День рождения #деньрождения #Леонович
2 июня поэту Владимиру Леоновичу могло бы исполниться 90 лет. Владимир Николаевич родился в 1933 году в Костроме. Рос и учился в Москве, затем в Одесском высшем мореходном, в Военном институте иностранных языков, на филфаке МГУ. Столь же стремительным был и его трудовой путь: работал в сельской школе, в плотницкой бригаде, на стройке Запсиба, в журнале «Литературная Грузия». Публиковался Леонович с 1962 года. Первый сборник стихов вышел в 1971 году. Поэт Борис Слуцкий считал, что «...в бытописании своём Леонович умеет пойти против традиции и бытовой и писательской». Поэт Марина Кудимова отмечала, что поэзия Леоновича «восстанавливает естественный кровоток, «священный распорядок», который нашим общим нерадением и душевной глухотой «в житейский хаос превращён». Владимира Леоновича не стало 9 июля 2014 года.
2 июня поэту Владимиру Леоновичу могло бы исполниться 90 лет. Владимир Николаевич родился в 1933 году в Костроме. Рос и учился в Москве, затем в Одесском высшем мореходном, в Военном институте иностранных языков, на филфаке МГУ. Столь же стремительным был и его трудовой путь: работал в сельской школе, в плотницкой бригаде, на стройке Запсиба, в журнале «Литературная Грузия». Публиковался Леонович с 1962 года. Первый сборник стихов вышел в 1971 году. Поэт Борис Слуцкий считал, что «...в бытописании своём Леонович умеет пойти против традиции и бытовой и писательской». Поэт Марина Кудимова отмечала, что поэзия Леоновича «восстанавливает естественный кровоток, «священный распорядок», который нашим общим нерадением и душевной глухотой «в житейский хаос превращён». Владимира Леоновича не стало 9 июля 2014 года.
#Леонович
Владимир Леонович
Курский вокзал
Ии — раз!
Промежду лопаток
резиновым демократизатором!
Ии — два!! Повыше, по шейному
жалкому позвонку,
и — зa дверь, в толчки, на мороз...
Веничка Ерофеев
ангелов попросил бы
сюда не смотреть.
Ии...
Третий удар, однако,
не этот костлявый нищий —
а я принимаю: третий —
достаточнонеобходимый.
...Раз! Но меня нельзя
ударить демократизатором,
потому что, ударив,
придется меня убить.
Блюститель широкомордый,
дурень, что ты наделал!
Ты падаешь с перебитыми
шейными позвонками.
Меня добивают в ментовке
в счет 93 года,
когда демократизаторы
обыдлили всю страну —
в грязь лицом положили,
приказали не двигаться,
и оказалось, что можно
быть «великим народом»
лежа
лицом
в грязи.
Ха!
Веничка, милый!
Трезвость — покрепче водки.
Ангелы пусть не смотрят,
как в грязи пузырится
кровь моих гордых предков,
вскипая и пропадая.
___________
Железными гвоздями в меня вбивали страх.
С разбитыми костями я уползал впотьмах.
Но призрак Чести вырос, как статуя во мгле:
вернулся я и выгрыз позорный след в земле.
И стал я набираться железных этих сил…
И стал м е н я бояться т о т, кто меня гвоздил.
А мне теперь, ей-богу, не много чести в том,
и радости не много в бесстрашии моем.
___________
Ласкою и светом
Волхова не уже —
воля без плотин —
солнечная Унжа
со следами льдин
волны катит прытко,
а на крутизне
пустынька-улитка.
Узкая калитка
в крепостной стене.
Келии смиренный
обращают взор
в тот же неизменный
монастырский двор.
Только ясень вечный
с высоты крестов
смотрит в даль, в заречный
солнечный простор.
С этой ясной вышней
вольной крутизны
виден город Нижний,
люди все видны...
Только не об этом!
Сразу задохнусь...
Ласкою и светом
Бог спасает Русь.
Дарьице-чернице
нынче не спалось.
Стрелочки-ресницы
вниз глядят и вкось.
Сенную постелю
в келье постлала:
телочку АПРЕЛЮ
к пятому ждала.
Пятое, шестое...
Шло не торопясь
время золотое:
МАЯ родилась!
МАЯ — ножки дрожки,
кожицы гармошки,
оченьки-янтарь...
МАЯ — Божья тварь.
Стрелочки-ресницы
ввысь и вразнокось.
Дарьице-чернице
то-то не спалось!
___________
Говорящий правду
Уже немолод,
суетлив, небрит.
Привстал –
сутулится.
Бледнеет. Возражает.
Не видел я, как женщина рожает,
но как мужчина правду говорит,
я видел.
Это не было красиво –
прекрасно это было – оттого,
что некая естественная сила
в собранье целом выбрала его.
Понадобился этот сиплый голос
и свойство – редкое, особое – души,
чтоб лопнули железные тяжи
и небо на две тучи раскололось.
Слова ему трудны,
и речь его темна
и смыслом взломана.
А как свежа природа!
Как на изломе празднично светла
свободы чёрная работа!
Владимир Леонович
Курский вокзал
Ии — раз!
Промежду лопаток
резиновым демократизатором!
Ии — два!! Повыше, по шейному
жалкому позвонку,
и — зa дверь, в толчки, на мороз...
Веничка Ерофеев
ангелов попросил бы
сюда не смотреть.
Ии...
Третий удар, однако,
не этот костлявый нищий —
а я принимаю: третий —
достаточнонеобходимый.
...Раз! Но меня нельзя
ударить демократизатором,
потому что, ударив,
придется меня убить.
Блюститель широкомордый,
дурень, что ты наделал!
Ты падаешь с перебитыми
шейными позвонками.
Меня добивают в ментовке
в счет 93 года,
когда демократизаторы
обыдлили всю страну —
в грязь лицом положили,
приказали не двигаться,
и оказалось, что можно
быть «великим народом»
лежа
лицом
в грязи.
Ха!
Веничка, милый!
Трезвость — покрепче водки.
Ангелы пусть не смотрят,
как в грязи пузырится
кровь моих гордых предков,
вскипая и пропадая.
___________
Железными гвоздями в меня вбивали страх.
С разбитыми костями я уползал впотьмах.
Но призрак Чести вырос, как статуя во мгле:
вернулся я и выгрыз позорный след в земле.
И стал я набираться железных этих сил…
И стал м е н я бояться т о т, кто меня гвоздил.
А мне теперь, ей-богу, не много чести в том,
и радости не много в бесстрашии моем.
___________
Ласкою и светом
Волхова не уже —
воля без плотин —
солнечная Унжа
со следами льдин
волны катит прытко,
а на крутизне
пустынька-улитка.
Узкая калитка
в крепостной стене.
Келии смиренный
обращают взор
в тот же неизменный
монастырский двор.
Только ясень вечный
с высоты крестов
смотрит в даль, в заречный
солнечный простор.
С этой ясной вышней
вольной крутизны
виден город Нижний,
люди все видны...
Только не об этом!
Сразу задохнусь...
Ласкою и светом
Бог спасает Русь.
Дарьице-чернице
нынче не спалось.
Стрелочки-ресницы
вниз глядят и вкось.
Сенную постелю
в келье постлала:
телочку АПРЕЛЮ
к пятому ждала.
Пятое, шестое...
Шло не торопясь
время золотое:
МАЯ родилась!
МАЯ — ножки дрожки,
кожицы гармошки,
оченьки-янтарь...
МАЯ — Божья тварь.
Стрелочки-ресницы
ввысь и вразнокось.
Дарьице-чернице
то-то не спалось!
___________
Говорящий правду
Уже немолод,
суетлив, небрит.
Привстал –
сутулится.
Бледнеет. Возражает.
Не видел я, как женщина рожает,
но как мужчина правду говорит,
я видел.
Это не было красиво –
прекрасно это было – оттого,
что некая естественная сила
в собранье целом выбрала его.
Понадобился этот сиплый голос
и свойство – редкое, особое – души,
чтоб лопнули железные тяжи
и небо на две тучи раскололось.
Слова ему трудны,
и речь его темна
и смыслом взломана.
А как свежа природа!
Как на изломе празднично светла
свободы чёрная работа!
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
#звучатстихи #Леонович
Гефсиманская сонливость. Читает автор - Владимир Леонович. Фестиваль "Песня Булата" в Колонтаево, 7 мая 2012 года. Съёмка И.Хвостовой. Опубликовано: Ирина Хвостова.
Гефсиманская сонливость. Читает автор - Владимир Леонович. Фестиваль "Песня Булата" в Колонтаево, 7 мая 2012 года. Съёмка И.Хвостовой. Опубликовано: Ирина Хвостова.
#Леонович
Владимир Леонович. Курский вокзал
Ии — раз!
Промежду лопаток
резиновым демократизатором!
Ии — два!! Повыше, по шейному
жалкому позвонку,
и — зa дверь, в толчки, на мороз...
Веничка Ерофеев
ангелов попросил бы
сюда не смотреть.
Ии...
Третий удар, однако,
не этот костлявый нищий —
а я принимаю: третий —
достаточнонеобходимый.
...Раз! Но меня нельзя
ударить демократизатором,
потому что, ударив,
придется меня убить.
Блюститель широкомордый,
дурень, что ты наделал!
Ты падаешь с перебитыми
шейными позвонками.
Меня добивают в ментовке
в счет 93 года,
когда демократизаторы
обыдлили всю страну —
в грязь лицом положили,
приказали не двигаться,
и оказалось, что можно
быть «великим народом»
лежа
лицом
в грязи.
Ха!
Веничка, милый!
Трезвость — покрепче водки.
Ангелы пусть не смотрят,
как в грязи пузырится
кровь моих гордых предков,
вскипая и пропадая.
Владимир Леонович. Курский вокзал
Ии — раз!
Промежду лопаток
резиновым демократизатором!
Ии — два!! Повыше, по шейному
жалкому позвонку,
и — зa дверь, в толчки, на мороз...
Веничка Ерофеев
ангелов попросил бы
сюда не смотреть.
Ии...
Третий удар, однако,
не этот костлявый нищий —
а я принимаю: третий —
достаточнонеобходимый.
...Раз! Но меня нельзя
ударить демократизатором,
потому что, ударив,
придется меня убить.
Блюститель широкомордый,
дурень, что ты наделал!
Ты падаешь с перебитыми
шейными позвонками.
Меня добивают в ментовке
в счет 93 года,
когда демократизаторы
обыдлили всю страну —
в грязь лицом положили,
приказали не двигаться,
и оказалось, что можно
быть «великим народом»
лежа
лицом
в грязи.
Ха!
Веничка, милый!
Трезвость — покрепче водки.
Ангелы пусть не смотрят,
как в грязи пузырится
кровь моих гордых предков,
вскипая и пропадая.
Forwarded from ПОЭЗИЯ | Стихи нового дня
#Леонович
Владимир Леонович. Курский вокзал
Ии — раз!
Промежду лопаток
резиновым демократизатором!
Ии — два!! Повыше, по шейному
жалкому позвонку,
и — зa дверь, в толчки, на мороз...
Веничка Ерофеев
ангелов попросил бы
сюда не смотреть.
Ии...
Третий удар, однако,
не этот костлявый нищий —
а я принимаю: третий —
достаточнонеобходимый.
...Раз! Но меня нельзя
ударить демократизатором,
потому что, ударив,
придется меня убить.
Блюститель широкомордый,
дурень, что ты наделал!
Ты падаешь с перебитыми
шейными позвонками.
Меня добивают в ментовке
в счет 93 года,
когда демократизаторы
обыдлили всю страну —
в грязь лицом положили,
приказали не двигаться,
и оказалось, что можно
быть «великим народом»
лежа
лицом
в грязи.
Ха!
Веничка, милый!
Трезвость — покрепче водки.
Ангелы пусть не смотрят,
как в грязи пузырится
кровь моих гордых предков,
вскипая и пропадая.
Владимир Леонович. Курский вокзал
Ии — раз!
Промежду лопаток
резиновым демократизатором!
Ии — два!! Повыше, по шейному
жалкому позвонку,
и — зa дверь, в толчки, на мороз...
Веничка Ерофеев
ангелов попросил бы
сюда не смотреть.
Ии...
Третий удар, однако,
не этот костлявый нищий —
а я принимаю: третий —
достаточнонеобходимый.
...Раз! Но меня нельзя
ударить демократизатором,
потому что, ударив,
придется меня убить.
Блюститель широкомордый,
дурень, что ты наделал!
Ты падаешь с перебитыми
шейными позвонками.
Меня добивают в ментовке
в счет 93 года,
когда демократизаторы
обыдлили всю страну —
в грязь лицом положили,
приказали не двигаться,
и оказалось, что можно
быть «великим народом»
лежа
лицом
в грязи.
Ха!
Веничка, милый!
Трезвость — покрепче водки.
Ангелы пусть не смотрят,
как в грязи пузырится
кровь моих гордых предков,
вскипая и пропадая.
#Леонович
Владимир Леонович
В Калязине душном шиповник цветёт,
в Калязине влажном высок и опасен
разлив подземельных блуждающих вод -
при малом дожде оплывает Калязин.
Зачем на зубах эта терпкая вязь -
зелёная каменно-кислая слива -
и странное чувство - никак не зовясь -
у тёплого моря удушье прилива?
Лягушки звенят в потоплённом бору,
такие лиловые и голубые...
Когда - я не знаю - весной, поутру -
а только не вынесу этой судьбы я.
И пальцем не тронут, никто не убьёт,
а только не вынесу - жизни родимой...
В Калязине душном шиповник цветёт,
неделю стоит, кисловатый, сладимый.
От вольного света, от жизни дневной -
запомни, Калязин! - чиста роговица,
когда перед старостью или войной
является светлая отроковица.
🔷 9 июля день памяти поэта Владимира Николаевича Леоновича (1933 — 2014). Поэта не стало 10 лет назад.
Владимир Леонович
В Калязине душном шиповник цветёт,
в Калязине влажном высок и опасен
разлив подземельных блуждающих вод -
при малом дожде оплывает Калязин.
Зачем на зубах эта терпкая вязь -
зелёная каменно-кислая слива -
и странное чувство - никак не зовясь -
у тёплого моря удушье прилива?
Лягушки звенят в потоплённом бору,
такие лиловые и голубые...
Когда - я не знаю - весной, поутру -
а только не вынесу этой судьбы я.
И пальцем не тронут, никто не убьёт,
а только не вынесу - жизни родимой...
В Калязине душном шиповник цветёт,
неделю стоит, кисловатый, сладимый.
От вольного света, от жизни дневной -
запомни, Калязин! - чиста роговица,
когда перед старостью или войной
является светлая отроковица.
🔷 9 июля день памяти поэта Владимира Николаевича Леоновича (1933 — 2014). Поэта не стало 10 лет назад.
#Леонович
Владимир Леонович. Страсти Егория
Небо иконы подобно огню.
Горы подобны щелявому пню.
Корни - угорья.
Ангел стоит за горою. В горе
нечисть гнездится. А здесь на костре
жарят Егорья.
Он принимает назначенный труд:
вот уж на дыбу его волокут,
вот и в купели -
в чёрном котле, что кипит не шутя,
варят его -
он глядит, как дитя
из колыбели.
Видя мучители доблесть его,
чудной женою прельщают его,
вынув из вара.
Тут, пролетев, ему зренье затмил
ангел - и мученик наш посрамил
лесть Велиара.
Коник святого стоял и не ржал.
Правый лишь глаз его перебежал
на левую щёку.
Коник печальный все муки следил,
рядом стоял или где-то ходил
неподалёку.
Стерпит, покоен во славе венца,
страсти Егорий свои до конца
повествованья.
Глядючи в небо, дракона сразит,
но никакого не изобразит
лик ликованья.
Владимир Леонович. Страсти Егория
Небо иконы подобно огню.
Горы подобны щелявому пню.
Корни - угорья.
Ангел стоит за горою. В горе
нечисть гнездится. А здесь на костре
жарят Егорья.
Он принимает назначенный труд:
вот уж на дыбу его волокут,
вот и в купели -
в чёрном котле, что кипит не шутя,
варят его -
он глядит, как дитя
из колыбели.
Видя мучители доблесть его,
чудной женою прельщают его,
вынув из вара.
Тут, пролетев, ему зренье затмил
ангел - и мученик наш посрамил
лесть Велиара.
Коник святого стоял и не ржал.
Правый лишь глаз его перебежал
на левую щёку.
Коник печальный все муки следил,
рядом стоял или где-то ходил
неподалёку.
Стерпит, покоен во славе венца,
страсти Егорий свои до конца
повествованья.
Глядючи в небо, дракона сразит,
но никакого не изобразит
лик ликованья.