#Шимборская
Вислава Шимборская
пер.Андрея Щетникова
Реальность требует,
чтобы и это было сказано:
жизнь продолжается.
И под Каннами, и под Бородино,
и на Косовом Поле, и в Гернике.
Бензоколонка стоит
на малой площади в Иерихоне,
выкрашены свежей краской
лавочки на Белой Горе.
Письма отправляются
из Перл-Харбора в Гастингс,
мебельный фургон проезжает
перед глазами льва в Херонее,
а к цветущим садам близ Вердена
приближается лишь атмосферный фронт.
Так много Всего,
что Ничто почти незаметно.
С яхт под Акцием
доносится музыка,
и на солнечных палубах танцуют пары.
Столь многое происходит,
что им заполнено всё.
Где камень на камне,
там тележка с мороженым,
а вокруг неё дети.
Где Хиросима,
там опять Хиросима
и производство товаров
повседневного потребления.
Этот ужасный мир — не без обаяния,
не без рассветов,
на которых хорошо просыпаться.
На полях Мацеёвиц
зеленеет трава,
а в траве, как в траве,
выпадает роса.
Может и нет иных мест, кроме полей битвы,
одни ещё помнятся,
а другие забыты,
леса берёзовые, леса кедровые,
снега и пески, радужные болота
и овраги мрачного поражения,
где сегодня, если случится нужда,
ты сидишь под кустом на карачках.
Какая отсюда мораль? — наверное, никакой.
Что и правда течёт, так это кровь, но она быстро сохнет,
а ещё какие-то реки, какие-то облака.
На трагических перевалах
ветер срывает шляпы с голов,
и никак не помочь —
нас смешит эта картина.
Вислава Шимборская
пер.Андрея Щетникова
Реальность требует,
чтобы и это было сказано:
жизнь продолжается.
И под Каннами, и под Бородино,
и на Косовом Поле, и в Гернике.
Бензоколонка стоит
на малой площади в Иерихоне,
выкрашены свежей краской
лавочки на Белой Горе.
Письма отправляются
из Перл-Харбора в Гастингс,
мебельный фургон проезжает
перед глазами льва в Херонее,
а к цветущим садам близ Вердена
приближается лишь атмосферный фронт.
Так много Всего,
что Ничто почти незаметно.
С яхт под Акцием
доносится музыка,
и на солнечных палубах танцуют пары.
Столь многое происходит,
что им заполнено всё.
Где камень на камне,
там тележка с мороженым,
а вокруг неё дети.
Где Хиросима,
там опять Хиросима
и производство товаров
повседневного потребления.
Этот ужасный мир — не без обаяния,
не без рассветов,
на которых хорошо просыпаться.
На полях Мацеёвиц
зеленеет трава,
а в траве, как в траве,
выпадает роса.
Может и нет иных мест, кроме полей битвы,
одни ещё помнятся,
а другие забыты,
леса берёзовые, леса кедровые,
снега и пески, радужные болота
и овраги мрачного поражения,
где сегодня, если случится нужда,
ты сидишь под кустом на карачках.
Какая отсюда мораль? — наверное, никакой.
Что и правда течёт, так это кровь, но она быстро сохнет,
а ещё какие-то реки, какие-то облака.
На трагических перевалах
ветер срывает шляпы с голов,
и никак не помочь —
нас смешит эта картина.