Журнал «Вестник МГИМО-Университета» объявил набор статей в тематический выпуск «Русская религиозная философия и теория международных отношений».
Крайний срок - 1 октября.

Подробности по ссылке
https://www.vestnik.mgimo.ru/jour/pages/view/announcement

Чтобы понять, что нынешняя теория власти Константинопольского престола - это новодел, маскирующий себя под древность, не обязательно знать богословие и историю, можно ограничиться и правом.

Слово, которое чаще всего используют современные идеологи этой теории в текстах на английском - т.е. обращенных к глобальному миру - права престола - rights. Следом появляется странный оборот "право принимать апелляции" - "right to hear appeals". Нигде больше, кроме текстов церковно-константинопольских авторов последних десятилетий мы эту фразу больше не встретим.

Весь остальной мир говорит о "праве подавать апелляцию" (right to appeal) и "полномочиях рассматривать апелляцию" (authority to hear appeal).

Странное выражение появляется по той причине, что аргументацию прав Константинопольского патриарха внутри османского общества пытаются переписать в терминологии англо-американского common law, превратив в международно-церковный трибунал.

В российский семинариях принято сравнивать патриарха Варфоломея с папами и приписывать ему "универсально-имперские" замашки. Ну как сказать! Вспомним Диктат Папы 1075 г. То, что на современных языках (для потерявших классическое сознание наших современников) неточно переводят как "только папа имеет право" - в латинском подлиннике звучит "solus Romanus pontifex iure dicatur universalis". Т.е. папа не имеет право - он его диктует всему миру-универсуму. Спор папы и императора шел именно об этом - не о праве, но о власти юрисдикции, не о rights, а об authority.

А кто во времена этого спора говорил о правах? Феодальные сеньоры, от баронов до королей, которые перехватывали друг у друга замки и даже престолы в состязаниях и войнах. Норманнский король Англии Ричард I выкрикивал в качестве боевого клича "Dieu et mon droit" (Бог и мое право) в 1198 на поле битвы с армией Филиппа II французского.

Скоро

Свежий номер Соцобоза.
Вы будете рыдать и рвать из рук соседа, заглядывать через плечо попутчика и не спать ночами.

https://sociologica.hse.ru

И моя скромная статья о Тирании ценностей К.Шмитта.
Читать хорошо в паре с соседствующей блестящей статьей Елены Владимировны Тимошиной (тоже про "Тиранию...")

Решил написать небольшое дополнение к опубликованной статье про «Тиранию ценностей». Прошу обратить внимание, что речь пойдет именно об определенной схеме, а потому некоторые нюансы я сознательно опускаю. Кроме того, я буду говорить скорее о периоде с середины XIX до середины XX века, а потому, например, роль имперского камерального суда эпохи Священной Римской империи я сознательно не рассматриваю, это отдельная большая тема о которой я, быть может, еще напишу в контексте истории методологии публичного права.
Записи буду публиковать здесь постепенно, а потом перенесу их в виде заметки в группу в ВК (такая есть, да).

ПО МОТИВАМ СТАТЬИ.

1. Предыстория.
1. Правовое государство и административная юстиция
Жило-было правовое государство XIX века. Как концепция, оно (правовое государство) предполагало господство законодательной власти над властью исполнительной. В связи с этим образовалась, например, и административная юстиция, т.е. такой судебный порядок, в рамках которого вы можете оспорить решения и действия исполнительной власти в суде на основании их противоречия закону. Таким образом, действия исполнительной власти стали подконтрольны законодательной власти при посредничестве власти судебной. В разных государствах были и до сих пор существуют различные модели этого дела (т.е. административной юстиции), но логика в любом случае та же самая: административная юстиция и правовое государство шли вместе ручка-в-ручку.

2. Тест на пропорциональность
Для целей административной юстиции был придуман специальный тест – тест на пропорциональность. По своим истокам это совершенно формальный инструмент, он не имеет дело с вне-юридическими факторами. Первоначально устанавливалось, реально ли действия/решения исполнительной власти затрагивают права истца, а после, если затрагивают, применялся сам тест. Структурно он состоял из трех стадий: (1) установление легитимности (легальности) цели действий исполнительной власти; (2) установление уместности этих действий (т.е. что действия позволяют достичь легитимной цели); (3) установление необходимости этих действий (т.е. можно ли было меньше ограничить права граждан для достижения цели). Скажем, органы исполнительной власти решают перекрыть движение по дорогам в центре города в воскресенье чтобы не мешать церковным службам. При судебной проверке мы, собственно, должны посмотреть, (а) были ли ограничены тем самым права граждан, жителей города; (б) существует ли легитимная цель таких ограничений (например, защита прав верующих людей); (в) позволяют ли действия достичь этой цели и реально обеспечить реализацию этих прав и (г) можно ли было достичь того же эффекта «меньшей кровью», например, ограничив движение по некоторым улицам, а не перекрывать полностью движение. Конечно, сохранялась и оценка чисто формальных факторов вроде не вышел ли орган за пределы компетенции, уполномочен ли он был принимать такое решение с формальной точки зрения, была ли соблюдена процедура и т.д. Пока зафиксируем для целей дальнейшего обсуждения и вернемся к правовому государству.

3. Правовое государство и вера в парламентаризм
Ключевая роль законодательной власти в правовом государстве была связана с многими обстоятельствами, но по существу логика сводится к следующему: законодательная власть сопряжена с представительным характером. Кого представляет парламент? Гражданское общество. На чем основывалась эта репрезентация? Театрализованный пафос репрезентации абсолютных монархий тут не уместен. Так что должно быть что-то рациональное. В итоге таких условия «репрезентированности» стало два: рациональные выборы и рациональная публичная дискуссия в парламенте. Согласитесь, если Вы гражданин, который соглашается в контексте выборов не с содержанием конкретных законодательных актов, которые будут приняты в парламенте, а абстрактно с любым решением парламента, единственное достойное основание такого согласия – это вера в то, что конкретный закон будет принят в рамках разумной дискуссии теми, кто действительно был избран на рационально организованных выборах.

4. Кризис парламентаризма
В определенный момент, ближе к концу 19 века оба принципа (рациональность и публичность) парламентаризма были поставлены под вопрос. Проще говоря, в голову пришла идея, что надо как-то все же серьезнее задать пределы законодательной власти, нужен какой-то контроль. Ведь и дискуссия не всегда рациональная, и выборы – не фонтан. Избирают скажем, по партийным спискам, а потом уважаемые представители-законодатели всякие компромиссные сиюминутные решения проталкивают, давят большинством в парламенте и т.д. Где тут рациональная дискуссия? Ведь дискуссия – это не просто обмен мнениями. Рациональная парламентская дискуссия предполагает готовность парламентария быть убежденным резонными аргументами в противоположной ему точке зрения, т.е. парламентарий должен верить в то, что рациональным путем можно достичь единственно верного варианта правового регулирования. Дело тут не в столкновении интересов, а в том, что есть лишь один правильный ответ на вопрос о содержании общей (публичной) воли, о содержании общего блага.

5. Рождение конституционной юстиции
Итак, законодатель исчерпал кредит доверия. Что же можно сделать? Люди не особенно отличаются воображением, а потому самое простое – испытанный выход из ситуации. Нужно ограничить законодателя судебной властью. То есть нужна такая юстиция, которая могла бы проверять акты законодательства на соответствие чему-то более фундаментальному, гарантирующему права граждан. Естественно, таким «более фундаментальным» была конституция. Так, по модели административной юстиции рождается юстиция конституционная. Конституционная юстиция в этом смысле была сформирована в полной аналогии с юстицией административной, только вместо контроля исполнительной власти в интересах законодательной власти (и, с учетом ее представительного характера, в интересах гражданского общества), это был способ контроля уже законодательной власти в угоду конституции, первоначально понимаемой скорее в духе формального акта гарантии институционального порядка и пределов публичной власти.

6. Инверсии теста на пропорциональность
Тест на пропорциональность, о котором я писал выше, стал составной частью практики конституционных судов, однако в смысле методов судебной интерпретации в эпоху институционализации конституционного правосудия уже произошел ряд изменений. Так, под огнем критики оказался классический юридический позитивизм, ранее безраздельно господствовавший в профессиональной юриспруденции конца XIX - начала XX века. Уже к Первой мировой войне определенное распространение получили идеи «Школы свободного права» и «юриспруденции интересов» Рудольфа фон Иеринга, призвавшие смотреть на право сквозь призму реальных социальных практик и интересов. Данный подход оказал определенное влияние на американскую юриспруденцию, породив за океаном т.н. «реалистические» и «социологические» подходы к праву, философской базой которых стали прагматизм и утилитаризм. В русле указанных подходов возникла американская альтернатива тесту на пропорциональность – т.н. «взвешивание интересов». В рамках взвешивания судьям предписывалось обращать внимание на социальный контекст, учитывать содержательную справедливость последствий того или иного решения и т.д. Парадоксально, но уже после Второй мировой войны взвешивание интересов перекочевало обратно в Германию, дополнив тест на пропорциональность. Но если последний был чисто формальным и не выходил за пределы собственно юстиции, поскольку касался применению норм к конкретным фактическим обстоятельствам рассматриваемого дела, то взвешивание интересов, напротив, было порождением анти-формалистского подхода к праву. Таким образом трехэтапная структура теста на пропорциональность (напомню, установление легитимности цели – уместности средств – необходимости средств) дополнилась еще одним элементом – «тестом на пропорциональность в узком смысле». Впоследствии именно его Роберт Алекси попробует рационализировать своей «формулой веса».

Спасибо Сергею!

Насколько мне известно, в телеграме есть интересная традиция, рекомендовать список своих любимых каналов после достижения определённого количества подписчиков. Несмотря на то, что конкретно мне до 1000 ещё довольно далеко, я хотел бы рассказать о своих самых любимых. Конечно, стоит уточнить, что я в данном случае сконцентрируюсь на каналах своих друзей и коллег, но и о тех, которые мне просто нравится читать, постараюсь не забыть.

https://yangx.top/insolarance Insolarance Cult, однозначно лучший проект по философии в русскоязычном интеллектуальном пространстве;

https://yangx.top/poltheo Вячеслав Кондуров, политическая теология, Карл Шмитт (один из лучших специалистов по нему) и конституционное право;

https://yangx.top/absolutestudies Антон Сюткин, современный диалектический (лакановский) материализм. Весьма талантливый философ, о котором, я уверен, мы все ещё услышим;

https://yangx.top/LogicaSocialis Александр Фридрихович Филиппов, мне вообще стоит уточнять кто это такой?

https://yangx.top/bluetekelili Анастасия Торопова, философия телесности, постструктурализм и анализ явлений популярной культуры;

https://yangx.top/sovietology Александр Воронков, история и советология, актуальная аналитика российских левых (сразу вспоминаю своё активное прошлое);

https://yangx.top/nofriendsbutmountain Илья Веденеев, курды и Ближний Восток для тех, кто этим интересуется (например, я);

https://yangx.top/mirkovladi Владимир Коваленко, писатель-постмодернист и социолог религии;

https://yangx.top/AlfonsoSabio Александр Марей, история политической мысли, рассказы о ремесле профессионального переводчика соответствующей литературы;

https://yangx.top/jesuistropchaud Никита Архипов, переводы классиков современной французской философии;

https://yangx.top/vetushinskiy Александр Ветушинский, история материализма и исследования видеоигр (последние мне самому правда мало интересны);

https://yangx.top/irandezhurniy Никита Смагин, политика Исламской Республики Иран и общая ситуация на Ближнем Востоке (лично не знакомы, но канал у него потрясающий);

https://yangx.top/scenarimus Максимилиан Неаполитанский, Жиль Делёз и делёзианство во всех его проявлениях (ещё просто отличный лектор);

https://yangx.top/pavlov_channel Алексей Павлов, аналитическая философия и теология (весьма трудные для меня в изучении области знания);

https://yangx.top/zapiski_IR Ани Маркосян, актуальная аналитика международных отношений с акцентом на ситуации на Южном Кавказе;

https://yangx.top/hungryphil Никита Сюндюков, русская философия и Достоевский. Я далеко не со всем согласен, но его очень интересно читать;

https://yangx.top/politscience Александр Шерстобитов, актуальные вопросы состояния политической науки (ещё просто хороший человек и преподаватель).

Заметка на полях (О целесообразности административного государства)
_

Великий отечественный процессуалист Д.М. Чечот в работе, посвященной административной юстиции пишет, определяя понятие "администрация", следующее: "Управление (администрация) основано на предусмотренной законом компетенции каждого административного органа, в пределах которой административный орган действует либо в соответствии с прямым указанием закона (если оно имеется), либо по своему усмотрению. Законность должна являться определяющим и руководящим принципом деятельности администрации, однако в пределах законности и в рамках установленной законом компетенции администрация действует, руководствуясь принципом целесообразности".

В известной мере данное определение продиктовано пониманием государства в русле классического Rechtsstaat, где ключевую роль играет законодательство, определяющее деятельность администрации, т.е. исполнительной власти. Вместе с тем, профессор Чечот указывает на одну принципиально важную черту администрирования и, соответственно, современной исполнительной власти, а именно на целесообразность.
Именно поэтому, определяя государство управления, Шмитт в "Легальность и легитимность" указывает на то, что ключевую роль в последнем имеет система целесообразных мер и планирование. Вопрос о том, какова судьба чрезвычайного в структуре такого государства, какова его политическая теология - это все проблемы, требующие отдельного рассмотрения. Я бы хотел отметить только один момент, который мне кажется существенным в контексте современной ситуации.
Целесообразность, как ее понимают сейчас, далеко не всегда означает цель прагматического свойства. Речь не идет только о сиюминутном предоставлении зерна в голодающий регион. Здесь можно говорить и о стратегических вопросах вроде определения системы ценностей. Это стало возможно, в частности, благодаря тому, что мы говорим именно о ценностях. Ведь ценность - это в конечном счете лишь уравнивающее гетерогенные явления свойство, это рамка, в которой мы говорим. В этом смысле на данный момент нет принципиальный разницы, целесообразность чего имеется в виду: определения ключевых ценностей или распределения денег по регионам.
Нечто формально-юридическое подсказывает мне, что в тот момент, когда законодательство проверяется на соответствие целесообразным, продиктованным требованием момента, мерам (в том числе устанавливающим ценности), меняется политическая и правовая структура.

ПОЛИТИЧЕСКОЕ

Происходящее между Израилем и Палестиной может быть прочитано во множестве различных контекстов, включая политический, международный, правовой, социологический и т.д. Я заметил один любопытный момент, связанный со структурами солидарности и политического. Ряд людей, уехавших в Израиль, стремились отмежеваться от военных действий между Россией и Украиной, либо через игнорирование, либо через абстрагирование. Иными словами, это была попытка выйти из радикального «или-или» в пользу чисто внешнего наблюдения.

В момент же столкновения между Палестиной и Израилем структуры солидарности у тех же людей сработали безошибочно, определив друзей и врагов. Нет, были, конечно, и те, кто, уезжая, вполне ясно очертил круг своих друзей и врагов, но это более банальная ситуация. Здесь же любопытно, как, условно, интеллектуалы, стали в общем-то вполне себе обычными людьми в смысле политических ориентаций. Солидарность с палестинцами, кстати, тоже показательна, поскольку она часто носит чисто религиозный характер.

Здесь, собственно, нет никакого обвинения или поощрения какой-либо из сторон. Равно нет тут и положительной оценки политического (с чего бы?). Это просто наблюдение за тем, что прорыв чрезвычайного обнажает подлинные структуры солидарности, ибо гражданин – это тот, кто готов к жертвоприношению (Пол Кан). А это уже политическая теология.

В Германии, как пишут, Шольц стал «канцлером без страны».
У нас не очень любят Шольца — и, конечно, за дело, — но ничего хорошего здесь нет.
В истории Германии был случай, когда в главной земле, Пруссии, социал-демократы проиграли выборы, ну, не совсем провально, там было сложнее, интереснее тоже было, но в общем социалисты имели правительство, не опиравшееся на парламентское большинство. Кончилось это плохо. А дело было девяносто лет назад, в начале лета 1932 года. Легальность правительства вступила в противоречие с легитимностью.
Об этом есть книга Карла Шмитта, которую пора снова представить читателю.

https://yangx.top/hungryphil/2628 Никита обратил внимание на мою краткую заметку, вызвавшую столь оживленную дискуссию, что присоединяться к ней не хочется. И даже назвал мой анализ "холодным политтеологическим", что для меня, должен сказать, огромный комплимент, так что большое спасибо, без тени иронии!
Я только хотел отметить, проговорить еще раз на всякий случай, что у меня и в мыслях не было обличать уехавшую интеллигенцию из числа тех, кто стоял, скажем, на позициях более-менее нейтрального анализа. Тем более не хотел я обличать "пацифистов" или даже беллицистов, но про-западных. То есть я мог бы, но плохо, да и зачем?
Я просто в который раз поразился могуществу политического, которое действительно оказалось тотальным. Ну и совсем краем подумал о том, что оно обнажает подлинную солидарность. Впрочем, я не берусь судить, сколь такая солидарность устойчива...

Между тем издательство Bloomsbury перезапустило серию Political Theology, теперь снова набирают авторов, кто хотел бы написать работу на данную тему. Редакторами серии выступили Артур Брэдли, профессор "сравнительного литературоведения", занимающийся политическими исследованиями в Университете Ланкастера и Антонио Черелла из Университета Ноттингем Трент. Надо сказать, что работы Брэдли я как-то упустил, а вот статьи Черелла про политическую роль жертвоприношения читал.
В общем, если вы хотели написать работу на английском в стиле Агамбена или Массимо Каччари, то у вас появился шанс.

https://www.bloomsbury.com/uk/series/political-theologies/

А между тем, в Афинах проходит большой смотр "греческого мира". Формально это конференция к столетию греческого журнала "Теология". Но присутствие иерархов и политиков выводит событие из разряда просто научной конференции на уровень дипломатический. В простых словах смысл картинок - "православие - это мы, если кто еще не понял".