#Фантом_живопись
Два портрета Элизабет Боуэн. Интересно, какой из них кажется вам более точным и ярким?
🖌 Андре Дюран — канадский художник, работающий в европейской герметической традиции. Испытал влияние Рубенса, Тициана, Микеланджело и Веласкеса. Портрет Элизабет Боуэн (1969) хранится в Национальной портретной галерее (Лондон).
🖌 Патрик Хеннесси (1915-1980) — ирландский художник. тяготевший к сюрреализму и магическому реализму. Его «Портрет Элизабет Боуэн в Боуэнс-Корте» (1957) экспонируется в Crawford Art Gallery в ирландском городе Корк.
«Этот рисунок, хоть и неумелый, выхватил что-то инертное, что обычно прячется за все понимающим, живым взглядом. Ни один портрет с натуры не бывает неудачным, каждый прибавляет что-то новое, высказывает невысказанное. Любое лицо, любой пейзаж на самой плохой картине еле заметно, но неотвратимо меняется в так называемой реальной жизни — и чем хуже картина, тем сильнее эта перемена.»
Элизабет Боуэн. «Смерть сердца». Перевод Анастасии Завозовой.
Два портрета Элизабет Боуэн. Интересно, какой из них кажется вам более точным и ярким?
🖌 Андре Дюран — канадский художник, работающий в европейской герметической традиции. Испытал влияние Рубенса, Тициана, Микеланджело и Веласкеса. Портрет Элизабет Боуэн (1969) хранится в Национальной портретной галерее (Лондон).
🖌 Патрик Хеннесси (1915-1980) — ирландский художник. тяготевший к сюрреализму и магическому реализму. Его «Портрет Элизабет Боуэн в Боуэнс-Корте» (1957) экспонируется в Crawford Art Gallery в ирландском городе Корк.
«Этот рисунок, хоть и неумелый, выхватил что-то инертное, что обычно прячется за все понимающим, живым взглядом. Ни один портрет с натуры не бывает неудачным, каждый прибавляет что-то новое, высказывает невысказанное. Любое лицо, любой пейзаж на самой плохой картине еле заметно, но неотвратимо меняется в так называемой реальной жизни — и чем хуже картина, тем сильнее эта перемена.»
Элизабет Боуэн. «Смерть сердца». Перевод Анастасии Завозовой.
#фантом_живопись
«Долгие месяцы господский дом стоял пустым, я проводила в нем целые дни. Прыгала по плитам каменного пола. Запускала руки под чехлы на мебели, и пальцы ощупывали холодную гладкость мрамора, покатости
изогнутых ножек, позолоченные рамы зеркал. Я снимала с полок книги и широко раскрывала их, чтобы услышать тихий треск переплета. Я гордо спускалась по широкой деревянной лестнице — как, по моим представлениям, положено спускаться хозяйке дома. Впервые за всю мою девятилетнюю жизнь у меня появилась такая роскошь, как время и свобода, — я могла исследовать мир, воображать себя кем угодно, играть без боязни, что меня ударят или выругают, я жила, не тревожась, что меня могут вышвырнуть за малейшую провинность. Мне словно разрешили быть ребенком, и я уже начинала верить, что останусь свободной навсегда. Как же я ошибалась…
…Все книги, которые я осторожно вытаскивала с полок, все безделушки из стекла и слоновой кости, которые я начищала и гладила, стол, под которым пряталась, воображая, что живу в палатке в какой-то экзотической стране, зеркала, в которых я изучала себя, — никогда больше я не буду играть с ними. Мне предстояло в одночасье снова сделаться полезной и невидимой, повиноваться — или быть выброшенной прочь.
В сказках, которые читала нам сеньора Пиментел, в историях из детства, которые она рассказывала, я слышала новые, незнакомые мне слова. Длинные слова. В них было столько слогов, что они казались заклинаниями. Вздорный. Преодолевать. Поверженный. Инспектировать. Я просила сеньору Пиментел повторить новые слова, а потом — объяснить их. Она с удовольствием делала это. По ночам, лежа напротив Нены в нашей каморке при кухне, я снова и снова шептала слова, которым научилась за день, словно твердила заклинания. Я обожала то, как они звучат и сколько мыслей, сколько чувств с их помощью можно передать: для каждого, даже самого сложного и странного, найдется свое слово! Мне хотелось собрать их все.»
Франсиш ди Понтиш Пиблз. «Воздух, которым ты дышишь». Перевод Елены Тепляшиной
Картина: Portrait Of Woman by Karen Whitworth
«Долгие месяцы господский дом стоял пустым, я проводила в нем целые дни. Прыгала по плитам каменного пола. Запускала руки под чехлы на мебели, и пальцы ощупывали холодную гладкость мрамора, покатости
изогнутых ножек, позолоченные рамы зеркал. Я снимала с полок книги и широко раскрывала их, чтобы услышать тихий треск переплета. Я гордо спускалась по широкой деревянной лестнице — как, по моим представлениям, положено спускаться хозяйке дома. Впервые за всю мою девятилетнюю жизнь у меня появилась такая роскошь, как время и свобода, — я могла исследовать мир, воображать себя кем угодно, играть без боязни, что меня ударят или выругают, я жила, не тревожась, что меня могут вышвырнуть за малейшую провинность. Мне словно разрешили быть ребенком, и я уже начинала верить, что останусь свободной навсегда. Как же я ошибалась…
…Все книги, которые я осторожно вытаскивала с полок, все безделушки из стекла и слоновой кости, которые я начищала и гладила, стол, под которым пряталась, воображая, что живу в палатке в какой-то экзотической стране, зеркала, в которых я изучала себя, — никогда больше я не буду играть с ними. Мне предстояло в одночасье снова сделаться полезной и невидимой, повиноваться — или быть выброшенной прочь.
В сказках, которые читала нам сеньора Пиментел, в историях из детства, которые она рассказывала, я слышала новые, незнакомые мне слова. Длинные слова. В них было столько слогов, что они казались заклинаниями. Вздорный. Преодолевать. Поверженный. Инспектировать. Я просила сеньору Пиментел повторить новые слова, а потом — объяснить их. Она с удовольствием делала это. По ночам, лежа напротив Нены в нашей каморке при кухне, я снова и снова шептала слова, которым научилась за день, словно твердила заклинания. Я обожала то, как они звучат и сколько мыслей, сколько чувств с их помощью можно передать: для каждого, даже самого сложного и странного, найдется свое слово! Мне хотелось собрать их все.»
Франсиш ди Понтиш Пиблз. «Воздух, которым ты дышишь». Перевод Елены Тепляшиной
Картина: Portrait Of Woman by Karen Whitworth
#фантом_живопись
" — Скажи, — продолжал Старший, — я сделал для тебя хоть что-то хорошее?
— Ты давал мне книги, — не раздумывая ответил Младший.
— Да. Книги — это хорошо. Я давал тебе хорошие книги.
— И плохие тоже.
— Верно. Но плохие книги — это тоже хорошо, дружок. Лучше, чем вообще без книг.»
Луис Альберто Урреа. «Дом Падших Ангелов». Перевод Марии Александровой.
На фото: картина Дорис Розенталь «Мексиканские мальчики» (ок. 1935)
" — Скажи, — продолжал Старший, — я сделал для тебя хоть что-то хорошее?
— Ты давал мне книги, — не раздумывая ответил Младший.
— Да. Книги — это хорошо. Я давал тебе хорошие книги.
— И плохие тоже.
— Верно. Но плохие книги — это тоже хорошо, дружок. Лучше, чем вообще без книг.»
Луис Альберто Урреа. «Дом Падших Ангелов». Перевод Марии Александровой.
На фото: картина Дорис Розенталь «Мексиканские мальчики» (ок. 1935)