Симптоматично, что в такой архетипической сфере жизни, отвечающей за «воспроизводство образцов», как искусство, нарушение норм и правил давно стало синонимом успеха. В современном искусстве успешен тот, кому удалось «выйти за рамки», чего-нибудь «сломать» («стереотипы», «устои», «правила» и т. п.) или, точнее, найти еще хоть что-то несломанное, чтобы – естественно, что же еще с этим можно сделать? – сломать, исказить, глумливо имитировать, вывернуть наизнанку и т. д. Это – показатель состояния общества. А в основе – левый тип мышления, изначальный выбор одного из двух отношений к власти (интерпретируя «власть» максимально широко). Из двух возможностей: левая внесистемная власть-как-исключение-из-правил и правая системная власть-как-утверждение-правил наше общество выбирает первую и получает то, за что боролось, но пеняет на зеркало.
Rightview

Под девиантным мышлением понимаются такие типы интерпретации социокультурной действительности и духовного опыта, которые приводят индивидуума (или группу его последователей–единомышленников) к созданию конфликтных артефактов культуры, последующая инкультурация которых имеет долговременные последствия; под конфликтными артефактами понимаются такие учения, доктрины, теории, тексты и другие знаково нагруженные объекты, которые диссонируют с ценностями, моральными и этическими нормами или картиной мира данной культуры.
В силу введенного определения всякое девиантное мышление может вести к новации (либо, наоборот, предлагать возврат к одной из предыдущих форм бытования культуры), но не всякую новацию можно признать следствием девиантного мышления. Разница в том, что создание обширных групп культурных артефактов, в том числе подчас и приуготовляющих почву для радикальных изменений культуры, может происходить в рамках уже выработанного ценностного консенсуса и не являться результатом девиантного мышления.
Коль скоро девиантное мышление может приводить к культурным новациям, значит, оно есть один из факторов культурной динамики, наиболее ярко манифестирующий себя там и тогда, где намечается либо рождение нового культурного организма, либо исчезновение старого, и менее ярко, но также вполне отчетливо — при переходе культуры из одной фазы существования в другую.
Термин «девиантное мышление» не имеет ничего общего с термином «девиантное поведение», который широко используется в социологии и практически всегда имеет негативную смысловую окраску. Я не привношу в термин «девиантное мышление» никакой оценочной предвзятости. Любой феномен культуры с позиций общего здравого смысла или корпоративных интересов можно оценивать сколь угодно эмоционально, однако культурология — как самостоятельная научная дисциплина, а не как служанка политического дискурса — должна заниматься фиксацией фактов и обнаружением общих закономерностей, но не вынесением приговоров.
Между тем, определенные аналогии между девиантным мышлением и девиантным поведением все–таки можно обнаружить, если обратиться к вопросу об отношении к ним со стороны институтов легитимации. Как легко видеть, оба эти понятия имеют смысл только в том случае, если существует некая культурная норма, по отношению к которой и определяется девиация.
Удобное определение институтов легитимации дает Ж. — Ф. Лиотар в своей работе «Состояние постмодерна». «Легитимация это… либо гражданский закон — а он гласит: такая–то категория граждан должна совершать такого–то рода поступки. Тогда легитимация — это процесс, по которому законодателю оказывается дозволенным провозглашать данный закон нормой. Либо научное высказывание, а оно подчиняется правилу: высказывание должно удовлетворять такой–то совокупности условий, чтобы восприниматься как научное.»
В принципе, легитимация как нечто длящееся — тоже процесс мышления, которое, в отличие от девиантного, стремится полностью вписаться в традицию, наилучшим образом ответить ценностным установкам, господствующим в данной культуре. Подобное мышление естественно назвать легитимным, ортодоксальным или нормативным. На первый взгляд, легитимное мышление является принципиально не творческим. Однако иногда, будучи вынуждены реагировать на новые проявления девиантного мышления, институты легитимации фактически ему со–творят, модифицируя культуру совместно с девиантным мышлением.

А. Зорич - Как пали сильные (Краткий очерк эволюции римской религиозности. Ментальность римская и христианская)

Уважение, сглаживает социальное напряжение, вот материал по этому вопросу https://yangx.top/rightrev/115
Так же уважение связано с выработкой норм равенства и может выступать как связь для стремления "вверх" либо отрицательного стремления к уравниловке
https://yangx.top/rightrev/156

Отрывок из книги Бернарда Вербера «Империя ангелов», которую я взяла с собой в результате:

«В 1974 году философ и психолог Анатолий Рапапорт из университета Торонто сформулировал идею, согласно которой наиболее эффективным способом поведения в отношении другого человека являются: 1) сотрудничество; 2) взаимоуважение; 3) прощение. Другими словами, когда человек, или структура, или группа встречают другого человека, структуру или группу, они заинтересованы в том, чтобы предложить альянс, затем согласно правилу взаимоуважения дать другому то, что получил от него. Если другой помогает, ему тоже помогают, если другой агрессивен, он получает в ответ такую же агрессию. Затем необходимо простить и вновь предложить сотрудничество.

В 1979 году математик Роберт Аксельрод организовал турнир между автономными компьютерными программами, способными вести себя как живые люди. Единственное требование: каждая программа должна быть снабжена стандартным коммуникационным обеспечением, подпрограммой, позволяющей общаться с соседями.

Аксельрод получил четырнадцать дискет с программами своих ученых коллег, заинтересовавшихся соревнованием. У каждой программы были различные законы поведения (у самых простых код поведения умещался в две строчки, у самых сложных — в сотню строк). Целью было набрать как можно больше пунктов. У некоторых программ правилом было как можно скорее эксплуатировать другого, украсть его пункты, а потом сменить партнера. Другие пытались выкрутиться сами, охраняя свои пункты, избегая контактов со всеми, кто мог их обокрасть. Были и такие правила: «Если другой враждебен, его надо предупредить, чтобы он прекратил это, а потом наказать». Или: «Сотрудничать, а потом неожиданно предать».

Каждая программа была 200 раз противопоставлена каждому из конкурентов.

Всех победила программа Анатолия Рапапорта, оборудованная правилом поведения СВП (сотрудничество, взаимоуважение, прощение).

Более того. Программа СВП, помещенная наугад среди других программ, вначале проигрывала агрессивным программам, но в итоге побеждала и даже становилась «заразной», если ей давали достаточно времени. Соседние программы, видя, что она наиболее эффективна, в конце концов начинали применять тот же подход. Так что в долговременной перспективе правило СВП является наиболее рентабельным. Каждый может это проверить на собственном опыте. Это значит, что нужно забыть все неприятности, которые вам причиняет коллега по работе или конкурент, и продолжать предлагать ему работать совместно, как будто ничего не произошло. Со временем этот метод обязательно окупается. И это не вежливость, это в ваших собственных интересах. Что и было подтверждено с помощью компьютера.

Эдмонд Уэллс.

«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 4»

Основа культуры вербального общения.


Прежде всего, полезно осознать, что полноценное вербальное общение возможно лишь с единомышленниками. Бывают продуктивные диалоги и с теми, чьё мнение в чем-то принципиально отличается от твоего, зато в другом очень сходно.

Общаться же людьми, живущими в иной реальности, как правило просто бесполезно, так как общий дискурс там удаётся выстроить лишь самого примитивного уровня. "Базар".

В пределе общение идёт по сути невербально, лишь на уровне эмоций. Словами в таких случаях передаются лишь интонации (в том числе на письме). Интонация это штука универсальная, понятная даже зверю. Крик ярости, вопль ужаса или торжества понятен любому млекопитающему или даже птице.

Но и это не худший вариант. Бывает, что даже чувства у людей настолько различны, что реальное, неиллюзорное взаимодействие с человеком возможно лишь на уровне физического взаимодействия, будто с насекомым. Пытаться "вести беседы" в подобных случаях это откровенно пустая трата времени.

При этом не нужно никого расчеловечивать. Люди остаются людьми, просто вербальное общение в силу непреодолимой дистанции в дискурсах невозможно, бесполезно или слишком малопродуктивно.

Наличие общего языка (например, русского) создает иллюзию возможности общего дискурса. Но язык и дискурс не синонимы!
В наше время, когда Интернет предоставил неограниченные возможности словесного контакта с кем угодно, все эти (в сущности, банальные) соображения полезно сформулировать и взять на вооружение, для чего я это и пишу.

Материал по теме https://yangx.top/rightrev/250

Когда коммуницирующие субъекты в ходе коммуникации понимают, например, причины, по которым они принимают те или иные решения, и их мотивы и действия становятся взаимно понятны им, то коммуникация была осмысленной. В коммуникации можно (разумеется, условно) выделить следующие уровни: обмен содержаниями, обмен смысловыми структурами и совместная работа над созданием и редактированием смысловых структур. На уровне обмена смысловыми структурами и совместной работы над их созданием и редактированием происходит осмысленная коммуникация. Обмен содержаниями – это обмен информацией, при котором подразумевается, что с помощью передачи информации можно адекватно передать смысловые структуры. Такая форма коммуникации не является осмысленной, поскольку через обмен информацией невозможно передать многие смысловые структуры, например схемы действий: для этого нужна практика.
... вернемся к роли коммуникации в коллективном мышлении и в придании достоверности мыслеформам, смысловым структурам и ментальным моделям. Когда люди общаются друг с другом в режиме осмысленной коммуникации, они формируют друг у друга соответствующие смысловые структуры (в идеале – идентичные). И, разумеется, если у одного человека эти смысловые структуры уже были сформированы, он оказывает влияние на то, как эти смысловые структуры будут сформированы в сознании другого. Влияние учителя на учеников объясняется тем, что ученики впервые формулируют многие смысловые структуры под его влиянием. И, проверяя их на практике, убеждают свои собственные Я-центры в полезности, применимости или достоверности этих смысловых структур.
Однако, чаще мы оказываемся в ситуации, когда у нашего собеседника уже сформировано множество смысловых структур, которым его Я-центр доверяет. Можем ли мы в этом случае рассчитывать на успех, то есть на то, что он поверит тем смысловым структурам, которые мы хотим ему передать? Да. Но только в том случае, если смысловые структуры, которые мы ему сообщим, будут согласовываться с теми, что уже существуют в его сознании.

#мышление

Сила, как идея-силы или сила-идея это исток, а потенциал-способность стоит между силой и действием.
Осилим ли - вот то что стоит между ними.
@rightrev

— Не надо меня успокаивать, лучше скажи, что мне все объяснят.
— Но я не могу, — возразил жрец. — Потому что этого не будет. Некоторые вещи нельзя объяснить. Возможно, тебе кое-что объяснят, но не все, потому что объяснять все не слишком разумно.

Warhammer 40000 Ересь Хоруса. Омнибус. Том I

http://te.legra.ph/BFP-05-05

Theses Ordinis Ministratum
ДЛЯ СЛУЖЕБНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ

Ордо Министратум, «последняя воля Императора», сеет по Галактике смерть — и пожинает возрождение.

"власть оправдана в той мере, в какой она является именно властью воли, но становится лишь имитацией, когда одни смутности подчиняют себе другие, и тем более, когда обусловленные неосознаваемыми побуждениями смутности пытаются властвовать над существами с пробужденной волей, как над лишенным активности материалом. В этом пункте происходит разделение двух аспектов, в которых воля проявляет себя в обусловленном мире — аспектов власти и свободы.

Власть (люди власти) стремится подчинять материал, все превращать в материал, делать из него свои формы, насиловать Сознание.

Свобода (люди свободы) стремится породить, кроме новых форм, и сам материал, из которого эти формы создаются, освобождать Сознание. Но в своей исходной нерасщепленной позиции воля обращена к бессознательному и реактивному своей властной стороной, а к осознанному и активному — стороной свободы."

Олег Георгиевич Бахтияров - Активное сознание

Представления о судьбе у светской и мусульманской молодежи | Касимова | Minbar. Islamic Studies
InstantView from Source

При демократии равенство невозможно
https://swamp-lynx.livejournal.com/652955.html

Георг Зиммель в свое время, определяя специфику аристократии как сословия, отмечал уникальность и особость каждого аристократа, его принципиальную несравнимость с другими. Для понимания этой специфической характеристики аристократии как группы, для членов которой общей чертой является уникальность каждого из них, Зиммель выдвинул парадоксальное понятие «индивидуальный закон». Если абстрактное равенство людей предполагается всеобщим законом, то индивидуальный закон предполагает, что каждый человек сам определяет для себя как степени свободы, так и необходимые ограничения. Поведение при этом детерминируется как личностными задатками, так и конкретными обстоятельствами индивидуальной жизни. Индивидуальный закон — это закон, вытекающий в каждом отдельном случае его реализации (а здесь есть только отдельные случаи, но нет общей закономерности) из факта человеческого неравенства.
(Simmel G. Das individuelle Gesetz // Simmel G. Philosophische Kultur. Leipzig: Alfred Kroner, 1919.)

#против_либерализма
Что говорит либерализм на тему государства – 31
Теоретик анархизма М.А. Бакунин писал («Международное тайное общество освобождения человечества»):

«…свобода является истинной и полной только в целостной взаимосвязи каждого и всех. Нет изолированной свободы, она по своей природе взаимна и социальна. Для того, чтобы я был свободен, необходимо, чтобы мое право и моя человеческая сущность были признаны… Я могу быть действительно свободным только среди людей таких же свободных, как и я. Утверждение моего права за счет права раба или даже человека менее свободного, чем я, может и должно внушить мне сознание моей привилегии, а не сознание свободы.»

Читая эти строки, невольно ловишь себя на мысли, что Бакунин был неисправимым романтиком, поскольку предоставление требуемого им народу as is в целом приведет к анархии не в его понимании, а в худшем смысле этого слова — неуправляемому буйству.

#против_либерализма
Что говорит либерализм на тему государства – 32
Ту же ошибку — желание предоставить свободу всем, независимо от их уровня развития, — совершил Макс Штирнер, теоретик анархо-индивидуализма. Он обращает свой призыв ко всем без разбора, доходя при этом до концепции грубой силы, вплоть до «отнял — значит, мое». Последствия легко представимы.

«Слишком большая свобода опасна для тех, кто не может справиться с ответственностью, сопровождающей независимость» — А.Ш. ЛаВей

Когда мы сегодня говорим об образовании, как правило, мы имеем в виду некую подготовку к жизни, передачу профессиональных знаний и навыков. То есть, например, когда абитуриент приходит на день открытых дверей, он первым делом спрашивает: «Кем я буду работать, когда закончу ваш факультет?»

С точки зрения всей античности, с точки зрения греков и римлян, такая поста­новка вопроса свободному человеку не подобает. Она подобает рабу или ре­месленнику. А ремесло — это необязательно необходимость что-то делать рука­ми, ремесло может быть интеллектуальным, однако оно отличается имен­но своей ограниченной практической применимостью. И в силу этого подходит не для всех.

Разумеется, и в Античности были ремесленники, которые тоже чему-то учи­лись, и об этом мы тоже можем говорить как об образовании. Как правило, это была передача знаний от отца к сыну или в рамках школ — например, суще­ство­вали школы живописи или школы медицины. Но в первую очередь, когда мы говорим об образовании в Античности, имеется в виду не это.

Имеется в виду то, что греки называли пайдейя (paideia). Это воспитание сво­бодного человека, которому предстоит на общественном поприще демонстри­ровать свою доблесть, arete, иногда это переводят как «добродетель». Речь идет о том, чтобы воспитать хорошего человека и гражданина; джентльмена, мы мог­ли бы сказать, который, в зависимости от того, какой век на дворе, уже будет сам решать, чем ему дальше заняться. Как правило, это или политиче­ская деятель­ность, или государственное управление, или военная служба; впо­следствии, уже в Поздней Империи, это может быть церковная служба — но, что бы это ни было, человек, получивший хорошее образование, не заточен под решение определенного круга технических задач. Он должен в первую очередь состо­яться как человек, как разумное существо, стать мудрым, доблестным, спра­­ведливым и эти качества научиться проявлять в своих делах и речах, в чем ему помогала риторика. В этом случае он может считаться в полной мере образованным.

Мы знаем, что слово в Традиции играло фундаментальную роль. Слово было само по себе неким сгустком духа, к которому тянулось множество вещей из реального мира и растворялось в нем. Слово было первичным, и к нему тяготели, стремясь раствориться в нём, интегрироваться в него, предметы и явления^[А.Г.Дугин - Радикальный субъект и его дубль].
«Символ с самого начала заявляет о себе убийством Вещи — и смертью этой увековечивается его желание»^[Жак Лакан - Функция и поле речи и языка в психоанализе].
В модерне слово утратило эту сакральную теургическую нагрузку и стало наоборот притягиваться к конкретике материальных вещей. Идеально для позитивизма было бы, чтобы одному слову соответствовала только одна вещь. Это и есть понятие точности. Традиция не знает точности, в Традиции всё приблизительно. Эта приблизительность, эта расплывчатость – это специфика наличия живого духа, который веет в слове, но, вместе с тем, это оперативная расплывчатость, которая снимает тяжесть существующей вещи.
Как говорит Жак Лакан (семинар «Психозы») - «Система языка нигде, в каком бы пункте вы ее ни взяли, не становится перстом, указывающим на определенную точку реальности; сеть языка, взятого как целое, накрывает всю реальность в ее совокупности. Вы никогда не сможете сказать, что указано именно вот это, ибо, даже если бы это вам удалось, вы ни за что не узнали бы, на что я указываю, скажем в этом столе: на цвет, на плотность, на стол в качестве предмета или на что-нибудь еще».
В модерне наоборот вещь начинает доминировать, и каждой вещи соответствует какой-то один чёткий термин, одна вещь – одно слово. Идеальная точность достигается в названии каждого предмета нумерическим кодом: это предмет №4855, это предмет №8966... И, таким образом, предел языка модерна достигается в штрих-коде.
Но что происходит со словом в эпоху постмодерна? Слово вообще освобождается от вещи, а вещь от слова, уже слово не означает никакой вещи, ничего не спасает и ничего не возвышает, не растворяет и не интегрирует, но, с другой стороны, оно не соответствует никакой вещи, слова существуют отдельно от вещей, а вещи от слов.
То, что мы слышим и говорим, вообще не имеет никакого отношения к реальности, а реальность никакого отношения к словам^[А.Г.Дугин - Радикальный субъект и его дубль].
Причем различия находятся между самой «вещью» и ее образами, между оригиналом и копией, моделью и симулякром, где для обозначения каждого из них могут быть использованы как разные наименования, так и одно и то же. Контекст использования термина зачастую также не сообщает нам о чем именно идет речь.
В конфуцианской философии существует традиция исправления имен (кит. 正名). Она исходит из и связывается с реорганизацией знака-значения. Это императив, утверждающий необходимость правильно выстраивать понятия ради того, чтобы с их помощью самосовершенствоваться и управлять государством.

"Правитель (должен быть) правителем, сановник - сановником, отец - отцом, сын - сыном"; "Когда имена неправильны, суждения несоответственны; когда суждения несоответственны, дела не исполняются" ("Лунь юй", гл. "Цзы Лу")

Можно ли представить себе, что проблемы соответствия слова и вещи, смысла и образа были очевидны уже в то время?
Очевидно, что путь к предельной конкретизации языка, ведущий к штрих-коду, разрушая образность предельно сужает, как вероятность ложного толкования, так и спектр смыслов, необходимый для создания новых идей. В конечном счёте не так важна сама терминология, сколько образы и смыслы скрывающиеся за словами. Язык кода уничтожает их таким же образом, как и символ, игнорирующий описываемую им вещь. Здесь мы видим две крайности от которых следует дистанцироваться.
Когда имена неправильны - следует их, по возможности, исправлять, находить их корни и возвращать исконное значение, но погоня за излишней конкретностью может быть лишена смысла.
@rightrev

#исправление_имен

Манифест В++, социальные сети + Википедия + каталог всего на одном движке ​