2

К началу революции я жил в своем имении под Киевом, между станциями Дарницей и Борисполем, где мною был выстроен великолепный санаторий, в котором те­перь разместился госпиталь для душевнобольных солдат с Юго-западного фронта в 350 человек! Я предоставил государству весь санаторий, инвентарь и мой труд на все время войны безвозмездно и вел госпиталь под флагом Красного Креста в качестве главного врача. Оплачивалось только содержание больных.

Проведя первый период войны на фронте, я был потом привлечен к обслуживанию психиатрической помощью сол­дат Юго-Западного фронта и устроил свой госпиталь, вло­жив в него все достижения современной психиатрии, мой опыт и знания и все мои личные средства, которые были значительны.

Госпиталь находился в ведении Главноуполномоченного Московского района А. Д. Самарина, а ближайшим моим сотрудником в качестве уполномоченного, руководившего отправкою ко мне душевнобольных с фронта, был из­вестный психиатр проф. В. Ф. Чиж. У меня была чудес­ная собственная лаборатория, библиотека и я продолжал свои научные работы, одновременно поддерживая связь с физио­логической лабораторией профессора В. Ю. Чаговца. Позднее я в качестве приват-доцента Киевского университета чи­тал там лекции по общей психиатрии и психологии, работая в физиологической лаборатории.

Будучи тем, что тогда называлось презрительным термином черносотенца, я был среди окружающих тече­ний совершенно одинок и только в лице проф. В. Ф Чижа я имел твердого единомышленника и горячего русского патриота. Все остальное кругом было левое.

У меня был превосходный штат служащих, в боль­шинстве испытанных моих друзей и сотрудников по прежней моей службе в качестве директора больших и хороших окружных правительственных психиатрических больниц. Были люди, которые служили со мною от деся­ти до восемнадцати лет. Санитары, выученные мною, были из деревни Александровки, при которой было имение моего отца, часть которого теперь находилась в моем владении. Дело было поставлено самым гуманным образом, и слу­жащие были обставлены хорошо.

Но были, среди служащих и неудачно выбранные наспех во время войны. Я не мог отказать моим друзьям, отвергнув их протекции. И между прочим мне всучили ординатора-еврея Сегалина, который оказался убогим суще­ством и ненавистником России. Он показал свои когти с первых дней революции, а впоследствии играл роль у большевиков. Вторая моя ошибка была плодом гуманности моего брата, который был тюремным инспектором в г. Чернигове.

В черниговской тюрьме содержался каторжник фельд­шер Иван Иванович Хоменко, убивший в 1905 г. исправни­ка. Он был присужден к смертной казни, но помилован и отбывал наказание в тюрьме. Это был революционер-фанатик со святыми глазами, мягким голосом, достаточно интеллигентный и хороший знаток своего дела. В тюрьме он вел себя безупречно и производил впечатление раска­явшегося. Через шесть лет мой брат выхлопотал ему Высочайшее помилование, и Хоменко был освобожден под надзор полиции.

Когда осенью 1915 года я открыл свой госпиталь, то по просьбе брата взял его на поруки и назначил фельд­шером в свой госпиталь. Человек это был необыкно­венно выдержанный, умный, симпатичный. Дело вел образ­цово. Он был женат и жил с женою в одном из моих домиков.

Как только разразилась революция, Хоменко снял мас­ку: он оказался левым эсэром и быстро вошел в связь с партией.

Как и во всех учреждениях катастрофа не миновала и моего госпиталя: по революционному трафарету появился комитет во главе с кухаркой Галькою, выросшей на кухне моего отца. Кончилось дело так, как оно кончалось везде: полным разграблением имущества, митингованием, революционными бреднями и, наконец, экспроприацией комитетом под руководством фельдшера Xоменко, моего собственн­ого госпиталя. Я отнесся к этому философски: все равно все гибло и вести дело было невозможно. Поэтому, сдав госпиталь, забрав часть своих вещей, я переехал в Ки­ев где у меня была комната, и ушел в научную работу.

@paragnomen

3

Не описываю разгрома моего госпиталя, потому что он ничем не отличался от всех подобных, тогда чинимых по всей России.

В версте от моего госпиталя, в своем имении жил мой отец, тогда уже глубокий старик, но его пока не тро­гали. Как у всякого помещика в Малороссии, у моего от­ца было два своих жида, Гершко и Берко, оба даже мало­грамотные, но чрезвычайно предприимчивые и для хозяина полезные. От отца они перешли ко мне, и были мне при ведении сложного хозяйства очень полезны и честны Комис­сионную работу они выполняли в совершенстве. С бориспольскими евреями я был в хороших отношениях, и они поставляли мне все для госпиталя. Однако, когда во время керенщины н 1917 году я, по установившемуся обычаю, отпустил несколько пациентов - евреев на пасху к тамошним евреям, то они вернулись в госпиталь совер­шенно распропагандированными. Большинство из них были симулянты.

С первых часов революции еврейская молодежь в том числе сыновья и дочери моих жидов, сразу стали наглыми и экспансивными революционерами. В то время как молодежь бредила социализмом, их отцы бросились покупать землю, мечтая стать помещиками. Берко сейчас же купил себе хутор, ибо евреи получили право на вла­дение землею, которого раньше вне черты оседлости не имели.

Уехав в Киев, я перестал интересоваться госпита­лем, ибо не было приятно видеть, как разрушается все созданное трудом и знанием.

В Киеве во всех госпиталях происходило то же са­мое: расхищалось казенное имущество и воцарялось полней­шее безделие.


Казалось бы, что кое-что хорошего должна была дать революция. Возникли безчисленные союзы врачей, в том числе союз психиатров. Конечно, на все руководящие пос­ты выдвинулись евреи. Почти все они превратились в профессоров, в нововозникшем «клиническом институте». Я принял участие в этой новой жизни, читал лекции, де­лал доклады в научных обществах, но мало кто в это время этим интересовался.

@paragnomen

4

В моей длинной жизни, полной приключений и перемен, мне приходилось бывать в разных положениях и вести различный образ жизни. Но этот период революция в Киеве я жил совершенно мещанской жизнью. К счастью я был совершенно одинок и это одиночество, пожалуй, было тем, чем я больше всего дорожил. Мне было тог­да 46 лет. Никем и ничем я не был связан, никому не отдавал отчета в своих действиях. Я жил на квар­тире у своего школьного товарища, чиновника Контрольной палаты, Заламатьева. Жил он с дочерью и со свояченницей бедно. Мы были дружны и одинаково ненавидели рево­люцию. Комната у меня была студенческая, почти без вся­кой обстановки; и я, привыкший к очень богатой жизни, нисколько не тяготился этим опрощением. Перезнакомился я с жильцами и часто заходил к ним на чай. Ко мне относились очень хорошо. Дома я целыми днями занимался научно, уходил только в госпиталь, в котором работал, и в физиологическую лабораторию. Долгие вечера проводил со своими хозяевами, иногда играл на виолончели. Позже я стал постоянным фаготистом в опере и это доставляло мне большое удовольствие.

В госпитале Красного Креста, в котором я был консультантом, положение было сложное - сначала при ке­ренщине, потом при петлюровщине и при большевиках. Я заведывал лабораторией госпиталя, и она всегда была полна студентов и курсисток, особенно евреев, которые меня любили. Оригинально было то, что в ней царила чисто научная атмосфера и даже в дни большевиков о них не говорили, хотя между посетителями были и большевики.

В Киеве у меня было много знакомых и ко мне за­ходило много разных людей. Жизнь моя того времени бы­ла не плоха. Об ограбленном имуществе я нисколько не жалел.


Время было опасное, при керенщине больше подлое, при большевиках страшное. Среда, в которой я вращался, была демократическая. В домашней жизни царил полуго­лод, грязь.

Деньги у меня еще были. Домик, в котором мы жили, был во дворе. Отсюда я наблюдал всю революцию до прихода большевиков, в феврале 1919 года, когда яви­лись меня расстреливать и мне пришлось скрыться, как скрывались многие. После того я перебрался в госпиталь, где помещался в комнате лаборатории. По вечерам бывало, когда с улицы доносилась редкая стрельба, когда электри­чество тускло горело со сниженным вольтажем, а в водопроводе не было воды, я сидел в своей комнате за столом и штудировал формулы механики. А за стеной мой школьный товарищ фантазировал на пианино, чрезвычайно музыкально и грустно. Когда я приходил в столовую пить чай почти без сахару, мы вспоминали детские годы и какой прекрасной казалась нам старая жизнь на фоне революции! Иногда в эту хмурую жизнь врезался флирт: женщины необыкновенно легко отдавались в это время <...> Связи были проходящие, прочных при­вязанностей не было, жили сегодняшним днем. Для меня будушего не было: я привык к мысли, что все гибнет, и я не видел никакого выхода из создавшегося положения. Нормальный человек в нормальное время имеет свое будущее в своей фантазии. Теперь этого не было. Люди становились равнодушны к своей судьбе: все равно ничего не изменишь. В дни бомбардировок и террора жизнь лю­дей висела на волоске. Знали, что своего жребия не избе­жишь. Не было даже того страха, в котором проявляется инстинкт самосохранения. Когда я был осужден на расстрел и скрывался, на душе у меня было спокойное равновесие и тупое сознание неизбежности: скрываться вечно ведь нельзя. И если я пробовал заглянуть в ленту буду­щего, она просто обрывалась.

Утром проснешься голодным и мечтаешь о том, как пойдешь в лавку купить французскую трехкопеечную булку, которая при керенщине стоила уже полтора рубля, а при большевиках - четыре. И какою вкусною она казалась в мечтах! Грезы о съестном занимали в психике огром­ное место. В фантазии рисовались блюда старого режима и о них было столько разговора. Вся Россия переживала «Си­рену» Чехова. Обед в кухмистерских стоил три рубля, был невкусен и скуден, а сервировка примитивна.

@paragnomen

5

Мне как врачу приходилось исследовать интеллигент­ных больных и раньше бывших нарядными женщин. Их белье было до крайности грязно, а тело издавало не­стерпимый запах.

В комнате было холодно и, ложась в постель, я на­валивал на себя сверху все теплое из тканей, что у меня было в комнате. Грело свое собственное тело.

Однажды я сидел за своим столом, заваленным книгами, и занимался. На краю стола, между книгами, стояла тарелка с халвой, которую я купил себе, как лакомство. Внезапно я услышал шорох и, обернувшись в сторону тарелки увидел, что в растаявшей халве застрял мышонок. Он так и захлебнулся в липкой массе. В старое время, при царском режиме, я брезгливо выкинул бы всю халву. Теперь брезгливость была буржуазным предрассуд­ком. Я вытащил мышонка и выкинул его на улицу, а халву с удовольствием съел.

Бывали у нас в врачебной компании скромные, убогие пирушки, где царская водка все больше заменялась само­гоном.

Керенщину я выдержал без особых для себя инци­дентов.

В Киеве постоянно делались регистрации врачей. На одну из таких регистраций во время украинцев явился и я. Какой-то хам обратился ко мне на хохлацком жаргоне. Меня взорвало и я стал отвечать ему по-английски. Вышел скандал и я потребовал переводчика.

Заедали мелочи жизни, а на заседаниях домовых ко­митетов квартиранты грызлись между собою.

Настоящим образом революция задела меня при втор­жении первых большевиков. 10 февраля 1919 года я рабо­тал, по обыкновению, в лаборатории госпиталя за микро­скопом и собирался в обеденное время идти к себе на квартиру. В шесть часов у меня была университетская лекция, которую я читал в аудитории госпиталя. Но слу­чилось так, что в этот день, в виду наступления масляницы, наши врачи задумали устроить в складчину блины, и потому я не пошел домой.

Мы сидели за блинами, пили самогон, закусывали се­ледкой, и было довольно оживленно. В разгаре блинов в комнату вбегает моя лабораторная сестра Соломонова и говорит, что с моего двора через чужой телефон передали, что за мной пришли солдаты, чтобы вести меня на расстрел и чтобы я домой не возвращался. В те времена люди еще спасали друг друга, и мой друг профессор, узнав об этом, предупредил меня. Пришлось «смыться». Сейчас же я получил предложение от своих друзей скры­ваться у них. Как травленный зверь, не зная выследили ли меня, я задним ходом скрылся и прошел благопо­лучно по улицам. Три дня я не смел показать и носа на утицу. Потом мне сообщили, что распоряжение об аресте исходило от самостоятельной группы, в которой, видимо, были санитары из бывшего моего госпиталя. Когда через три дня Таращанская дивизия ушла из Киева, я вернулся в госпиталь.

Так погибли многие мои знакомые, предаваемые при­слугой или своими служащими.

@paragnomen

6

Во время большевиков я держал связь со многими скрывавшимися офицерами, в том числе с генералом Федором Сергеевичем Рербергом, раньше командовавшим армией. Мы мечтали попасть к добровольцам, и как только они вошли, генерал получил назначение и я попал к нему сначала членом комиссии по расследованию дел чрезвычаек, а затем, когда он начал формировать седь­мую кавалерийскую дивизию, я поступил врачом Кинбурнского полка. Когда генерал Рерберг был назначен на­чальником тыла Киевской области, я получил назначение врача штаба тыла, на правах корпусного врача, оставаясь в то же время врачом Кинбурнского полка и седьмой ди­визии. Когда в Киев прибыла комиссия при Главнокоманду­ющем Вооруженными Силами Юга России, генерале Дени­кине, для расследования злодеяний большевиков, я был одновременно назначен её членом и сразу погрузился с тяжелую, но интересную работу. Я работал и в полку и в штабе, а затем в комиссии. С этого времени я прочно связал свою судьбу с добровольческой армией. Позже ге­нерала Рерберга сменил генерал Розалион-Сошальский, с которым вместе мы совершили наш крестный путь вплоть до эмиграции. Привожу здесь данную мне им аттестацию, как объективную характеристику моей деятельности в белом движении, засвидетельствованную и подписанную военным агентом Делегации в Югославии, полк. Базаревичем за N 993: она дает мне право говорить правду.

«Широкое образование известного в медицинском мире врача, выдающиеся административные способности, больший опыт двух предшествовавших войн, превоз­могли все неустройства исключительного времени и исключительной по трудностям для Белой Армии работы. Столь необходимая врачебная помощь в частях мне подчинен­ных, благодаря деятельному, богато просвещенному на­чальнику, до последней минуты оставалась на должной высоте... Пытливый ум психиатра, в связи с незаурядным мужеством, в моменты боя заставлял каждый раз находить ученого доктора медицины в самых передних линиях с винтовкою в руках (положе­ния, из которых он выходил неизменно в числе последних, зачастую пролагая себе путь штыком и пу­лею). Многократно присоединялся с разрешения ближай­шего начальства к передовым разъездам или дозорам идущим на самую рискованную разведку...». «Так было во время русской гражданской войны. То же было и в Русско-Японскую войну 1904-1905 гг. Не изменяется характер деятельности и в дни Великой войны 1914 г.»

Не надо думать, что вся революция состоит из собы­тий крупных. Мелочи жизни играют свою роль и перепле­таются с событиями исторического значения. Когда мы уже висели на отлете из Киева в ноябре 1919 года, я отлично сознавал, что вся дореволюционная жизнь кончена. Главное, чем я жил до революции, была научная работа.

У меня была великолепная лаборатория и библиотека в моем санатории у платформы Чубинской. Такая же прекрас­ная агрономическая библиотека была и у моего отца в име­нии, в версте от меня.

Когда ограбили мой госпиталь, я выехал в Киев и вывез с собою самые лучшие приборы, как микроскопы, электрические приборы и проч. Но все мои коллекции и ог­ромная часть аппаратуры осталась там. Взял я и кое-какие вещи, в том числе великолепную виолончель, подлинного Страдивариуса. Был со мною и полный комплект одежды старорежимного образца: фрак, смокинг, сюртук и проч. Теперь, при новом порядке, это, конечно, были аттрибуты отжившего и можно было смело сказать, что они никогда больше не пригодятся. Научные приборы я перевез в фи­зиологическую лабораторию, где работал, а домашние вещи были в комнате, которую я снимал.

@paragnomen

7

За несколько дней до отхода из Киева я отдал два своих цейсовских микроскопа на сохранение: своим ученицам-медичкам. Если бы я вернулся, я получил бы их обратно, если нет, все же они будут в хороших руках. Ведь микроскоп, с которым я работал всю жизнь, ста­новится как бы частью самого ученого.

А вот на комплект старорежимной одежды я иногда поглядывал с насмешкою. И однажды, когда во двор вошел татарин, скупавший старые вещи, я, спустил ему за гроши эти, на самом деле новые и хорошие вещи. Что­бы не напоминали о старых временах. Теперь ведь насту­пает век пиджачка с его демократической физиономией.

Когда я сказал татарину: «Бери, ведь все равно через неделю здесь будут большевики, а при них это не нуж­но», татарин весь сжался и тревожно спросил: «Как, не­ужели придут большевики?» И купил комплект буржу­азных предразсудков.

Более всего мне было жаль расстаться с моим вер­ховым конем, который, на Мазурских озерах нащупал у Гольдапа своими ногами брод и вывел меня с тран­спортом раненых на 58 подводах и половиною дивизион­ного лазарета из окруженного города. Коня купил у меня за 600 рублей мой «придворный» поставщик Берко и обе­щал лелеять его.

Уходя в скитания, я бросил взгляд на свою комнату. Она имела спартанскую физиономию. Посредине стоял гро­мадный простой стол, весь заваленный книгами, бумагами, а в углу были свалены приборы, реактивы и стояла при­слоненная к стенке винтовка.

Ничего мне не было жаль. Большевики все равно ожидовят и испаскудят русскую науку. Но в углу стоял мой Страдивариус и фагот, на котором я играл в опе­ре. Мне стало жаль виолончели и я ясно себе представил, как какой-нибудь еврейчик, не признающий буржуазного права собственности, будет на нем испражняться в каком-либо оркестре. А у меня было много приятелей оркестро­вых музыкантов, ибо я любил играть в оркестрах... Странным образом этот мой любимый инструмент по­слал мне о себе весточку; через много лет в эмигра­цию. Лет через десять я получил из Харбина письма от моей племянницы. Она поведала мне, как при отходе добровольцев её муж, князь Голицин, в Крыму был расстрелян большевиками. Она, особа энергичная и красивая женщина, стала пробираться в Сибирь, где были её род­ные, и с большими авантюрами проезжала через Харьков.

@paragnomen

8

В молодости я был женат и у меня от этого бра­ка была дочь, которую я много лет не видал и встре­тился с нею уже, когда она окончила университет. Мы жили врозь, но встретились друзьями. Она осталась у большевиков и была врачем с хорошими знаниями. Моя пле­мянница ее разыскала, и та встретила ее очень мило. Но... любви покорны не только все возрасты, но и состояния, и даже большевики... И вот в это время моя дочь была невестой врача-большевика. Но самое характерное для этих нравов и времен было то, что во время пребывания у неё моей племянницы, моя дочь должна была скрывать ее от своего жениха...

Во время моей смертной борьбы с большевиками я ни­когда не питал к ним ненависти и даже не всегда питал презрение. Но когда я через много лет читал это пись­мо, чувство невыразимого отвращения охватило меня по отношению к этому животному, которое не только служило большевикам, но которого должна была бояться любимая им женщина, чтобы им не сделан был донос на нее. <...> Я проклял бы доносчика, которого должна была бояться кузина его жены. <...>

Однако моя племянница, героически пробравшаяся че­рез всю Сибирь, проездом через Киев пошла в мою бывшую квартиру и... видела мой Страдивариус мирно сто­явший у моих хозяев. Не пронюхали, видимо, мои приятели еврейчики, какое сокровище упустили они в своем неве­дении.

В моей безпокойной жизни, швырявшей меня по всем бедствиям моей Родины, я всегда считал, что такой чело­век как я, не должен быть связан с женщиною глу­боким чувством. И когда на моем пути попадались пре­красные женщины с чуткою душой, я своевременно отхо­дил от них. <...>

И вот, во времена керенщины - я ведь не был тог­да еще стар - я чуть-чуть не нарвался. На моем пути я встретил женщину, которая мне понравилась. И много мне пришлось бороться, чтобы отойти от неё благополучно.

Эта культурная, аристократическая семья, при матери вдове, попадала в затруднительные положения. Как-то раз я уз­нал, что мать находилась в большом затруднении и что ей надо три тысячи. У меня деньги были, тогда еще не обесцененные и я сейчас же предложил их ей. Я дал их совершенно просто, без всякого раздумывания. Потом эта умная и воспитанная женщина сказала мне однажды: «как это вы так просто, без всякой расписки дали эти деньги?»

Видите, какие были времена - даже дружеская помощь требовала расписок.

И все-таки я любил женщин и был всегда окру­жен своими ученицами <...>

Прошла война, прошла революция, и однажды мы сидели за ужином в хорошем ресторане, уже во времени эмиграции, когда столы снова были накрыты скатертями, и мы были в хорошем обществе. Шли мирные беседы. Мой взгляд случайно упал на страницу французского издания «Illustration». Там была гравюра, изображавшая на Нижегородской ярмарке комиссаров с их содержанками, так называемыми «содкомами». Я остолбенел: в одной из фигур я узнал свою бывшую приятельницу. Вот как швыряет карты революция. Я хорошо знал психологию этой интересной жен­щины! Променяла светское общество на комиссаров, ибо теперь были их времена. <...>

@paragnomen

Миллионы граждан СССР убили не лично Ежов и Ягода, миллионы жертв нацизма убили далеко не сплошь идейные нацисты - их было не так уж много. Геноцид в Руанде осуществили вчерашние друзья и соседи.

У всех перечисленных были отличные обоснования своих поступков, позволяющие им спать спокойно. Причем без всякой пресловутой идейности.

Социальный психолог Филипп Зимбардо написал об этом целую книгу. Кто-то критикует его тюремный эксперимент за кривую методологию, кто-то эту критику оспаривает, но книгу "Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев" (The Lucifer Effect: Understanding How Good People Turn Evil) почитать однозначно стоит. Потому что ничего не изменилось и не изменится - это вечная природа взаимоотношений порочной системы и инертного обывателя.
Твой завтрашний палач сегодня может разводить гуппи в аквариуме и выплачивать ипотеку, работая банковским клерком.

https://yangx.top/smoldavankinataganku/201
@paragnomen

Доброе утро.
Позор недостаточно карательной или позор избыточно карательной?

@paragnomen

Алексей Саватеев по своему уровню — самый серьезный популяризатор не только математики, но и скорее всего, науки в России вообще. В своем свежем интервью он ставит страшный диагноз массовому образованию и говорит о его фактической ликвидации. Наша маленькая редколлегия не считает, что он хоть сколько-то сгущает краски. Но хочет добавить, что тенденция не носит исключительно российского характера, и отражает общее направление движения глобального мира — причем как центра, так и его периферии — это «размывание середнячка». А в пост-пандемической реальности, скорее всего, вообще будут торжествовать исключительно крайности.

https://www.znak.com/a477a3b0-409d-11ec-ad81-b533894adbd1

Про развал системы образования в России и его последствия

Развал системы массового образования это не просто грустно, он уже оборачивается демографической катастрофой.

Показателен пример реакции людей на пандемию. Я могу понять мотивацию "недоверие к власти", но не могу понять незнания базовой школьной программы. Люди верят, что крошечный чип, вколотый глубоко в мышцу, примагничивает ложки. Люди верят, что микрочастицы чипа собираются сами по себе в теле человека. Люди верят, что они так важны, что на каждого из них можно потратить невообразимую сумму денег, которая уйдет на производство чипа (с такой продолжительностью жизни, как у нас, я не представляю себе более идиотского вложения денег). Люди верят, что все государства договорились между собой, включая Индию и Пакистан, Армению и Азербайджан и т.п, аналогия ясна. Люди верят, что вирус - это биологическое оружие. То, что оружие не может быть абсолютно неуправляемым, они почему-то упускают. Продолжать можно бесконечно, выявляя дефекты матчасти во всех областях знания от экономики до биологии. Причем наличие диплома в конкретной области знания отнюдь не гарантирует наличия у обладателя диплома этих знаний даже на школьном уровне.

Совершенно карикатурные воззрения не связаны с уровнем образования и специальностью - посмотрите на врачей-антивакцинаторов. И параллель с недоверием к власти, на мой взгляд, надумана: многие люди, не доверяющие власти, прекрасно помнят школьную программу и не смешивают проблемы пандемии с проблемами политики.

Недоверие власти что, отбивает память на весь школьный курс основ естественных наук? Нет, потому что дело здесь в первую очередь не в недоверии к власти, а в массовой деградации российского образования. Отсутствие наслоений простейшей матчасти приводит к буйству самой дремучей иррациональности и ошибок мышления. Причем получение опыта, опровергающего такие убеждения, никак не помогает. Как писал Павлов: "Мы глухи к возражениям не только со стороны иначе думающих, но и со стороны действительности".

Один из факторов такой массовой безграмотности - падение доли специалистов и просто образованных людей из-за пресловутой "утечки мозгов за рубеж". Отток специалистов из страны начался ещё в конце 80-х годов прошлого века, и если сейчас он снизился - то только потому что уже уезжать некому. Саватеев описывает два типа школ - хорошие и никакие. Так вот, ученики хороших школ, как правило, с первых дней нацелены на эмиграцию. Ученики "никаких" школ, возможно, тоже - но у них шансов поменьше. То есть со стороны нового поколения спасения можно не ожидать.

Может быть, поможет миграция? Есть ведь опыт приглашения учёных: Майера, Эйлера, Бернулли, Гольдбаха?
Но сегодня приглашать немцев не модно и уезжающее население с высоким уровнем образования замещают бывшие соседи по СССР. Правда, из Азербайджана приезжают к нам люди отнюдь не уровня Лотфи Заде, а из Киргизии - отнюдь не уровня Аскара Акаева. Тех, кто приезжает, мы видим в криминальных сводках, а не на научных конференциях.

Все эти процессы сталкивают нас в глубокое средневековье, где религия и суеверие замещают науку и вообще здравый смысл.

А ещё власти совершенно невдомёк (неудивительно - там тоже плоть от плоти народ, просто более ушлый), что малограмотные люди склонны к радикализму и в своих заблуждениях очень стойки. Пока это проявляется поведением людей в пандемию. Где проявится далее - увидим, но в том, что проявится ещё не раз, можно не сомневаться. Надеюсь, не в большем масштабе.

@paragnomen

К юбилею Достоевского.

Достоевский не только один из самых читаемых авторов в мире, но и несомненно, самый популярный в среде психиатров русский писатель. Причем интересуются как самим Федором Михайловичем, который страдал эпилепсией с весьма разнообразной клиникой, так и героями его произведений, которые страдали (а иногда и наслаждались) самым широким спектром психопатологии. Патология описывается преимущественно личностная, а жанр повествования отнесён к т.н. психологическому роману, в котором также отметились Стендаль и Кнут Гамсун.

Путь писателя к психологическому роману начался с физиологических очерков. Это не то, о чем вы подумали, а подробное жизнеописание некоторых слоёв общества (как правило, низших).

После остроумной инсценировки казни за участие в кружке диссидентов-петрашевцев, Достоевский сильно помрачнел и стал очень религиозным, а позднее у него дебютировала эпилепсия. Причинная связь этих изменений обсуждается и по ней даже пишут научные работы.

Сохранив разум, Достоевский легко отделался. Николай Григорьев, подвергшийся такой же манипуляции, стал "многого не помнить и делать иногда о себе вопросы, которые изумляют других", причем в такой степени, что был освобожден от дальнейшего отбывания наказания и отправлен на попечение родственников.

После ритуального перелома шпаги над головой Достоевский из досидентов перешёл в сиденты, в данном качестве отравившись на каторгу в Сибирь, где позднее был переведен в рядовые. Практика наказаний того времени предусматривала прохождение сразу двух русских школ жизни - тюрьмы и армии.

Федор Михайлович на каторге времени зря не терял и отбил жену у спившегося до 2-3 стадии алкоголизма семипалатинского чиновника.

В 1856 г. Александр II всех петрашевцев помиловал, и Достоевский окончательно перешёл в разряд отсидентов.

После знакомства с рулеткой к эпилепсии присоединилась игровая зависимость, которую писатель самостоятельно преодолел и отразил в романе "Игрок".

Самой известной и читаемой работой, однако, стал не он (хотя написано прекрасно и читать однозначно стоит), а т.н. "Великое Пятикнижие" - "Преступление и наказание", "Идиот", "Бесы", "Подросток" и "Братья Карамазовы".

Подробнейшее описание сложных и неоднозначных характеров героев и выведенные из него философско-психологические обобщения сделали Достоевского всемирно известным. Ницше посчитал, что это единственный психолог, у которого можно чему-то поучиться, а Фрейд и Эйнштейн - что "Братья Карамазовы" являются величайшим романом из когда-либо написанных.

Нападение психиатров и психоаналитиков на жизнь и творчество Достоевского привело к появлению множества диагнозов, а в роду писателя энтузиастами было найдено аж 370 человек со странностями и патологиями. Чуть ли не каждый специалист с приставкой "психо" считает своим долгом высказать мнение о том, чем болел писатель и его герои. И сегодня интернет пестрит новостями, как некто в очередной раз "поставил диагноз Достоевскому". Подчас само творчество сводится к болезненной психопродукции, а среди выявленных патологий фигурируют даже шизофрения, сифилис и педофильное расстройство.

Из всей толпы патологических фантазеров можно, впрочем, выделить несколько достойных внимания работ. Мне довольно взвешенными показались книги петербургского психиатра и суицидолога Владимира Ефремова.

В завершение приведем два выскальзывания Достоевского о себе и своем творчестве.

«Человек есть тайна. Её надо разгадывать, и ежели будешь её разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком».

"Меня зовут психологом. Это неправда, я лишь реалист в высшем смысле, то есть изображаю все глубины души человеческой».

@paragnomen

"Каждая вещь есть лишь то, чем она считается."

Мартин Хайдеггер (1889-1976), немецкий философ.

@paragnomen

Продолжая диалог о российском образовании. В видео особенно интересна девочка, которая не знает об арабских цифрах, но четко говорит о обязательной добровольности и недопущении принуждения в обучении.
Да и зачем петербургской девочке ненужная информация, какая разница, как называть привычные ей цифры? (говорю без иронии).
Более полезно и прагматично изучение финского языка, что она и делает. Пригодится однозначно, независимо от дальнейшего развития событий.
Пользуясь случаем, передаю привет Беглову)

Может я и не обратил бы внимания на это не самое интересное видео, но вспомнились коллеги-участковые психиатры из Петербурга, которые жаловались на то, что старые критерии определения соответствия уровня интеллекта должному в конкретном возрасте уже не работают (речь о минимальной эрудиции). Приходит на прием подросток без умственной отсталости, и ничего не знает. Но видно, что у него в порядке и память и интеллект и даже не назовешь педагогически запущенным. Тест Равена, скорее всего, выполнит хорошо.
Вот такие тенденции. Не берусь однозначно оценивать, хорошо это или плохо, но явление очень характерное.

@paragnomen

Совсем забросил серию постов о скулшутинге, продолжим.
Предыдущий пост:
https://yangx.top/paragnomen/890

7. Механизмы развития скулшутинга: роль психических расстройств

Врач-психиатр и по совместительству ярый ненавистник биологической психиатрии Питер Бреггин, выступая в суде по поводу трагедии в Колумбайн, пытался объявить причиной всего антидепрессанты группы СИОЗС, которые принимал Эрик Харрис по назначению врача. Психиатр даже слепил к этой теории чудовищно нелепый диагноз, который мы не будем размещаться здесь из уважения к читателю. После того, как последующие произошедшие колумбайны не показали какой-либо связи с психофармой, популярность версии Бреггина сошла на нет. Сам он, будучи истово верующим в свою теорию, от этого мнения не отказался.

Вообще, будущие "стрелки", как правило, не являются частыми гостями психиатрических стационаров. Но мимо т.н. "малой психиатрии" некоторые из них не проходят. В обзоре американцев Meloy и Hempel 23% из 27 обследованных массшутеров имели опыт обращения к психиатру/психотерапевту, невменяемыми было признано 6%. В более поздних работах (Ferguson, 2011; McCauley, 2014) показано, что от 61 до 80% стрелков испытывали депрессию и суицидальные мысли. Значение наличия стойко сниженного настроения очень велико: более-менее надёжным предиктором является сочетание депрессии и антиобщественных черт личности.
Ярко отражает такой настрой записка "стрелка" из Афин (2009): "У меня нет причин жить дальше. Но, к несчастью для вас, я слишком эгоистичен, чтобы уйти самому и оставить вас жить".

Других психических заболеваний и расстройств выявляется немного. У Адама Лэнзы, убившего 20 детей и шестерых взрослых в начальной школе «Сэнди-Хук», ранее диагностировали синдром Аспергера.
Кип Кинкл страдал дизлексией, но его адвокат пытался вывести его на диагноз шизофрении для освобождения и перевода в больницу. Правосудие на поводу у него не пошло, и убийца своих родителей и двоих сверстников встречает на американской киче уже 40-й день рождения, без всякой шизофрении.

В случаях вынесения решения о невменяемости его чаще обосновывают "временным психическим расстройством" - наиболее вероятно, реактивного характера в ответ на психическую травматизацию. Психические заболевания - шизофрению, тяжёлые формы биполярного аффективного расстройства, шизоаффективное расстройство, и другие тяжёлые болезни у колумбайнеров обычно не выявляют. Буду признателен, если закинете в комментарии инфо о найденных среди "школьных стрелков" психически больных.

Статистически в США на фоне бурного роста случаев массшутинга не отмечалось такого же роста психических расстройств в популяции, а опасные для общества психически больные постоянно изолировались. Количество бытовых убийств с начала 1990х стало снижаться, а количество случаев массшутинга - расти.
Таким образом, наличие психического расстройства не является качественной объяснительной концепцией для большей части случаев скулшутинга.

@paragnomen - история безумия в постнеклассическую эпоху

А на мотоцикле Соня Мармеладова, процентщица после пластического хирурга (может себе позволить) или Свидригайлов? А может быть, это пристав Порфирий Петрович на служебном транспорте? Тут ведь невозможно угадать, кто есть кто, если сильно осовременили!

@paragnomen

https://yangx.top/podled/4121

Сохрани на случай важных переговоров

Баранобесие, барановирус,
вакци-наци, вакцинатнутые,
голоносик, жижизатор, курокод, овцинация, привитыш и многие другие

@paragnomen
https://yangx.top/anthro_fun/894

Из книги Краинского "Новгородские кликуши и бесноватые"(1900г )

1

А.П. крестьянка Новгородскаго уезда, девица 32-х лет, поступила в Колмовскую больницу 30 января, выписалась 28 марта 1900 года. Женщина высокого роста, правильного сложения и хорошего питания. Самое подробное клиническое исследование нервной системы не показало никаких отклонений от нормы. Ни одного из телесных признаков истерии не было. Поле зрения, исследованное периметром д-ра Аша оказалось нормальным. При полном сознании, памяти и способности рассуждать логично, эта больная уже более 10 лет вошла в роль страдалицы, изнывающей под гнетом поразившей ее болезни.
Наблюдение в больнице выяснило, до какой степени могут довести легковерную женщину суеверия, при совершенно здоровой нервной системе и при сохранении правильного механизма душевной деятельности.

А.П. рассказывала, что ее с 19 лет испортили. „Со времени стало у меня сердце болеть, сильно скука брала. Сначала все молчала, только приходила мне обида; сделалась такая гордая, злая. В церковь ходила, а как домой приду, — на себе волосы рву, иконы святые и священника ругаю. Однажды у Антония во время службы упала: тихо пролежала. Дали мне отлежаться и я встала. Трясло меня долго. В животе ворочалось, как мячик распределяется в бока. И свет мне не мил, так болезнь мне эта надоела. По праздникам совсем ослабну и не могу спать. Наверно злой дух в середине сидит! Если бы можно операцию сделать, а то где его поймаешь: он может в ноготок уйти. Он духом вошел в человека, а может у него такую болезнь распределять, что и терпеть нельзя! Всякое мученье человеку причинитъ, чтобы душу его погубить. Восемь лет я в церквах не кричала, а после 8-ми лет стала кричать. Это очень лукавая болезнь: я от него совсем ослабела. Это уж от Господа Бога есть такие люди посланы, чтобы проводить девушкою всю жизнь. Господь в таких людях (т. е. страдалицах) нуждается. Есть (т. е. колдуны) — со зла сделают. Бывает, что не мне лажено, а мне попало. Кричала я, что невинно страдаю, что лажено не мне, а брату и невестке. Бес выкрикнул: „я в петли сидел! В это время девушка несла пиво, я в ноги ей и вскочил!“. Все выкрикивала. Было во мне три беса севши. Кто его знает до каких пор он меня мучить будет. Раньше могла предсказывать. За несколько домов знала, что какая баба делает. Кричала последнее время на невестку, что от ей из кармана дано. Чародеи эти, если им время на свадьбе придет, не могут, чтобы кого-нибудь не испортить".

По словам больной мать её тоже была кликушей. Была она испорчена: „ее на полосе во время жатвы укусила крыса за палец, она и заболела. Нашли человека, который от порчи помогал. Он велел сделать односуточного пива и от первесеньки (в первой раз отелившаяся корова) молока достать. Этим молоком ее поили. Колдун сказал: „если ртом пойдет, то ее задавит, поэтому молите Бога, чтобы шло низом“. После этого вышла у неё низом палка в четверть — как камень; били обухом и не могли разбить ее, только искры сыпались". Ей легче сделалось. Человек велел ей на новце месяца приехать, а если не приедет, то через 20 лет снова заболеет“. Больная не поехала к колдуну вторично и через 20 лет болезнь действительно возобновилась.
Вот та суеверная основа убеждений больной, которая, имея значение сильного внушения, довела больную в течение десяти лет до полной неспособности к работе и превратила ее в постоянно страдающую женщину без каких-либо реальных изменений в её организме.

Постоянные жалобы больной сводились на общее „расслабление". Это заявление казалось просто смешным, когда исследовали ее прекрасно развитые мышцы. Она говорила, что ей „еды нет“, но ела прекрасно и за время пребывания в больнице прибыла в весе на 12 фунтов. Она, впрочем, была очень разборчива по отношению к пище и требовала особых блюд, ссылаясь на беса, который грубой пищи не переносит. Единственное явление, подтвердившееся исследованием, было болезненность живота, но и здесь следовало думать о переоценке нормальных субъективных ощущений.

@paragnomen

Из книги Краинского "Новгородские кликуши и бесноватые"(1900г )

2

Больная очень охотно делилась со всеми своими жалобами.
Она обижалась, если ей не верили, и не смотря на то, что она вовсе не отличалась глупостью, наивно доказывала, что окружающие не правы, говоря, что беса в ней нет. Она категорически заявила еще при поступлении в больницу, что докторам этой болезни не вылечить, и не хотела слушать никаких возражений.
Это убеждение её было так сильно, что довольно многочисленные попытки загипнотизировать ее окончились полною неудачею. Она упорно сопротивлялась и лишь после очень продолжительных попыток удалось довести ее до состояния, когда она при полном сознании не могла открыть век.

Постоянные ежедневные жалобы подтверждались поведением больной. Ссылаясь на свое „расслабление", она целые дни лежала в постели, и очень сердилась, если ей мешали лежать. Никакие убеждения не могли заставить ее работать. Она говорила, что для этого слишком слаба и даже обижалась, говоря что в больницу поступила не затем, чтобы работать.
Истерических и кликушных припадков в больнице у неё не наблюдалось.

@paragnomen