#Петрушкин

Александр Петрушкин

Человек – это берег, покинувший сам себя:
колокольчик из лепры над ним, или жар в узлах
колокольной мышцы, свившей внутри гнездо
и долдонящий, как птенцы, до и до,

где уключина в белой воде [не своей] скрипит –
хоть отплыла лодка, и её отраженье взяв,
истекла река, как последняя из причин,
и хлопочет о месте её полый взмах весла.

Из числа истёртый идёт по себе человек
как колючка, за свет зацепившись, светильник тьмы,
удержавшись за берег, который он взял собой,
и шаги его сквозь полёт стрекозы слышны:

то присядет она на борт света, а то в плечо
угодит из брызг отплывавших доныне волн,
а то знак вопроса поставит на темень, что
оступается в мышь летучую с головой.

Вот и корни воды проросли из земли хворать –
человек по ним идёт и собой исполняет даль
а над ним – белый берег из эха, локатор, вздор
и горит гнездо и шумит, угодивший в него, прибой.

#Петрушкин

Александр Петрушкин

Ибо каждый из нас здесь и жертвенник, и Авраам,
каменный свет держащий в своих губах —
словно тот – лестница, на которой Исаак
играет в салочки с бабочкой – и изгоняет мрак…

Вот все стада твои, идущие на водопой —
свет, что глядит в лицо воде, и лицо своё
не узнаёт – так морщина вдвойне лица
больше, поскольку лицом надвое разделена —

выпьешь себя и дальше в огне пойдёшь,
словно ребёнка и Бога, бабочки дрожь
неся на руках у рисунка воды, вдоль себя —
жертвенник, сын, Авраам, стая из голубят.

#современник #Петрушкин

Александр Петрушкин

Этот берег исчезнет раньше реки, у которой он —
словно пёс – сидел и ушёл, и со всех сторон
на себя смотрел, выцарапывал эха дно,
где себя ловил, вынимая из всех заноз
и, сложившись в тень лодки ждал, кто его вдохнёт.

На трахее его, обретая истории ил,
копошились все прежние звери – куда не взгляни
ты наткнешься на перечни, поручни и следы,
что он вывернул / вывихнул / спутал в корней бинты.

И пульсирует берега лёгкого чешуя
там, где рыба торчит, над собою в чайке привстав,
и из клюва её понемногу сочится пёс,
вспоминая реки, которыми он оброс.

Стихотворение вечера #стихотворениевечера #Петрушкин

Александр Петрушкин

Действительно казалось: без усилий
нас произносит этот внятный холод,

который мы с тобой в детей вложили,
где агнец цел и лишь подклад отпорот,

где отраженье падает и длится
в свою воронку, в тот вагон, что справа –

чтоб не запомнить богу наши лица,
как дым – скребёт и псовая облава.

И конь вставал и, удлиняя губы,
сосал своё лицо и, убывая,

он доходил, что здесь всего четыре
глотка до нам невидимого рая,

И сосны серебрились, словно иней,
в губах у ос последним урожаем,

положенным, как мертвецы средь тёток
и проводниц, к которым уезжаем.

Действительно, казалось, что возможно
остановиться и чесать за ухом

собаку, не успевшую за Богом
в четыре [ночи или дня] проснуться.

#Петрушкин

Александр Петрушкин

У подножья холма все чужое: земля или небо —
скудны вещи, которые — взяв — посчитать не решился
жаркий глаз у птенца, расклевался со всей теснотою
и лететь, словно взгляд, из его оперенья решился.

Бельма, пятен его темноты круглый сыр разрезая,
как смородины спил видят берег и мокрым, и дымным
и взлетает душа сквозь песок, позвонки и паренье холма за ножи принимая,
если взгляд вероятней, чем глаз и длина, то есть глубже долины.