День рождения #деньрождения #Устинов
Валентин Устинов
Одинокое дерево во поле белом
проступало сквозь сизую тьму.
Одинокое дерево во поле пело
ни себе, ни зиме – никому.
Одинокое дерево маялось в поле
и однажды пропало в ночи.
С той поры – онемев от несказанной боли –
одинокое поле молчит.
🔷 20 марта родился поэт Валентин Алексеевич Устинов (1938 — 2015). Литературную деятельность начал в 1965 году. Был собкором «Правды Севера», стихи публиковал в многотиражках «Патриот Севера» и «Балтиец». Окончил отделение журналистики филфака ЛГУ им. Жданова, Высшие литературные курсы при Литинституте им. Горького. В 1977 году переехал в Москву. Работал заместителем главного редактора журнала «Наш современник», затем — секретарём Московской писательской организации, руководил (1989—1996) издательством «Московский писатель». Поэзия Устинова продолжает традицию русской поэзии, связанную с именами Кольцова, Есенина и Рубцова.
Валентин Устинов
Одинокое дерево во поле белом
проступало сквозь сизую тьму.
Одинокое дерево во поле пело
ни себе, ни зиме – никому.
Одинокое дерево маялось в поле
и однажды пропало в ночи.
С той поры – онемев от несказанной боли –
одинокое поле молчит.
🔷 20 марта родился поэт Валентин Алексеевич Устинов (1938 — 2015). Литературную деятельность начал в 1965 году. Был собкором «Правды Севера», стихи публиковал в многотиражках «Патриот Севера» и «Балтиец». Окончил отделение журналистики филфака ЛГУ им. Жданова, Высшие литературные курсы при Литинституте им. Горького. В 1977 году переехал в Москву. Работал заместителем главного редактора журнала «Наш современник», затем — секретарём Московской писательской организации, руководил (1989—1996) издательством «Московский писатель». Поэзия Устинова продолжает традицию русской поэзии, связанную с именами Кольцова, Есенина и Рубцова.
#Устинов
Валентин Устинов
Ушкуйники
На побеленной звоннице
служка в колокол шаркнул,
Поснимали извозники
порыжелые шапки.
Поп постукивал палкой.
И, сумятицы ради,
жгли смолёную паклю
огольцы из Зарядья.
А лабазники-купчики
в сто засовов бренчали.
Семь посадских толкучку
разгоняли бичами.
Шли, пихаясь, бояре.
Чернь раззявила глотки.
И неслись с крутоярья
новгородки-молодки.
А они — с бородами
до поддыха, до рёбер —
как столбы над бортами
стыли в штопанных робах.
Выгнув ражие спины,
лодьи дергали шибко.
И лохматились тиной
да ракушкой обшивки.
И, как рыжие листья,
червонеющей грудой
были свалены лисы
на помостья покуда.
Задохнулись купчины
хозяйскою болью,
видя, как в кулачинах
мялись связки собольи;
как летели на землю
с требухою и рванью
рыбий клык иноземный
и бочонки с ворванью.
А они — на степенных
усмехаясь — молчали.
А они по ступеням
стучали мечами.
Кто их тягость измерит?
Тундра.
Волны-качели.
Путь от веси и мери
до лопарских кочевий.
И — добро бросив голым,
словно стоит полушку —
шли с причала...
И в голос
их встречали подружки.
Поднимались в палаты,
чад замурзанных брали…
За весёлую плату
шли в тот вечер бараны.
Доставали бочонки
и бадьи молодухи.
Славно елась печёнка
под ковши с медовухой.
И вздымало Зарядье
чаши с брагой три утра
за бродяжную радость,
за ушкуйную удаль.
Валентин Устинов
Ушкуйники
На побеленной звоннице
служка в колокол шаркнул,
Поснимали извозники
порыжелые шапки.
Поп постукивал палкой.
И, сумятицы ради,
жгли смолёную паклю
огольцы из Зарядья.
А лабазники-купчики
в сто засовов бренчали.
Семь посадских толкучку
разгоняли бичами.
Шли, пихаясь, бояре.
Чернь раззявила глотки.
И неслись с крутоярья
новгородки-молодки.
А они — с бородами
до поддыха, до рёбер —
как столбы над бортами
стыли в штопанных робах.
Выгнув ражие спины,
лодьи дергали шибко.
И лохматились тиной
да ракушкой обшивки.
И, как рыжие листья,
червонеющей грудой
были свалены лисы
на помостья покуда.
Задохнулись купчины
хозяйскою болью,
видя, как в кулачинах
мялись связки собольи;
как летели на землю
с требухою и рванью
рыбий клык иноземный
и бочонки с ворванью.
А они — на степенных
усмехаясь — молчали.
А они по ступеням
стучали мечами.
Кто их тягость измерит?
Тундра.
Волны-качели.
Путь от веси и мери
до лопарских кочевий.
И — добро бросив голым,
словно стоит полушку —
шли с причала...
И в голос
их встречали подружки.
Поднимались в палаты,
чад замурзанных брали…
За весёлую плату
шли в тот вечер бараны.
Доставали бочонки
и бадьи молодухи.
Славно елась печёнка
под ковши с медовухой.
И вздымало Зарядье
чаши с брагой три утра
за бродяжную радость,
за ушкуйную удаль.