Чрезмерное регулирование как побочный (а может даже и основной) продукт системы глубоко проникло и в науку и образование, а также в головы бюрократов, которые администрируют эту сферу. Логика так популярного сейчас неоинституционализма подсказывает, что множество усилий учёными будет тратиться на поиск наиболее удобных способов подстроиться под регуляторные рамки вместо того, чтобы заниматься реальной деятельностью - наукой и преподаванием.

Я уже много писал про наукометрические подходы и в частности про КБПР, который стал примером излишнего регулирования. Сколько было разговоров о методиках его подсчета, удельных весах разных публикаций, применимости в различных научных направлениях. Почему же не сделать проще? Например, в политических науках одна публикация в журнале Q1 или Q2 в год уже говорит о высоком уровне научного исследования. Вот и нужно ставить такой ориентир. Если авторов больше 3, что в политологии бывает редко, то тогда это должно быть издание из Q1. Монография? Отлично, есть список уважаемых международных издательств. Всем остальным необходимо давать одну публикацию на оценку, допустим, независимым экспертам из исследовательских комитетов Международной ассоциации политической науки (IPSA). Это будут сравнительно небольшие деньги в контексте бюджетных трат Минобрнауки. В таком случае учёные уже не будут отправлять статьи в мусорные журналы, а будут стараться работать всего над одной статьёй, но зато высокого качества. Уверен, что адекватные методы можно разработать для любого научного направления.

А рабочие программы учебных дисциплин (РПУД) и фонды оценочных средств (ФОС)? Ну, ясно же, что их разрабатывали люди, которые никогда не преподавали. А если преподавали, то очень плохо и теперь думают, что без такого регулирования другие преподаватели тоже будут плохо учить студентов. Оценивать работу преподавателей нужно по существу, а не по соответствию документов форме. Зайдите на лекцию, практическое занятие, проверьте знания и навыки студентов, спросите у работодателей, наконец.

Безусловно, минимизация регуляторной нагрузки приведёт к резкому сокращению бюрократического аппарата (вот, кстати, и деньги на оплату работы независимых экспертов). Но ведь это профессионалы своего дела. Их же на рынке труда разберут, как горячие пирожки! Или нет?
#управлениенаукой

Наблюдаю за интересным обменом мнениями, который развернулся сегодня в каналах, посвящённых научно-образовательной политике. Но помимо содержательной стороны меня как учёного заинтересовало то, как вообще происходит распространение информации в Телеграме.

Дело в том, что сетевая теория и исследования в области онлайн-коммуникации обращают наше внимание на то, что ключевыми факторами диффузии информации являются алгоритмы платформ и топология сетей. Более того, стохастические модели распространения информации в онлайновых социальных сетях указывают, как мне кажется, на то, что топология тоже зависит от алгоритмов платформы. Именно поэтому во ВКонтакте, Фэйсбуке, Твиттере так часто возникают эхо-камеры.

Но наблюдая за тем, как возникает дискурс в Телеграме, я вижу, что он достаточно быстро выходит за рамки устойчивых сетевых кластеров. Даже если это не довольно распределённая "сетка Незыгаря", но и более локальные сегменты, вроде нашего.

Насколько я знаю, серьёзных исследований Телеграма на этот счёт нет (поправьте меня, если это не так). Возможно, здесь играет роль не только движок и топология, но и особая культура коммуникации, которая сложилась здесь в связи с анонимностью, форматом постов и особенностями аудитории. Будем ждать исследований!

UPD. Пост без ссылок на академические исследования, так как решил сразу зафиксировать то, что пришло в голову. На следующей неделе напишу подробнее.

Комиссия по регуляторике @smart_regulation интересно отреагировали на мой пост о фундаментальных проблемах российского государственного регулирования.

Но я бы хотел подчеркнуть, что несмотря на тесную связь политического и административного в России анализ различных направлений политики показывает, что в большинстве случаев качество политических институтов не критично, в то время как на первый план выходит своевременность и качество институтов административных. Да, издержки режима и рентоориентированность элит приводят к множеству негативных эффектов для общественного развития, но в том, что касается, например, государственного регулирования, это влияние не такое большое, хотя и требует отдельного изучения. Кроме того, даже авторитарный режим заинтересован в результативности государственного управления, так как это обеспечивает устойчивость политических конструкций. Поэтому в исполнительных органах власти, особенно в экономическом блоке, востребованы высококвалифицированные кадры, а не только лояльные политической элите исполнители. Можно согласиться с принципом "курочка по зёрнышку клюёт", что в данном контексте означает, например, кропотливую работу по снижению регуляторной нагрузки.
Но при этом необходимо, на мой взгляд, и совершенствовать подходы к публичному управлению, в целом.

Я намеренно отмечаю не только качество, но и своевременность институтов, то есть их соответствие реалиям общественного развития. Я уже писал ранее, что в основе российских административных реформ лежала концепция нового государственного менеджмента, которая уже давно устарела в связи с существенными трансформациями современной публичной политики.
В этом отношении мне вспоминается одна из лучших пленарных лекций, на которых мне приходилось бывать. Это было выступление Р. Родса (R.A.W. Rhodes) на конгрессе IPSA (1), где он отметил качественный переход современного публичного управления в контексте концепции New Public Governance. Да, регулирование, результативность и эффективность всё ещё важны. Но при этом усложнившаяся общественная структура требует и постоянного поиска консенсуса, выстраивания равноправных отношений между администраторами и управляемыми, гибкости, а не универсализма в решении задач. И здесь возникает второй аспект: не только институты играют роль, но и "искусство управления", которое Р. Родс называет "craft of public administration" (2). Возможно, именно в этом кроется ответ на вопрос, который я сформулировал ранее: почему некачественные институты иногда на выходе дают качественные результаты публичного управления?

(1) R.A.W. Rhodes. Recovering the ‘craft’ of public administration in network governance // Plenary address to the International Political Science Association World Congress,
Montreal, July 19-24, 2014
(2) Rhodes, R.A.W. (2016), Recovering the Craft of Public Administration. Public Admin Rev, 76: 638-647. doi:10.1111/puar.12504
#публичноеуправление

Канал @hobbes_channel опять порадовал своей интерпретацией интересного материала. Кстати, эту статью я не так давно читал. И у меня есть несколько мыслей по этому поводу.
Действительно, в современной политической теории и философии имеет место некоторое разочарование делиберативной и патиципаторной демократией, особенно в контексте развития и применения современных технологий. У разочарования этого, как мне представляется, два важных аспекта, каждый из которых важен здесь и сейчас, но скорее всего их очертания будут трансформироваться ещё долгое время.

Во-первых, это технопессимизм, который преобладает в среде политологов и философов. Он пришёл на смену оптимизму, имевшему место на рубеже веков. Это такой маятник, и сейчас он качнулся в диаметрально противоположную сторону. Например, среди исследователей цифровых трансформаций сегодня огромной популярностью пользуется книжка Шошаны Зубофф (Shoshana Zuboff) "The Age of Surveillance Capitalism: The Fight for a Human Future at the New Frontier of Power". Я как-нибудь напишу отдельный пост со своим видением этой работы, а сейчас лишь отмечу, что по моим ощущениям она больше похожа на манифест, чем на объективный научный труд. Большинство современных учёных выросло на поп-культуре киберпанка, поэтому пессимизм неудивителен. Трудно быть технооптимистом, если взрослел под впечатлением от "Бегущего по лезвию", "Джонни-мнемоника", "Робокопа" или "Матрицы". Но думаю, что постепенно маятник качнётся назад, и учёные найдут какой-то консенсус, который не будет столь радикальным по отношению к проникновению технологий во все сферы общественного устройства.

Во-вторых, критика делиберативной и патиципаторной модели разворачивается в процессе, который ещё открыт. Разочарование западных учёных связано с тем, что не оправдываются ожидания, связанные с расширением механизмов участия граждан в политике. Одним из результатов такого расширения многими видится успех популистских проектов по всему миру. И политологам это очень не нравится. Кстати, нелюбовь эта взаимна, так как популисты видят опасность для себя именно в сообществе ученых-общественников. Но я считаю, что здесь важен фактор научения новым практикам. Гражданам дали инструмент, которым они ещё не научились пользоваться, что и приводит к таким последствиям. Но это не значит, что этот инструмент нужно забирать или ограничивать его использование. Наоборот, нормализация практик возможна только через его постоянное применение.

Итак, мы ещё в процессе, поэтому следует воспринимать подобные работы как дискуссию относительно того, что происходит сейчас, а не как выводы об уже устоявшемся состоянии дел. И хотя я часто с ними не соглашаюсь, они очень нужны, так как представляют собой неотъемлемую часть научного дискурса и уравновешивают работы, которые предлагают противоположный взгляд (а таких тоже немало).

Кстати, о киберпанке 👆. Многие ошибочно думали, что дело в технологиях, а оказывается, проблема в людях. Не искусственный же интеллект придумал и внедряет "Социальный мониторинг". Вот и коллеги из @smp_rapn пишут о проблемах коммуникации на различных платформах и предполагают, что в основе - человеческое поведение.

И ещё о кино. Все помнят фильм "Социальная сеть"? Ведь в названии подразумевается не Фэйсбук, а сеть социальных взаимодействий, в результате которых Фэйсбук появился. Попробуйте посмотреть на это с точки зрения акторно-сетевой теории Б. Латура: как от диады взаимоотношений с девушкой через сеть интеракций (случайных и не очень) в результате появляется IT-гигант. Так и научное знание формируется только через сотрудничество, конкуренцию, широкую дискуссию и постоянное продвижение своих идей.

Шутки ради сделали с коллегой из Мексики тест по политической теории и методологии. Тест небольшой, но, думаю, что довольно сложный. Кроме того, он на английском языке. Ориентирован на бакалавров старших курсов.
Можете проверить себя, а заодно и меня.

http://yangx.top/QuizBot?start=iMs7yTXt

#теорияигр #методология
По просьбе подписчиков я делал серию небольших постов по проблеме применения теории игр в политических исследованиях:
I . Введение
II. Ресурсы для изучения
III. Где и как применить
IV. Ограничения

Если у вас есть комментарии или пожелания, то прошу обязательно об этом написать. Я постараюсь учесть их при подготовке второй серии методических постов, которая будет посвящена сетевому подходу.

Спасибо за напоминание коллегам из @smp_rapn. Недавно у них был пост об учёных, на которых ориентируются молодые политологи, а сегодня вспомнили про математиков и физиков.

Так вот среди учёных, пример которых меня мотивирует, есть не только политологи, экономисты и социологи, но и как минимум один физик.
Сегодня исполняется 91 год Питеру Хиггсу, бозон которого, думаю, знают даже гуманитарии. Через год после вручения ему Нобелевской премии я был на стажировке в Университете Эдинбурга и пару раз забегал в его лабораторию, чтобы пожать руку великому учёному. К сожалению, так и не смог его застать, хотя сотрудники говорили, что он несмотря на возраст иногда появлялся там.

Нельзя не восхищаться тем, что он математически предсказал наличие частицы, которую экспериментально удалось "поймать" лишь полвека спустя.
Кстати, не только математика может быть полезна политологам. В рамках одного из текущих проектов я, например, работаю над применением принципа неопределенности Гейзенберга в сетевых политических исследованиях. Но об этом я напишу подробнее позже, когда будет готова статья.

В нашем уютном сообществе @trueresearch, @youthpolicy, @msmprapn, @youth_institute развернулась дискуссия о летних школах. На мой взгляд, в обсуждении имеет место некоторая эклектичность в понимании этого феномена. Мы вкладываем в это понятие разный смысл, и здесь необходимо разобраться.

1. Если я правильно понимаю, то летние школы, о которых первоначально написал @trueresearch, это результат низовой самоорганизации учёных и преподавателей, направленный на популяризацию науки и вовлечение молодёжи в научно-исследовательскую деятельность. Этот формат возник много лет назад в рамках советской образовательной парадигмы, ориентированной на фундаментальную науку. Радует, что такие школы успешно существуют и сегодня. Признаюсь, что я об этом не знал, видимо, потому что пока ещё не очень актуально для моей семьи.

2. Молодые политологи @msmprapn под летними школами понимают также форумы, которые стали появляться в середине нулевых, когда власти обратили внимание на молодёжь. Селигер, Территория смыслов и другие стали расти, как грибы, заполняя ценностный и идеологический вакуум, который, по мнению Администрации Президента, Единой России и региональных властей, возник в молодёжной среде. Я не хочу спорить сейчас о том, насколько эта оценка была верна, но факт остаётся фактом: этот формат тоже устойчиво закрепился, постепенно обогатившись и научно-образовательным содержанием в связи с растущим вниманием элит-организаторов к стратегии "научного прорыва". Правда, идеология там тоже осталась.

3. Наконец, профессиональные научные летние школы, на которые тоже намекает @trueresearch. Они в первую очередь ориентированы на студентов старших курсов, аспирантов, молодых учёных. Такие школы организуются обычно на базе ведущих университетов и научных центров, интенсивные занятия там ведут известные в профессиональных кругах учёные, а их основная задача - научить пользоваться современным научным инструментарием и сформировать научные сети сотрудничества. От слушателей ожидается, что они уже что-то понимают в своём предметном поле и имеют сложившиеся научные интересы. О таких школах в политических науках я писал здесь.

Центр перспективных управленческих решений (1) представил экспертную записку "Применение теории изменений для стратегического аудита и стратегического планирования в России".
Я знаком с научными статьями некоторых сотрудников Центра, и радует, что есть органы власти в России (в данном случае - Счетная палата РФ), на которые работают очень квалифицированные люди и экспертные организации. Я бы, кстати, предложил студентам, желающим развивать карьеру в экспертно-аналитической сфере, обратить внимание на этот документ как пример методической работы для поддержки принятия решений.

Если рассматривать экспертную записку в контексте преодоления разрыва между поставленными целями и итоговыми эффектами в государственном управлении, то можно только похвалить авторов за выбранный подход и тщательную методическую разработку, основанную на теории изменений, которая может применяться в стратегическом планировании. Но я, как обычно, лучше сосредоточусь на критике, так как этот материал частично пересекается с тем, чем я занимаюсь в данный момент.

Во-первых, возникает резонный вопрос: а какой же подход был до этого? Вообще-то, наработкам теории изменений в государственном управлении уже более 20 лет. Частично эта методология была взята на вооружение ещё в рамках концепции нового государственного менеджмента, которая лежала в основе российских административных реформ с начала нулевых. Я уже много здесь писал об этом, рассматривая #публичноеуправление в России. Например, "управление по результатам" и "доклады о результатах и основных направлениях деятельности" (ДРОНДы) - продукты именно сочетания теории изменений и нового государственного менеджмента.

Во-вторых, я не могу представить, что чиновники, даже отвечающие за стратегическое планирование, обладают соответствующей квалификацией, чтобы применять этот подход. Всё-таки, это дело экспертного сообщества, которое должно принимать участие в разработке стратегий. И тогда мы опять возвращаемся к первому вопросу 👆.

В-третьих, трансформационные механизмы, о которых идет речь в записке, на практике оказываются сконцентрированными на конкретных результатах, в то время как множество взаимосвязанных аспектов может оказаться вне аналитического ракурса. Это работает, когда нужно провести точечную настройку работающей системы, но может привести к неожиданным результатам, если применяется одновременно в нескольких взаимосвязанных процессах.

В-четвертых, применение такого подхода в условиях российской бюрократии чревато созданием множества документов и НПА, что в итоге может привести к зарегулированности объекта управления. И это тогда, когда мы, наоборот, стремимся к дерегулированию.

Наконец, я считаю, что экспертному сообществу нужно постепенно предлагать новые концептуальные подходы к государственному управлению, а не адаптировать устаревшие методологии. По моему мнению, здесь требуется кардинальная перестройка, а не "латание дыр". Тем более, что современные разработки уже есть - например, концепция нового публичного управления (new public governance).

(1) https://cpur.ru/

Как ты яхту назовёшь, так она и поплывёт.

Читаю темы бакалаврских и магистерских диссертаций, и у меня создаётся впечатление, что большая часть из них сформулирована, будто под копирку.

Опыт подсказывает, что уже по названию можно догадаться о качестве содержания работы. Во многих названиях нет никакой проблемы, поэтому и работы получаются описательными. В первой части обычно реферат теории и методологии, во второй - описание практики с некоторыми эмпирическими данными. И почти всегда - отсутствие связки между теорией и практикой.

Как же сформулировать тему работы?
В случае с выпускной работой бакалавра главная задача заключается в том, чтобы продемонстрировать аналитические навыки, поэтому в работе нужно взять какую-либо проблему и исследовать её с использованием соответствующего инструментария. Следовательно, и формулировка темы должна отражать практическую задачу и метод её решения.
Например, "Сравнительный анализ реакции государств на пандемию коронавируса с использованием методики QCA"

С магистерскими и кандидатскими диссертациями сложнее. Здесь тема должна отражать ещё и теоретическую проблему. Это, кстати, распространённая беда многих молодых учёных: даже если они хорошо разбираются в теме, им всё равно сложно сформулировать потенциальный вклад в теорию - то, что традиционно называется у нас "новизной". Чтобы это понять, нужно прочитать довольно большой объём литературы по теме и сделать глубокий аналитический обзор проблематики и теоретических подходов. Только после этого можно приступать к формулировке названия диссертации.
Например, "Концепция секьюритизации угроз и потенциал качественных методик анализа публичной политики в условиях пандемии коронавируса".
#методология

Очень хорошо, что молодые политологи @smp_rapn и @msmprapn отреагировали на мой пост о темах выпускных работ. Согласен, что проблема сложная, причём касается она не только студентов-политологов, но и представителей всех общественных наук. Поэтому об этом обязательно нужно говорить, ведь формулировки тем - лишь вершина айсберга.

Относительно реплики о содержании: я и не утверждаю, что в бакалаврских работах обязательно должна быть научная составляющая. Но и рефераты, которые "защищают" некоторые студенты по окончании 4-х лет обучения, тоже не приемлю. Раз мы называем это выпускной квалификационной работой, то и продемонстрировать в ней нужно квалификацию, то есть владение каким-то аналитическим инструментарием. А то, когда я вижу во введении фразу "в работе я использовал общенаучные методы синтеза и анализа", для меня это звучит, как "в процессе работы я много думал".

В этой связи я всегда отстаиваю точку зрения, что студентам следует читать не только классические труды по политической философии и теории, которые призваны развивать критическое мышление, но и современные исследования, где используются научно-исследовательские подходы и инструменты, коих в общественных науках немало. Тогда и появятся научные интересы и желание освоить те или иные навыки аналитической работы, которые, кстати, применимы не только в политической науке, но и во многих других сферах деятельности.

Ещё раз: ищите и читайте современные научные работы! Я обещал написать про исследования онлайн-платформ, а тут ещё и @msmprapn спрашивали об исследованиях протеста. Одним из популярных направлений, сочетающих оба аспекта, уже давно стало изучение роли онлайн социальных медиа в дискуссиях и мобилизации протеста.
В России в рамках большого проекта "Кривое зеркало конфликта: роль сетевых дискуссий в репрезентации и динамике этнополитических конфликтов в России и за рубежом", финансируемого РНФ, рассматриваются интересующие вас вопросы. Здесь и медиаисследования, и социология, и политология, и целый набор количественных и качественных методик сбора и обработки данных. Статей по проекту опубликовано очень много, поэтому можете перейти на страничку руководителя проекта Светланы Бодруновой в ORCID, а дальше уже читать заинтересовавшие вас публикации и искать дальше.

Спасибо @trueresearch за важный пост. Пример Сколтеха показателен и в то же время довольно банален. Так происходит, когда создаётся фасадный институт, в основе которого лежит карго-культ, то есть попытка максимально скопировать увиденную на Западе форму, но не содержание. Вкачивание огромных денег, внедрение в органы управления клиентел элитных групп и форсированный запрос на быстрые результаты привели к тому, о чём пишет Русский research.

Если говорить об общественных науках, то похожим путём покупки аффилиации пошли бы, наверное, многие университеты и научные центры, но их финансовые возможности несопоставимы со Сколтехом. Мне сложно судить в этом отношении о регионах, но в ведущих организациях Москвы и Санкт-Петербурга можно наблюдать два обобщённых типа стратегий:

1. Приглашение учёного с мировым именем для создания лаборатории/научного центра. Обычно это происходит за счёт специального гранта на привлечение ведущих учёных, но я знаю даже случай, когда декан факультета платил учёному фактически из своего кармана. Чтобы вы понимали, речь идёт о зарплате в несколько сотен тысяч долларов в год. Такой учёный создаёт школу и постепенно взращивает молодых исследователей, подтягивая их к проектам и публикациям. Успешность такой стратегии зависит от двух факторов: качества подготовки молодых научных кадров и мотивации самого ведущего учёного к созиданию, а не просто получению высокой зарплаты. Если оба складываются, то мы видим достойные результаты даже в краткосрочном периоде. Но я знаю и обратные случаи, когда, например, низкое качество подготовки и отбора бакалавров/магистров/аспирантов привело к тому, что старания ведущего учёного свелись к нулю.

2. Стимулирование своих кадров к публикационной активности через высокие премии. Такая стратегия приносит успех, если она сочетается с созданием сбалансированных условий для научной работы: значительным снижением преподавательской нагрузки, реальными конкурсными процедурами приема на работу, контрактами не менее, чем на три года. Мне известны случаи, когда в рамках одного университета с общей политикой премирования на разных факультетах обществоведческого профиля были разные условия из вышеперечисленных. В итоге, на одних созданы научные школы, и уже через 3-5 лет резко выросло число статей в рейтинговых журналах, а на других факультетах тоже был вал публикаций, но уже в мусорных изданиях.

Расскажу ещё одну курьёзную и поучительную историю. Семь лет назад у нас на кафедре возникла идея пригласить иностранного учёного. Мы тогда разрабатывали англоязычную магистерскую программу, стали пытаться публиковать больше работ в зарубежных журналах и посчитали, что иностранный учёный может нам помочь в наших начинаниях. Я не помню деталей обсуждения этой идеи на верхних этажах университетской бюрократии, но результат был такой: дополнительных денег нет, но можно открыть ещё 0,5 ставки на кафедре и попытаться пригласить на неё иностранного учёного.

Даже в таких условиях мы нашли выход. Я предложил эту позицию своему давнему другу и коллеге из Университета Хельсинки. Ему было бы удобно совмещать со своей основной работой: свои 2 курса в семестр он мог бы прочитать модульно за 5-6 недель, а всё остальное время был бы на связи и дистанционно участвовал в научных проектах кафедры. Если бы потребовалось его присутствие, то на скоростном поезде "Аллегро" за несколько часов он мог быстро попасть к нам. В описании вакансии была указана средняя сумма заработной платы на факультете для этой позиции, где аккуратно умалчивалось, что она складывается из гарантированной части и премиальной. Тогда это равнялось примерно 1000 евро в месяц и устраивало моего коллегу, так как он видел здесь не столько материальную выгоду, сколько интересный опыт и перспективы для научного сотрудничества.

Он подал документы на конкурс, приехал к нам на несколько дней, прошёл традиционные конкурсные процедуры и стал ждать результатов. Через месяц все конкурсные формальности были улажены и с ним связались специалисты из отдела кадров. После чего я получил от него письмо, где он удивлялся, что нужно предоставлять какую-то справку об отсутствии судимости. Эту проблему мы уладили довольно быстро, но потом оказалось, что это были только цветочки. Мой коллега получил проект контракта, где было прописано множество обязанностей и гарантированная заработная плата в сумму, эквивалентную примерно 250 евро в месяц, чего ему не хватило бы даже на оплату билетов и аренду жилья. Он задал мне лишь один вопрос: "Как люди в здравом уме могут подписывать такой контракт?"

На этом наши попытки пригласить иностранцев закончились. Кстати, я сейчас проверил данные моего финского коллеги в SCOPUS и WoS: и количество публикаций в Q1 и Q2, и его индекс Хирша больше, чем у всего нашего факультета, куда он так и не пришёл работать.

Попытался понять, что происходит в США. Вернее, что происходит, и так понятно. Мне интересен анализ и академические интерпретации. И я понял, что увидеть объективную картинку очень сложно, даже если обращаться к тому, что пишут известные представители академического сообщества.

Мнения американских учёных-общественников очень политизированы. Я не знаю, с чем это связано, и могу лишь догадываться. Возможно, это произошло потому, что многие из них работают ещё и на экспертные центры (think tanks), которых, во-первых, очень много, и, во-вторых, почти все ангажированы демократами или республиканцами. Допускаю и то, что это просто специфика американской гражданственности, и сопутствующее ей желание постоянно публично подчеркивать свою позицию.

Кстати, как мне кажется, в американской академии уже довольно долго сильны именно левые тенденции, вызванные растущей социальной напряжённостью в обществе, в целом, и усиливающейся прекаризацией академического труда, в частности. Но интересно, что всё это не так сильно сказывается на самой академической работе. По крайней мере, статьи в большинстве научных журналов остаются в рамках научного объективного дискурса, в то время как фейсбуки и твиттеры тех же авторов нередко радикально политизированы. В монографиях гражданская позиция проявляется ярче, так как здесь не так сильно влияние рецензентов, и наоборот, значима редакционная политика. Помните, я обещал написать про книгу Шошаны Зубофф о surveillance capitalism? В её работе эти левые взгляды чётко прослеживаются, и я обязательно в ближайшее время напишу развернутое мнение об этой монографии, которую тем не менее очень советую прочитать политологам.

В общем, это всё лишь мои персональные наблюдения. Я принимаю это как есть, и имею в виду, когда читаю колонки известных авторов о событиях, которые происходят. А через год-два, когда выйдут научные статьи на эту тему, можно будет погрузиться в нормальную аналитику и объяснения.

А пока оставлю здесь ссылку на материал об американских событиях в тайской газете, где ситуация описывается подчёркнуто цинично с использованием тех же оборотов, что употребляют в американской прессе, когда пишут о событиях в странах третьего мира.

https://www.thaienquirer.com/13861/foreign-affairs-unrest-continues-for-a-seventh-day-in-former-british-colony/

К слову о последних событиях и науке.

Проблема деградации вечной мерзлоты обсуждалась на Президиуме РАН всего три месяца назад: 10 марта 2020 года.

В России исследования по вирусам, которые переносятся животными, были фактически прекращены в девяностые годы.

Ух, становится жарко! И боюсь, что после этой публикации, будет совсем огненно. Я уже обращал внимание, что есть темы, обсуждение которых сводит с ума даже учёных, хотя уж им-то должно быть свойственно критическое мышление.
Мой невинный пост о том, что американские учёные высказывают политизированную позицию, да ещё нередко и с уклоном в левую сторону, вызвал реакцию одного подписчика и моей хорошей коллеги. Разъясняю, что вообще не имею ничего против высказывания своих мнений, если они не отражаются на качестве научной работы. И хотя понимаю, что политические и ценностные ориентации часто влияют на специфику научных интересов и интерпретацию результатов в общественных науках, верю в объективность, которая достигается постоянным обсуждением и рецензированием всех этапов исследования.

Правда, @jmultiverse сегодня опубликовал пост, где пишет об истории с отзывом статьи из авторитетного химического журнала из-за массированной атаки "читателей", возмущённых показавшейся им неполиткорректностью нескольких предложений. Однажды в беседе со своей коллегой о карьерных трудностях в академии я заметил, что как белый гетеросексуальный мужчина упускаю огромный пласт наблюдений, который был бы интересен мне в антропологическом плане. Да, мне сложно поставить себя на место других людей, и я не хочу оценивать в этом смысле чужие суждения. В то же время, я уверен, что имею такое же право на высказывание своего мнения. Потому что считаю, что признание самого себя как равного делает равными окружающих. А не наоборот. Так что, будь я учёным-химиком, больше никогда бы не направил свою статью в журнал, который может так быстро под давлением "прогрессивной общественности" пойти на попятную. И верю в здравый смысл учёных, которые рано или поздно выработают стратегию реакции на подобные атаки от людей, которые и научных журналов-то никогда в жизни не открывали.

Наконец, в канале @datastudies, за которым я с большим интересом слежу, вчера появился пост об алгоритмической предвзятости по расовому и гендерному признакам. То, что IBM больше не будут заниматься исследованиями в области распознавания лиц, меня не тревожит. Так же как и не тревожит то, что их место на этом рынке обязательно займёт кто-то другой. Для меня как позитивиста сигнал об алгоритмической предвзятости говорит не столько о наличии дискриминации, сколько о несовершенстве алгоритмов. Согласен ли я с исследователями и активистами, которые высказывают свои мнения, даже если, на мой взгляд, они иногда выходят за рамки академического дискурса? Далеко не всегда. Но зато я считаю, что и их работы, и их идеи обязательно должны обсуждаться. Равно, как и мои.

Мне тут подсказали классный ресурс, где можно быстро отследить сети цитирования интересующей публикации. Вводите данные статьи, и вам отобразится граф, где дальше можно фильтровать по цитируемым или цитирующим публикациям. Очень удобно, если нужно составить библиографию или внедриться в новую тему, а также увидеть наиболее значимые работы в определённой области исследований.

Сам только что попробовал построить сеть цитирований статьи, от которой отталкиваюсь в одном из текущих исследований. И сразу же обнаружил целый кластер важных публикаций по смежной теме, который первоначально выпал из моего поля зрения.
#ресурсыполитолога #инструменты

Коллеги из @youthpolicy связывают снижение доверия к власти в молодёжной среде с феноменом первого кризиса. Да, возможно, этот ответ лежит на поверхности, но скорее всего здесь есть и глубинные факторы. Попробую немного уточнить.

Уровень поддержки властных элит в политической науке объясняется двумя наборами факторов: обобщая их можно назвать рациональными и поведенческими. Во-первых, принято считать, что теория ретроспективного голосования наиболее полно объясняет динамику электоральной поддержки (1, 2), то есть экономические факторы являются базовыми предикторами доверия. Проще говоря, если уровень жизни растёт, доходы увеличиваются, а безработица снижается, то поддержка показывает позитивную динамику, и вероятность избрания инкумбента увеличивается. Во-вторых, есть набор факторов, которые ограничивают рациональное поведение. Например, экзогенные шоки, такие как мировой экономический кризис, который не является следствием ошибок национальной элиты (3). Стихийные бедствия также негативно сказываются на динамике доверия элитам (4, 5). Можно предположить, что пандемия коронавируса имеет такой же эффект.

В исследованиях подчёркивается, что экономические факторы вносят фундаментальный вклад в динамику поддержки, а иррациональные факторы имеют незначительное краткосрочное влияние. Тем не менее значимость второй группы факторов определяется ценностными установками. В странах, где доминируют постматериалистические ценности (в основном, это развитые демократии) роль иррациональных факторов меньше, а в переходных демократиях, гибридных и авторитарных государствах влияние иррациональных факторов возрастает и имеет более продолжительное действие. Интересно, что согласно данным World Values Survey российская молодежь постепенно приближается в этом отношении к западной. Хотя замечу, разница всё ещё существенная.

Таким образом, наиболее вероятно, что снижение доверия к власти и элитам в молодежной среде в России связано в первую очередь с долгосрочными проблемами российской экономики, отсутствием нормальной государственной поддержки во время пандемии и частично негативными эмоциональными аспектами онлайн-обучения и изоляции. То есть эффект "первого кризиса", наверное, имеет место, но не так уж значим.

(1) Fiorina, Morris P. Retrospective Voting in American National Elections New Haven: Yale University Press, 1981, pp. xi, 249
(2) Lewis-Beck, M.S. Economics and the American voter: Past, present, future. Polit Behav 10, 5–21 (1988). https://doi.org/10.1007/BF00989377
(3) Leigh, A. (2009), Does the World Economy Swing National Elections?. Oxford Bulletin of Economics and Statistics, 71: 163-181. doi:10.1111/j.1468-0084.2008.00545.x
(4) Cole, S., Healy A., Werker, E. Do Voters Demand Responsive Governments? Evidence from Indian Disaster Relief. Journal of Development Economics 97, no. 2 (March 2012): 167–181.
(5) Lazarev, E., Sobolev, A., Soboleva, I., & Sokolov, B. (2014). Trial by Fire: A Natural Disaster's Impact on Support for the Authorities in Rural Russia. World Politics, 66(4), 641-668. doi:10.1017/S0043887114000215

На мой пост @youthpolicy отвечает цитатой нобелевского лауреата Ричарда Талера, и я с ними обоими полностью согласен. Мне кажется, сегодня в общественных науках и не осталось никого, кто бы верил в чистое рациональное поведение. Вроде, и я не настаивал на безусловной рациональности. Более того, неслучайно дал столько ссылок на конкретные исследования, чтобы подчеркнуть, что в моделях иррациональные факторы используются в качестве и предикторов, и контрольных переменных.

Кстати, в политической науке есть ещё целый ряд интересных работ, которые демонстрируют, что рациональное поведение избирателей может быть ограничено неочевидными факторами. Оказывается, например, что в США победа команды колледжа по американскому футболу за 10 и менее дней до выборов на соответствующей территории добавляет инкумбенту в среднем 1,61% (1). А в Испании инкумбент получает больше голосов в провинции, где живут победители Рождественской лотереи (2).

В политологии в этом отношении сложилось два довольно устойчивых консенсуса. Первый заключается в том, что электоральная поддержка как условная сумма множества позиций имеет рациональный фундамент, который в краткосрочной перспективе может быть подвержен изменениям разной степени силы, вызванным нерациональными факторами. Второй касается инкременталистской природы (то есть сильно ограниченной рациональности) принятия политико-управленческих решений, о чём также упоминает @youthpolicy, приводя в пример влияние инфодемии на высших должностных лиц. И я писал об этом, когда предлагал гипотезу о принятии решений в условиях пандемии, иллюстрируя дилемму заключённого.

Так что как позитивист и любитель К. Поппера я полностью поддерживаю уважаемых Д. Канемана и Р. Талера - их идеи дают нам возможность сделать модели электорального поведения и принятия решений более обоснованными и релевантными.
И это всё никак не противоречит выводам, которые я сформулировал в предыдущем посте.

(1) Healy, A. J., Malhotra, N. and Hyunjung Mo, C. (2010) Irrelevant events affect voters' evaluations of government performance. PNAS July 20, 2010 107 (29) 12804-12809; https://doi.org/10.1073/pnas.1007420107
(2) Bagues, M. and Esteve-Volart, B. (2016) Politicians’ Luck of the Draw: Evidence from the Spanish Christmas Lottery. Journal of Political Economy, 124, (5), 1269 - 1294

Сейчас многие обсуждают, как пандемия скажется на развитии и распространении инструментов онлайн образования. Но мне кажется, что одна перспектива остаётся вне поля зрения большинства специалистов. Так как термин гражданское образование уже занят, назову этот феномен гражданским просвещением по аналогии с гражданской наукой.

Разочарование массовыми онлайн-курсами во многом вызвано тем, что они "неживые": записанные в студии видеолекции, отсутствие реального взаимодействия преподавателей и слушателей, универсальные подходы к преподаванию вместо индивидуального общения и т.д. В отсутствие стимулов и мотивации до конца обучения доходят единицы обучающихся. Я знаю, о чём говорю, так как сам соавтор курса на Coursera и имею доступ к статистике. Логика университетов, создающих курсы, тоже понятна: если хотите лучшего качества, то приезжайте, платите деньги и получайте образовательный продукт.

Пандемия дала толчок к развитию не только новых технических инструментов, но и современных методик дистанционного преподавания. Оказывается, что при должном подходе во многих дисциплинах можно сохранить качество обучающих практик. Зачем записывать массовый онлайн-курс, если теперь можно делать "живые" лекции, семинары и практические занятия? Да, есть дисциплины, где без личного присутствия и работы руками с приборами/реактивами/моделями сложно чему-то научить. Но в том, что касается универсальных навыков и многих специальных навыков в нетехнических областях, такой формат вполне возможен. Безусловно, здесь придётся договариваться о расписании и соблюдать его, но это дисциплинирует и преподавателей, и слушателей, чего так не хватает в нынешних онлайн-курсах.

Более того сегодня многим работодателям нужен не диплом, а конкретные навыки и умения. И формат гражданского просвещения здесь очень подходит. Преподаватель по окончании курса может выдавать не сертификат, а своё экспертное заключение по результатам изучения курса слушателем. То есть в отличие от университетской коллективной ответственности за выпускников несёт персональные репутационные риски. А это серьёзная мотивация к поддержанию высокого качества своей работы. Есть и ещё один огромный плюс гражданского просвещения: не нужно получать никаких лицензий, следовать странным требованиям Минобрнауки, тратить драгоценное время на подготовку бесполезных РПУД и ФОС. "Аккредитацию" преподавателя и его курсов возьмут на себя профессиональное сообщество, выпускники и работодатели.

Конечно, университет - это бренд, но давайте будем честными и признаем, что даже в условном МГУ на каждой образовательной программе есть разные преподаватели. Да университеты никуда и не денутся. Гражданское просвещение не может заменить их, но в случае если рассматриваемый мной формат действительно получит развитие, выиграют те, которые наладят сотрудничество с такими индивидуальными преподавателями. Придётся, правда, преодолеть серьёзное сопротивление Минобрнауки, которое обязательно захочет эту сферу регулировать и контролировать.