Алексей НЕДОГОНОВ (1914-1948)
ГНЕЗДО
Высота врезалась в рощу клином
и жила под ветром, на дожде,
с маленьким гнездом перепелиным,
с желторотым птенчиком
в гнезде.
Озаряя рощу светом белым,
Грозы полыхали над гнездом.
Мать,
прикрыв птенца промокшим телом,
отводила молнии крылом.
В клочьях облаков, как бог, спокойное
поднималось солнце.
Лишь тогда
перепелка в небо знойное
выпорхнула
из гнезда...
Дуновенье ветерка залетного
колыхало с пчелами цветы...
Пополудни рота пулеметная
заняла рубеж
у высоты.
В полный рост поднявшись над долиною,
русский парень, бравший города,
вырыл у гнезда перепелиного
ров для пулеметного гнезда.
И когда по ковылю седому
вражий строй пошел на высоту,
птица, возвратившаяся к дому,
вдруг затрепетала на лету
и запела вдруг...
И в то мгновенье
Пулеметчик прошептал: «Пора!»
(Я назвал бы ангелом спасенья
эту птицу серого пера!)
Грянул бой.
Она над боем черным
заклинала песней хрупкий дом,
всем своим издревле непокорным,
гордым материнским существом...
А когда свинец поверг пехоту
и опасность обратилась вспять,
человек, приросший к пулемету,
мертвым был.
Но продолжал стрелять.
1943
ГНЕЗДО
Высота врезалась в рощу клином
и жила под ветром, на дожде,
с маленьким гнездом перепелиным,
с желторотым птенчиком
в гнезде.
Озаряя рощу светом белым,
Грозы полыхали над гнездом.
Мать,
прикрыв птенца промокшим телом,
отводила молнии крылом.
В клочьях облаков, как бог, спокойное
поднималось солнце.
Лишь тогда
перепелка в небо знойное
выпорхнула
из гнезда...
Дуновенье ветерка залетного
колыхало с пчелами цветы...
Пополудни рота пулеметная
заняла рубеж
у высоты.
В полный рост поднявшись над долиною,
русский парень, бравший города,
вырыл у гнезда перепелиного
ров для пулеметного гнезда.
И когда по ковылю седому
вражий строй пошел на высоту,
птица, возвратившаяся к дому,
вдруг затрепетала на лету
и запела вдруг...
И в то мгновенье
Пулеметчик прошептал: «Пора!»
(Я назвал бы ангелом спасенья
эту птицу серого пера!)
Грянул бой.
Она над боем черным
заклинала песней хрупкий дом,
всем своим издревле непокорным,
гордым материнским существом...
А когда свинец поверг пехоту
и опасность обратилась вспять,
человек, приросший к пулемету,
мертвым был.
Но продолжал стрелять.
1943
Время от времени возникают правильные разговоры о детской литературе, в частности, о детской поэзии. В том смысле, что на нынешнем рынке этого добра и избыток и недостаток - одновременно. Современные поэтические книги для детей младшего возраста - никуда не годятся, они не увлекательны, в них нет озорного и игрового момента, который так нравится ребенку в стадии освоения им родного языка. Еще не понимая смысла, детское сознание откликается на звонкую рифму и яркий образ, запоминая их и радуясь, если вдруг находит что-то похожее самостоятельно.
Вспомнила это сегодня, заглянув в календарь. 20 февраля 1938 года оборвалась жизнь (хотя почему оборвалась? - государство беззаконно (как оно само впоследствии признало при реабилитации - «за отсутствием состава преступления») оборвало жизнь поэта Бориса КОРНИЛОВА, тридцати с половиной лет от роду. Одновременно был арестован его отец, сельский учитель, умерший год спустя в тюрьме, а мать стала женой и матерью «врагов народа». Говорю сейчас не о беззакониях той власти (об этом много сказано верного и кое-что приврано) Речь моя здесь чисто о литературе. Конец первой половины «тридцатых» годов это было время, говоря языком тех лет, становления детской советской литературы. Знаменитая книга Сергея Михалкова «Дядя Степа» появилась в 1935 году, стали широко известными простые по форме детские стихи Агнии Барто. А меж тем веселые и яркие сказки Корнея Чуковского «Мойдодыр» и «Тараканище» и «Бармалей», созданные в ранние советские годы, подвергались обвинениям в буржуазности и неактуальности. Сегодня все они вместе издаются и переиздаются и покупаются нашим детям, внукам и правнукам. А вот чудесная, скажу, просто изумительная по языку и образности детская сказка Бориса Корнилова «О том, как у медведя зубы начали болеть» незаслуженно вытеснена на обочину детской литературы, знания и сознания нынешнего ребенка. Давайте просто почитаем эту пушкинской энергетики сказку сами и подарим нашим малышам это пиршество воображения и русского языка.
И заодно помянем такого чудесного поэта, как Борис КОРНИЛОВ. 👇
Вспомнила это сегодня, заглянув в календарь. 20 февраля 1938 года оборвалась жизнь (хотя почему оборвалась? - государство беззаконно (как оно само впоследствии признало при реабилитации - «за отсутствием состава преступления») оборвало жизнь поэта Бориса КОРНИЛОВА, тридцати с половиной лет от роду. Одновременно был арестован его отец, сельский учитель, умерший год спустя в тюрьме, а мать стала женой и матерью «врагов народа». Говорю сейчас не о беззакониях той власти (об этом много сказано верного и кое-что приврано) Речь моя здесь чисто о литературе. Конец первой половины «тридцатых» годов это было время, говоря языком тех лет, становления детской советской литературы. Знаменитая книга Сергея Михалкова «Дядя Степа» появилась в 1935 году, стали широко известными простые по форме детские стихи Агнии Барто. А меж тем веселые и яркие сказки Корнея Чуковского «Мойдодыр» и «Тараканище» и «Бармалей», созданные в ранние советские годы, подвергались обвинениям в буржуазности и неактуальности. Сегодня все они вместе издаются и переиздаются и покупаются нашим детям, внукам и правнукам. А вот чудесная, скажу, просто изумительная по языку и образности детская сказка Бориса Корнилова «О том, как у медведя зубы начали болеть» незаслуженно вытеснена на обочину детской литературы, знания и сознания нынешнего ребенка. Давайте просто почитаем эту пушкинской энергетики сказку сами и подарим нашим малышам это пиршество воображения и русского языка.
И заодно помянем такого чудесного поэта, как Борис КОРНИЛОВ. 👇
Борис КОРНИЛОВ (1907-1938)
КАК ОТ МЕДА У МЕДВЕДЯ ЗУБЫ НАЧАЛИ БОЛЕТЬ
Вас когда-нибудь убаюкивали, мурлыкая?
Песня маленькая,
а забота у ней великая,
на звериных лапках песенка,
с рожками,
с угла на угол ходит вязаными дорожками.
И тепло мне с ней
и забавно до ужаса...
А на улице звезды каменные кружатся...
Петухи стоят,
шеи вытянуты,
пальцы скрючены,
в глаз клевать с малолетства они приучены.
И луна щучьим глазом плывет замороженным,
елка мелко дрожит от холода
телом скореженным,
а над елкою мечется
птица черная,
птица дикая,
только мне хорошо и уютно:
песня трется о щеку, мурлыкая.
-----
Спи, мальчишка, не реветь -
по садам идет медведь,
меду жирного, густого,
хочет сладкого медведь.
А за банею подряд
ульи круглые стоят,
все на ножках на куриных,
все в соломенных платках,
а кругом, как на перинах,
пчелы спят на васильках.
Спят березы в легких платьях,
спят собаки со двора,
пчеловоды на полатях,
и тебе заснуть пора.
Спи, мальчишка, не реветь,
заберет тебя медведь,
он идет на ульи боком,
разевая старый рот,
и в молчании глубоком
прямо горстью мед берет,
прямо лапой, прямо в пасть
он пропихивает сласть.
И, конечно, очень скоро
наедается, ворча.
Лапа толстая у вора
вся намокла до плеча.
Он сосет ее и гложет,
отдувается: капут, -
он полпуда съел, а может,
не полпуда съел, а пуд.
Полежать теперь в истоме
волосатому сластене.
Убежать, пока из Мишки
не наделали колбас,
захватив себе под мышку
толстый улей про запас.
Спит во тьме собака-лодырь,
спят в деревне мужики,
через тын, через колоды
до берлоги, напрямки
он заплюхал, глядя на ночь,
волосатая гора,
Михаил - медведь - Иваныч, -
и ему заснуть пора.
Спи, мальчишка - не реветь -
не ушел еще медведь,
а от меда у медведя
зубы начали болеть.
Боль проникла как проныра,
заходила ходуном,
сразу дернуло,
заныло
в зубе правом коренном.
Засвистело,
затрясло,
щеку набок разнесло.
Обмотал ее рогожей,
потерял медведь покой,
был медведь - медведь пригожий,
а теперь на что похожий -
с перевязанной щекой,
некрасивый, не такой.
Скачут елки хороводом,
ноет пухлая десна,
где-то бросил улей с медом -
не до меду,
не до сна,
не до сладостей медведю,
не до радостей медведю.
-----
Спи, мальчишка, не реветь,
зубы могут заболеть.
Шел медведь,
стонал медведь,
дятла разыскал медведь.
Это щеголь в птичьем свете,
в красном бархатном берете,
в тонком черном пиджаке,
с червяком в одной руке.
Нос у дятла весь точеный,
лакированный,
кривой,
мыт водою кипяченой,
свежей высушен травой.
Дятел знает очень много,
он медведю сесть велит,
дятел спрашивает строго:
- Что у вас, медведь, болит?
Зубы?
Где? -
С таким вопросом
он глядит медведю в рот
и своим огромным носом
у медведя зуб берет.
Приналег
и сразу грубо,
с маху выдернул его...
Что медведь - медведь без зуба?
Он без зуба ничего.
Не дерись
и не кусайся,
бойся каждого зверька,
бойся волка,
бойся зайца,
бойся хмурого хорька.
Скучно -
в пасти пустота,
разыскал медведь крота.
Подошел к медведю крот,
поглядел медведю в рот,
а во рту медвежьем душно,
зуб не вырос молодой -
крот сказал медведю: нужно
зуб поставить золотой.
Спи, мальчишка, надо спать,
в темноте медведь опасен,
он на всё теперь согласен,
только б золото достать.
Крот сказал ему: покуда
подождите, милый мой,
я вам золота полпуда
накопаю под землей.
И уходит крот горбатый,
и в полях до темноты
роют землю, как лопатой,
ищут золото кроты.
Ночью где-то в огородах
откопали самородок.
Спи, мальчишка, не реветь,
ходит радостный медведь,
щеголяет зубом свежим,
пляшет Мишка молодой,
и горит во рту медвежьем
зуб веселый золотой.
Всё синее, всё темнее
над землей ночная тень.
Стал медведь теперь умнее,
чистит зубы каждый день,
много меду не ворует,
ходит пухлый и не злой
и сосновой пломбирует
зубы белые смолой.
Спи, мальчишка, не реветь,
засыпает наш медведь,
спят березы,
толстый крот
спать приходит в огород.
Рыба сонная плеснула,
дятлы вымыли носы
и заснули.
Все заснуло -
только тикают часы...
1934
КАК ОТ МЕДА У МЕДВЕДЯ ЗУБЫ НАЧАЛИ БОЛЕТЬ
Вас когда-нибудь убаюкивали, мурлыкая?
Песня маленькая,
а забота у ней великая,
на звериных лапках песенка,
с рожками,
с угла на угол ходит вязаными дорожками.
И тепло мне с ней
и забавно до ужаса...
А на улице звезды каменные кружатся...
Петухи стоят,
шеи вытянуты,
пальцы скрючены,
в глаз клевать с малолетства они приучены.
И луна щучьим глазом плывет замороженным,
елка мелко дрожит от холода
телом скореженным,
а над елкою мечется
птица черная,
птица дикая,
только мне хорошо и уютно:
песня трется о щеку, мурлыкая.
-----
Спи, мальчишка, не реветь -
по садам идет медведь,
меду жирного, густого,
хочет сладкого медведь.
А за банею подряд
ульи круглые стоят,
все на ножках на куриных,
все в соломенных платках,
а кругом, как на перинах,
пчелы спят на васильках.
Спят березы в легких платьях,
спят собаки со двора,
пчеловоды на полатях,
и тебе заснуть пора.
Спи, мальчишка, не реветь,
заберет тебя медведь,
он идет на ульи боком,
разевая старый рот,
и в молчании глубоком
прямо горстью мед берет,
прямо лапой, прямо в пасть
он пропихивает сласть.
И, конечно, очень скоро
наедается, ворча.
Лапа толстая у вора
вся намокла до плеча.
Он сосет ее и гложет,
отдувается: капут, -
он полпуда съел, а может,
не полпуда съел, а пуд.
Полежать теперь в истоме
волосатому сластене.
Убежать, пока из Мишки
не наделали колбас,
захватив себе под мышку
толстый улей про запас.
Спит во тьме собака-лодырь,
спят в деревне мужики,
через тын, через колоды
до берлоги, напрямки
он заплюхал, глядя на ночь,
волосатая гора,
Михаил - медведь - Иваныч, -
и ему заснуть пора.
Спи, мальчишка - не реветь -
не ушел еще медведь,
а от меда у медведя
зубы начали болеть.
Боль проникла как проныра,
заходила ходуном,
сразу дернуло,
заныло
в зубе правом коренном.
Засвистело,
затрясло,
щеку набок разнесло.
Обмотал ее рогожей,
потерял медведь покой,
был медведь - медведь пригожий,
а теперь на что похожий -
с перевязанной щекой,
некрасивый, не такой.
Скачут елки хороводом,
ноет пухлая десна,
где-то бросил улей с медом -
не до меду,
не до сна,
не до сладостей медведю,
не до радостей медведю.
-----
Спи, мальчишка, не реветь,
зубы могут заболеть.
Шел медведь,
стонал медведь,
дятла разыскал медведь.
Это щеголь в птичьем свете,
в красном бархатном берете,
в тонком черном пиджаке,
с червяком в одной руке.
Нос у дятла весь точеный,
лакированный,
кривой,
мыт водою кипяченой,
свежей высушен травой.
Дятел знает очень много,
он медведю сесть велит,
дятел спрашивает строго:
- Что у вас, медведь, болит?
Зубы?
Где? -
С таким вопросом
он глядит медведю в рот
и своим огромным носом
у медведя зуб берет.
Приналег
и сразу грубо,
с маху выдернул его...
Что медведь - медведь без зуба?
Он без зуба ничего.
Не дерись
и не кусайся,
бойся каждого зверька,
бойся волка,
бойся зайца,
бойся хмурого хорька.
Скучно -
в пасти пустота,
разыскал медведь крота.
Подошел к медведю крот,
поглядел медведю в рот,
а во рту медвежьем душно,
зуб не вырос молодой -
крот сказал медведю: нужно
зуб поставить золотой.
Спи, мальчишка, надо спать,
в темноте медведь опасен,
он на всё теперь согласен,
только б золото достать.
Крот сказал ему: покуда
подождите, милый мой,
я вам золота полпуда
накопаю под землей.
И уходит крот горбатый,
и в полях до темноты
роют землю, как лопатой,
ищут золото кроты.
Ночью где-то в огородах
откопали самородок.
Спи, мальчишка, не реветь,
ходит радостный медведь,
щеголяет зубом свежим,
пляшет Мишка молодой,
и горит во рту медвежьем
зуб веселый золотой.
Всё синее, всё темнее
над землей ночная тень.
Стал медведь теперь умнее,
чистит зубы каждый день,
много меду не ворует,
ходит пухлый и не злой
и сосновой пломбирует
зубы белые смолой.
Спи, мальчишка, не реветь,
засыпает наш медведь,
спят березы,
толстый крот
спать приходит в огород.
Рыба сонная плеснула,
дятлы вымыли носы
и заснули.
Все заснуло -
только тикают часы...
1934
Сегодня, 25 февраля, день рождения Марины Кудимовой.
Истинную величину поэта в конечном счёте определяет время. И место в поэтической иерархии родной речи назначается этим же строгим надсмотрщиком. Всё остальное - все прижизненные хулы и хвалы, все подкупы и прикупы, все величальные тосты и особенно - все умолчания - исчезают, или по Пушкину - «теряют силу своего чародейства», лишь только пишущий человек преступает черту этого прекрасного и яростного мира, как определил его гений Андрея Платонова.
Платонов - любимый писатель Марины Кудимовой, можно даже сказать - любимый поэт, имея в виду главное - его неизмышленный, голубинно непостижимый роман с языком. Поэзия - это в первую очередь «явление языка», как утверждал академик Потебня. И «то, что в просторечии именуется голосом Музы, есть на самом деле диктат языка» - вторил ему в Нобелевской речи Иосиф Бродский. Эта «абсолютная, деспотическая и одновременно раскрепощающая зависимость поэта от языка» ни у кого из современников не проявляется так ярко, как у Марины Кудимовой. Однажды в веселом застольном разговоре, она шутливо заметила, что написанной ею в 19 лет поэмы «Арысь-поле» достаточно было бы, чтобы остаться в учебнике литературы. Недавно я перечитала поэму и уже без всякой шутки подтверждаю: так и есть - величие замысла, подкрепленное пиршеством языка поэмы, делают ее явлением уникальным в литературе. И только безъязыкое, лозунговое время перестройки, с коей совпала публикация «Арысь-поля», сделали ее невидимой для широкого читателя. Но сокровища такого рода не исчезают, не пропадают втуне.
Скажите мне, кто еще из вчерашних или сегодняшних сохранился бы в литературе, будучи (в доинтернетную пору!) фактически изъят из ее повседневного шума на целых двадцать лет?! Да-да, ровно 20 лет (с 1991 по 2011 год) у Марины Кудимовой не выходили книги, да и журнальных публикации не скажу, чтобы было много. Вот как она сама определила то время:
Довелось забыться, разметаться,
Слава Богу, стать не довелось
Брокерами самопрезентаций,
Маклерами глянцевых полос.
Слава Богу, не довелось… Поэтому у поэта и сохранился преданный читатель, тонкий, теплый, гораздо более искушенный в подлинной поэзии, чем мы порою о нем думаем. Есть он и среди коллег, ценящих заведомую нестайность и самобытное одиночество Марины. Скажу только, что поэт она семантически и лексически сложный , часто музыкально трудный для восприятия. Но ведь в большой музыке рядом с Моцартом и вальсами Штрауса присутствует и Скрябин, и Прокофьев, и Гершвин, и Шнитке! Тем более, что в поэтической палитре Кудимовой есть и стихи такой открытой лирической точности и пронзительности, что сердце замирает, как замирает оно у меня всякий раз, когда перечитываю ее «Одиночество», «Китеж», «Долог август, природа предтленна…» и многое другое. Большой русский поэт живет среди нас. И хотя бы в день рождения мы можем сказать просто и чисто: спасибо, Марина! За стихи спасибо, за бережность, за честность русского слова.
Истинную величину поэта в конечном счёте определяет время. И место в поэтической иерархии родной речи назначается этим же строгим надсмотрщиком. Всё остальное - все прижизненные хулы и хвалы, все подкупы и прикупы, все величальные тосты и особенно - все умолчания - исчезают, или по Пушкину - «теряют силу своего чародейства», лишь только пишущий человек преступает черту этого прекрасного и яростного мира, как определил его гений Андрея Платонова.
Платонов - любимый писатель Марины Кудимовой, можно даже сказать - любимый поэт, имея в виду главное - его неизмышленный, голубинно непостижимый роман с языком. Поэзия - это в первую очередь «явление языка», как утверждал академик Потебня. И «то, что в просторечии именуется голосом Музы, есть на самом деле диктат языка» - вторил ему в Нобелевской речи Иосиф Бродский. Эта «абсолютная, деспотическая и одновременно раскрепощающая зависимость поэта от языка» ни у кого из современников не проявляется так ярко, как у Марины Кудимовой. Однажды в веселом застольном разговоре, она шутливо заметила, что написанной ею в 19 лет поэмы «Арысь-поле» достаточно было бы, чтобы остаться в учебнике литературы. Недавно я перечитала поэму и уже без всякой шутки подтверждаю: так и есть - величие замысла, подкрепленное пиршеством языка поэмы, делают ее явлением уникальным в литературе. И только безъязыкое, лозунговое время перестройки, с коей совпала публикация «Арысь-поля», сделали ее невидимой для широкого читателя. Но сокровища такого рода не исчезают, не пропадают втуне.
Скажите мне, кто еще из вчерашних или сегодняшних сохранился бы в литературе, будучи (в доинтернетную пору!) фактически изъят из ее повседневного шума на целых двадцать лет?! Да-да, ровно 20 лет (с 1991 по 2011 год) у Марины Кудимовой не выходили книги, да и журнальных публикации не скажу, чтобы было много. Вот как она сама определила то время:
Довелось забыться, разметаться,
Слава Богу, стать не довелось
Брокерами самопрезентаций,
Маклерами глянцевых полос.
Слава Богу, не довелось… Поэтому у поэта и сохранился преданный читатель, тонкий, теплый, гораздо более искушенный в подлинной поэзии, чем мы порою о нем думаем. Есть он и среди коллег, ценящих заведомую нестайность и самобытное одиночество Марины. Скажу только, что поэт она семантически и лексически сложный , часто музыкально трудный для восприятия. Но ведь в большой музыке рядом с Моцартом и вальсами Штрауса присутствует и Скрябин, и Прокофьев, и Гершвин, и Шнитке! Тем более, что в поэтической палитре Кудимовой есть и стихи такой открытой лирической точности и пронзительности, что сердце замирает, как замирает оно у меня всякий раз, когда перечитываю ее «Одиночество», «Китеж», «Долог август, природа предтленна…» и многое другое. Большой русский поэт живет среди нас. И хотя бы в день рождения мы можем сказать просто и чисто: спасибо, Марина! За стихи спасибо, за бережность, за честность русского слова.
Марина КУДИМОВА
ОДИНОЧЕСТВО
Накануне беды и разлуки
Так надсадно вопят поезда.
Одиночества русского звуки,
В гулком небе немая звезда.
Нет уже никаких средостений
Для души, поглотившей хулу.
Одиночества русского тени
Бдят навыстойку в каждом углу.
Только совесть натруженно дышит,
Только боль свое бремя несет.
Не стесняйся - никто нас не слышит,
А услышит - никто не спасет.
Присягни на воде и на хлебе,
О Борисе и Глебе взгрустни.
Одиночества русского жребий,
Нам твои предуказаны дни.
Высшей пробы твоей, высшей меры
Нам не внове добротный закал.
И туда не пройдут БТРы,
Где Христос напоследок взалкал.
***
Долог август, природа предтленна,
Лес готовится к сходу листвы,
Отделяя слои постепенно,
Как сползает платок с головы.
Нагота предъявляет резоны, –
Так из выползня лезет змея.
Безмятежно, небольно, сезонно
От себя избавляюсь и я.
Ничего не пропустит Раститель –
Будет золото вам, будет медь.
Только что красота? Загуститель,
Растворимая в сладком камедь.
Весла высушат птичьи триремы,
Годовая сожмётся спираль.
Красота – это память Эдема,
Нагота – выдворенья мораль.
На погост проберёшься понурый,
Загребая покров жёлто-бурый,
Совлечённый, как ветхий Адам...
Все готово к большим холодам:
И деревьев скрипучий акафист,
И оградка на ржавой скобе,
И железнодорожный анапест
С заиканьем на третьей стопе.
ОДИНОЧЕСТВО
Накануне беды и разлуки
Так надсадно вопят поезда.
Одиночества русского звуки,
В гулком небе немая звезда.
Нет уже никаких средостений
Для души, поглотившей хулу.
Одиночества русского тени
Бдят навыстойку в каждом углу.
Только совесть натруженно дышит,
Только боль свое бремя несет.
Не стесняйся - никто нас не слышит,
А услышит - никто не спасет.
Присягни на воде и на хлебе,
О Борисе и Глебе взгрустни.
Одиночества русского жребий,
Нам твои предуказаны дни.
Высшей пробы твоей, высшей меры
Нам не внове добротный закал.
И туда не пройдут БТРы,
Где Христос напоследок взалкал.
***
Долог август, природа предтленна,
Лес готовится к сходу листвы,
Отделяя слои постепенно,
Как сползает платок с головы.
Нагота предъявляет резоны, –
Так из выползня лезет змея.
Безмятежно, небольно, сезонно
От себя избавляюсь и я.
Ничего не пропустит Раститель –
Будет золото вам, будет медь.
Только что красота? Загуститель,
Растворимая в сладком камедь.
Весла высушат птичьи триремы,
Годовая сожмётся спираль.
Красота – это память Эдема,
Нагота – выдворенья мораль.
На погост проберёшься понурый,
Загребая покров жёлто-бурый,
Совлечённый, как ветхий Адам...
Все готово к большим холодам:
И деревьев скрипучий акафист,
И оградка на ржавой скобе,
И железнодорожный анапест
С заиканьем на третьей стопе.
Forwarded from Марина Кудимова (Марина Кудимова)
НЕ ПОДХОДИТ ДЛЯ ПЕРВОГО ДНЯ ВЕСНЫ? А ПО-МОЕМУ, В САМЫЙ РАЗ!
На собранье целый день сидела —
то голосовала, то лгала…
Как я от тоски не поседела?
Как я от стыда не померла?..
Долго с улицы не уходила —
только там сама собой была.
В подворотне — с дворником курила,
водку в забегаловке пила…
В той шарашке двое инвалидов
(в сорок третьем брали Красный Бор)
рассказали о своих обидах, -
вот — был интересный разговор!
Мы припомнили между собою,
старый пепел в сердце шевеля:
штрафники идут в разведку боем —
прямо через минные поля!..
Кто-нибудь вернется награжденный,
остальные лягут здесь — тихи,
искупая кровью забубенной
все свои небывшие грехи!
И, соображая еле-еле,
я сказала в гневе, во хмелю:
«Как мне наши праведники надоели,
как я наших грешников люблю!
ОЛЬГА БЕРГГОЛЬЦ
На собранье целый день сидела —
то голосовала, то лгала…
Как я от тоски не поседела?
Как я от стыда не померла?..
Долго с улицы не уходила —
только там сама собой была.
В подворотне — с дворником курила,
водку в забегаловке пила…
В той шарашке двое инвалидов
(в сорок третьем брали Красный Бор)
рассказали о своих обидах, -
вот — был интересный разговор!
Мы припомнили между собою,
старый пепел в сердце шевеля:
штрафники идут в разведку боем —
прямо через минные поля!..
Кто-нибудь вернется награжденный,
остальные лягут здесь — тихи,
искупая кровью забубенной
все свои небывшие грехи!
И, соображая еле-еле,
я сказала в гневе, во хмелю:
«Как мне наши праведники надоели,
как я наших грешников люблю!
ОЛЬГА БЕРГГОЛЬЦ
На канале «Культура» некоторое время назад без лишнего шума и афиширования была запущена программа «Три минуты тишины». Она включается в сетку вещания без предварительного анонса, просто как пауза меж двух других программ. Пауза, в которой звучат стихи в исполнении самого автора. Уже прошло немало таких лирических «минут» и прозвучали стихи известных современных поэтов. Мало кто знает, что эти «Три минуты тишины» - отчасти косплей известных «пятиминуток» поэзии, возникших на главном советском телевидении в начале 80-х годов. Как раз ровно в те времена, когда на ТВ стали выходить чудесные передачи Межирова о поэзии и поэтах Серебряного века и знаменитые «Вечера поэзии в Останкино». Этим всем ведала Главная редакция Литдрамвещания, в которой работали тогда опытные и любящие литературу редакторы, в частности, Ионас Мисявичюс и Дина Чупахина. От них я и узнала, что, «приверженец строгой цензуры на ТВ», грозный начальник тогдашнего Гостелерадио С.Г. Лапин, оказывается, хорошо знал и трогательно любил поэзию. Именно ему принадлежала идея этих «пятиминуток поэзии» - появлявшихся в эфире ровно за 5 минут до начала программы «Время», которую в те поры смотрела вся страна. Записывали поэтов и в домашнем кабинете, среди книг, и где-нибудь на природе, например, в Переделкине. Приглашали для записи и известных поэтов старшего поколения, и тех молодых, у кого вышло по 2-3 книги и кто был уже заметен в литературном процессе. Обычно в эти 5 минут умещалось от 2-х до 4-х стихотворений, прочитанных автором. И как показала тогдашняя социология, в обществе точно повысился уже было падавший интерес к современной поэзии.
Одну из таких «пятиминуток» со мной, помню, записывали на Патриарших прудах. В тот же день и там же читали стихи на камеру Игорь Шкляревский и Татьяна Бек. Эффект от появления поэта в телевизоре перед программой «Время» был правда ошеломительным. В редакцию приходили тысячи писем с просьбой продолжать чтения стихов. Мне кажется, эти «Пять минут поэзии» по инерции еще продолжались какое-то время и после того, как Горбачев в 1985 году снял с должности «идеологизированного» Лапина. А потом, в гаме и шуме перестроечных баталий, поэзии была надолго изгнана из телеящика. И вот в ином виде снова появилась в наши дни на канале «Культура». Теперь это стихи, записанные в студии на Шаболовке. В эфире себя не слышала, но вот сегодня получила записи двух стихотворений, прозвучавших в январе и декабре. Следующее, говорят, выйдет в марте, ближе в Всемирному Дню поэзии.
Для любимых читателей даю ссылочку на январский эфир:
https://cloud.mail.ru/public/5AHN/nbzcCHqsL
Одну из таких «пятиминуток» со мной, помню, записывали на Патриарших прудах. В тот же день и там же читали стихи на камеру Игорь Шкляревский и Татьяна Бек. Эффект от появления поэта в телевизоре перед программой «Время» был правда ошеломительным. В редакцию приходили тысячи писем с просьбой продолжать чтения стихов. Мне кажется, эти «Пять минут поэзии» по инерции еще продолжались какое-то время и после того, как Горбачев в 1985 году снял с должности «идеологизированного» Лапина. А потом, в гаме и шуме перестроечных баталий, поэзии была надолго изгнана из телеящика. И вот в ином виде снова появилась в наши дни на канале «Культура». Теперь это стихи, записанные в студии на Шаболовке. В эфире себя не слышала, но вот сегодня получила записи двух стихотворений, прозвучавших в январе и декабре. Следующее, говорят, выйдет в марте, ближе в Всемирному Дню поэзии.
Для любимых читателей даю ссылочку на январский эфир:
https://cloud.mail.ru/public/5AHN/nbzcCHqsL
Олег ЧУХОНЦЕВ
Из любимых стихов.
***
…не может быть! - и сердце в колотьбе
так заходилось, что от напряженья
я судорожно думал о тебе,
пытаясь отогнать воображенье,
и, повернувшись на бок, в полусне
еще, еще, еще - и многократно -
я думал о тебе лицом к стене,
и на стене подрагивали пятна,
и тополь, в ночь метавший семена,
так шелестел в окне, что мне казалось,
что в этот час была ты не одна,
и я не знал, как это называлось, -
не браком же! - но кто тебя ласкал,
он был в законе, но как вор последний,
и каждый палец пытке потакал:
большой, и указательный, и средний -
всё троеперстье - нет, вся пятерня,
вся кровь моя в подушку колотила:
ты не его любила, а меня -
меня! меня! - когда его любила…
***
Колючий воздух утреннего Крыма
и этот свет - не ярок, а слепит.
- Скажи, скажи! - но грусть неизъяснима,
лишь галька черноморская скрипит.
Отбушевав, отпенясь, море кротко,
как после близости. И ты со мной.
И сохнет перевернутая лодка
на берегу забытая волной.
О чем еще? Я был недавно молод
и тоже бушевал. Но поутих.
Как это назовешь: внезапный холод,
озноб восторга и тщету двоих?
- Люблю, люблю! - еще бормочут губы,
а опыт сердца не находит слов,
и тихие серебряные трубы
поют, не слыша наших голосов.
Не говори ни слова. Дай мне руку
на неизбежное. На здесь и там.
На встречу или вечную разлуку.
На память жизни, предстоящей нам.
Никто от своего не уклонится.
Какой еще нечаянности ждать?
Какой невосполнимостью томиться?
И так с избытком эта благодать!
Из любимых стихов.
***
…не может быть! - и сердце в колотьбе
так заходилось, что от напряженья
я судорожно думал о тебе,
пытаясь отогнать воображенье,
и, повернувшись на бок, в полусне
еще, еще, еще - и многократно -
я думал о тебе лицом к стене,
и на стене подрагивали пятна,
и тополь, в ночь метавший семена,
так шелестел в окне, что мне казалось,
что в этот час была ты не одна,
и я не знал, как это называлось, -
не браком же! - но кто тебя ласкал,
он был в законе, но как вор последний,
и каждый палец пытке потакал:
большой, и указательный, и средний -
всё троеперстье - нет, вся пятерня,
вся кровь моя в подушку колотила:
ты не его любила, а меня -
меня! меня! - когда его любила…
***
Колючий воздух утреннего Крыма
и этот свет - не ярок, а слепит.
- Скажи, скажи! - но грусть неизъяснима,
лишь галька черноморская скрипит.
Отбушевав, отпенясь, море кротко,
как после близости. И ты со мной.
И сохнет перевернутая лодка
на берегу забытая волной.
О чем еще? Я был недавно молод
и тоже бушевал. Но поутих.
Как это назовешь: внезапный холод,
озноб восторга и тщету двоих?
- Люблю, люблю! - еще бормочут губы,
а опыт сердца не находит слов,
и тихие серебряные трубы
поют, не слыша наших голосов.
Не говори ни слова. Дай мне руку
на неизбежное. На здесь и там.
На встречу или вечную разлуку.
На память жизни, предстоящей нам.
Никто от своего не уклонится.
Какой еще нечаянности ждать?
Какой невосполнимостью томиться?
И так с избытком эта благодать!
Борис СЛУЦКИЙ (1919-1986)
***
Последнею усталостью устав,
Предсмертный равнодушием охвачен,
Большие руки вяло распластав,
Лежит солдат.
Он мог лежать иначе,
Он мог лежать с женой в своей постели,
Он мог не рвать намокший кровью мох,
Он мог…
Да мог ли? Будто? Неужели?
Нет, он не мог.
Ему военкомат повестки слал.
С ним рядом офицеры шли, шагали.
В тылу стучал машинкой трибунал.
А если б не стучал, он мог?
Едва ли.
Он без повесток, он бы сам пошел.
И не за страх - за совесть и за почесть.
Лежит солдат - в крови лежит, в большой,
А жаловаться ни на что не хочет.
***
Последнею усталостью устав,
Предсмертный равнодушием охвачен,
Большие руки вяло распластав,
Лежит солдат.
Он мог лежать иначе,
Он мог лежать с женой в своей постели,
Он мог не рвать намокший кровью мох,
Он мог…
Да мог ли? Будто? Неужели?
Нет, он не мог.
Ему военкомат повестки слал.
С ним рядом офицеры шли, шагали.
В тылу стучал машинкой трибунал.
А если б не стучал, он мог?
Едва ли.
Он без повесток, он бы сам пошел.
И не за страх - за совесть и за почесть.
Лежит солдат - в крови лежит, в большой,
А жаловаться ни на что не хочет.
Борис СЛУЦКИЙ (1919-1986)
***
Когда мы вернулись с войны,
я понял, что мы не нужны.
Захлебываясь от ностальгии,
от несовершенной вины,
я понял: иные, другие,
совсем не такие нужны.
Господствовала прямота
и вскользь сообщалося людям,
что заняты ваши места
и освобождать их не будем,
а звания ваши и чин,
и все ордена и медали,
конечно, за дело вам дали.
Все это касалось мужчин.
Но в мир не допущен мужской,
к обужам его и одёжам,
я слабою женской рукой
обласкан был и обнадёжен.
Я вдруг ощущал на себе
то черный, то синий, то серый,
смотревший с надеждой и верой
взор,
И перемену судьбе
пророчествали и гласили
не опыт мой и не закон,
а взгляд,
и один только он -
то карий, то серый, то синий.
Они поднимали с земли,
они к небесам увлекали,
и выжить они помогли -
то синий, то серый, то карий.
***
Когда мы вернулись с войны,
я понял, что мы не нужны.
Захлебываясь от ностальгии,
от несовершенной вины,
я понял: иные, другие,
совсем не такие нужны.
Господствовала прямота
и вскользь сообщалося людям,
что заняты ваши места
и освобождать их не будем,
а звания ваши и чин,
и все ордена и медали,
конечно, за дело вам дали.
Все это касалось мужчин.
Но в мир не допущен мужской,
к обужам его и одёжам,
я слабою женской рукой
обласкан был и обнадёжен.
Я вдруг ощущал на себе
то черный, то синий, то серый,
смотревший с надеждой и верой
взор,
И перемену судьбе
пророчествали и гласили
не опыт мой и не закон,
а взгляд,
и один только он -
то карий, то серый, то синий.
Они поднимали с земли,
они к небесам увлекали,
и выжить они помогли -
то синий, то серый, то карий.
Завтра, 19 марта, в 18.30 в Москве, в Малом зале нашего родного ЦДЛ состоится первый вечер из цикла «Москва прирастает Сибирью». Что мы, нынешние московские люди, в сущности знаем о тех загадочных краях, где, еще по рассказам Геродота, жили некие реальные гриппы, сторожившие золото, которое у них все время пытались похитить некие мифические аримаспы?! Да мало чего знаем, ленивые и нелюбопытные, по грустному признанию Александра Сергеича нашего Пушкина. В знаменитой энциклопедии «Россия. Полное географическое описание нашего отечества» под редакцией В.П. Семенова Тянь-Шанского (том XVI, “Западная Сибирь» есть дивная карта «Распространение русского владычества в Западной Сибири». Это XVI- XVII века. Рассматривать её - невероятно интересно: ВОГУЛИЧИ, САМОЯДЬ, ЮГРА, ОБДОРИЯ, КОНДИЯ - завораживающие и почти исчезнувшие названия мест расселения коренных народов или самих этих народов. И вместе с тем на карте есть Верхнетурье, Тобольск, Томск, Сургут, Тюмень - живые и знакомые всем нам имена городов, сохранившиеся с тех самых пор.
Но нам с вами повезло: завтра мы узнаем много больше, ибо встретимся с русским поэтом, сибиряком по рождению, по призванию, по душе, по слову, особенно по слову - живому, хранящему в себе столько сибирских «особинок», столько забытого и полузабытого корнесловия, сохранившегося там, где по тому же Геродоту «почва восемь месяцев в году бывает замерзшей». Владимир БЕРЯЗЕВ - автор десятка поэтических книг, создатель уникального цикла передач «Два века сибирской поэзии», 15 лет бывший Главным редактором старейшего «толстого» журнала «Сибирские огни». Но главное - мы услышим сами стихи в исполнении автора и теплые романсы на его стихи.
Поэзия, если она настоящая, всегда открывает нам много больше, чем энциклопедии, карты и исследования, вместе взятые. Приходите, уверяю вас, друзья, не пожалеете! Я проведу этот вечер, а свое слово о давнем нашем друге и коллеге скажут Марина Кудимова, Олеся Николаева, Ефим Бершин и др.
Ваша - НК
Но нам с вами повезло: завтра мы узнаем много больше, ибо встретимся с русским поэтом, сибиряком по рождению, по призванию, по душе, по слову, особенно по слову - живому, хранящему в себе столько сибирских «особинок», столько забытого и полузабытого корнесловия, сохранившегося там, где по тому же Геродоту «почва восемь месяцев в году бывает замерзшей». Владимир БЕРЯЗЕВ - автор десятка поэтических книг, создатель уникального цикла передач «Два века сибирской поэзии», 15 лет бывший Главным редактором старейшего «толстого» журнала «Сибирские огни». Но главное - мы услышим сами стихи в исполнении автора и теплые романсы на его стихи.
Поэзия, если она настоящая, всегда открывает нам много больше, чем энциклопедии, карты и исследования, вместе взятые. Приходите, уверяю вас, друзья, не пожалеете! Я проведу этот вечер, а свое слово о давнем нашем друге и коллеге скажут Марина Кудимова, Олеся Николаева, Ефим Бершин и др.
Ваша - НК
Мысленно уже даже не в самолете, а на любимом Алтае! :)
Forwarded from Поэты – России
Алтайский край, мы едем к вам!
"Поэты - России" продолжают тур по стране.
С 24 по 26 марта пройдут творческие встречи в библиотеках Барнаула, Новоалтайска, Алейска, Бийска, посёлка Южный.
25 марта в концертном зале "Сибирь" состоится большой поэтический концерт, в котором примут участие поэты из Москвы, Казани, Кемерово, Барнаула, Горловки:
Игорь Караулов,
Марина Кудимова,
Надежда Кондакова,
Мария Ватутина,
Вадим Месяц,
Дмитрий Артис,
Дмитрий Мурзин,
Алексей Остудин,
Александра Малыгина,
Арсений Ли,
Алла Поспелова,
Светлана Розналевич.
Режиссёр-постановщик поэтического музыкального действа – актёр и режиссёр Государственного академического малого театра России Сергей Потапов.
Музыкальное сопровождение Андрей Павлов.
Ведущие концерта
Актриса БДТ им. Г. А. Товстоногова Александра Куликова (Санкт-Петербург) и
Сергей Потапов (Москва).
Начало концерта 18:30.
Билеты можно приобрести по ссылке: https://barnaul.kassy.ru/events/koncerty-i-shou/2-14904/
Проект реализуется при поддержке:
Президентского фонда культурных инициатив,
Министерства культуры Алтайского края,
Фонда Захара Прилепина,
федерального СМИ "Ваши Новости",
культпространства "Бункер на Лубянке".
"Поэты - России" продолжают тур по стране.
С 24 по 26 марта пройдут творческие встречи в библиотеках Барнаула, Новоалтайска, Алейска, Бийска, посёлка Южный.
25 марта в концертном зале "Сибирь" состоится большой поэтический концерт, в котором примут участие поэты из Москвы, Казани, Кемерово, Барнаула, Горловки:
Игорь Караулов,
Марина Кудимова,
Надежда Кондакова,
Мария Ватутина,
Вадим Месяц,
Дмитрий Артис,
Дмитрий Мурзин,
Алексей Остудин,
Александра Малыгина,
Арсений Ли,
Алла Поспелова,
Светлана Розналевич.
Режиссёр-постановщик поэтического музыкального действа – актёр и режиссёр Государственного академического малого театра России Сергей Потапов.
Музыкальное сопровождение Андрей Павлов.
Ведущие концерта
Актриса БДТ им. Г. А. Товстоногова Александра Куликова (Санкт-Петербург) и
Сергей Потапов (Москва).
Начало концерта 18:30.
Билеты можно приобрести по ссылке: https://barnaul.kassy.ru/events/koncerty-i-shou/2-14904/
Проект реализуется при поддержке:
Президентского фонда культурных инициатив,
Министерства культуры Алтайского края,
Фонда Захара Прилепина,
федерального СМИ "Ваши Новости",
культпространства "Бункер на Лубянке".
Сотоварищи по барнаульской поездке почти все уже изложили свои ощущения и впечатления. Они разные, но в целом, от общего нашего вечера в Концертном зале «Сибирь» - позитивные. Сибирский народ, пришедший на поэтический концерт, был невероятно чуток и отзывчив. Некоторые прибыли издалека как, например, поэт и учитель Марина Черноскутова, проехавшая 7 часов на поезде, чтобы встретиться с любимым поэтом Мариной Кудимовой и послушать стихи других участников вечера. Сибирь, она такая: «сто рублей - не деньги, сто верст - не расстояние»!
Но помимо общего выступления, у всех участников были и локальные встречи с читателями.
У нас же с М.К. ☝️состоялась очень теплая, живая и, надеюсь, взаимополезная встреча с алтайскими писателями, членами двух местных отделений пока еще разных писательских структур - СПР и СРП. Естественно, при общем недостатке информации о происходящем, коллег интересовал вопрос, как и что будет после грядущих новаций и перемен в литературной среде. И у кого же еще им было это спрашивать, как не у тех, кто волею судеб 30 лет назад оказался в эпицентре крушения и разделения СП СССР?! Отвечали на вопросы, рассказывали, размышляли вслух. Но сначала мы с Мариной по очереди читали стихи, в основном, лирику разных лет, редко звучащую ныне на общих концертах. Чтение стихов перед профессионалами - это всегда особый род ответственности. И в прежние-то времена понятие «литературная провинция» было сомнительным, а в интернетную пору оно, можно сказать, утратило свое значение. Два часа пролетели неслышно, незаметно. А потом беседы продолжились за чаем в редакции журнала «Алтай», расположенной все в той же знаменитой «шишковке». А в конце нас еще и одарили изящным, только что изданным в Москве двухтомником избранных стихов и прозы писателей, кровно связанных с алтайским краем. Том стихов составил неподкупно строгий поэт Валерий Котеленец, а прозы - не менее принципиальная Лариса Вигандт, главный редактор журнала «Алтай». Издание финансово поддержал директор крупной фирмы АКСОИД - Игорь Анатольевич Афонин. Впервые за долгие годы все авторы получили гонорары - неслыханная история! И как написал мне еще один участник этого проекта, его инициатор, поэт Николай Байбуза, «в двухтомнике нет сероводорода». Начала читать - подтверждаю: нет, а кислорода много, как в Белокурихе!
Спасибо, дорогие друзья, за душевное общение, за понимание, за искренность! И не могу не добавить, что вам всем несказанно повезло - с вами дружит, вас любит, вас опекает замечательная Елена Безрукова. И нам её тепла в этой поездке тоже перепало. Министр культуры она настоящий, четкий, но поэта в ней все же больше!
Но помимо общего выступления, у всех участников были и локальные встречи с читателями.
У нас же с М.К. ☝️состоялась очень теплая, живая и, надеюсь, взаимополезная встреча с алтайскими писателями, членами двух местных отделений пока еще разных писательских структур - СПР и СРП. Естественно, при общем недостатке информации о происходящем, коллег интересовал вопрос, как и что будет после грядущих новаций и перемен в литературной среде. И у кого же еще им было это спрашивать, как не у тех, кто волею судеб 30 лет назад оказался в эпицентре крушения и разделения СП СССР?! Отвечали на вопросы, рассказывали, размышляли вслух. Но сначала мы с Мариной по очереди читали стихи, в основном, лирику разных лет, редко звучащую ныне на общих концертах. Чтение стихов перед профессионалами - это всегда особый род ответственности. И в прежние-то времена понятие «литературная провинция» было сомнительным, а в интернетную пору оно, можно сказать, утратило свое значение. Два часа пролетели неслышно, незаметно. А потом беседы продолжились за чаем в редакции журнала «Алтай», расположенной все в той же знаменитой «шишковке». А в конце нас еще и одарили изящным, только что изданным в Москве двухтомником избранных стихов и прозы писателей, кровно связанных с алтайским краем. Том стихов составил неподкупно строгий поэт Валерий Котеленец, а прозы - не менее принципиальная Лариса Вигандт, главный редактор журнала «Алтай». Издание финансово поддержал директор крупной фирмы АКСОИД - Игорь Анатольевич Афонин. Впервые за долгие годы все авторы получили гонорары - неслыханная история! И как написал мне еще один участник этого проекта, его инициатор, поэт Николай Байбуза, «в двухтомнике нет сероводорода». Начала читать - подтверждаю: нет, а кислорода много, как в Белокурихе!
Спасибо, дорогие друзья, за душевное общение, за понимание, за искренность! И не могу не добавить, что вам всем несказанно повезло - с вами дружит, вас любит, вас опекает замечательная Елена Безрукова. И нам её тепла в этой поездке тоже перепало. Министр культуры она настоящий, четкий, но поэта в ней все же больше!
Сегодня в 14.20 - на «Игре в бисер» (канал Культура») говорим о Георгии Иванове, любимом и неповторимом. И о том, как первая попытка опубликовать его стихи в «Дне поэзии» времен СССР начала 80-х окончилась неудачей.
Предыдущий пост ☝️требует пояснений. Вышел Первый (и, возможно,не последний!😉) номер новой газеты ПЕРЕРЫВ, посвященный исключительно нынешней и прошлой жизни исторического городка писателей. Короче говоря, ПЕРЕрыв с ПЕРЕделкино. Поскольку день выхода газеты оказался рядышком с новоявленным праздником и фестивалем «День поэзии», проходящим, как известно, 22 марта, - меня попросили рассказать корреспонденту о том, как начинался одноименный альманах в 60-е годы и как в начале 80-х мне выпало трижды быть составителем этого московского «Дня поэзии». Получилось большое интервью. Местные жители получили газету в бумажном виде, многочисленные гости нашего городка и случайные прохожие - в виде стенгазеты, а читатели моего блога могут познакомиться с ней в электронном виде - вот прямо здесь и сейчас. Неожиданно для многих «Переделкино» из унылого, до безобразия запущенного и умирающего места, превратилось в оживленное, наполнившееся голосами и лицами молодых людей и теперь в этой молодежной среде - даже модное. Можно долго спорить о том, хороши или плохи содержательные составляющие возрожденного места, но главное - оно живо. А раз живо, будет и здорово. Это зависит и от всех нас. Насколько я знаю, здесь ждут всех причастных - с новыми предложениями, идеями и проектами! Приезжайте, лучше один раз увидеть все своими глазами, чем верить княгине Марье Алексевне!