Анатомия репрессий. Кейс ГДР и Штази
Что такое репрессии? Классическое определение гласит, что это «систематические действия, направленные на подавление инакомыслия, оппозиции и общественной активности от лица режима». В целом, тут ничего нового, однако мы мало что знаем о том, по какой логике репрессии развиваются и работают.
Ученый в свежем исследовании захотел установить, насколько возможности режима по контролю населения влияют на характер репрессий. В политической науке есть теория, что авторитарные режимы, не знающие, где прячутся их противники внутри страны, будут применять жесткие, ковровые репрессии против всех подряд. А если у них есть инструменты, чтобы точно установить кто, то тогда их характер будет более точечным. Об этом здесь писала Андреа Кендалл-Тэйлор
В этом разобраться нам поможет работа ученого о репрессиях в ГДР. Прокоммунистический режим в Восточной Германии опирался на работу спецслужбы Штази. Она занималась как разведкой, так и контрразведкой. В ее задачи также входили и репрессии против противников внутри страны.
Эти репрессии можно разделить на два типа:
▪️Открытые (overt)
▪️Скрытые (covert или silent)
Штази осуществляла оба типа репрессий.
📍В первом случае это были заключение противников режима в тюрьму по политическим мотивам (political imprisonment).
📍Во втором случае — целый спектр разнообразных способов психологического давления на оппонентов. Он получил название «меры по разложению» (Zersetzungsmaßnahmen). В рамках этого подхода агенты Штази пытались психологически уничтожить противника. Как пример, они присылали супругам любовные записки, чтобы посеять недоверие и вражду. Другой пример: пока объект был вне дома, они вламывались к нему домой и переставляли вещи и мебель, чтобы пошатнуть психику человека.
Так вот, масштаб и характер этих репрессий зависит от одного фактора: возможности слежки за противниками режима (surveillance capacity). Ученый захотел проверить как возможности режима по внутреннему шпионажу влияют на ход репрессий. Он сформулировал несколько гипотез:
▪️Первая. Чтобы измерить возможности режима по слежке, ученый использовал данные по кол-ву завербованных информаторов Штази, известных как inoffizielle Mitarbeiter или IMs на каждый округ ГДР. Чем выше инфильтрация агентов Штази, тем ниже должно быть кол-во политических заключенных.
Чтобы увидеть, насколько большой объем информации был доступен Штази о своем населении, он использовал данные по так называемым «дела по проверке личности» (Operative Personenkontrollen, OPKs). Сотрудники Штази активно собирали информацию по всем, кто попадал в поле зрения. Эти дела открывались для только сбора данных, а не для активных мер против объекта. Чем выше кол-во OPK, тем ниже кол-во политических заключенных.
▪️Вторая. Как я уже упоминал, агенты Штази активно применяли меры по разложению, то есть скрытые репрессии. Ученый предположил, что чем выше степень инфильтрации агентов Штази в округе, тем выше будет уровень мер по разложению.
Все гипотезы подтвердились. Чем выше был уровень доступной информации о населении, тем чаще режим прибегал к точечным и скрытым репрессиям и тем меньше — к открытым.
Steinert, C. V. (2023). The impact of domestic surveillance on political imprisonment: Evidence from the German Democratic Republic. Journal of Conflict Resolution, 67(1), 38-65.
А.Т.
#кратко
🔹Подпишись на Political Animals
Что такое репрессии? Классическое определение гласит, что это «систематические действия, направленные на подавление инакомыслия, оппозиции и общественной активности от лица режима». В целом, тут ничего нового, однако мы мало что знаем о том, по какой логике репрессии развиваются и работают.
Ученый в свежем исследовании захотел установить, насколько возможности режима по контролю населения влияют на характер репрессий. В политической науке есть теория, что авторитарные режимы, не знающие, где прячутся их противники внутри страны, будут применять жесткие, ковровые репрессии против всех подряд. А если у них есть инструменты, чтобы точно установить кто, то тогда их характер будет более точечным. Об этом здесь писала Андреа Кендалл-Тэйлор
В этом разобраться нам поможет работа ученого о репрессиях в ГДР. Прокоммунистический режим в Восточной Германии опирался на работу спецслужбы Штази. Она занималась как разведкой, так и контрразведкой. В ее задачи также входили и репрессии против противников внутри страны.
Эти репрессии можно разделить на два типа:
▪️Открытые (overt)
▪️Скрытые (covert или silent)
Штази осуществляла оба типа репрессий.
📍В первом случае это были заключение противников режима в тюрьму по политическим мотивам (political imprisonment).
📍Во втором случае — целый спектр разнообразных способов психологического давления на оппонентов. Он получил название «меры по разложению» (Zersetzungsmaßnahmen). В рамках этого подхода агенты Штази пытались психологически уничтожить противника. Как пример, они присылали супругам любовные записки, чтобы посеять недоверие и вражду. Другой пример: пока объект был вне дома, они вламывались к нему домой и переставляли вещи и мебель, чтобы пошатнуть психику человека.
Так вот, масштаб и характер этих репрессий зависит от одного фактора: возможности слежки за противниками режима (surveillance capacity). Ученый захотел проверить как возможности режима по внутреннему шпионажу влияют на ход репрессий. Он сформулировал несколько гипотез:
▪️Первая. Чтобы измерить возможности режима по слежке, ученый использовал данные по кол-ву завербованных информаторов Штази, известных как inoffizielle Mitarbeiter или IMs на каждый округ ГДР. Чем выше инфильтрация агентов Штази, тем ниже должно быть кол-во политических заключенных.
Чтобы увидеть, насколько большой объем информации был доступен Штази о своем населении, он использовал данные по так называемым «дела по проверке личности» (Operative Personenkontrollen, OPKs). Сотрудники Штази активно собирали информацию по всем, кто попадал в поле зрения. Эти дела открывались для только сбора данных, а не для активных мер против объекта. Чем выше кол-во OPK, тем ниже кол-во политических заключенных.
▪️Вторая. Как я уже упоминал, агенты Штази активно применяли меры по разложению, то есть скрытые репрессии. Ученый предположил, что чем выше степень инфильтрации агентов Штази в округе, тем выше будет уровень мер по разложению.
Все гипотезы подтвердились. Чем выше был уровень доступной информации о населении, тем чаще режим прибегал к точечным и скрытым репрессиям и тем меньше — к открытым.
Steinert, C. V. (2023). The impact of domestic surveillance on political imprisonment: Evidence from the German Democratic Republic. Journal of Conflict Resolution, 67(1), 38-65.
А.Т.
#кратко
🔹Подпишись на Political Animals
Нобелевские династии
Подписчик поделился очень интересной статьей по горячим следам публикации от Econs. В ней анализируется такой феномен как «академическое родство» (academic ancestry). Он заключается в наличии менторских связей между учеными (учитель-ученик). Например, какое количество учеников с Нобелевской премией впоследствии обучил ученый-лауреат Нобелевской премии. В список исследования вошли 727 учёных.
И выводы поразительные: в этом списке обнаружилось несколько академических генеалогических древ: 1 с 696 лауреатами, 4 — с 2 и 25 — с одним лауреатом. То есть один человек — а именно швейцарский ученый Эммануэль Ступанус, живший в XVI-XVII веках — является академическим предком около 668 нобелевских лауреатов, что составляет 92% всех обладателей премии. Также удалось найти Нобелевского лауреата, у которого наибольшее число «нобелевских потомков» (228) — британский физик Джон Уильям Стретт. У его студента, физика Джозефа Томпсона, их 227. Из них 126 стали обладателям Нобелевской премии по физике.
Далее идет интересная информация про особенность дисциплин. У химиков, например, самое высокое число нобелевских потомков в среднем – 7 ученых; у физиков — 6.2; у медиков — 2.6; а у экономистов — всего 0.8.
А теперь немного о социально-академической мобильности среди нобелевских лауреатов. Количество ученых-обладателей премии, среди предков которого не было нобелевских лауреатов, остается практически неизменным с 1950 года. Тем не менее, число тех ученых-обладателей премии, которые не обучались у нобелевских лауреатов, растет.
Если подвести итог, то наблюдается устойчивая преемственность среди тех, кто получает премию. Значительное влияние оказывает наставник и академическая среда, в которой обучался будущий лауреат. Без хорошего наставника — и, скорее всего, хорошего университета — шансы сильно снижаются.
Tol, R. S. (2024). The Nobel family. Scientometrics, 129(3), 1329-1346.
А.Т.
#кратко
🔹Подпишись на Political Animals
Подписчик поделился очень интересной статьей по горячим следам публикации от Econs. В ней анализируется такой феномен как «академическое родство» (academic ancestry). Он заключается в наличии менторских связей между учеными (учитель-ученик). Например, какое количество учеников с Нобелевской премией впоследствии обучил ученый-лауреат Нобелевской премии. В список исследования вошли 727 учёных.
И выводы поразительные: в этом списке обнаружилось несколько академических генеалогических древ: 1 с 696 лауреатами, 4 — с 2 и 25 — с одним лауреатом. То есть один человек — а именно швейцарский ученый Эммануэль Ступанус, живший в XVI-XVII веках — является академическим предком около 668 нобелевских лауреатов, что составляет 92% всех обладателей премии. Также удалось найти Нобелевского лауреата, у которого наибольшее число «нобелевских потомков» (228) — британский физик Джон Уильям Стретт. У его студента, физика Джозефа Томпсона, их 227. Из них 126 стали обладателям Нобелевской премии по физике.
Далее идет интересная информация про особенность дисциплин. У химиков, например, самое высокое число нобелевских потомков в среднем – 7 ученых; у физиков — 6.2; у медиков — 2.6; а у экономистов — всего 0.8.
А теперь немного о социально-академической мобильности среди нобелевских лауреатов. Количество ученых-обладателей премии, среди предков которого не было нобелевских лауреатов, остается практически неизменным с 1950 года. Тем не менее, число тех ученых-обладателей премии, которые не обучались у нобелевских лауреатов, растет.
Если подвести итог, то наблюдается устойчивая преемственность среди тех, кто получает премию. Значительное влияние оказывает наставник и академическая среда, в которой обучался будущий лауреат. Без хорошего наставника — и, скорее всего, хорошего университета — шансы сильно снижаются.
Tol, R. S. (2024). The Nobel family. Scientometrics, 129(3), 1329-1346.
А.Т.
#кратко
🔹Подпишись на Political Animals
Соотношение одного сотрудника тайной полиции ( и в некоторых случаях и осведомителей) к определенному числу жителей страны. Гестапо отдыхает по сравнению с Филиппинами, Тайванем и Северной Кореей.
Greitens, S. C. (2016). Dictators and their secret police: Coercive institutions and state violence. Cambridge University Press.
А.Т.
#кратко
🔹Подпишись на Political Animals
Greitens, S. C. (2016). Dictators and their secret police: Coercive institutions and state violence. Cambridge University Press.
А.Т.
#кратко
🔹Подпишись на Political Animals
Дизайн силового аппарата авторитарного государства. Два пути
Силовики играют ключевую роль в репрессиях. Автократ полагается на их способность устранять угрозу правящему режиму. Как раз характер угроз и определяет дизайн силового аппарата подобного государства.
У диктаторов есть две основные угрозы:
▪️Государственный переворот
▪️Массовое восстание
Первый обычно совершают контрэлиты. Они мобилизуют силы внутри высших и средних эшелонов власти, чтобы отстранить диктатора. Отдельно стоит выделить силовиков. Второй инициируется народными массами, но финальный аккорд всегда остается за элитами. В политической науке этот феномен получил название «дилемма насилия» (coercive dilemma).
Исходя из главной угрозы диктаторы и формируют силовой аппарат государства. Тут есть два пути:
▪️Фрагментирование органов безопасности
▪️Создание единого силового аппарата
В рамках первого подхода автократ разбивает органы безопасности на отдельные и независимые друг от друга службы. Они действуют отдельно друг от друга и часто имеют противоположные интересы, что выливается в соперничество. Это помогает справиться с угрозой консолидации контрэлитного заговора. Вторым важным элементом этого дизайна является закрытость служб безопасности. Попасть туда могут лишь определенные слои населения; например, этническая группа откуда родом диктатор. Хорошим примером может послужить силовой аппарат при суданском диктаторе Омаре аль-Башире и при правителе Чада Хабре Хиссене.
В рамках второго диктатор формирует единый и сплоченный аппарат органов безопасности для противодействия угрозам со стороны масс. Это позволяет мобилизовать все силы силовиков для контроля населения. Они отличаются более высоким уровнем подготовки и профессионализма. Кроме того, доступ в этих службы открыт для более широких слоев населения. В качестве пример стоит выделить Тайвань (Бюро национальной безопасности) и Штази.
Однако есть еще одна деталь: в первом случае силовики часто проводят масштабные репрессии, так как их способности выявить противников режима весьма ограничены. Поэтому они часто прибегают к массовым посадкам по политическим мотивам и убийствам. Во втором случае силовики могут организовать масштабное слежение за населением, что позволяет точечно выявлять противников режима.
Greitens, S. C. (2016). Dictators and their secret police: Coercive institutions and state violence. Cambridge University Press.
А.Т.
#кратко
🔹Подпишись на Political Animals
Силовики играют ключевую роль в репрессиях. Автократ полагается на их способность устранять угрозу правящему режиму. Как раз характер угроз и определяет дизайн силового аппарата подобного государства.
У диктаторов есть две основные угрозы:
▪️Государственный переворот
▪️Массовое восстание
Первый обычно совершают контрэлиты. Они мобилизуют силы внутри высших и средних эшелонов власти, чтобы отстранить диктатора. Отдельно стоит выделить силовиков. Второй инициируется народными массами, но финальный аккорд всегда остается за элитами. В политической науке этот феномен получил название «дилемма насилия» (coercive dilemma).
Исходя из главной угрозы диктаторы и формируют силовой аппарат государства. Тут есть два пути:
▪️Фрагментирование органов безопасности
▪️Создание единого силового аппарата
В рамках первого подхода автократ разбивает органы безопасности на отдельные и независимые друг от друга службы. Они действуют отдельно друг от друга и часто имеют противоположные интересы, что выливается в соперничество. Это помогает справиться с угрозой консолидации контрэлитного заговора. Вторым важным элементом этого дизайна является закрытость служб безопасности. Попасть туда могут лишь определенные слои населения; например, этническая группа откуда родом диктатор. Хорошим примером может послужить силовой аппарат при суданском диктаторе Омаре аль-Башире и при правителе Чада Хабре Хиссене.
В рамках второго диктатор формирует единый и сплоченный аппарат органов безопасности для противодействия угрозам со стороны масс. Это позволяет мобилизовать все силы силовиков для контроля населения. Они отличаются более высоким уровнем подготовки и профессионализма. Кроме того, доступ в этих службы открыт для более широких слоев населения. В качестве пример стоит выделить Тайвань (Бюро национальной безопасности) и Штази.
Однако есть еще одна деталь: в первом случае силовики часто проводят масштабные репрессии, так как их способности выявить противников режима весьма ограничены. Поэтому они часто прибегают к массовым посадкам по политическим мотивам и убийствам. Во втором случае силовики могут организовать масштабное слежение за населением, что позволяет точечно выявлять противников режима.
Greitens, S. C. (2016). Dictators and their secret police: Coercive institutions and state violence. Cambridge University Press.
А.Т.
#кратко
🔹Подпишись на Political Animals
Борьба с повстанцами и разведка: фактор этничности во второй чеченской кампании
В этом посте я затронул такую фундаментальную проблему авторитарных режимов как сбор и анализ информации. С этой трудностью сталкиваются как демократии, так и автократии, но у вторых в силу отсутствия обратной связи от гражданского общества и политических соперников она гораздо глубже.
Однако полезно обратиться и к другим примерам, косвенно подтверждающих насколько доступность информации влияет на успех. В этом нам поможет статья профессора Дартмутского колледжа Джейсона Лиалла. Он исследовал стратегию федеральных войск в борьбе с чеченскими повстанцами во время второй чеченской кампании (с 2000 по 2005 год).
В центр его внимания попала тактика российских войск под названием «зачистки» (sweeps). Под этим термином он определяет действия, направленные на выявление повстанцев среди гражданского населения. Они сопровождались изоляцией выбранной территории, задержанием подозреваемых и ликвидацией повстанцев.
Лиалл утверждает, что подразделения, составленные из русских, действовали менее эффективно, чем те, которые состояли из чеченцев, воюющих на стороне федеральных войск. Эффективность он определил следующим образом: через временной интервал и количество ответных нападений на солдат федеральной армии в зоне зачистки.
Ученый выяснил, что, когда зачистку проводили русские, то частота и количество нападений со стороны повстанцев были выше. Когда контртеррористические операции проводили чеченцы, то частота вооруженных акций снижалась на 40%. Ответные нападения повстанцев следовали в 79% случаев, когда зачистку проводили подразделения, составленные из этнических русских и в 62%, когда ее проводили местные. Если эти операции проводили смешанные подразделения, то их эффективность была не намного выше, чем у чисто русских и ниже, чем у чеченских.
Как объяснить подобное различие в результатах?
Как пишет Лиалл, дело тут не , как кто-то мог бы предположить, в низком профессионализме российских солдат, а в лучшей способности выявлять угрозы и ориентироваться в обществе и местности у местных. Чеченцы, будучи интегрированы в локальное сообщество, могли более эффективно отслеживать и ликвидировать повстанцев. У них было серьезное преимущество в сборе и владения информацией. У федеральных войск его не было, а местные жители относились к ним гораздо негативнее, чем к соплеменникам, воюющим на стороне России.
Поэтому колониальные империи формировали локальные полицейские силы в основном из местных. Они эффективнее боролись против своих соплеменников и снабжали более точной информацией. Хорошим примером может послужить стратегия французов во время войны в Алжире (1954-1962). Они вербовали из местных жителей отряды для сбора разведывательной информации и борьбы с повстанцами под названием «харка».
Lyall, J. (2010). Are coethnics more effective counterinsurgents? Evidence from the second Chechen war. American Political Science Review, 104(1), 1-20.
А.Т.
#кратко
🔹Подпишись на Political Animals
В этом посте я затронул такую фундаментальную проблему авторитарных режимов как сбор и анализ информации. С этой трудностью сталкиваются как демократии, так и автократии, но у вторых в силу отсутствия обратной связи от гражданского общества и политических соперников она гораздо глубже.
Однако полезно обратиться и к другим примерам, косвенно подтверждающих насколько доступность информации влияет на успех. В этом нам поможет статья профессора Дартмутского колледжа Джейсона Лиалла. Он исследовал стратегию федеральных войск в борьбе с чеченскими повстанцами во время второй чеченской кампании (с 2000 по 2005 год).
В центр его внимания попала тактика российских войск под названием «зачистки» (sweeps). Под этим термином он определяет действия, направленные на выявление повстанцев среди гражданского населения. Они сопровождались изоляцией выбранной территории, задержанием подозреваемых и ликвидацией повстанцев.
Лиалл утверждает, что подразделения, составленные из русских, действовали менее эффективно, чем те, которые состояли из чеченцев, воюющих на стороне федеральных войск. Эффективность он определил следующим образом: через временной интервал и количество ответных нападений на солдат федеральной армии в зоне зачистки.
Ученый выяснил, что, когда зачистку проводили русские, то частота и количество нападений со стороны повстанцев были выше. Когда контртеррористические операции проводили чеченцы, то частота вооруженных акций снижалась на 40%. Ответные нападения повстанцев следовали в 79% случаев, когда зачистку проводили подразделения, составленные из этнических русских и в 62%, когда ее проводили местные. Если эти операции проводили смешанные подразделения, то их эффективность была не намного выше, чем у чисто русских и ниже, чем у чеченских.
Как объяснить подобное различие в результатах?
Как пишет Лиалл, дело тут не , как кто-то мог бы предположить, в низком профессионализме российских солдат, а в лучшей способности выявлять угрозы и ориентироваться в обществе и местности у местных. Чеченцы, будучи интегрированы в локальное сообщество, могли более эффективно отслеживать и ликвидировать повстанцев. У них было серьезное преимущество в сборе и владения информацией. У федеральных войск его не было, а местные жители относились к ним гораздо негативнее, чем к соплеменникам, воюющим на стороне России.
Поэтому колониальные империи формировали локальные полицейские силы в основном из местных. Они эффективнее боролись против своих соплеменников и снабжали более точной информацией. Хорошим примером может послужить стратегия французов во время войны в Алжире (1954-1962). Они вербовали из местных жителей отряды для сбора разведывательной информации и борьбы с повстанцами под названием «харка».
Lyall, J. (2010). Are coethnics more effective counterinsurgents? Evidence from the second Chechen war. American Political Science Review, 104(1), 1-20.
А.Т.
#кратко
🔹Подпишись на Political Animals
Forwarded from 2625 (XXV)
Исторические корни международного права зиждутся на религиозных институтах, потому что много принципов рецепиированы из религиозных догм. В средние века религиозные институты были централизованы (Папский Престол). После развала теоцентрической системы преобладала естественно-правовая школа, от которой пришли к правовому позитивизму. Поэтому современное международное публичное право лучше всего преподается в Великобритании, где правовая система сложилась во многом в результате рецепции канонических институтов. Старейшие юридические факультеты Великобритании до сих пор содержат в образовательных программах кононическое право.
По запросу коллег из Political Animals был подготовлен обзор ключевых работ по международному публичному праву сквозь призму эволюции идей о функции права в международном сообществе. Чтобы ознакомиться на русском языке с международным правом как дисциплиной стоит обратить внимание на учебник МГИМО под ред. А.Н. Вылегжанина, а также "Курс международного права" В.Л. Толстых.
По запросу коллег из Political Animals был подготовлен обзор ключевых работ по международному публичному праву сквозь призму эволюции идей о функции права в международном сообществе. Чтобы ознакомиться на русском языке с международным правом как дисциплиной стоит обратить внимание на учебник МГИМО под ред. А.Н. Вылегжанина, а также "Курс международного права" В.Л. Толстых.
Telegraph
Эволюция идей в международном праве
Периодизация международного права вопрос достаточно условный. Федор Мартенс писал:
Сегодня срочно вызвали на совещание. Вернулся поздно. Сказали опубликовать этот постер. Объяснять ничего не буду. Ждите.
А.Т.
#анонс
🔹Подпишись на Political Animals
А.Т.
#анонс
🔹Подпишись на Political Animals
В этом выводе есть одна фундаментальная проблема. Она заключается в том, что мы допускаем, что демократизация на всех окажет благотворный эффект. Это не так.
Если ввести демократию, например, в Египте, Сомали или Судане, устоит ли она ? Возможно да, но не надолго. Существует высокая вероятность, что транзит забуксует и все вернется на круги своя или станет ещё хуже. На это может повлиять ряд факторов.
Что это за факторы?
◾️Простое понимание что такое демократия и как она работает. Если в стране мало образованных людей, знакомых с подобными практиками управления, то демократия рискует выродиться во что-то иное. Инглхарт не даст соврать.
◾️Высокое имущественное расслоение. Здесь ты хоть тресни, но народ будет топить за авторитарные меры, чтобы «раскулачить» зажиточные слои. Сеймур Мартин Липсет давно подмечал, что беднякам чужда идея демократии. Богатые в обществах с высоким имущественным расслоением к демократии особых симпатий не питают. А если там ещё много нищей молодежи, то это может значительно усугубить ситуацию.
◾️Многоэтничность населения. Если в стране есть много разных этносов, племен или кланов, чье совместное существование отягощено годами вражды, то маловероятно, что они договорятся и сумеют построить демократию.
▪️ Уровень социально-экономического развития, достаточный для того, чтобы дать сформироваться значительной прослойке среднего класса и обеспечить экономику кадрами.
И это, скорее всего, еще не все факторы.
Однако у нашей страны, как минимум с точки зрения человеческого капитала, так и социально-экономического развития, шансов на успех больше.
А.Т.
#комментарий
🔹Подпишись на Political Animals
Если ввести демократию, например, в Египте, Сомали или Судане, устоит ли она ? Возможно да, но не надолго. Существует высокая вероятность, что транзит забуксует и все вернется на круги своя или станет ещё хуже. На это может повлиять ряд факторов.
Что это за факторы?
◾️Простое понимание что такое демократия и как она работает. Если в стране мало образованных людей, знакомых с подобными практиками управления, то демократия рискует выродиться во что-то иное. Инглхарт не даст соврать.
◾️Высокое имущественное расслоение. Здесь ты хоть тресни, но народ будет топить за авторитарные меры, чтобы «раскулачить» зажиточные слои. Сеймур Мартин Липсет давно подмечал, что беднякам чужда идея демократии. Богатые в обществах с высоким имущественным расслоением к демократии особых симпатий не питают. А если там ещё много нищей молодежи, то это может значительно усугубить ситуацию.
◾️Многоэтничность населения. Если в стране есть много разных этносов, племен или кланов, чье совместное существование отягощено годами вражды, то маловероятно, что они договорятся и сумеют построить демократию.
▪️ Уровень социально-экономического развития, достаточный для того, чтобы дать сформироваться значительной прослойке среднего класса и обеспечить экономику кадрами.
И это, скорее всего, еще не все факторы.
Однако у нашей страны, как минимум с точки зрения человеческого капитала, так и социально-экономического развития, шансов на успех больше.
А.Т.
#комментарий
🔹Подпишись на Political Animals
Telegram
Деньги и песец
Покуда все СМИ и социальные сети обсуждают заслуги Нобелевских лауреатов Асемоглу и Робинсона, имея в виду их самую известную книгу Why Nations Fail, для политологов более значимой кажется их статья 2020 года Democracy Does Cause Growth (в соавторстве с Найду…
Forwarded from Политфак на связи
Немного о некорректных сравнениях
Фрагментирование силового аппарата — это база для диктатора. Оно помогает автократу снизить вероятность переворота со стороны таких структур — их дробление сталкивает лбами ведомства и снижает шансы того, что правоохранители и военные сговорятся друг с другом (читаем Сволик, а также Геддес, Райта и Франц).
Именно поэтому не стоит воспринимать разного рода громкие истории о конфликтах между силовыми структурами в нашем кейсе за «развал вертикали» и, простите, «раскол элит». Негативный же опыт потери контроля над одной из силовых группировок у нас уже имеется — его итоги все прекрасно помнят. В худшем случае противостояния между подобными организациями выливаются во что-то совсем некрасивое уже тогда, когда происходит режимная трансформация.
История взаимодействия армии и различных парамилитарных групп в Судане иллюстрирует, как конкуренция за власть среди силовых структур приводит к дестабилизации и всплескам насилия. Президент Омар Аль-Башир пришел к власти путем военного переворота, поэтому прекрасно понимал опасность армии и спецслужб — поэтому он пошел по пути их дробления. Его это многие годы спасало, пока в 2019 году под давлением массовых протестов силовики все-таки не скоординировались друг с другом и не скинули Аль-Башира. После его свержения коалиция из разрозненных вооруженных группировок и оппозиции быстро развалилась. В 2021 году армия попыталась устроить путч и захватить власть, а в 2023 году конфликт между Вооруженными силами и парамилитарной группировкой Силы быстрого реагирования вылился в гражданскую войну.
У южных соседей ситуация сложилась не сильно лучше — там после обретения независимости в 2011 году уже спустя несколько лет вспыхнула своя гражданская война. В этом кейсе раздробленность силового аппарата была связана в целом с раздробленностью политических элит по этническому признаку.
Еще можно вспомнить случай Эфиопии — довольно децентрализованного электорального партийного авторитарного режима, этнической федерации, в которой разрозненные региональные элиты скреплялись единой правящей партией — Революционно-демократическим фронт эфиопских народов. Когда новое поколение политических лидеров попыталось слега либерализовать режим, эта конструкция зашаталась — в результате внутриэлитных разборок от РДФЭН отделился Народный фронт освобождения Тыграя — правящая партия региона Тыграй со своим силовым ресурсом. Началась гражданская война, которая шла с 2021 по 2022 год.
Также я видел сравнения конфликтов между силовыми группами РФ с нынешней Мексикой — там переход от 70-летней электоральной партийной диктатуры Институционально-революционной партии к электоральной демократии сопровождается потерей государством монополии на насилие и войной с крателями (и картелей друг с другом). Однако там речь идет именно о борьбе государства с ОПГ, не о фрагментации силового аппарата.
Стоит заметить, что случай нашей страны серьезно отличается от каждого из этих примеров. Режимной трансформации не наблюдается, дееспособность государства значительно выше, уровень экономического развития тоже, дробление элит по этническому признаку не столь существенно и фундаментально. Поэтому разного рода катастрофические предсказания о гражданской войне вряд ли стоит принимать всерьез(как и любые предсказания в политике — за этим к гадалкам)
Фрагментирование силового аппарата — это база для диктатора. Оно помогает автократу снизить вероятность переворота со стороны таких структур — их дробление сталкивает лбами ведомства и снижает шансы того, что правоохранители и военные сговорятся друг с другом (читаем Сволик, а также Геддес, Райта и Франц).
Именно поэтому не стоит воспринимать разного рода громкие истории о конфликтах между силовыми структурами в нашем кейсе за «развал вертикали» и, простите, «раскол элит». Негативный же опыт потери контроля над одной из силовых группировок у нас уже имеется — его итоги все прекрасно помнят. В худшем случае противостояния между подобными организациями выливаются во что-то совсем некрасивое уже тогда, когда происходит режимная трансформация.
История взаимодействия армии и различных парамилитарных групп в Судане иллюстрирует, как конкуренция за власть среди силовых структур приводит к дестабилизации и всплескам насилия. Президент Омар Аль-Башир пришел к власти путем военного переворота, поэтому прекрасно понимал опасность армии и спецслужб — поэтому он пошел по пути их дробления. Его это многие годы спасало, пока в 2019 году под давлением массовых протестов силовики все-таки не скоординировались друг с другом и не скинули Аль-Башира. После его свержения коалиция из разрозненных вооруженных группировок и оппозиции быстро развалилась. В 2021 году армия попыталась устроить путч и захватить власть, а в 2023 году конфликт между Вооруженными силами и парамилитарной группировкой Силы быстрого реагирования вылился в гражданскую войну.
У южных соседей ситуация сложилась не сильно лучше — там после обретения независимости в 2011 году уже спустя несколько лет вспыхнула своя гражданская война. В этом кейсе раздробленность силового аппарата была связана в целом с раздробленностью политических элит по этническому признаку.
Еще можно вспомнить случай Эфиопии — довольно децентрализованного электорального партийного авторитарного режима, этнической федерации, в которой разрозненные региональные элиты скреплялись единой правящей партией — Революционно-демократическим фронт эфиопских народов. Когда новое поколение политических лидеров попыталось слега либерализовать режим, эта конструкция зашаталась — в результате внутриэлитных разборок от РДФЭН отделился Народный фронт освобождения Тыграя — правящая партия региона Тыграй со своим силовым ресурсом. Началась гражданская война, которая шла с 2021 по 2022 год.
Также я видел сравнения конфликтов между силовыми группами РФ с нынешней Мексикой — там переход от 70-летней электоральной партийной диктатуры Институционально-революционной партии к электоральной демократии сопровождается потерей государством монополии на насилие и войной с крателями (и картелей друг с другом). Однако там речь идет именно о борьбе государства с ОПГ, не о фрагментации силового аппарата.
Стоит заметить, что случай нашей страны серьезно отличается от каждого из этих примеров. Режимной трансформации не наблюдается, дееспособность государства значительно выше, уровень экономического развития тоже, дробление элит по этническому признаку не столь существенно и фундаментально. Поэтому разного рода катастрофические предсказания о гражданской войне вряд ли стоит принимать всерьез