​​Ой, а статья В.В. Путина вышла, оказывается, в журнале 4-го квартиля SCOPUS (445 место из 487 в категории Political Science and International Relations).

Но это характеризует не сам журнал, который является изданием консервативного экспертного центра в Вашингтоне. И, конечно, не характеризует саму статью, которая похожа на перевод советского учебника по истории. А действительно важно то, что на этом примере можно понять, какие журналы попадают в 4-й квартиль SCOPUS.

Текст статьи в журнале National Interest здесь.

Понял, что нужно конкретизировать вчерашний пост. А то уже появились попытки назвать статью В.В. Путина научной. Я вчера пообщался с учёными-историками, и они подтвердили мои ощущения, что этот текст больше похож на выдержки из советского учебника для студентов. Но дело даже не в этом. Я сам не историк и не желаю критиковать содержание статьи. Оставим это профессионалам, а я хочу обратить внимание на другое.

Я считаю, что здесь вообще не стоит вопрос о научности статьи. В Администрации Президента выбирали, где опубликовать статью, чтобы её прочитал и обсуждал американский истеблишмент. Выбрали экспертный центр, который базируется в Вашингтоне, представляет интересы консервативной элиты и при этом более-менее признаваем за качественную экспертизу. Я не знаю точно, но, скорее всего, с этим центром уже есть устойчивые контакты на уровне АП. Возможно, даже кто-то получил за это какие-то деньги. Хотя, может, и нет - не в каждом журнале президенты публикуются. Вот и всё. Про то, что журнал индексируется SCOPUS, думаю, никто и не знал. Это вообще не важно с точки зрения тех целей, для которых статья готовилась и публиковалась. Более того, если бы изначально была претензия на научность, то индексацию проверили бы и не стали бы размещать статью в журнале из Q4.

Напомню, что Д.А. Медведевым опубликованы три статьи в ведущем экономическом журнале России "Вопросы экономики" (1, 2, 3). В его случае была именно претензия на научность, и поэтому было выбрано авторитетное академическое издание. Хотя учёные-экономисты подтвердят, что эти статьи по сути тоже не научные и не делают автора учёным. Поэтому ещё раз подчеркну: то, что журнал The National Interest где-то там индексируется, никого не волновало. Так случайно получилось. Но я на месте команды, занимавшейся статьёй, попробовал бы сначала зайти в издание посолиднее. Я не очень хорошо знаю американскую прессу, но думаю, что рассматривались более значимые варианты. И подозреваю, что ведущие американские журналы и газеты предпочли не связываться с этой историей.

Так что мой вчерашний пост был в первую очередь о том, что журнал, в котором опубликована статья В.В. Путина, не научный, но при этом индексируется наукометрической базой данных. Это просто периодический бюллетень think tanka, представляющего определённую группу интересов в американской внутренней и внешней политике. Я и обратил внимание на то, что даже такой журнал индексируется базой данных SCOPUS. И вместе с мусорными и хищническими изданиями попадает в 4-й квартиль.

(1) Медведев Д.А. Новая реальность: Россия и глобальные вызовы. Вопросы экономики. 2015;(10):5-29. https://doi.org/10.32609/0042-8736-2015-10-5-29
(2) Медведев Д.А. Социально-экономическое развитие России: обретение новой динамики. Вопросы экономики. 2016;(10):5-30. https://doi.org/10.32609/0042-8736-2016-10-5-30
(3) Медведев Д.А. Россия-2024: Стратегия социально-экономического развития. Вопросы экономики. 2018;(10):5-28. https://doi.org/10.32609/0042-8736-2018-10-5-28

Обсуждение поправок в Конституции в профессиональной среде политологов в основном сводится к тому, что почти все они - лишь ширма для поправки об обнулении сроков для действующего Президента. И если с первой частью этого утверждения всё на самом деле понятно, то относительно второй у меня есть некоторые возражения.

Действительно, большая часть поправок - это бесполезная мишура. Об этом уже много сказано и написано, так что не вижу смысла много рассуждать и приведу лишь несколько примеров. Социальные поправки во многом повторяют положения старой Конституции или нормы действующих федеральных законов. Например, суверенитет и территориальная целостность уже закреплены в статье 4, а доступная медицина - в статье 41. Индексация пенсий регламентируется статьей 25 ФЗ "О государственном пенсионном обеспечении в РФ", а МРОТ не менее прожиточного минимума установлен статьёй 133 Трудового кодекса РФ. В общем, продолжать это список можно долго - тут и так всё ясно.

Дальше же становится интересно. Дискуссия об обнулении президентских сроков в связи с принятием новой редакции Конституции слишком преувеличивает значение этой поправки. На мой взгляд, возможность обнуления дает лишь больше пространства для дальнейших действий, а настоящий "кот в мешке" - это Государственный совет РФ. Мы понимаем, что консенсус элит заключается в укреплении корпоративистского авторитарного режима с сохранением роли В.В. Путина в качестве его арбитра и контролёра. Но вот конфигурация этого режима остаётся неясной, а Госсовет - практически безразмерное окно возможностей для её перманентной адаптации.

В обновленном тексте Конституции сказано, что "статус Государственного Совета Российской Федерации определяется федеральным законом". А каким будет этот закон? Мы не знаем, хотя нас и убеждают за это проголосовать. Закрепление понятия статуса Госсовета в Конституции, но выведение его содержания за её рамки чревато тем, что этот институт может быть использован для постоянной настройки властной конфигурации. А будет ли В.В. Путин Президентом до 2036 года или пожизненным главой/генеральным секретарём Государственного Совета, уже не так уж важно.

Может, историки и правоведы меня поправят, но мне это кажется очень похожим (возможно, оттуда и адаптировалась эта идея) на то, как "цементировался" политический режим в СССР. В Конституции были одни органы управления, а фактически главой государства был Генеральный секретарь КПСС.

В научном мире есть замечательный ресурс Zooniverse. Здесь учёные из самых разных дисциплин могут найти волонтёров, которые не обладают специальными знаниями, но могут помочь с обработкой данных и таким образом сделать свой вклад в науку. Например, сейчас можно помочь астрофизикам в поиске чёрных дыр, а медикам - преодолеть резистентность бактерий к антибиотикам. Всего на данный момент на сайте 97 активных проектов. Есть там и социальные науки, но нужно признать, что для них нередко важна локализация. Поэтому с удовольствием делюсь следующей информацией.

Ассоциация коммуникаторов в сфере науки и образования АКСОН для всероссийского проекта по гражданской науке ищет учёных, которым нужны такие добровольцы. Для экспедиций, опытов, опросов, интервью, анализа данных - чего угодно. Планируется собрать все проекты на одном портале и найти для них волонтёров. Если вам это интересно, или вы знаете, кому может быть полезно такое сотрудничество, то пишите Саше Борисовой в Фэйсбук или на почту [email protected]
#инструменты #данные

У политической науки очень живой язык. Разнообразие изучаемых феноменов, культурные особенности в разных странах и регионах, разные ценностные ориентации учёных приводят к тому, что постоянно возникают и артикулируются новые понятия. Например, в дискурсе российских политологов несколько лет назад возник термин "событие электорального типа". Так многие стали называть выборы в России: электоральные процедуры всё больше были подвержены административному давлению и фальсификациям и всё меньше походили на то, что принято называть выборами в развитых демократиях. Безусловно, в появлении нового термина сыграло свою роль и субъективное отношение многих политологов к российскому политическому режиму и выборам. События электорального типа активно обсуждали на конференциях, но в публикации за редким исключением новое понятие не проникло. Слово не воробей, а написанное пером не вырубишь топором.

Интересно, что возникшая вокруг российских выборов дискуссия привела к одному важному для отечественной политической науки результату. В исследованиях электоральных процессов окончательно закрепились методы математической статистики. И теперь всем, кто защищает "чистоту" российских выборов, приходится спорить не с политологами, а с Гауссом. Согласитесь, это намного осложняет им задачу. Я не сторонник резкого уклона в количественные методы, но как позитивист могу только поддерживать такое развитие событий.

Сегодня в России началось событие референдумного типа. Посмотрим, как оно отразится в научных исследованиях трансформации политического режима в России.

​​Ларс фон Триер в Саратове!
Друзья, есть кто оттуда? Правда? Про Саратов, конечно, а не про фон Триера.

Друзья и подписчики подтвердили, что это 👆 действительно настоящее фото из Саратова.
Как политолог я уже наблюдаю хоть один позитивный результат этого голосования. На фотографиях и видео агитации и процесса волеизъявления мы можем увидеть настоящую Россию и истинный "глубинный народ". Обратите внимание, как это всё резко контрастирует с глянцем, который имеет место в официальных каналах государственной пропаганды, многочисленных форумах и отчётах о достижении результатов социально-экономического развития. Риторика о разнообразных стратегиях прорыва на фоне такой визуализации смотрится очень странно.

Русский research опубликовал очень интересный пост о ловушках грантового финансирования и комментарий к нему. В общественных науках тоже есть существенные диспропорции в распределении грантовых средств, но им характерны и специфические черты.

Во-первых, в политических науках и социологии почти нет реальной конкуренции. Сильных научных групп, которые могут давать результат мирового уровня, мало, и большинство из них сконцентрированы в нескольких вузах и городах. Нужно отметить, что с экономикой ситуация отличается в лучшую сторону, и поэтому конкуренция там больше.

Во-вторых, в отечественной политической науке вообще сложно говорить о достижении значимых фундаментальных результатов. Подавляющее большинство исследований, получающих грантовую поддержку, представляют из себя перевод и адаптацию зарубежных концепций, сопровождающихся иллюстрацией кейсовыми и/или прикладными исследованиями. Поэтому возможности научных групп ограничены лишь временем, которое могут потратить исследователи на кабинетную работу. В поля почти никто не ездит, а эмпирические данные собираются из открытых источников. Как итог, принято отчитываться не научными результатами, а статьями, вернее их количеством. Сколько статей реально написать в свободное от преподавания и административных дел время, столько грантов на себя научная группа и берёт. То, что в статьях нет фундаментальных результатов, особо никого не волнует.

В третьих, в грантовой системе сложилась практика, что финансирование распределяется по следующему принципу: часть обязательно уходит "авторитетам", независимо от качества заявки и ожидаемых результатов, часть равномерно распределяется среди "остальных". Здесь же включается механизм ротации, когда за определенный период так или иначе какой-то грант получают все. Так минимизируется риск публичной критики и "бунта" учёных. Учитывая эти обстоятельства, почти все учёные принимают такие правила игры, так как понимают, что свой грант они рано или поздно получат.

Так что в отличие от естественных наук, о которых пишет @trueresearch, в политической науке другой механизм. Там лидеры "пылесосят" всё с разной степенью результативности проектов, оставляя крохи остальным. А здесь гранты более-менее равномерно размазываются, чтобы все были довольны в условиях отсутствия реальных научных результатов.

NB. Речь в посте в первую очередь о политологии. В других общественных науках логика похожая, но в то же время есть и отличия. Также считаю необходимым подчеркнуть, что есть и гранты, которые получают научные группы, реализующие проекты очень высокого уровня со значимыми научными результатами. И их наличие ещё больше подсвечивает проблемы, о которых я написал выше.
#управлениенаукой

Ключевым фактором, тормозящим развитие политической науки в России, уже давно стало настойчивое желание элит использовать политологов для легитимации режима и государственной политики. Кроме того, было и стремление создать экспертные сети для разработки стратегий и консультирования по политическим вопросам. Идея заключалась в поддержке институционализации научного сообщества и политического образования по аналогии с тем, как это было в Советском Союзе. Напомню, что Советская ассоциация политической науки была создана ещё в 1960 году, а кафедры научного коммунизма занимались легитимацией государственной идеологии. До определенного момента интересы элит и политологов совпадали, что вылилось в создание целого ряда кафедр и факультетов политологии и соответствующих образовательных программ. Помимо этого возник ряд экспертных центров, к работе в которых привлекались и политологи. Однако, постепенно наступило разочарование: многие учёные хотели заниматься наукой, а не идеологической работой, и целостной системы легитимации и поддержки принятия решений выстроить не удалось. Сейчас почти все ведущие политические учёные критично настроены по отношению к политической элите и режиму, но их предпочитают не замечать. Но по этому поводу у меня будет отдельный пост.

Однако, ряд академических политологов наравне со множеством политтехнологов в конечном итоге выстроили экспертную сеть, которая работала на Администрацию Президента напрямую или через государственный заказ на исследования. Эволюция политического режима требовала не только качественной, но и лояльной экспертизы. Постепенно из этой сетевой структуры "вымылись" почти все, кто мог критиковать какие-то решения. Параллельно, укреплялись позиции тех, кто использовал сложившуюся структуру для извлечения ренты через заказ на исследования и консультирование. Всё это привело к критическому снижению качества экспертизы. Настоящих политологов, работающих на элиту осталось мало, а нишу заняли прикладники, основным умением которых являются социологические исследования. Просто посмотрите, как снизилось качество политических текстов по сравнению, например, со временами, когда этим направлением руководил В. Сурков. Или обратите внимание на то, какую роль сейчас стали играть опросы, как формирующие, так и те, что призваны выявлять настоящие настроения граждан.

Это была прелюдия к главному на сегодня. Стратегии и приёмы, как следствие, стали совсем уж топорными, что мы и можем наблюдать сейчас. Если на Администрацию Президента ещё работают политологи, которые умеют не только проводить прикладные исследования, но и конструировать политическую реальность с опорой на академическое знание, то стратегия с поправками могла бы быть более гибкой. Мы видим, что общество сейчас растеряно в связи с экономическим кризисом, коронавирусом, неадекватной реакцией властей на вызовы и прямолинейной пропагандой изменения Конституции. Мы же понимаем, что настоящие результаты считать не будут. И в этой ситуации для устойчивости режима было бы правильно объявить, что при явке в 75% голоса разделились, например, 55 "за" на 45 "против". Тогда В. Путин бы выступил с обращением о том, что поправки не вступают в силу и одним этим жестом убил бы даже не двух, а нескольких зайцев. Вырастет доверие к электоральным процедурам, консолидируется лояльный электорат, снизится напряжённость критично настроенных граждан, оппозиция останется "в дураках", а главное - появится очередной карт-бланш "отцу нации" на дальнейшее укрепление персоналистского авторитарного режима. Да, придётся сопроводить это ещё денежными выплатами, популярными решениями в фискальной политике и дополнительными пряниками элитным группировкам. Тем более, что усилить и продлить своё влияние можно и без правки Конституции. Правда, такой подход потребует более умных шагов, сопряжённых с риском. А так, похоже, команда президентских технологов уже не умеет.

​​Несколько подписчиков просили продемонстрировать, как методы математической статистики помогают выявлять электоральные аномалии. Частично я уже писал о таких исследованиях здесь. Прошедшее событие референдумного типа подкидывает новые данные для анализа. На прикрепленном рисунке можно увидеть результаты первичной обработки официальных итогов Сергеем Шпилькиным. Даже без копания в данных можно увидеть серьёзные статистические аномалии, которые можно объяснить фальсификациями: например, ненормальное (негауссово) распределение или резкий рост голосов "за" при увеличении явки. По существующей методике оценки автор говорит о более чем 22 миллионах аномальных голосов за поправки и корректирует результат до 65,16%. Конечно, в данных нужно ещё разбираться и дальше, так как, например, есть региональный разрез и специфика отдельных УИК.

Важно ещё подчеркнуть два существенных аргумента. Во-первых, это только первичный анализ данных, к тому же не сопровождающийся интерпретацией и политическим анализом. Но на его основе можно строить и тестировать целый ряд гипотез и моделей, имеющих значение для понимания того, как устроены процедуры голосования в электоральных автократиях, как и почему выбирают разные поведенческие стратегии лояльные и протестные группы избирателей и ещё множества разных аспектов.

Во-вторых, есть очень много людей которые путают науку политологию с "болтологией" и начинают апеллировать к гражданским и политическим позициям учёных, ангажированности, финансированию из-за рубежа и т.д. Но политическая наука, как и другие, оперирует верфицированными методами в рамках логически выстроенных концептуальных подходов. Поэтому любая критика имеет смысл только в границах научного дискурса. То есть можно оспаривать данные (они, кстати, взяты из официальных источников), методику или теоретические основания выбранной методологии, а не политизировать научные исследования.
#методология #данные

Ух, какую словесную баталию устроили @trueresearch и @scienpolicy! И даже молодые политологи @msmprapn отметились.

https://yangx.top/scienpolicy/10377
https://yangx.top/msmprapn/605

Проблема, как обычно, сложная и многослойная, но одно могу сказать точно: в нынешнее состояние науки и образования, а также в отъезд наших учёных за рубеж наибольший вклад сделало и, самое главное, продолжает делать именно Российское государство. И, кстати, Минобрнауки здесь не на первых ролях, хотя иногда и оно пытается заниматься politics вместо policy.

Этика рецензирования

Уже второй раз сталкиваюсь с подобной проблемой. Получил на рецензию статью. В процессе чтения понял, что с очень высокой вероятностью догадываюсь, кто авторы. Более того, именно с этими авторами знаком лично, полемизировал с ними относительно их методологического подхода и даже критикую их тексты в статье, над которой сейчас работаю. И да, мы с ними в достаточно приятельских отношениях.

В таких обстоятельствах подумываю над тем, чтобы отказаться от рецензирования, так как могу быть необъективен.
Специально не пишу, как поступил в прошлый раз в схожей ситуации, чтобы не влиять на результаты опроса.

Как бы вы поступили на моём месте?👇

В социальных науках и практике публичного управления уже пару десятилетий принято считать, что сетевая самоорганизация намного более эффективна в решении целого ряда проблем, в то время как централизованные властные институты регулярно проваливаются в управлении локальными ресурсами, да и в целом в политике на субнациональном и местном уровнях. Среди политологов, работающих в этом направлении, наиболее популярны работы Э. Остром, которая сформулировала принципы "управления общим" (1), и Р. Роудса, разработавшего концепцию сетевого политического управления (2, 3). Экономисты в большей степени ориентируются на регуляторные аспекты многоуровневого горизонтального соуправления, такие как умное регулирование (4) или децентрализованное регулирование (5). Так или иначе, эта тематика уже давно стала мейнстримной в неоинституциональных исследованиях публичного управления. В самом общем виде эти подходы связывают возникновение сетевых форм организации с развитием делиберативной демократии, либерализацией рынков и тенденцией на снижение состоятельности государства в условиях роста сложности.

Но в последнее время всё чаще стали появляться исследования, демонстрирующие целый ряд ограничений качества управления, в основе которого лежит низовая самоорганизация. Свежая статья в Regulation & Governance посвящена анализу того, как в совершенно разных социальных и политических контекстах обнаруживаются похожие преграды реализации гражданского участия в регулировании (6). Авторы изучают четыре кейса в Китае, Канаде и США и выделяют несколько факторов, которые ограничивают возможности низового регулирования: (а) ресурсный дисбаланс, (б) устойчивость влияния властных институтов, (в) недостаточная сплочённость социальных связей и остаточные иерархии, (г) ограничивающий распространение знания фрейминг дискурса, (д) институциональная невозможность реализации легальных прав.

Мне показалось это очень интересным в контексте одного из моих текущих проектов, который посвящён потенциалу саморегулирования децентрализованных конкурентно-кооперативных рынков. Возможно, ограничения, описанные в вышеуказанной статье, имеют место не только на уровне гражданской самоорганизации, но и в более широком контексте неоинституциональной экономики. Если так, то это может стать серьёзным препятствием для публичного управления в рамках неолиберальных подходов к экономической политике. Попробую более предметно написать об этом в ближайшие дни.
#публичноеуправление #сетевойподход

(1) Ostrom, E. (1990) Governing the Commons: The Evolution of Institutions for Collective Action. Cambridge England; New York: Cambridge University Press.
(2) Rhodes, R. A. W. (1996). The New Governance: Governing without Government. Political Studies, 44(4), 652–667. https://doi.org/10.1111/j.1467-9248.1996.tb01747.x
(3) Rhodes, R.A.W. (1997) Understanding governance: policy networks, governance, reflexivity and accountability (Public Policy & Management), Philadelphia, US. Open University.
(4) Gunningham N, Grabosky P, Sinclair D (1998) Smart Regulation, Designing Environmental Policy. Oxford University Press,Oxford.
(5) Black J (2001) Decentring regulation: understanding the role of regulation and self regulation in a" post-regulatory" world.Current Legal Problems 54(1), 103–146.
(6) Gray, G. and van Rooij, B. (2020) Regulatory disempowerment: How enabling and controlling forms of power obstruct citizen‐based regulation. Regulation & Governance. doi:10.1111/rego.12328

Срочная информация по закрытию телеграм-канала Шварценгольд

Автора ТГ-канал "Шварценгольд" @Schwarzen деанонимизировали и уволили (или заставили уволиться) из родного вуза, а также заставили удалить свой канал. Об этом сообщает сотрудник вуза, уволившийся по собственному желанию до начала данной истории.

Напомню, что канал "Шварценгольд" еженедельно публиковал юмористические зарисовки из выдуманного университета ГУКУ, ни разу не упомянув реальных людей или название своего вуза.

Итак, автор канала работал в ДГТУ, г. Ростов-на-Дону. Ректор ДГТУ Месхи был очень недоволен, грозился уволить своих помощников, если не найдут. Легендарного Шварценгольда искали почти год, и лишь недавно нашли, якобы вычислив по номеру телефона.

По словам подписчика, для ректора ДГТУ очень важна репутация. Хоть в канале реальные имена ни разу и не упоминались, каждому, кто хоть раз сталкивался с ДГТУ, было ясно, о чём и о ком речь. Отсюда и такая реакция.

Я стараюсь не публиковать в своём канале названия конкретных вузов или НИИ, из которых приходят негативные новости. Но здесь случай вопиющий, и поэтому я публикую информацию открыто и прошу распространения у всех коллег по телеграму. Ректор - это не помещик, а сотрудники вуза - не крепостные крестьяне.


Если у вас есть подтверждение этой информации или какие-либо подробности, пишите в @RResearcherBot

#публичноеуправление
Прежде, чем раскрывать тезисы, обозначенные в последнем абзаце этого поста, необходимо разобраться с тем, что в этом контексте следует понимать под неолиберальными подходами.

Вообще, с понятием неолиберализма в отечественном общественном дискурсе есть серьёзная проблема - оно стало своеобразным ярлыком, который сегодня навешивают без разбора в качестве чуть ли не ругательства. Например, в недавней статье Н. Патрушева слово неолиберальный используется пять раз - и все мимо. Это, конечно, характеризует уровень компетентности автора и/или его спичрайтеров как минимум в данном конкретном вопросе, но также демонстрирует общую неопределённость относительно содержания термина. Кстати, нередко такое непонимание имеет место и в академических дискуссиях.

На мой взгляд, здесь почти нет политического (political) содержания, так как его ценностный и политический фундамент практически без изменений заложен традиционным либерализмом. Но в то же время имеет существенное наполнение в контексте policy, особенно экономической политики и политики развития, в основе которых лежит принцип минимизации роли государства в экономике. Неплохой обзор по теме недавно был на канале Пространство Политика @prostpolika (ищите там по тегу #неолиберализм).

Если придерживаться академического толкования неолиберальных подходов, то они заключаются в дерегулировании, либерализации рынков, приватизации государственного сектора и других аспектах, которые мы наблюдаем в экономической политике (policy) многих развитых и развивающихся стран. И в этом разрезе перечисленные здесь ограничения могут оказать существенное влияние на качество публичного управления в пост-регуляторной реальности, которая, как показывает практика, иногда становится логическим результатом реализации неолиберальных подходов.

#публичноеуправление #сетевойподход
Переходим к самому интересному. Неолиберальная экономическая политика имеет множество важных последствий, три из которых я подчеркну в этом посте. Во-первых, снижается регуляторная нагрузка на экономику, а у бизнеса появляется больше стимулов для развития. Во-вторых, есть и важный политический эффект: децентрализация и ресурсный рост в негосударственном секторе приводят к укреплению сетей политики (policy networks), которые постепенно переходят от влияния на политику на уровень совместного с государством производства политики (1, 2). В-третьих, дерегулирование несёт целый ряд потенциальных рисков для общества, за которые так сильно и ругают неолиберализм. Чтобы минимизировать эти риски, государство продолжает регулировать социально значимые аспекты (трудовые отношения, экологическую безопасность, нормы качества производимых товаров и т.д.). Таким образом, формируется пост-регуляторная среда (3, 4, 5), в которой нормы и правила игры вырабатываются совместно государством, бизнесом и третьим сектором, в том числе гражданскими сетями (citizen-based regulation).

Описанные тенденции, за редким исключением, характерны для развитых делиберативных демократий (о России в этом контексте будет следующий пост). Кроме того, даже в этих странах пост-регуляторная среда появляется далеко не во всех отраслях, кластерах и рынках, так как для её возникновения необходимо сочетание, как минимум, всех трёх вышеописанных факторов. Правда, нужно отметить, что возможны и другие механизмы, например, когда государство не минимизирует присутствие на рынке, а наоборот, приходит в нерегулируемые до этого области. Хорошей иллюстрацией здесь могут быть кейсы внедрения General Data Protection Regulation (GDPR) в Европейском Союзе или недавние попытки администрации Д. Трампа регулировать политику управления контентом в социальных медиа. Кстати, о том, как рано или поздно платформенная экономика будет системно регулироваться, я потом напишу отдельную серию постов.

Но вернёмся к тому, с чего началось это повествование. Оптимизм, связанный с формированием пост-регуляторных практик, может быть значительно скорректирован такими ограничениями на мезоуровне, как ресурсный дисбаланс, остаточное влияние регуляторов и политиков, неустойчивость институциональных горизонтальных связей, фрейминг дискурса знаний. Именно это я имел в виду, когда писал о возможных серьёзных препятствиях для публичного управления, основанного на неолиберальных подходах. И пост-регуляторика, концептуально оформленная в рамках теории нового публичного управления, пока не даёт хороших ответов на эти вызовы.

(1) Pestoff, V. (Ed.), Brandsen, T. (Ed.), Verschuere, B. (Ed.). (2012). New Public Governance, the Third Sector, and Co-Production. New York: Routledge, https://doi.org/10.4324/9780203152294
(2) Sorrentino, M., Sicilia, M., Howlett, M. (2018) Understanding co-production as a new public governance tool. Policy and Society. 37:3. 277-293. DOI: 10.1080/14494035.2018.1521676
(3) Black, J. (2001) Decentring regulation: understanding the role of regulation and self regulation in a" post-regulatory" world. Current Legal Problems 54(1), 103–146.
(4) Scott, C. (2004). Regulation in the Age of Governance: The Rise of the Post- Regulatory State. In The Politics of Regulation, edited by Jacint, Jordana and David Levi-Faur, 145–74. Cheltenham: Edward Elgar.
(5) Crawford, A. (2006). Networked governance and the post-regulatory state?: Steering, rowing and anchoring the provision of policing and security. Theoretical Criminology, 10(4), 449–479. https://doi.org/10.1177/1362480606068874

Итак, политологи, экономисты и специалисты в области публичной политики сходятся в том, что возникновение пост-регуляторной среды, в которой политики, регуляторы и негосударственные акторы сопроизводят политико-управленческие решения, - это объективный процесс. Он обусловлен либерализацией рынков в целях экономического роста, появлением сетей политики (policy networks), усложнением объектов управления, резко возросшей динамикой общественных изменений. Так что умное регулирование, децентрализованное регулирование и сопроизводство политики не "неолиберальная блажь", а адекватный ответ на возникающие вызовы. Но ещё раз подчеркну, что адекватный для ряда стран, Россия в число которых пока не входит.

На самом деле неолиберальные реформы имели место и в современной России, особенно в первые президентские сроки В.В. Путина. Это было возможным благодаря экстремально высоким доходам бюджета от сырьевого экспорта, а также осознанию властными элитами необходимости либерализации экономики для стимулирования и поддержки экономического роста. И в некоторых сферах эти реформы были реализованы достаточно успешно. Но постепенно трансформация политического режима взяла своё. О том, что авторитарный режим в России старается компенсировать создаваемые издержки для экономики и общества рекрутированием квалифицированных кадров в исполнительные органы власти, я уже упоминал. Но даже эти управленцы и эксперты в Минфине, Минэкономразвития, Минпромторге уже неспособны сглаживать негативные эффекты от растущего присутствия государства (в том числе и множества квазигосударственных акторов) в экономике, постоянного расширения интересов элит, ищущих новые источники извлечения ренты, и множества других факторов политического режима.

Поэтому умное регулирование, регуляторная гильотина, оценка регулирующего воздействия, о которых так много говорят и пишут, например, коллеги из @smart_regulation, у меня как политолога вызывают смешанные чувства. С одной стороны, я понимаю, что это малоэффективные попытки применить успешные западные подходы к экономической политике, которые, в целом, не подходят той среде и политико-управленческой парадигме, которые сейчас есть в России. Но с другой стороны, знаю, что даже в России существуют области, где эти инструменты работают и, значит, их обязательно нужно использовать. Да, есть рынки с достаточно высоким уровнем либерализации, конкуренции, потенциалом сетевого сотрудничества. Их мало, и нередко они ограничены каким-то конкретным регионом, так как в разных субъектах федерации есть, оказывается, свои особенности политико-административного режима. Они обусловлены, правда, не институтами федерализма (с этой точки зрения у нас только два полноценных субъекта - Москва и Чечня), а конфигурацией региональных элит, но часто довольно устойчивой.
#публичноеуправление #сетевойподход

Не думал, что нужно будет возвращаться к этому, и поэтому специально выделил в последнем абзаце этого поста тезис о том, что критика методологии С. Шпилькина имеет смысл только в границах научного дискурса. Но, видимо, тема многих очень задела. Мне по этому поводу писали подписчики, а @msmprapn и @youthpolicy обнаружили статьи в прессе, где учёные критикуют метод выявления электоральных аномалий. Ну, как критикуют? Да и не всегда учёные.

Например, здесь и здесь выступают "политологи", о квалификации которых мне судить трудно, так как даже в РИНЦ мне не удалось найти ни одной их статьи.
А в этой и этой статьях сразу несколько остепенённых учёных с публикациями, хоть и не по теме, тоже пытаются оспорить метод. Правда, делают это поверхностно и не по существу - в стиле "сам дурак".
Наконец, в научно-популярном стиле пишет материал действительно признанный и уважаемый политолог С. Володенков. Во вводной части он апеллирует к критике подхода, которая действительно есть в общественных науках. Эта критика касается в первую очередь концептуальных, а не методических аспектов. Но вот когда речь идёт конкретных примерах, автор (не знаю, случайно или намеренно) приводит графики, которые построены по другому принципу, нежели у С. Шпилькина. Он переводит фокус внимания с явки на распределение долей голосов.

Я не специалист в области электоральных исследований, поэтому мне сложно критиковать метод С. Шпилькина. Мне достаточно того, что его доклады по этой теме многократно обсуждены на научных конференциях, а работы опубликованы в рецензируемых журналах. Может, я открою кому-то секрет, но именно так и работает наука. На мой взгляд, кстати, в его статьях "проседает" политологический аспект: не до конца проработаны выводы в части концептуализации электоральных процессов в условиях недемократических режимов. А метод будем обсуждать, когда в профильных научных изданиях появятся публикации с его критикой.

Но важна эта дискуссия совершенно по другой причине. Обратите внимание, каков разрыв между настоящей наукой и шарлатанством, особенно в публичном дискурсе. Ведь это всё феномены одного ряда: истерика по поводу "всеобщей чипизации", опасность вышек 5G, лжедоктора с миллионами подписчиков, антипрививочники, плоскоземельцы, политологи и экономисты без публикаций, но комментирующие всё подряд. Пора бы уже почётного академика ВРАЛ вручать по разным номинациям. А то один почетный академик в год - это маловато. Очередь растёт слишком быстро.
#политология #выборы

Разбираясь с очень интересной статьёй Agency proliferation and the globalization of the regulatory state: Introducing a data set on the institutional features of regulatory agencies (1) обнаружил, что один из авторов - Xavier Fernández i Marín - ведёт свой сайт, где публикует собственные скрипты для сбора и обработки данных, собранные эмпирические базы, методички и многое другое.

Во-первых, это может быть интересно тем, кто работает над проблемами публичного управления и регулирования. Например, здесь можно найти обширную базу данных и набор визуализаций по упомянутой статье. Выборка впечатляет: 799 органов в 115 странах и 17 секторах политики. Кроме того, есть и методичка, которая поможет работать с этими данными в R. Так что можно, ссылаясь на авторов, использовать базу данных в своих научных целях.

Во-вторых, это прекрасный образец того, как можно популяризировать свои исследования. Это не просто страничка сотрудника на сайте института/факультета/кафедры с перечнем публикаций, читаемых курсов и вехами академического пути, а полноценный научный ресурс. На мой взгляд, достойный пример для подражания.
#данные #ресурсыполитолога

(1) Jordana, J., Fernández-i-Marín, X. and Bianculli, A. C. (2018). Agency proliferation and the globalization of the regulatory state: Introducing a data set on the institutional features of regulatory agencies. Regulation & Governance. Vol 12, Issue 4, 524-540. doi:10.1111/rego.12189