Олег Постнов "Страх"

"Но существующее, как известно, существует не более, чем несуществующее..."

Недаром роман начинается подобно Кьеркегоровскому "Или-или" с обнаружения рассказчиком двух дневников, ведь весомую (но далеко не исчерпывающую) часть произведения можно было бы охарактеризовать так:  экзистенциальный кризис личности как суеверие ХХ века.

В романе мы можем наблюдать следующий феномен: обилие суеверий, присущее обществам прошлого, никуда не деется, но посредством индивидуализации приобретает современные черты; на смену коллективным мифам с их ведьмами и духами, напрочь отвергнутыми научным прогрессом, приходят личные, психологические, - подобно непроницаемым стенам они отделяют нас от окружающих, погружая в беспробудный мрак одиночества, в котором нам мерещатся кошмарные сущности, неподвластные объективной верификации. Таким образом, устраняются скорее не сами предрассудки, а их "коллективность".

"Прошлое имеет власть над прошлым".

Жизнь со всеми чувствами единственно остаётся в далёком прошлом, в детстве, для героя рано завершившимся в ходе сноподобного ритуала в украинской глубинке. В покрытом же плелесью настоящем - жизни нет, лишь зеленоватые тени средь городских декораций. Несмотря на то, что внешне обстоятельства судьбы складываются для героя весьма удачно (финансовая стабильность, обилие сексуальных контактов, переезд в Штаты), будущее его также лишено всякой надежды и отравлено "страхом" (не самим страхом, но его видимостью). Этот "страх" пораждают не потусторонние видения, то тут, то там вклинивающиеся в праздность будней, а медленный и необратимый процесс умерщвления души, который мы можем отчетливо наблюдать в зеркале.

Ещё одна любопытная деталь: разочарование в политике (очередной коллективый миф), свойственное представителям второй половины ХХ века, показательно концентрируется в герое: даже когда в ходе беспорядков 1991 года, ему (подчёркнуто обезличенно) наносится пулевое ранение в плечо, герой всё равно остаётся равнодушным к этим, казалось бы, судьбоносным событиям.

#альпина #лис

"Одиночка" Маргарита Ронжина

В первой половине проблематика романа концентрируется в области конфликта "я - ребёнок", об этой режущей своей откровенностью линии, которая описывает опыт взаимодействия молодой матери-одиночки и ребёнка с особенностями в развитии, сказано уже много и будет сказано ещё больше.

Во второй половине внимание смещается к завуалированной, но не менее острой оппозиции "я - мир".
Здесь читателю представится возможность взглянуть на текст с экзистенциального ракурса и задаться вопросом, что является источником эгоизма, притом не совсем привычного "всё для меня", а эгоизма иной природы - "я всё сам".
Ведь это тоже эгоизм - ревностно утверждаться посредством своего и только своего бремени, не позволяя никому приблизится пусть и даже с благими намерениями, даже с тем, чтобы разделить боль, будто если кто-то приобщится к судьбе, то судьба перестанет быть только своей, а значит и сам герой перестанет быть. И дело тут не только в неудобстве или зависимости - всё это лишь поверхность, маскировка глубоко эгоистичного стремления быть и быть исключительно собой.

В конечном итоге сквозь тернии проскальзывает идея, что особенный ребёнок - это ещё и дар, позволяющий обнаруживать свет в суетливом мраке и идти к нему, отбрасывая всё лишнее, и что весь путь преодоления своего эго, пролегающий через принятие мира вокруг, - тяжёлый, болезненный, полный лишений - это путь к благу.

#лис #альпина