📺 Оппенгеймер, Sex Education, Быков на Рабкоре и все-все-все | Кофе, сигареты и отчуждение

В этом выпуске подкаста «Кофе, сигареты и отчуждение» редакторы журнала Эгалитé Александр Мигурский и Александра Пушная обсудили:

• сериал Sex Education как историю о движении в сторону леволиберальной утопии через принятие своей сексуальности;

• фильм Кристофера Нолана «Оппенгеймер», его кинематографические ляпы и политические достоинства;

• почему стоит прочитать книгу «Кривое зеркало. Как на нас влияют интернет, реалити-шоу и феминизм» Джиа Толентино и не стесняться советовать её другим (спасибо нашей читательнице за подарок в виде электронной копии!);

• и (наконец!) гадкое от Дмитрия Быкова на прямом эфире интернет-журнала Рабкор и то, почему пора бороться против приготовленной либералами роли жертвы для левых.

Мы всегда рады вашим комментариям, лайкам и подписке 👍

🍌, если теперь знаешь, что просить на Новый год

Oh, that aged pretty good 💪

❣️Славой Жижек:

У Генри Киссинджера, этого образцового циничного реального политика, есть одна черта, которую отмечают все наблюдатели: все его предсказания неизменно оказывались глубоко ошибочными. Когда в 1991 году Запад узнал об антигорбачевском перевороте, Киссинджер немедля признал новый режим (который с позором рухнул через три дня) как факт и т.д. и т.п. - короче говоря, когда социалистические режимы были уже живыми трупами, он продолжал рассчитывать на долгосрочный пакт с ними. Этот пример прекрасно показывает ограниченность циничной позиции: циники - это les non-dupes, которые errent ; они не в состоянии признать символическую действенность иллюзий, способ, которым они регулируют деятельность, создающую социальную реальность. Позиция цинизма - это позиция мудрости: образцовый циник доверительно говорит вам вкрадчивым голосом: «Вы же понимаете, что все дело в... (деньгах, власти, сексе), что все высокие принципы и ценности - это лишь пустые фразы, которые не имеют никакого значения». В этом смысле философы действительно «верят во власть идей» и считают, что «идеи правят миром», а циники полностью правы, обвиняя их в этом грехе - но циники не видят своей собственной наивности, наивности своей циничной мудрости. Именно философы являются истинными реалистами: они прекрасно знают, что циническая позиция невозможна и непоследовательна, что циники на самом деле следуют принципам, которые они публично высмеивают.

🏃‍♂️ Славой Жижек:

В одном из фильмов братьев Маркс, Граучо Маркс, уличенный во лжи, отвечает гневно: «Кому ты веришь, своим глазам или моим словам?»

Эта явно абсурдная логика прекрасно отображает функционирование символического порядка, в котором символическая маска-мандат имеет большее значение, чем непосредственная реальность индивида, который носит эту маску и/или принимает на себя этот мандат. В этом функционировании заложена структура фетишистского отречения: «Я прекрасно знаю, что вещи таковы, как я их вижу / что этот человек — коррумпированный слабак, но тем не менее я отношусь к нему уважительно, так как он носит знаки отличия судьи, так что, когда он говорит, через него говорит сам Закон». Так что, в каком-то смысле, я фактически верю его словам, а не своим глазам, т. е. я верю в Другое Пространство (область чистой символической власти), которое имеет большее значение, чем реальность его представителей. Таким образом, циничная редукция к реальности не оправдывает ожиданий: когда говорит судья, в его словах (словах Института права) в каком-то смысле больше правды, чем в непосредственной реальности личности судьи - если ограничиться тем, что видишь, просто упускаешь суть. Именно к этому парадоксу стремится Лакан в своих «les non-dupes errent»/ "не обманутые ошибаются": те, кто не позволяет себя поймать в ловушку символического обмана/вымысла и продолжает верить своим глазам, ошибаются больше всего.

➕Теодор Адорно:

Когда национал- социалисты стали применять пытки, они тем самым терроризировали не только людей у себя в стране и за ее пределами, но в то же время чем сильнее нарастала волна их зверств, тем более утверждались в мысли, что их не разоблачат.

В подобные факты было невозможно поверить, что давало возможность с легкостью не верить в то, во что не хотелось верить ради собственного же мира и спокойствия, одновременно перед этими фактами капитулируя.

Робкие люди убеждают себя в том, что всё слишком преувеличено: вплоть до начала войны подробности о концлагерях в английской прессе не приветствовались. Любое злодеяние в просвещенном мире вынужденно оборачивается страшной сказкой. Ибо неистинность истины имеет ядро, к которому жадно тянется бессознательное.

Дело не только в том, что бессознательное жаждет ужасов. Фашизм и в самом деле менее «идеологичен», поскольку он непосредственно провозглашает принцип господства, который иные скрывают. Какие бы человеческие ценности ни противопоставляли демократии фашизму, он играючи опровергает их указанием на то, что они представляют не целокупную человечность, а лишь ее обманчивый образ, который он мужественно отвергает. Однако культура довела людей до такого отчаяния, что они как по команде отвергают шаткую возможность лучшего, если только мир идет навстречу их озлобленности и признает, насколько он зол.

🤜 Славой Жижек:

Интересно, что Сталинизм оказался в похожем тупике в поисках объективной детерминации классовой принадлежности; вспомним классификационные трудности, с которыми Сталинистские идеологи и политические активисты столкнулись в своей борьбе за коллективизацию в 1928-33 гг. Пытаясь отобразить сопротивление крестьян в «научном» Марксистском ключе, они разделил их на три категории (класса): бедные крестьяне (у которых нет земли или минимальные рабочие наделы), естественные союзники рабочих; независимые середняки, которые оказались между эксплуатируемыми и эксплуататорами; «кулаки» (нанимающие других крестьян, ссужающие им деньги и т.п.), эксплуататоры и «классовые враги», которые как таковые должны были быть «ликвидированны».

Однако на практике эта классификация становилась все более и более размытой и неприменимой: в условиях всеобщего обнищания, не было ясности в применимости этих критериев, и иногда к кулакам в их сопротивлении принудительной коллективизации присоединялись две другие категории крестьянства. Тогда была введена дополнительная категория – «подкулачник», крестьянин, который, несмотря на свою экономическую ситуацию в свете которой его нельзя напрямую отнести к кулакам, тем не менее демонстрирует вполне кулаческое «контрреволюционное» поведение…

Неудивительно, что, в итоге, официальные идеологи и экономисты наконец отказались от самих попыток сформировать «объективное» определение кулака… искусство распознавания кулаков перестало определяться объективным социальным анализом, оно превратилось в сложную «герменевтику подозрения», определения «истинных политических взглядов» того или иного человека, спрятанных за обманчивыми публичными прокламациями, так что в конце концов «Правда» вынуждена была заключить, что «даже самые лучшие активисты часто не могут распознать кулака».

Это все указывает на то что, в условиях диалектического разворачивания категорий «субъективного» и «объективного» «подкулачники» выражали не «объективную» социальную категорию; они обозначали точку, в которой объективный социальный анализ сталкивается с разломом, а субъективное политическое отношение напрямую вписывает себя в «объективный» порядок; говоря языком Лакана, «подкулачник» это точка субъективации «объективной» цепочки бедный крестьянин – середнячок – кулак. Это не «объективная» подкатегория (или подтип) класса «кулаков», но просто наименование для «кулацкой» субъективной политической позиции; здесь ясно проявляется парадокс: хотя кажется, что «подкулачник» является подвидом класса «кулаков», на самом деле он представляет собой вид, который преодолевает свой род («кулак»), поскольку «подкулачника» также можно найти среди средних и бедных крестьян. Короче говоря, «подкулачник» является обозначением для политического деления как такового, Врагом чье присутствие пересекает все политическое тело крестьянства, и именно поэтому его можно обнаружить повсюду в этом теле, во всех трех его классах: «подкулачник» обозначает все избыточные элементы, которые пересекают все эти классы, нарост, который должен быть устранен.

Поэтому в любой «объективной» классификации социальных групп присутствует элемент, который функционирует как «подкулачники» - точка, в которой субъективация замаскирована как подвид «объективного» элемента социального тела. Этот элемент субъективации в самом строгом смысле этого слова сшивает «объективную» социальную структуру ...: точка субъективации не «сшивает» идеологическое Внутреннее, но сшивает Внешнее как таковое: «сшивка» это точка субъективации, которая гарантирует постоянство «объективного» поля как такового. Это также значит что процедура механического деления не бесконечна: она достигает конца тогда, когда разделение больше не представляет собой разделение на два вида, но разделение на вид и экскрементальный остаток, бесформенное замещение ничто, «часть от бесчастия». В этой финальной точке сингулярный экскремент объединяется со своей противоположностью, универсальным, т.е. экскрементальный остаток функционирует как прямое замещение Универсального.

✍️✍️✍️ Славой Жижек

В старом анекдоте из не существующей ныне Германской Демократической Республики немецкий рабочий получает работу в Сибири; зная о том, что вся почта будет прочитываться цензорами, он говорит своим друзьям: «Давайте введем правила: если письмо, которое вы получите от меня, написано обычными синими чернилами, то в нем правда; если оно написано красными чернилами, то в нем ложь». Через месяц его друзья получают первое письмо, написанное синими чернилами: «Здесь все замечательно: магазины — битком, еды — в изобилии, жилье — большое и хорошо отапливается, в кинотеатрах показывают западные фильмы, много красивых девчонок, готовых к делу; один недостаток — нет красных чернил».