Авторитаризм в России и настоящая федерация

Один из популярнейших нарративов нашей оппозиции — борьба за настоящий федерализм против сверхцентрализации, без установления которого в нашей стране не появится реальной демократии. Соглашаясь с общим посылом, обращу внимание на несколько важных нюансов: 1) централизация власти — это не причина, а следствие становления авторитарного режима в России; 2) наш авторитаризм произрастает не только «из Москвы», но и регионов. Понимание этого поможет нам разобраться с перспективами демократизации и федерализации в России.

Авторитарные тенденции в РФ начали проявляться еще в 1990-х (и здесь я даже не про содержание одного из последних громких постов Навального). Пока на федеральном уровне и в большинстве субъектов сложилась хлипкая электоральная демократия с очень несовершенными институтами, параллельно с этим возник кластер аномальных регионов — в них не проводились конкурентные выборы, СМИ жестко контролировались, а губернаторы сидели на своих постах срок за сроком и даже делали попытки выбраться на федеральный уровень. Такие режимы политологи называют субнациональными авторитаризмами. В обмен на свою политическую автономию, элиты этих субъектов оказывали федеральному центру важную услугу — обеспечивали хорошие результаты выборов. Об исследованиях того, как про-Ельинские партии, блок-губернаторов-тяжеловесов «Отечество — Вся Россия» и даже КПРФ получали больше голосов в тех же регионах, где теперь лидирует Едро, подробнее можно почитать здесь. С приходом Путина к власти федеральному центру удалось постепенно включить в свою вертикаль элиты этих субъектов — с помощью отмены прямых губернаторских выборов в 2004 году, построения партии власти и позитивных стимулов вроде сохранения места, а значит и продолжения освоения денежных потоков. Теперь эти же регионы выдают аномальные результаты за ЕР и президента, а чума массовых фальсификаций перекинулась на остальную Россию под управлением АП. Происходило это очень постепенно вместе с автократизацией центральной власти.

К чему это я? Увы, но даже в условной Сносной России Будущего угрозу авторитарного отката не получится решить одним лишь перераспределением власти в пользу регионов по принципу «берите столько суверенитета полномочий, сколько можете унести», поскольку: 1) никуда не денутся аномальные субъекты, в которых уже давно отлажены механизмы фальсификации выборов и пресечения политической конкуренции; 2) элиты этих регионов продолжат пытаться влиять на политику всей страны и выбраться на федеральный уровень, как уже было в 90-е; 3) у федерального центра всегда будет соблазн снова обратиться к их услугам, чтобы «докрутить» итоги выборов до нужного результата. Ситуация сожительства демократии с субнациональными авторитаризмами не нова и не безнадежна — такое происходило и происходит в тех же странах Латинской Америки и не только. По иронии, если представители оппозиции когда-нибудь займут федеральный уровень власти, для борьбы с региональными авторитаризмами им придется вмешиваться во внутренние дела субъектов, не давать возникать региональным партиям власти, поддерживать оппозицию на местном уровне против региональных автократов, пресекать попытки таких царьков вырваться в федеральную политику, не давать собственности концентрироваться в руках элит (чтобы делать избирателей более экономически независимыми), институционально усиливать роль и независимость муниципалитетов относительно региональных властей — хотя бы забрать у губернаторов возможность снимать глав местных советов и отнимать мандаты у депутатов, как это происходит сейчас. Естественно, это также будет повышать риски злоупотребления властью на федеральном уровне и новой централизацией.

Настоящая федерация на практике — это постоянная борьба разных уровней власти за свои полномочия, собственную автономию и ресурсы. А в стране с авторитарным прошлым — тем более.

«Настоящая федерация»: что это такое и существует ли она в России

В предыдущем посте я рассказывал о том, почему наш авторитаризм произрастает в т.ч. из регионов, и как это повлияет на становление федерации и демократии в будущем. В нем я упустил довольно важный вопрос: что такое федерация и как мы ее определяем?

Один из классиков политологии Уильям Райкер выделял несколько признаков федеративного государства: 1) в нем два уровня власти (федеральный и региональный) управляют на одной территории с одним населением; 2) у каждой из этих уровней власти есть минимум одна сфера компетенции, в которой она автономна; 3) существуют определенные гарантии этой автономии. Подход Райкера к концептуализации федерации важен тем, что в нем он делает акцент на постоянном торге и борьбе федеральных и региональных властей друг с другом на почве личных и общих рациональных интересов — первые хотят расширить территорию под своим контролем, вторым нужна защита от внешних угроз. Поэтому федерация — это не просто форма территориального устройства, отраженная в конституции, это — постоянный процесс.

Более поздние исследователи федерализма Филиппов, Ордешук и Шевцова указывали на проблемы определения федерации по Райкеру, ведь оно слишком общее — так или иначе, все унитарные государства в мире делегируют часть полномочий на региональный или местный уровень, периодически даже давая определенную автономию отдельным регионам в некоторых сферах деятельности. При этом федеративные по конституциям государства на деле могут быть довольно централизованными, в них много полномочий находятся у верхнего уровня власти, масштабно перераспределяются налоги. С одной стороны, у нас есть формально унитарные Испания или Великобритания с автономными регионами в своих составах, с другой — федеративные Австрия и Германия со значительной фискальной централизацией и сильной федеральной властью.

Альтернативное (хотя скорее дополняющее Райкера) определение от авторов таково: федерация — это государство, в которым существует несколько уровней власти (обычно федеральный, региональный, местный), а ключевые фигуры, будь то президент, губернатор, премьер или законодательный орган, избираются напрямую гражданами, на которых направлена их деятельность, либо ключевые фигуры на этих уровнях власти назначаются теми, кого избрали напрямую на выборах того же уровня. Таким образом, именно прямые выборы не только федеральных, но и региональных и местных органов власти выступают той самой гарантией автономии от федерального центра.

Теперь кратко пробежимся по политической истории РФ. Территориальное устройство СССР принято считать ‎«‎матрешечным федерализмом» и «псевдо-федерализмом». Да, Союз делился на советские республики, внутри которых были свои наборы субъектов с разными правами (области, края, республики, тыщи их), внутри которых порой зашивали автономные округа — настоящая матрешка. При этом никакого реального федерализма, если обращаться к определениям Райкера или Филиппова и соавторов, конечно, не было — режим держался на партийно-бюрократической вертикали без какой-либо настоящей автономии регионов и свободных выборов. С распадом СССР в результате торга между центральной властью и региональными элитами РСФСР/РФ довольно быстро превратился во вполне себе настоящую, хотя нестабильную федерацию — несколько уровней власти со своими автономными компетенциями, выборы региональных парламентов и постепенно введенные прямые выборы глав субъектов в наличии. С приходом Путина к власти вся эта вольница начала постепенно закачиваться — с помощью сначала довольно мягких шагов вроде централизации власти путем создания федеральных округов, а затем радикальных — отмены прямых губернаторских выборов в 2004 году, появления партии власти и кооптации в нее региональных элит, манипуляций с избирательным законодательством. И даже после возвращения прямых выборов губернаторов в 2012 году говорить о федерализме в РФ не приходится — ведь сами выборы к этому моменту перестали быть свободными, честными и конкурентными, а система власти выстроилась в авторитарную вертикаль.

Вдогонку к предыдущему посту — если хотите подробнее разобраться в теме, то рекомендую почитать колонку на «Холоде» о прошлом, настоящем и будущем российского федерализма за авторством политолога Григория Голосова. Из нее вы узнаете:

- Как определить, унитарное ли государство или федеративное — почему децентрализованное государство с большими полномочиями регионов не всегда = федерация и наоборот.
- Возможен ли федерализм при авторитарном режиме? В своем посте я представил точку зрения, согласно которой — нет, но есть и альтернативные мнения.
- Что будет с федерализмом в России будущего? Тут содержание во многом пересекается с моим недавним постом на эту тему — почитайте, если еще не.

Выборы в России: в чем их смысл и нужно ли в них участвовать?

Для того, чтобы ответить на этот вопрос перед региональными выборами 8-10 сентября, сначала определимся с тем, какой политический режим сложился в России.

Политологический мейнстрим характеризует нынешний режим как электоральный авторитаризм — у нас есть выборы, которые не совсем фиктивны и играют определенную роль, однако проводятся они по нечестным правилам: допускают не всех, у кандидатов нет равного доступа к ресурсам, широко используется админресурс и, соответственно, фальсификации. Сменить власть с их помощью нельзя. Проще говоря, несвободные, нечестные, неконкурентные.

При таком режиме выборы выполняют несколько важных функций: 1) обеспечивают легитимацию автократу внутри — правитель занимает свое место, потому что его избрали по легальной процедуре; 2) легитимацию для внешней аудитории — другие государства признают за автократом власть, полученную путем голосования; 3) делают режим стабильнее — в условиях ограниченной политической конкуренции избирательные процессы работают как инструмент контроля госаппарата и элит, а заодно и избирателей. Это важный механизм обратной связи, который дает некоторое понимание общественных настроений и помогает на ранних стадиях гасить возможные конфликты и кризисы.

Несмотря на то, что в последние годы стало модно говорить об эволюции политического режима в РФ в закрытую диктатуру или даже тоталитаризм — особенно часто здесь любят добавлять про «фашизм» — я, вслед за самым цитируемым отечественным политологом Григорием Голосовым, не соглашусь с этим. Базовые принципы политической системы не изменились, а последние значимые новшества случились в 2020 году в результате поправок в Конституцию в связи с обнулением сроков президента и легализацией бессменного правления Пу до конца жизни.

Выборы в электоральном авторитаризме — это не баг, а фича, которая, тем не менее, требует постоянного контроля со стороны властей: каждый раз им приходится искать баланс между достижением желаемого результата и возможной негативной реакций со стороны населения и элит. Перегнешь палку в одну сторону — вредишь своей легитимности и рискуешь столкнуться с массовыми протестами и даже потерей власти. Перегнешь в другую — дашь оппозиции набрать слишком много. Очевидно, сейчас ставки не столь высоки — однако, нынешний электоральный цикл пройдет в протестных регионах, а еще станет последним перед президентскими выборами 2024 года.

Что же в такой ситуации делать дорогому протестному избирателю? Наши выборы устроены так, что чем ниже их уровень — тем выше шансы альтернативных кандидатов победить, плюс важна география проведения выборов — в каком регионе они проходят. На муниципальных и иногда региональных выборах (привет Хакасии!), все еще остаются лакуны ограниченной конкуренции, где ваш голос станет важным вкладом в победу оппозиционного или хотя бы несогласованного с властью кандидата. Шансы заметно повышаются, если вы избиратель крупного города в регионе без давней традиции тотальной рисовки выборов и у вас еще не успели ввести ДЭГ. Важно не завышать собственные ожидания — одним действием вы не измените будущее нашей страны, но, возможно, добавите стресса властной вертикали и поможете обновить состав своего муниципального собрания / регионального ЗакСа, что в будущем может повлиять на местную политику. От вашего похода на участок хуже точно не станет — не ведитесь на ежегодные мантры отдельных поуехавших оппозиционеров — в случае с региональными выборами бойкоты явно не помешают властям, которые привыкли выигрывать их мобилизацией бюджетников при низкой реальной явке.

Возникла идея написать большой пост-эксплейнер о том, какие вообще бывают виды недемократических режимов: как определить где какой, чем они друг от друга отличаются, какого типа режимы были/есть в России. Почему одни живут дольше, чем другие, в каких больше репрессируют. В конце концов, расскажу о наболевшем — что такое «гибридный режим» и почему теперь это понятие стараются не использовать в политологии.

Интересно?

Небольшой пост-рекомендация перед предстоящими региональными выборами — советую ознакомиться с проектом Штаб кандидатов.

На их сайте и в телеграм-канале вы можете найти список настоящих независимых кандидатов на местных и региональных выборах в Москве, Великом Новгороде, Тверской области и Екатеринбурге, поддержать их, а самое главное — записаться наблюдателем на выборах.

Как я уже писал ранее, именно на местных и региональных выборах в субъектах с конкурентной политикой у оппозиции больше всего шансов реально победить даже сейчас.

Если не нашли своего кандидата в листе, то всегда можно прибегнуть к инструментам стратегического протестного голосования — ссылки на запрещённые и опасные ресурсы давать не буду, но, думаю, сами разберётесь 😉

​​Как же меня бесит ЦИК

Пока по стране начинают потихоньку подводить итоги региональных и местных выборов, поделюсь с вами профессиональной болью — политикой ЦИК в отношении публикации результатов выборов.

Несмотря на то, что выборы в России мягко говоря далеки от идеала, стоит отдать должное тому, насколько открыто и подробно Центральная избирательная комиссия все эти годы публиковала данные об итогах голосования. Еще начиная со второй половины 1990-х, в РФ функционирует система ГАС «Выборы» — это такая цифровая инфраструктура для организации избирательного процесса, она позволяет вести учет избирателей и кандидатов, но самое главное — агрегировать данные результатов выборов. Где-то с нулевых годов ЦИК стал публиковать данные из ГАС «Выборы» на своем сайте — можно зайти и посмотреть в т.ч. итоги всех голосований любого уровня начиная с конца 1990-х. Самое главное — сайт позволяет собирать эти данные для последующего статистического анализа.

Именно благодаря этой открытости данных политологам и математикам удавалось находить статистические аномалии и косвенно доказывать масштабные фальсификации на выборах в РФ — корреляции между явкой и голосами за Едро/Пу, массовые накрутки итогов голосования на участках до «красивых» круглых чисел, разницу результатов на участках с КОИБами и наблюдателями и многое другое. Думаю, многие на этом месте вспомнят мем про «пилу Чурова» — когда на графике вектор, показывающий голоса за ЕР, показывает множество причудливых пиков на круглых значениях явки ближе к 100%. На самом деле данные ЦИК в целом часто используются политологами в исследованиях, но работы Шпилькина и соавторов по оценке фальсификаций — самые известные.

Как агрегируют эти данные исследователи? Понятно, что собирать статистику по результатам выборов с сайта ЦИК вручную по всем комиссиям — это сизифов труд. Поэтому аналитики прибегают к парсингу — автоматизированному сбору данных с помощью специальных программ или собственных скриптов.

Вот с этим-то и решили бороться в ЦИК. Еще в 2020 году после проведения голосования по поправкам в Конституцию на сайте ЦИК появилась капча, которую приходилось вводить во время открытия каждой страницы, что мешало парсингу. После возмущения экспертного сообщества капчу убрали, но затем снова вводили уже в сентябре 2021 года после выборов в Госдуму. А еще поставили на сайт скремблер — алгоритм, который подменяет рандомными символами скопированные со страницы данные итогов выборов. Затем вроде все откатили как было. После начала т.н. СВО в 2022 году сайт ЦИК вместе с остальными государственными ресурсами перестал открываться с иностранных IP-адресов.

И что мы видим в сентябре 2023 года в последний день ЕДГ? На сайте ЦИК с данными итогов голосования снова и капча, и скремблер, и грузятся страницы лишь с российских IP. Кушайте, дорогие россияне. Самое интересное, что все три этих способа защиты от проклятых ученых-вредителей обходятся, но это требует лишних временных затрат.

Ну вот не могут наши дорогие чиновники не подгадить в мелочах. А то ишь чо удумали, наукой да аналитикой заниматься. Не положено.

Иллюстрация: гистограмма и диаграмма по результатам выборов в Госдуму 2021 года в пропорциональной системе за авторством Шпилькина в координатах «явка — результаты партий».

Интересное об электронном голосовании за авторством ЦИК. Ранее я уже делал короткий гайд о ДЭГ в России — рекомендую почитать, если ещё не.

На этой неделе постараюсь также выложить пост с итогами работы электронного голосования в прошедший избирательный цикл — stay tuned.

Глава электронного голосования Олег Артамонов согласился дать интервью во время выборов и ответить на все вопросы про архитектуру ДЭГ, спецслужбы и наблюдение

Получилось достаточно жестко и откровенно, всем советую к просмотру — это уникальный контент

https://www.youtube.com/watch?v=YaL5Zu-ILro

Итоги Единого Дня Голосования – 2023: ДЭГ и протестное голосование

Прошедшие 10 сентября региональные выборы не показали каких-либо явных изменений в электоральных процессах. Губернаторские выборы остаются наименее конкурентными из всех кампаний на этом уровне благодаря недопуску сильных кандидатов от системных оппозиционных партий через муниципальный фильтр и работе админресурса. Лакуны конкуренции все те же — ЗакСы регионов и местные советы. Выборы в законодательные и муниципальные собрания не сильно изменили расклады в органах власти — ЕР не потеряла большинства нигде, число мандатов у КПРФ и СР упало, но увеличилось у ЛДПР, Новых Людей и Яблока, которые в своей агитации сделали ставку на «за все хорошее, против всего плохого» или даже «за мир и свободу» в случае с Яблоком вместо милитаристского угара. Я бы хотел остановиться лишь на двух темах, которые меня интересуют.

Дистанционное электронное голосование

1. Федеральная система ДЭГ. Мы наблюдаем тренд на усиление мобилизации бюджетников в регионах для участия в электронном голосовании — в этом году сообщений об этом явно больше, чем в предыдущие. Делается это для большего контроля над административной мобилизацией — во-первых, это упрощает учет зависимого электората и дает провластным политическим менеджерам примерное представление о числе голосов за ЕР и ее кандидатов, во-вторых, исследователи ДЭГ уже много раз обращали внимание на возросший страх бюджетников голосовать нелояльно на ДЭГ относительно традиционного бумажного бюллетеня — так власти пытаются сломать принцип тайного голосования и бороться со скрытым протестным голосованием тех, кого принуждают участвовать в выборах. При этом, свидетельств каких-либо манипуляций с самими результатами ДЭГ пока не выявлено — вроде считает честно. Разница же между очным и электронным голосованием, где на ДЭГ у ЕР и провластных кандидатов результаты лучше — это скорее всего только следствие административной мобилизации на участие в э-голосовании.

2. Московский ДЭГ. Больше всего беспокоит положение дел в столице — там доля электронной явки относительно очной уже перевалила за 50% — все благодаря не только административной мобилизации на ДЭГ, но и тому, что теперь даже на очных участках стоят комплексы электронного голосования, поэтому теперь получить бумажный бюллетень на УИКе — целая эпопея. Также, в прошлые годы московский ДЭГ уже ловили на возможностях манипуляциях самими результатами голосования. К сожалению, приходится констатировать, что благодаря внедрению ДЭГ Москва из одного из самых протестных регионов перешла в стан аномальных, где у протестного голосования остается очень мало шансов на успех. Как я и писал ранее, выборы мэра Москвы оказались предсказуемыми, неинтересными и никакое протестное голосование на их итог не повлияло. Good night sweet prince.

Протестное голосование

Мне кажется очевидным, что оппозиция не справилась с очень важной задачей — политической мобилизацией своего электората на выборы. К сожалению, выхлоп от нее мы увидели лишь в Екатеринбурге, где благодаря УМГ в городскую думу попал один кандидат от Яблока, поскольку в пропорциональной части голосования партия набрала аж около 9% голосов. В остальном победы кандидатов от системных оппозиционных партий — это скорее их заслуга, результат хорошей работы. Все кампании на ЕДГ-2023 были выиграны властью по старым лекалам — низкая реальная явка, демобилизация и демотивация протестных избирателей, привод административного электората и докручивание итогов фальсификациями. Если считать это репетицией перед президентскими выборами 2024 года, то на исправление ошибок еще есть время — иначе весной мы увидим еще более безрадостную картину с 80% и выше за Пу и явкой под 70%+ — скажем спасибо аномальным и новым регионам, а также чудовищной апатией среди протестного электората.

Экскурс в безумие российских выборов — рассказываю о процедуре сбора подписей за регистрацию кандидата на примере кампании в ЗакС-2021 и комментирую недавнее кассационное определение Верховного суда

Поделюсь с вами личной болью — в 2021 году я участвовал в избирательной кампании Марины Мацапулиной (ЛПР) в Законодательное собрание Санкт-Петербурга на правах начальника штаба. За 36 дней нашей команде удалось собрать более 4380 подписей, необходимых для регистрации. В мертвый для политики летний сезон, в тяжелейшем для полевой агитации Центральном районе удалось сделать казалось бы невозможное и привлечь на сторону либертарианского кандидата несколько тысяч петербуржцев. Тогда сначала ТИК №30, а затем СПбИК отказали Марине в регистрации — среди прочих претензий к подписям, большинство из которых мы успешно отбили, был сбор 11 автографов лично кандидатом в статусе ЧПРГ (члена комиссии с правом решающего голоса) ТИК, при условии, что сам кандидат заранее уведомила свою комиссию о выдвижении, и проблема заключалась в медленной реакции ТИК и затянувшимся принятием решения об исключении из нее кандидата. На этом основании СПбИК решил оставить в силе решение ТИК №30 об отказе в регистрации и таким образом перечеркнул желание жителей Центрального района Петербурга увидеть оппозиционного кандидата-либертарианца в бюллетене. Без этих 11 подписей мы проходили порог допустимого числа забракованных подписей.

И что же мы видим в 2023 году? Мне тут прислали интересное кассационное определение Верховного Суда РФ от 12 июля по кейсу до боли похожем на наш, только с муниципальных выборов в Москве 2022 года по Южному Бутово — кандидату зарубили подписи на основании статуса ЧПРГ в избирательной комиссии вне округа. В этом определении ВС встает на сторону кандидата и признает решение об отказе в регистрации незаконным!

С одной стороны, хорошо, что ВС наконец-то принял здравое решение в пользу кандидата — ведь его права и воля избирателей всегда должны быть в приоритете относительно избыточных и безумных требований к процедуре сбора подписей для регистрации. С другой стороны — где вы были эти восемь лет два года?

Процедура регистрации кандидата на выборах через сбор подписей — отвратительный забюрократизированный механизм по недопуску нелояльных политиков до бюллетеня по формальным и организационным причинам. Процент подписей от числа зарегистрированных избирателей в округе — безумный, если учесть низкую реальную явку на наших выборах, срок в месяц на сбор автографов в летний сезон, когда всем до фонаря на политику. И самое главное — стоимость организации такой кампании огромна. Требования к оформлению подписей требует нехилой такой подготовки как сборщиков, так и введения в суть дела самих избирателей. Придраться к тому, как подпись оформлена — изи, кодов ошибок — десятки. И это я еще не погружаюсь в детали c графологами и устаревшими базами данных МВД, которые могут противоречить реестру избирателей в ГАС «Выборы». В нынешнем виде этой процедуры быть не должно: требования к подписям следует упросить, число необходимых автографов — сократить, ввести альтернативу в виде избирательного залога. Понятно, что причина существования такой процедуры — политическая.

P.S. За наводку спасибо @justicepoet

​​Анекдот дня

В своих публичных выступлениях Екатерина Шульман любит объяснять неконкурентность российских выборов через метафору «Белоснежка и семь гномов» — когда в бюллетень попадает кандидат от власти, а в качестве статистов ему назначают карикатурных представителей от системной оппозиции, голосовать за которых электорату не очень-то и хочется.

И вот я наталкиваюсь на новость — 30 сентября в рамках предмета «Разговоры о важном» школьникам расскажут о российских выборах. Улыбку вызывает даже не то, насколько наглую лапшу на уши будут вешать детям советские учителя, а содержательный пример от авторов урока. В качестве задания младшеклассники поучаствуют в выборах президента сказочной страны — среди кандидатов: Карабас-Барабас, Золушка, Винни-Пух, Лиса Алиса и Баба-Яга.

Выходит, что даже в сказочной стране выборы более конкурентные, чем в нашей — не Белоснежка и семь гномов и на том спасибо. С другой стороны, авторы урока не предлагают выдвигаться в кандидаты самим школьникам, а лишь дают им набор из уже готовых участников избирательного процесса — получается, что в этом примере политическая конкуренция все равно ограничена, а значит перед нами все равно недемократический режим.

О том, какие вообще бывают авторитарные режимы, чем они отличаются друг от друга и насколько конкурентной может быть политика при авторитаризме, расскажу уже на серьёзных щщах уже завтра.

Типы недемократических режимов

Выполняю данное ранее обещание — рассказываю о том, как политологи классифицируют авторитарные режимы. Приготовьтесь — будет душно.

Начнем с того, откуда вообще пошел авторитаризм. После конца Второй мировой войны целый ряд исследователей в области социальных наук, философии и экономики, такие как Арендт, Хайек, Бжезинский и Шапиро, постарались описать недемократические политические режимы, которые сложились в СССР, Германии и других странах с похожей судьбой — так на свет появилось понятие тоталитаризма. Они выделяли разные признаки подобного режима, обозначим несколько в целом: идеологизированность, власть одной партии во главе с сильным лидером, массовый террор, опора на массовую поддержку, тотальный контроль над информацией, командно-административная экономика, вмешательство в частную жизнь людей, полный контроль над государственным аппаратом и насилием.

Довольно скоро стало ясно, что это понятие плохо подходит для описания реальности — послевоенные недемократические режимы (в основном коммунистические) не походили на тоталитарные, да и у исследователей было множество вопросов к тому, существовали ли т.н. тоталитарные режимы со всеми своими чертами на самом деле хоть когда-то. На помощь пришел теперь уже классик политической науки Хуан Линц, который концептуализировал классическое определение авторитаризма. Он выделял следующие признаки авторитарного режима: власть находится в руках лидера или небольшой группы людей, их власть широка, но не безгранична, ограниченный политический плюрализм, отсутствие массовой политической мобилизации (атомизированное и неспособное на масштабные коллективные действия общество), отсутствие четко сформулированной идеологии.

Последующие авторы на протяжении 1960-х – 2000-х заметно расширили классификацию авторитарных режимов — на это сильно повлиял политический контекст. Сначала в 60-70-х по миру прошла волна увеличения числа авторитарных режимов разных видов, что дало политологам много материала для изучения, затем в 70-90-е случилась уже третья волна демократизации в Южной Европе, Латинской Америке и Восточной Европе — и не все из этих новых режимов можно было назвать устойчивыми и образцовыми либеральными демократиями. Расскажу о нескольких удачных и не очень попытках политологов классифицировать это разнообразие.

Барбара Геддес выделяла несколько видов авторитарных режимов. Можно условно разделить их по тому, кто, как и сколько удерживает власть в своих руках. Военная диктатура — военная хунта приходит к власти путем кровавого или не очень переворота, обычно живет очень мало, потому что имеет проблемы с легитимностью, и сменяется либо другой военной диктатурой после очередного переворота, либо спокойно эволюционирует в другой тип режима, проведя легитимизирующую процедуру вроде выборов. Однопартийная диктатура — власть находится в руках одной доминирующей партии и ее лидеров, партия контролирует государственный аппарат, благодаря понятным процедурам транзита власти от одних партийных боссов к другим живет очень долго. Персоналистская диктатура — власть сосредоточена в руках автократа, который разруливает конфликты между элитами и распределяет ресурсы, живут такие режимы либо столько же, сколько диктатор, либо до переворота, главная их уязвимость — завязанность на одной фигуре и отсутствие четкой процедуры передачи власти. Монархии — власть передается по наследству, живут дольше всех. Еще Геддес упоминала гибридные диктатуры — об этом далее.

Даже в определении авторитарного режима по Линцу упоминается, что власть правящей верхушки при нем не безгранична, а политический плюрализм в том или ином виде не искоренен полностью. Здесь политологи сталкиваются с несколькими проблемами — каким образом классифицировать авторитарные режимы по уровню политической конкуренции в них, как это оценить, где проходит граница между ними и демократией. Все эти вопросы стали особенно острыми начиная с 90-х годов, когда стало появляться все больше политических режимов, где проходят вроде бы конкурентные, но не очень выборы, вроде есть характерные для демократий институты, но они не работают как следует. Это породило целое множество определений подобных режимов, которые в современной политической науке уже почти не используются и считаются устаревшими: less-then-democratic regime (дословно — менее чем демократический режим), режим с гегемонической партией, псевдо- / делегативная / дефективная / несовершенная / нелиберальная демократия, полу-авторитаризм… тыщи их! К сожалению, в этот период времени политологи слишком оптимистично оценивали перспективы новых политических режимов, которые появились в период третьей волны демократизации в развивающемся мире — они не видели леса за деревьями и принимали признаки ползучего авторитарного отката в этих странах за временные трудности на пути к построению либеральной демократии. Из устоявшихся определений типов режима к гибридным также относят электоральную демократию — однако, это уже настоящий демократический, а не авторитарный режим, в котором плохо работают институты.

Вместо этого я предлагаю обратиться к более современным классификациям т.н. гибридных авторитарных режимов по степени политической конкуренции в них — здесь главными авторами выступают Даймонд, Шедлер, Левицкий и Вей. Конкурентный авторитаризм — авторитарный режим, при котором выборы проводятся по нечестным правилам, однако у оппозиции есть шансы получать на них хорошие результаты и даже устраивать опрокидывающие выборы — менять власть с помощью электоральных процедур даже в условиях несовершенной конкуренции. Электоральный авторитаризм — авторитарный режим, в котором проводят нечестные, несвободные и неконкурентые выборы, власть с помощью них не сменить, у оппозиции обычно мало шансов на победу — чем выше уровень выборов, тем они ниже. В зависимости от авторов, иногда к слову «электоральный» добавляют «гегемонический» — чтобы дополнительно показать разницу в уровне конкуренции, иногда термин «электоральный авторитаризм» используется как зонтичное понятие для конкурентного и гегемонического авторитаризма.

Из этого богатого поля определений гибридных авторитарных режимов выпадает закрытая автократия — авторитарный режим, в котором практически полностью отсутствует политическая конкуренция, выборов либо нет, либо они полностью фиктивны.