерами: двигаться легко, избегать грубых конфликтов и оставаться на своей волне, не теряя, как говорится, достоинства. Неслучайно Делез и Гваттари еще раз возвращаются к этому персонажу и говорят в завершении:
«Картографируйте — и никаких фотографий или чертежей. Будьте Розовой Пантерой так, чтобы ваши любовные страсти стали подобны осе и орхидее, коту и бабуину».
Делюсь записью лекции о современных исследованиях любви, которую читал на прошедших выходных:
https://youtu.be/uZbKn8ZeEcY
Лекция прошла в замечательном пространстве Triglinki и получилась весьма динамичной: успел рассказать о нескольких волнующих меня темах вокруг изучения эмоций: работает ли по-прежнему идея негативного выбора, почему дейтинги так похожи на приложения для поиска работы, как связаны «Давай поженимся» и эмоциональный капитализм и в чем был прав Ролан Барт, когда писал о речи влюбленного.
https://youtu.be/uZbKn8ZeEcY
Лекция прошла в замечательном пространстве Triglinki и получилась весьма динамичной: успел рассказать о нескольких волнующих меня темах вокруг изучения эмоций: работает ли по-прежнему идея негативного выбора, почему дейтинги так похожи на приложения для поиска работы, как связаны «Давай поженимся» и эмоциональный капитализм и в чем был прав Ролан Барт, когда писал о речи влюбленного.
с253
Внезапно моя лекция о любви набрала более 40 000 просмотров на YouTube и на этот канал подписалось 600 новых человек. Очень рад вас видеть здесь! Я как раз планировал сделать пост о романтической любви (о чем не успел сказать на лекции) и еще заодно поделиться книгами, которые можно почитать по этой теме.
Разные историки эмоций пишут, что одна из главных ценностей романтической любви — это воображение. Условно говоря, романтик — этот тот, кто мечтает, что будет в будущем, но этого будущего ждет не особо. Новые идеалы чувственности установились в начале 19 века — собсвтенно, в расцвет эпохи Романтизма. Как мы помним, романтик — это в первую очередь городской житель. Он мечтает вернуться к первозданной природе, но редко покидает окрестности родного города. Эта же логика фантазирования накладывается и на любовь.
В общем-то, сегодня мы тоже можем испытать на себе это состояние — вспомните те моменты, когда под какой-нибудь лиричный трек вы мечтали о том, как будете включать эту музыку своему возможному партнеру, если вы наконец будете вместе, или как эта музыка станет саундтреком для ваших будущих встреч. Часто такое переживание предполагает специфичное наслаждение страданиями, поэтому мне очень понравился комментарий под моей лекцией (самый залайканный, кстати):
Самая вредная идея, доставшаяся нам уже не из галантной, а из романтической культуры — это моральное оправдание и возвеличивание любовных страданий.
У романтической любви всегда открыто окно возможностей. Неслучайно Делез риторически спрашивал: как не сожалеть о принесенных в жертву темах <...>, о тех возможностях, что так и не перешли в действительность, а потому не позволили развернуться иным обстоятельствам? Или как это было у Барта: влюбленный погружен в бесконечные утопии своей любви.
Именно это и завершает негативный выбор Евы Иллуз: вариантов «любви» стало так много, что воображение перестает работать. Легче представить конец света, чем конец всех «выборов». Тут-то и происходит поломка романтической любви и на сцене появляется терапия.
Составил небольшой список литературы — что почитать, если вы хотите побольше разобраться в теме: доступно по ссылке.
Внезапно моя лекция о любви набрала более 40 000 просмотров на YouTube и на этот канал подписалось 600 новых человек. Очень рад вас видеть здесь! Я как раз планировал сделать пост о романтической любви (о чем не успел сказать на лекции) и еще заодно поделиться книгами, которые можно почитать по этой теме.
Разные историки эмоций пишут, что одна из главных ценностей романтической любви — это воображение. Условно говоря, романтик — этот тот, кто мечтает, что будет в будущем, но этого будущего ждет не особо. Новые идеалы чувственности установились в начале 19 века — собсвтенно, в расцвет эпохи Романтизма. Как мы помним, романтик — это в первую очередь городской житель. Он мечтает вернуться к первозданной природе, но редко покидает окрестности родного города. Эта же логика фантазирования накладывается и на любовь.
В общем-то, сегодня мы тоже можем испытать на себе это состояние — вспомните те моменты, когда под какой-нибудь лиричный трек вы мечтали о том, как будете включать эту музыку своему возможному партнеру, если вы наконец будете вместе, или как эта музыка станет саундтреком для ваших будущих встреч. Часто такое переживание предполагает специфичное наслаждение страданиями, поэтому мне очень понравился комментарий под моей лекцией (самый залайканный, кстати):
Самая вредная идея, доставшаяся нам уже не из галантной, а из романтической культуры — это моральное оправдание и возвеличивание любовных страданий.
У романтической любви всегда открыто окно возможностей. Неслучайно Делез риторически спрашивал: как не сожалеть о принесенных в жертву темах <...>, о тех возможностях, что так и не перешли в действительность, а потому не позволили развернуться иным обстоятельствам? Или как это было у Барта: влюбленный погружен в бесконечные утопии своей любви.
Именно это и завершает негативный выбор Евы Иллуз: вариантов «любви» стало так много, что воображение перестает работать. Легче представить конец света, чем конец всех «выборов». Тут-то и происходит поломка романтической любви и на сцене появляется терапия.
Составил небольшой список литературы — что почитать, если вы хотите побольше разобраться в теме: доступно по ссылке.
с256
Если вы устаете, то, возможно, вы — рыцарь (или Декарт)
Сейчас делаю большую видео-лекцию об истории и философии усталости. Видео уже записано, остался только монтаж. Но вообще в целом усталость удивительная тема. Например, пока все делал, много узнал о том, как усталость была разменной монетой средневековых рыцарей.
Средние века — это эпоха «медленного времени». Жить никто не торопился и поэтому усталость тоже была растянута во времени. Устать за один день тяжело, устать за всю жизнь — вот это уже более реалистично для средневекового человека. Но были и исключения — рыцари. Средневековая битва в среднем проходила быстро, за 5-6 часов все заканчивалось, а время личных столкновений (то есть когда на поле боя воин сталкивался с другим воином) было не дольше 10 минут, потому что после этого активно махать 5-килограммовым мечом почти нереально. За это время рыцарь должен был быть пережить вспышку собственной воли, устать до смерти и по возможности не потерять сознание (тоже от усталости).
Только в таких условиях рыцарь казался доблестным и честным. Его усталость — это привилегия, потому что, например, усталость крестьянина или городского портного никого не интересовала и никак не измерялась. А вот усталость рыцаря — это, собственно, главный показатель его успешности.
Как говорил Пол Гудман, средневековый человек жил в мире естественного и неестественного насилия. Поэтому особое внимание уделялось именно физическим повреждениям воинов — они были фактом того, что человек реально сражался и действительно устал. Именно повреждения и описывались в книгах и песнях, поэтому мы знаем, что именно воины (как сословие) уставали и это было их правом. После отдыха — снова в бой или на рыцарский поединок.
Сейчас мы, к счастью, замечаем усталость не только рыцарей, но и обычных работяг. У нас есть усталость не только физическая, но и внутренняя. Мы можем устать от самих себя. Можем устать от своих мыслей. За это спасибо Декарту, который придумал легальную душевную усталость. Порой даже усталость от того, что ты просто лежал в постели и вроде особо ничего не делал. Но это уже отдельный сюжет.
Если вы устаете, то, возможно, вы — рыцарь (или Декарт)
Сейчас делаю большую видео-лекцию об истории и философии усталости. Видео уже записано, остался только монтаж. Но вообще в целом усталость удивительная тема. Например, пока все делал, много узнал о том, как усталость была разменной монетой средневековых рыцарей.
Средние века — это эпоха «медленного времени». Жить никто не торопился и поэтому усталость тоже была растянута во времени. Устать за один день тяжело, устать за всю жизнь — вот это уже более реалистично для средневекового человека. Но были и исключения — рыцари. Средневековая битва в среднем проходила быстро, за 5-6 часов все заканчивалось, а время личных столкновений (то есть когда на поле боя воин сталкивался с другим воином) было не дольше 10 минут, потому что после этого активно махать 5-килограммовым мечом почти нереально. За это время рыцарь должен был быть пережить вспышку собственной воли, устать до смерти и по возможности не потерять сознание (тоже от усталости).
Только в таких условиях рыцарь казался доблестным и честным. Его усталость — это привилегия, потому что, например, усталость крестьянина или городского портного никого не интересовала и никак не измерялась. А вот усталость рыцаря — это, собственно, главный показатель его успешности.
Как говорил Пол Гудман, средневековый человек жил в мире естественного и неестественного насилия. Поэтому особое внимание уделялось именно физическим повреждениям воинов — они были фактом того, что человек реально сражался и действительно устал. Именно повреждения и описывались в книгах и песнях, поэтому мы знаем, что именно воины (как сословие) уставали и это было их правом. После отдыха — снова в бой или на рыцарский поединок.
Сейчас мы, к счастью, замечаем усталость не только рыцарей, но и обычных работяг. У нас есть усталость не только физическая, но и внутренняя. Мы можем устать от самих себя. Можем устать от своих мыслей. За это спасибо Декарту, который придумал легальную душевную усталость. Порой даже усталость от того, что ты просто лежал в постели и вроде особо ничего не делал. Но это уже отдельный сюжет.