В посте о "просветительских" поправках я иронично высказался о формулировках в пояснительной записке к законопроекту. Сейчас, когда Минпросвещения выложило для обсуждения проект постановления и положения об осуществлении просветительской деятельности, подумал, что стоит перефразировать неизвестных авторов: "отсутствие знаний правил русского языка и основ логики создает предпосылки для бесконтрольной реализации антироссийскими силами непродуманного, излишнего и низкокачественного регулирования".

На эту тему высказались уже многие коллеги, и трактовки содержания разнятся кардинально. И это совсем не удивительно - так плохо сформулированы нормы. Я не буду подробно писать об их политическом содержании, так как здесь всё ясно и даже банально. Это один из множества шажков - иногда по отдельности кажущихся незначительными - к тотальному контролю общества, без которого авторитарные элиты чувствуют себя некомфортно. Как учёный я остановлюсь на [нео]институциональной стороне проблемы.

Нормы в таком виде, с политологической точки зрения, демонстрируют слабость государства. Она проявляется как в низком внутреннем качестве процедур выработки регуляторных правил, так и в общей проблеме состоятельности (state capacity), то есть в способности государственных институтов управлять общественными отношениями. В первом можно убедиться, изучив сопровождающие документы. Например, в пояснительной записке указано следующее:
Реализация постановления не повлечет дополнительных расходов ‎из федерального бюджета и не повлияет на достижение целей государственных программ Российской Федерации.
Принятие проекта постановления не требует проведения анализа правоприменительной практики, обусловившей необходимость изменения правового регулирования.
Что это значит? Лишь то, что разработчики решили не усложнять себе жизнь и не заниматься всякой ерундой, вроде привлечения экспертов к разработке норм. Публичное обсуждение на Регулейшене? Как справедливо заметили @smart_regulation, из 15 дней на обсуждение на рабочие выпало только пять (26-30 апреля).

Второе - даже более значимо. Именно такие нормы одновременно являются следствием доминирования принципа rule by law и в то же время инструментами, углубляющими и расширяющими область применения этого принципа. Вроде, из формулировок ясно, что регулирование касается только просветительской деятельности в организациях, осуществляющих образовательную, научную деятельность и деятельность в сфере культуры. Однако суть положения можно трактовать и так, что все независимые (индивидуальные) просветители должны заключать договоры с такими организациями. Так ли это, не понимают даже сами авторы. Можете убедиться в этом посмотрев запись обсуждения проекта в Общественной палате. Если лень смотреть всё, обязательно посмотрите выступление замминистра (с 47-й минуты) и поймёте смысл первого абзаца моего поста.

А раз сами нормотворцы не могут разобраться в хитросплетениях своих произведений, то резко возрастает вероятность того, что их применение будет разнообразным, непоследовательным и избирательным. Если нормы касаются только экстремистов и разжигателей розни, то существующие правовые институты достаточны и без нового регулирования. Хотя понятно, что в когорту экстремистов сегодня попадают все, кто критикует элиту.

Поэтому сейчас вообще сложно прогнозировать, как конкретно будут работать поправки в законе и положение, разработанное министерством. Ясно только одно: под такое "ковровое регулирование" совершенно точно попадут и обычные просветители и популяризаторы науки. Как я писал раньше, подобные некачественные нормы, принятые для одной цели, потом начинают жить совершенно независимо от своих создателей. Это и есть индикатор слабости государственных институтов и конкретного политического режима.
#публичноеуправление #управлениенаукой

В свете последних законотворческих новаций, которые имеют прямое влияние на политический процесс, решил взглянуть на пояснительные записки к разрабатываемым нормативным актам. Интересно, как авторы проектов решений, их помощники и эксперты аргументируют необходимость введения новых норм. К моему удивлению научных публикаций, где такие пояснительные записки были бы объектом анализа, не так много. А ведь это же кладезь полезной информации для политических исследований.

Я прочитал несколько таких документов, поэтому не претендую на репрезентативность наблюдений (если о ней вообще можно говорить в этом контексте). Но, в целом, обратил внимание на то, что стилистически в них много общего со слабыми академическими текстами: безосновательные нормативные суждения, отсутствие подтверждённых исследованиями аргументов, нарушение логических связей, "подгонка" тезисов под сформулированные заранее выводы и т.д. Всё это регулярно встречается в политологических курсовых, выпускных квалификационных работах и даже в статьях, публикуемых в научных журналах. Вот прямо хочется взять и в режиме рецензирования оставить замечания неизвестным авторам (см. несколько примеров в комментариях к этому посту).

Да-да, это мы, университетские преподаватели, закрываем глаза и ставим тройки за подобную чушь, лишь бы не видеть этих студентов на пересдаче и не ссориться с деканатом, для которого отчисление - это чуть ли не ЧП. Мы сами же публикуем такие "научные" статьи в "рецензируемых" журналах, но при этом удивляемся, что подобные тексты не принимают в нормальных зарубежных научных журналах. И, естественно, объясняем это русофобией редакторов и рецензентов. Кто же виноват, что наши выпускники потом пишут такие материалы, которыми обосновываются те или иные решения?
Кстати, когда я разбираю со студентами, как писать аналитические политические записки (policy papers), мы не только рассматриваем плохие и хорошие примеры, но и изучаем такие методические указания, как, допустим, британский Ensuring standards in the quality of legislation.

Но вернёмся к пояснительным запискам. Как я уже заметил, это огромный пласт данных для политологического анализа. Учитывая, что проблематика разработана слабо, здесь есть множество прекрасных ракурсов для исследования: от выявления логик аргументации в конкретных направлениях политики до поиска зависимостей между институциональными/режимными/социальными характеристиками и качеством нормотворческого процесса. А современная политическая наука уже имеет довольно разработанную методологию для таких исследований. Например, учёные предлагают целый спектр инструментов и подходов к контент-анализу в рамках legislative studies (1, 2, 3), с помощью которых можно выявить особенности и закономерности в содержании норм и сопровождающих документов.

При этом для политической науки не так важно, почему некоторые пояснительные записки написаны плохо: авторы думают, что их все равно никто не читает, и поэтому не стараются, или по-другому писать они не умеют, так как не научились аргументации в связи с неразвитой культурой дискуссии и доказательной политики. Но важно, что их качество само по себе является хорошим объектом для анализа и индикатором для ответа на многие другие политологические вопросы.
#методология #политология #публичноеуправление

(1) Slapin, J.B., Proksch, S.-O. 2014. Words as data: Content analysis in legislative studies. In The Oxford Handbook of Legislative Studies. Oxford University Press. doi: 10.1093/oxfordhb/9780199653010.013.0033
(2) Hall, M.A., Wright, R.F. 2008. Systematic Content Analysis of Judicial Opinions. Wake Forest Univ. Legal Studies Paper No. 913336. California Law Review, Vol. 96. 1st Annual Conference on Empirical Legal Studies Paper.
(3) Salehijam, M., 2018. The Value of Systematic Content Analysis in Legal Research. Tilburg Law Review, 23(1-2), pp.34–42. DOI: http://doi.org/10.5334/tilr.5

Познавательный текст о том, как Дания "починила" свою футбольную индустрию, навел меня на пару интересных аналогий. Я часто нахожу их в спорте, так как он прекрасно иллюстрирует многое в политике, а обычно даже тесно с ней связан и является её логическим продолжением или отражением.

Во-первых, это очень простая и банальная идея, что неумное вмешательство государства в разные сферы не только может породить или усилить неравенство, но и само по себе, как правило, уже дисфункционально и несправедливо.
"Все клубы, кроме «Копенгагена», выкупившего стадион, арендуют арены у государства по полной стоимости. У них не может быть ни владельца, ни спонсора, аффилированного с государством. Это просто незаконно. Если государство будет спонсировать клуб – например, выкупит право на название стадиона, – то потратит на это деньги налогоплательщиков, в том числе других клубов. Забрать деньги у одной команды, чтобы отдать другой? Это же просто нечестно".

Но как политолога меня в большей степени заинтересовал ещё один абзац. Он о том, что в Дании существует широкая грантовая поддержка всевозможных ассоциаций. "Чтобы получить грант, нужно создать ассоциацию... Нужно прописать устав и указать цель, а также организовать правление клуба... Много бюрократии, но получить льготы не так сложно. В Дании миллионы ассоциаций с разными целями: футбол, другие виды спорта, книжные клубы, наблюдение за птицами и даже обсуждение цветов. Единственное правило – ассоциация должна быть самоорганизованной в демократической форме."

Поясню, что меня здесь "зацепило". На недавней онлайн-конференции в Сахаровском центре Ф. Фукуяма на вопрос о перспективах демократии в России в очередной раз ответил, что огромной проблемой в этом отношении является слабость институциональной инфраструктуры (см. с 9:01:20 на видео). Да, это тривиальная мысль, которую мы уже давно замусолили: и институты слабые, и элиты, их заполняющие, коррумпированы и некомпетентны, и даже после смены элит устойчивые институты построить будет непросто. Поправьте меня в комментариях, если я ошибаюсь, но в моём академическом "пузыре" (или эхо-камере) большинство объяснений российской политики крутится вокруг именно этого тезиса.

Однако как я много раз уже писал, дело здесь ещё и в "неоинституциональной" инфраструктуре, то есть в устойчивых связях горизонтальной самоорганизации. А в случае России - в её отсутствии. Как раз авторитарные элиты лучше понимают, где кроется угроза для их режимов, и совсем недавно я приводил такой пример. В том числе поэтому и грантовая система у нас устроена по-другому: деньги дают контролируемым НКО на бесчисленные "проекты", а не гражданским ассоциациям на их уставную деятельность. Так что если вдруг придет время строить сильные политические институты, важно будет стимулировать появление и такой инфраструктуры неполитической низовой самоорганизации: от спортивных ассоциаций до клубов по интересам.
#публичноеуправление

Кстати, о Телеграме (2).
Обозначенное выше наблюдение о том, что сообщество пользователей и без алгоритмов может самостоятельно договариваться о правилах и формировать устойчивые практики, делает Телеграм очень интересным объектом анализа в политико-управленческом ракурсе. В политологии исследования взаимодействия пользователей онлайн-платформ в основном концентрируются в области сетевого или дискурс-анализа. А вот в случае с Телеграмом, думаю, можно изучать политику (politics) на платформе и политику (policy) платформы, которая представляет из себя сочетание соуправления пользователей и слабого регуляторного воздействия администрации.

Второе особенно интересно, так как может дать нам новый взгляд на платформенное управление (platform governance) через призму современных подходов к изучению и осуществлению публичного управления и регулирования (1, 2). Не подумайте, что я сейчас выступаю апологетом Телеграма, но мне представляется, что принципы создаваемой экосистемы кардинально отличаются от реализуемых на других популярных платформах. Взаимоотношения администрации и пользователей здесь (пока?) не строятся на моделях централизованного регулирования и монетизации пользовательских данных (Facebook, Twitter, Youtube) или эксплуатации прекариата на платформах, соединяющих заказчиков и поставщиков услуг. Возможно, такой платформенный дизайн обусловлен либертарианской позицией П. Дурова. Более того, сопроизводство политики как принцип управления в Телеграме ещё только угадывается, и это наблюдение может быть ошибочным или чересчур оптимистичным. Но над таким исследованием уже стоит подумать.

Оказывается, в этом направлении уже кое-что сделано. Например, обращает на себя внимание аналитический доклад, опубликованный The Justice Collaboratory Йельской школы права (3). Фарзане Бадией, автор доклада, начинает с рассмотрения принципов управления, которые реализует команда Телеграма, и приходит к выводу, что они недостаточно институционализированы. То есть Телеграм во многих случаях руководствуется довольно общими рамочными правилами, что в итоге формирует картину бессистемных решений, в особенности касающихся регулирования запрещенного контента, персональных данных и безопасности пользователей. Это проблемы роста, которые можно решать посредством внедрения строгих норм и централизации регулирования или реализации пост-регуляторных моделей и соуправления. При этом она подчеркивает, что экосистема Телеграма предполагает в большей степени второе решение, так как обеспечивает фундамент для двух современных подходов к управлению сообществами: коллективной эффективности (collective efficacy) и процедурной справедливости (procedural justice). Отталкиваясь от них, автор доклада предлагает решения, которые могут быть имплементированы Телеграмом в рамках именно децентрализованной модели управления.
#цифровизация #публичноеуправление

(1) Black, J. (2001) Decentring regulation: understanding the role of regulation and self regulation in a" post-regulatory" world. Current Legal Problems 54(1), 103–146.
(2) Sorrentino, M., Sicilia, M., Howlett, M. (2018) Understanding co-production as a new public governance tool. Policy and Society. 37:3. 277-293. DOI: 10.1080/14494035.2018.1521676
(3) Badiei, F. The Tale of Telegram Governance: When the Rule of Thumb Fails. https://law.yale.edu/sites/default/files/area/center/justice/document/telegram-governance-publish.pdf

Уважаемый Дмитрий Прокофьев оперативно отреагировал на мой пост 👆 и очень точно уловил логику авторитарных элит. Действительно, похоже, что наблюдаемый нами захват государства политической элитой и консолидация авторитарного режима тоже обусловлены экономическими стимулами самой элиты. В этом отношении я хотел бы предложить гипотезу, которая обосновывается двумя предпосылками.

Во-первых, российская политическая элита ориентирована на извлечение ренты. Это утверждение не ново и подкреплено целым рядом исследований. И если первоначально это была рента, основным источником которой были природные ресурсы, то с разрастанием элиты постепенно сложилась целая система экстрактивных институтов. Для обеспечения лояльности нижних слоев элиты и поддержания устойчивости режима рента перераспределяется посредством государственного и муниципального заказа, множества учреждаемых государством НКО (в форме АНО, фондов и госкорпораций) и других инструментов (например, системы "Платон").

Во-вторых, основным механизмом организации элитной структуры и доступа к ренте стала многоуровневая сеть неформальных социальных связей, сочетающая горизонтальные и вертикальные (патронажные) отношения. То есть в отличие от гаитянской структуры из предыдущего поста, которая сформирована семейными связями бизнес-элит, в России это гибридная неопатримониальная сеть, включающая в себя помимо семейных ещё и патрон-клиентские связи. Сшивают эту сеть экономические стимулы доступа к ренте в обмен на лояльность и поддержку режима. Частный бизнес может получать свой кусок ренты и напрямую от потребителей - так же, как в упомянутом выше случае, через искусственное ограничение конкуренции, например, под лозунгами импортозамещения.

А теперь сама гипотеза. Устойчивость конструкции осуществляется посредством центрального механизма, который я бы назвал "патронажным коленвалом". В нём есть двигающиеся части, обеспечивающие регулярную горизонтальную ротацию элит для поддержания их в тонусе, а также для создания видимости изменений. И в нём есть неподвижные части - ключевые акторы (брокеры), формирующие вертикальную ось многоуровневых патрон-клиентских отношений и крепко связывающие её с остальными политическими и бизнес-элитами на горизонтальном уровне. "Смазывают" эту громоздкую структуру стимулы доступа к ренте и её распределения на основе внутриэлитных соглашений и при горизонтальной ротации "варягам" важно занять правильные позиции. Сложная ситуация с заменой губернатора в Хабаровском крае, кстати, неплохо иллюстрирует эту метафору.

Ещё раз подчеркну, что это лишь предположение, требующее эмпирической проверки, и к тому же сформулированное пока "на коленке" для поста в канале. Но задача по выявлению ключевых акторов этой многоуровневой неопатримониальной сети посредством сетевого анализа вполне реальна. А расширив эту модель с помощью теории игр и включив в нее стимулы доступа к ренте можно объяснить, почему российский авторитарный режим на самом деле довольно устойчив, так как опирается на очень широкий круг акторов, включающих политические, административные и бизнес-элиты на всех уровнях до самого низа. #методология #публичноеуправление #сетевойподход

Она думает, что папаша её учёный. И про нас он ей насвистел, что мы тоже учёные. Смотри не расколись!
"Джентльмены удачи" (реж. А. Серый, 1971 г.)

Уже вторую неделю в научно-образовательном сегменте Телеграма бурлит обсуждение нового рейтинга университетов Times Higher Education, в котором ряд российских ВУЗов добился "выдающихся" результатов. Если кратко, то лидерами по цитируемости в России оказались не МГУ, ВШЭ или СПбГУ, а несколько совсем неочевидных в этом отношении вузов. Особенно в комментариях сообщества досталось занявшему первое место Донскому государственному техническому университету (ДГТУ). Я же считаю, что это хороший пример для разбора в рамках такой междисциплинарной области, как оценивание политик и программ (policy evaluation).

Во-первых, обратим внимание на целеполагание. Если в качестве ключевого индикатора на каждом углу декларировалось вхождение в рейтинги, то и университетские администраторы действовали в этой логике. Руководящие и регулирующие документы задают стимулы, поэтому не нужно удивляться, что объекты регулирования выбирают наиболее оптимальные стратегии достижения ключевых показателей. Похожая ситуация, кстати, с целью войти в ТОП-20 рейтинга Doing Business, которая была задана ещё майскими указами в 2012 г. Даже заказанная Минэкономразвития НИР была без стеснения сформулирована как Разработка рекомендаций по вопросу улучшения позиции Российской Федерации в рейтинге Всемирного Банка Doing Business. Исполнители постарались и разработали соответствующие рекомендации, которые касались, естественно, в первую очередь формальных показателей, учитываемых Всемирным банком. В итоге Россия взлетела в рейтинге (28-е место в 2020г.), а вот как дело обстоит с самим doing business в России, вы и сами прекрасно понимаете.

Во-вторых, все обращают внимание на то, что высокие позиции лидерами рейтинга достигнуты за счет публикаций в мусорных изданиях и повального самоцитирования. Мол, это явное нарушение научной этики. Но тут дело в том, что научную этику соблюдают учёные, так как знают и принимают её нормы. А вот требовать её соблюдения от остальных довольно странно. Это не значит, кстати, что руководить наукой должен обязательно великий учёный. Просто, в госпрограммах важно формализовывать этические нормы, чтобы не давать простора для неэтичных злоупотреблений.

В-третьих, важно понимать стимулы и специфику деятельности тех, на кого направлено регулирование. Ведь всё вышесказанное касается и рядовых исполнителей, которые публикуются в мусорных журналах и намеренно цитируют сами себя и друг друга, чтобы выполнить требования начальства. Вот, к примеру, целая монография Public Administration and Regional Management in Russia - 50 статей по 7-12 страниц на ужасном английском, практически без какого-либо научного вклада, зато с обильным самоцитированием. Здесь и представители упомянутого ДГТУ и других региональных вузов, но есть даже и МГУ, МГИМО и РЭУ им. Плеханова. А ведь большинство авторов честно не понимает, что это всё полная чушь. Многие работники высшей школы добросовестно заблуждаются, что занимаются наукой. Они перегружены преподаванием и всевозможными отчетами и при этом совершенно не знают, что такое научная работа и не знакомы с современным положением дел в их области знаний. Они реально считают, что в таких публикациях есть научные результаты, а в чрезмерном самоцитировании ничего плохого нет.

Наконец, у любой программы есть и стейкхолдеры второго порядка, которые могут преследовать свои интересы. Монография из предыдущего абзаца опубликована в авторитетном издательстве Springer в хорошей серии Contributions to Economics. Почему же солидное издательство публикует такое? Для них это просто бизнес, а вот для Минобрнауки - очередная головная боль.

В общем, всё это говорит о том, что при разработке программ многое было упущено. Да, по разным причинам. Но нужно же делать выводы. А была ли протестирована новая программа Приоритет 2030? Есть ли толковые экспертные заключения на нее? Я, к сожалению, не видел.
#публичноеуправление #управлениенаукой

Внимательные читатели канала знают, что я апологет (нео)институциональной теории и аналитических моделей, в основе которых лежит теория рационального выбора. Тем не менее как настоящий позитивист я очень люблю исследования, результаты которых могут поставить под сомнение или ограничить объяснительную силу некоторых аспектов институционализма. Например, здесь я много писал о качестве институтов и их роли в достижении результатов публичного управления. Но неужели результативность и эффективность не зависят от конкретных людей, которые заполняют эти институты? На этот вопрос пытаются ответить авторы статьи Leadership or luck? Randomization inference for leader effects in politics, business, and sports (1).

Естественно, речь не о том, что успех разных начальников может сильно отличаться даже в похожих институциональных условиях. Это и так понятно и подтверждается множеством наблюдений. Но насколько случайны вариации в успехе разных руководителей, и есть ли какие-либо устойчивые факторы, которые могут объяснять эту разницу? Традиционные статистические модели позволяют находить корреляции между тем, «кто в офисе» (leaders), и результатами (outcomes), но само по себе наличие зависимости мало что объясняет: случайные шумы в данных или частотность корреляций не позволяют обоснованно отделять вклад лидеров от удачного или, наоборот, неудачного стечения обстоятельств. Авторы предлагают методику, которая в значительной степени решает проблему выявления зависимостей. Применяемая процедура основана на пермутационных тестах (permutation tests) и рандомизированных контрольных испытаниях (RCT), а также методах тестирования гипотез о множественных эффектах, используемых в эконометрике.

Не буду утомлять деталями методики (для интересующихся статья в открытом доступе) и перейду к результатам. Интересные выводы по странам с различными режимами: более-менее значимые эффекты лидеров в авторитарных странах, очень сильное влияние лидеров в транзитных режимах и минимальное в демократических. При этом к выводу о том, что в демократиях эффект меньше, нужно подходить очень аккуратно. Например, авторы объясняют это тем, что в демократических условиях качественные институты (опять!) играют более значимую роль и поэтому минимизируют разницу в эффектах руководителей. А можно интерпретировать и так, что демократические выборы позволяют лучше отбирать качественных управленцев (и с легкостью менять тех, кто не справляется), что тоже снижает диапазон вариаций в результатах.

Помимо лидеров стран авторы оценивают вклад губернаторов и мэров крупных городов в США. Первые показывают значимый вклад в динамику ряда экономических показателей штата. Что важно, авторы не находят зависимости от партии, номинировавшей губернатора, то есть демократы и республиканцы справляются примерно одинаково. А вот вклад мэров в целевые индикаторы городского управления минимален. Далее, тестирование модели на большой выборке крупнейших американских компаний не даёт значимых результатов по эффективности CEO, что означает либо отсутствие эффектов, либо наличие очень хороших практик отбора управленческих кадров, в результате чего вариации минимальны.

Наконец, в североамериканских спортивных лигах эффект тренеров (менеджеров) значителен. В принципе, такие результаты в американском футболе, хоккее и бейсболе меня не удивили. Правда, открытием для меня стало, что в большей степени эффект успешных тренеров заключается в снижении числа голов/очков, забитых/набранныхсоперниками. А вот относительно баскетбола я бы никогда не подумал, так как привык считать, что здесь вклад игроков на площадке огромен, а Леброн Джеймс в составе почти гарантирует попадание в финал. #публичноеуправление
(1) Berry C. R., Fowler A. (2021). Leadership or luck? Randomization inference for leader effects in politics, business, and sports. Science advances, volume 7, issue 4. DOI: 10.1126/sciadv.abe3404

И все-таки социальные науки многое умеют объяснять или по крайней мере направлять размышления в нужное русло. Можно не быть специалистом по Казахстану и, следовательно, не претендовать на экспертное знание относительно происходящих там сейчас событий. Но при этом даже беглый взгляд на толковые научные публикации по теме обнаруживает, что теории, объясняющие политические процессы, по-позитивистски универсальны и хорошо применимы в отдельных случаях. Даже с учетом того, что всегда есть и ряд нюансов и отличительных черт.

Возьмем, к примеру, политический протест как коллективное действие. В статье, посвящённой протестам в Жанаозене в 2011 году (1), авторы описывают то, как зарождается протест в регионе, который, казалось бы, должен быть более-менее стабильным в социальном плане. Пределы экономического роста, обусловленные извлекающими ренту элитами и низким качеством публичного управления в авторитарном режиме, а также отсутствие работающих институтов (в том конкретном случае — профсоюзов) порождают недовольство даже сравнительно обеспеченных слоев населения. А неспособность элит оперативно отреагировать на протесты в несиловом ключе способствует социальному научению и формированию устойчивой инфраструктуры низовой самоорганизации. Вполне вероятно, что поэтому и началось всё именно там, где для протестов уже был готовый фундамент.

Вообще, не секрет, что многие пост-советские государства институционально очень похожи. И дело тут не только в общей истории и сочетании некоторых экономических аспектов, но и в том, что авторитарные элиты по привычке подглядывают друг за другом. Так происходит диффузия авторитарных институтов и практик (2): электоральные и партийные нормы, ограничивающие политическую конкуренцию, законы, устанавливающие вертикаль власти и ограничивающие самоуправление, борьба со свободой слова и институтами гражданского общества, даже механизмы рекрутирования элит и практики перераспределения ренты — очень похожи по своему содержанию (нормы — иногда слово в слово!). Отсюда и ощущение дежавю, когда мы наблюдаем за событиями в Казахстане.

Однако, совпадения есть и в провалах управляемости (governability). Кажется, что режимы очень устойчивы, но это на самом деле не совсем так. Считать ли, например, окончательно закрутивший гайки белорусский режим устойчивым в долгосрочной перспективе? Не уверен. А вот, например, хорошее исследование о возросшей роли бюрократии в Казахстане, которая может быть источником информационной асимметрии и, как следствие, фактором нестабильности, снижения оперативности реакций и ограничителем качества принимаемых решений элитной верхушкой (3). Во-первых, это может объяснять, почему протесты оказались неожиданностью и так быстро масштабировались и трансформировались из экономических в политические. Во-вторых, опять же можно найти много совпадений и с особенностями режима и политико-административной системой в России. Поэтому для российской элиты ситуация в Казахстане и её разрешение станут уроком о том, как нужно или не нужно осуществлять авторитарный транзит власти.
#публичноеуправление

(1) Satpayev D., Umbetaliyeva Т. (2015). The protests in Zhanaozen and the Kazakh oil sector: Conflicting interests in a rentier state. Journal of Eurasian Studies. 6(2):122-129. doi: 10.1016/j.euras.2015.03.005
(2) Bader, M. (2012). The Legacy of Empire: A Genealogy of Post-Soviet Election Laws. Review of Central and East European Law, 37(4), 449-472. doi: 10.1163/092598812X13274154887105
(3) Tutumlu, A. Rustemov, I. (2021). The Paradox of Authoritarian Power: Bureaucratic Games and Information Asymmetry. The Case of Nazarbayev’s Kazakhstan. Problems of Post-Communism, 68:2, 124-134, DOI: 10.1080/10758216.2019.1699432

Принято считать, что в авторитарных режимах возможности гражданской самоорганизации сильно ограничены институциональной средой и силовым давлением элит. В редких случаях позиция граждан и негосударственных институтов (например, бизнеса) аккумулируется через посредников или специально создаваемыми сверху институтами или платформами. Однако, все равно такое взаимодействие носит диалоговый или даже имитационный характер. То есть в лучшем случае выступает в качестве инструмента обратной связи, а не влияния на политический курс.

Тем не менее, даже в авторитарных странах есть примеры реального политического действия снизу (1, 2). В исследованиях российского публичного управления мы тоже наблюдали ряд случаев, когда сети гражданской самоорганизации оказывали влияние на политику. В основном, правда, на региональном или городском уровнях. Но российский режим сильно изменился за последнее время и, кажется, таких возможностей всё меньше. Тем интереснее наблюдать и изучать случаи, когда это может происходить даже в современных условиях российского авторитаризма.

Например, сейчас развернулась дискуссия относительно закона о персонифицированных картах для посещения спортивных мероприятий (FanID). Для тех, кто не в курсе, теперь всем болельщикам для посещения стадиона придется оформлять специальную карту — это такой дополнительный инструмент контроля. В делиберативной демократии такая дискуссия возникла бы ещё до принятия закона. В нашем же случае он уже подписан президентом и вступает в силу с 1 июня. Пояснительная записка к законопроекту и публичные высказывания депутатов лишь свидетельствуют о том, что они плохо знакомы с реальной ситуацией и находятся под влиянием стереотипов о болельщиках. Стадион во время проведения матча — одно из самых безопасных мест в городе. Более того, судя по резонансным случаям последних лет, наиболее частым источником насилия на стадионах является полиция.

Футбольные фанатские объединения одно за другим объявляют о том, что в этой связи будут бойкотировать игры. И это движение снизу имеет потенциал стать успешным и повлиять на конкретную политику (policy). Нет, конечно, самих фанатов никто слушать не будет. Руководство большинства клубов тоже не станет представлять интересы болельщиков, так как в отличие от развитых стран почти не зарабатывает на них. Многие наши клубы существуют на деньги налогоплательщиков, подавляющее большинство которых не только не ходит на стадион, но даже и не знает, что платит зарплату Дзюбе и Смолову, а также комментирующим их игру сотрудникам МатчТВ.

При этом фанатское движение — это очень устойчивые сети солидарности и самоорганизации. Поэтому их стратегия может дать плоды. Например, если очень влиятельные представители элиты испытают эстетический дискомфорт от пустого виража на Газпром Арене. Первым делом будут пытаться договориться с лидерами движения, но если не получится, то направят свои лоббистские ресурсы на изменение норм.

Вот такой интересный процесс для политического исследования. Понаблюдаем. #публичноеуправление

(1) Teets, J. (2018). The power of policy networks in authoritarian regimes: Changing environmental policy in China. Governance. 31: 125– 141. DOI: 10.1111/gove.12280
(2) Wu, Y. (2020). Dynamics of policy change in authoritarian countries: A multiple-case study on China. Journal of Public Policy, 40(2), 236-258. doi:10.1017/S0143814X18000351

В комментариях к ряду постов подписчики спрашивали, на чем строится моя уверенность в устойчивости российского политического режима. Ниже я опишу теоретическую рамку, которая основана на рациональных моделях и рентной природе российской элиты. Она ограничена традиционными для этих подходов факторами. Но при этом у модели хороший объяснительный потенциал, если она подтвердится эмпирическим анализом.

NB. Среди подписчиков канала множество интересующихся политологией, но при этом не специалистов в области общественных наук. Поэтому важно подчеркнуть: если политолог говорит, что его модель универсальна, то с большой вероятностью она не подтвердится эмпирикой или обрастёт множеством нюансов (и уже поэтому не будет универсальной).

Итак, к модели. В России сложилась многоуровневая сетевая структура извлечения и распределения ренты. К основным каналам её извлечения можно отнести государственные и муниципальные закупки, госкомпании и учреждённые государством НКО. Значительная часть ренты оседает на верхних этажах, но стоит отметить и достаточно разветвленную неопатримониальную структуру распределения ренты на нижние этажи и по горизонтали на каждом из них (1). Чем ближе к основанию этой пирамиды, тем больше неформальных сделок "доступ к ренте в обмен на лояльность".

К бенефициарам этой структуры распределения ренты можно, например, отнести:
- административную элиту;
- сотрудников госкомпаний;
- сотрудников госкорпораций (которые зарегистрированы как НКО);
- людей, вовлеченных в деятельность множества АНО, созданных государством для извлечения ренты и вывода расходов из-под законодательства о закупках;
- бизнес, который получает подряды от госорганов и госкомпаний,
- бизнес, продающий товары и услуги вышеуказанным категориям;
- список можно продолжать, но об этом ниже.

Теория ретроспективного голосования очень хорошо объясняет результаты выборов в демократиях через динамику макроэкономических индикаторов (2, 3). Простыми словами, если уровень жизни растёт, доходы увеличиваются, а безработица снижается, то вероятность переизбрания инкумбента увеличивается. Эту же модель можно применить и к авторитарным режимам, масштабировав ее на поддержку элит и режима. Да, здесь возникают сложности с адекватной оценкой макроэкономических индикаторов и замерами уровня поддержки, но, в целом, это методическое, а не теоретическое ограничение модели.

В условиях явной концентрации экономических, финансовых и политических ресурсов в Москве и нескольких крупных городах стабильность именно в этих точках стала залогом устойчивости политического режима. В этом отношении к вышеуказанным бенефициарам распределения ренты можно добавить ещё и столичных бюджетников и силовиков, качество жизни которых тоже значительно выше, чем у коллег из регионов. Локальные же протесты, как, например, в Шиесе или даже Хабаровске не представляют угрозы для режима. Я уже предлагал ранее модель "патронажного коленвала", которая описывает механизм поддержания устойчивости нижних этажей структуры распределения ренты.

Но для устойчивости центральной оси значение имеет только то, что происходит в местах концентрации ресурсов. Таким образом, только протестное поведение и внутриэлитная борьба в Москве в рамках этой модели может иметь неприятные последствия для стабильности, как режима, так и структуры извлечения и распределения ренты. Это, кстати, совсем не значит, что все вышеперечисленные стабильно демонстрируют поддержку режима. Многие даже голосуют за тех, кого они считают оппозицией. При этом понимают, что такое голосование носит символический характер. Для этих групп рациональное поведение заключается в сохранении статус-кво, поэтому для большинства из них не было ни мотивов, ни стимулов для расшатывания сложившейся структуры. Даже при несогласии с политическим режимом многие рационально выбирают стратегию безбилетника, так как потенциальные издержки слишком высоки. #методология #публичноеуправление

Ссылки на литературу в первом комментарии. Продолжение следует...