#Полонская
Елизавета Полонская. Кино в двадцать третьем
Начало так: в фойе толпятся просто,
Поднявши воротник между собой равны, —
Червонная звезда, мальчишка-папиросник,
Валютчик с барышней и в колокол штаны.
— Конец погони? Смерть? Ещё двенадцать серий! —
А лихорадка бьёт: — Кто маска? кто отец?.. —
Пора! Пускают в зал! Осада! — Гнутся двери,
И руки хлопают, и не сдержать сердец.
Гудит мотор. А там уже сидят в обнимку,
Целуются, едва погаснет свет,
Платок пуховый с кожаною финкой,
И в голос надписи читает шпингалет.
От шпалера в восторге двое. Третий
Молчит. Глаза — бурав. А пальцы — в ручки кресл.
Весь зал трепещет. Связанную Бетти
Кладёт злодей под мчащийся экспресс.
Тапёр... Но не тапёр, а Аполлона флейта
Звучит средь ионийских скал.
Божественного Конрад Вейдта
Мелькает роковой оскал...
И семечки лускают в такт,
И снова смех и говор бойкий,
И подле освещённой стойки
Шпана жрёт яблоки. Антракт.
март 1924
Елизавета Полонская. Кино в двадцать третьем
Начало так: в фойе толпятся просто,
Поднявши воротник между собой равны, —
Червонная звезда, мальчишка-папиросник,
Валютчик с барышней и в колокол штаны.
— Конец погони? Смерть? Ещё двенадцать серий! —
А лихорадка бьёт: — Кто маска? кто отец?.. —
Пора! Пускают в зал! Осада! — Гнутся двери,
И руки хлопают, и не сдержать сердец.
Гудит мотор. А там уже сидят в обнимку,
Целуются, едва погаснет свет,
Платок пуховый с кожаною финкой,
И в голос надписи читает шпингалет.
От шпалера в восторге двое. Третий
Молчит. Глаза — бурав. А пальцы — в ручки кресл.
Весь зал трепещет. Связанную Бетти
Кладёт злодей под мчащийся экспресс.
Тапёр... Но не тапёр, а Аполлона флейта
Звучит средь ионийских скал.
Божественного Конрад Вейдта
Мелькает роковой оскал...
И семечки лускают в такт,
И снова смех и говор бойкий,
И подле освещённой стойки
Шпана жрёт яблоки. Антракт.
март 1924