Михаил Елизаров - «Принцесса Атаракс».

#сложныевещества #afterkunst
@paragnomen

- Будете что-нибудь заказывать?

- А у вас чего - только музыка?

- Почему "только музыка"? Бефстроганов есть, пирожное. Вымя...

Опять подступила тошнота.

- А херес?

- А хересу нет.

- Интересно. Вымя есть, а хересу нет!

Оччччень интересно. Да. Хересу нет. А вымя есть. И меня оставили. Я, чтобы не очень тошнило, принялся рассматривать люстру над головой.

Хорошая люстра. Но уж слишком тяжелая. Если она сейчас сорвется и упадет кому-нибудь на голову - будет страшно больно... Да нет, наверное, даже и не больно: пока она срывается и летит, ты сидишь и, ничего не подозревая, пьешь, например, херес. А как она до тебя долетела - тебя уже нет в живых. Тяжелая это мысль: ... ты сидишь, а на тебя сверху - люстра. Очень тяжелая мысль...

Да нет, почему тяжелая?.. Если ты, положим, пьешь херес, если ты сидишь с перепою, и еще не успел похмелиться, а хересу тебе не дают - и тут тебе на голову люстра - вот это уж тяжело... Очень гнетущая это мысль. Мысль, которая не всякому под силу. Особенно с перепою.

А ты бы согласился, если бы тебе предложили такое: мы тебе, мол, принесем сейчас 800 граммов хереса, а за это мы у тебя над головой отцепим люстру и ...

-Ну, как, надумали? Будете брать что-нибудь?

- Хересу, пожалуйста, 800 граммов.

- Да ты уж хорош, как видно! Сказано же тебе русским языком: нет у нас хереса!

- Ну... я подожду... когда будет ...

- Жди-жди... Дождешься!.. Будет тебе сейчас херес!

И опять меня оставили. Я вслед этой женщине посмотрел с отвращением.

Отчего они все так грубы? А? И грубы-то ведь, подчеркнуто грубы в те самые мгновенья, когда нельзя быть грубым, когда у человека с похмелья все нервы навыпуск, когда он малодушен и тих? Почему так?! О, если бы весь мир, если бы каждый в мире был бы, как я сейчас, тих боязлив и был бы также ни в чем не уверен: ни в себе ни в серьезности своего места под небом - как хорошо бы! Никаких энтузиастов, никаких подвигов, никакой одержимости! - всеобщее малодушие. Я согласился бы жить на земле целую вечность, если бы прежде мне показали уголок, где не всегда есть место подвигам. "Всеобщее малодушие" - да ведь это спасение ото всех бед, это панацея, это предикат величайшего совершенства! А что касается деятельного склада натуры...

- Кому здесь херес?!

Надо мной - две женщины и один мужчина, все трое в белом. Я поднял глаза на них - о, сколько, должно быть, в моих глазах сейчас всякого безобразия и смутности - я это понял по ним, по их глазам, потому что и в их глазах отразилась эта смутность и это безобразие... Я весь как-то сник и растерял душу.
- Да ведь я... почти и не прошу. Ну и пусть, что хересу нет, я подожду... я так...

- Это как то-есть "так"!.. Чего это вы "подождете"?!

- Да почти ничего... Я ведь просто еду в Петушки, к любимой девушке (ха-ха! "к любимой девушке"!) - гостинцев вот купил...

Они палачи, ждали, что я еще скажу.

- Я ведь... из Сибири, я сирота... Я просто чтобы не так тошнило... хереса хочу.

Зря я это опять про херес, зря! Он их сразу взорвал. Все трое подхватили меня под руки и через весь зал - о, боль такого позора! - через весь зал провели меня и вытолкнули на воздух. Следом за мной чемоданчик с гостинцами; тоже - вытолкнули.

Опять на воздух. О, пустопорожность! О, звериный оскал бытия!

<...>
Что было потом - от ресторана до магазина и от магазина до поезда человеческий язык не повернется выразить. Я тоже не берусь. А если за это возьмутся ангелы - они просто расплачутся, а сказать от слез ничего не сумеют.

Давайте лучше так - давайте почтим минутой молчания два этих смертных часа. Помни, Веничка, об этих часах. В самые восторженные, в самые искрометные дни своей жизни - помни о них. В минуты блаженств и упоений не забывай о них. Это не должно повториться.

Ровно минуту, мутно глядя в вокзальные часы, я стою как столб посреди площади Курского вокзала. Волосы мои то развеваются на ветру, то дыбом встают, то развеваются снова. Такси обтекают меня со всех четырех сторон. Люди - тоже, и смотрят так дико: думают, наверное - изваять его вот так, в назидание народам древности, или не изваять?»

назад

#afterkunst #сложныевещества
@paragnomen

Хроники российского Саньясина

Наш современник, не так давно почивший писатель Дмитрий Горчев, как-то возмутился:

«Ну вот взять писателя Сорокина. Он пишет всё время про говно, но дома у него вряд ли стоят везде тарелочки с этим самым говном. Скорее наоборот — писатель Сорокин наверняка ходит по дому в вишнёвом бархатном халате, курит сигары из деревянного футляра и увлажняет свою бородку не говном вовсе, а дорогостоящей какой-нибудь буржуазной притиркой. Вот если бы зрителю было наверняка известно, что писатель Сорокин поперхнулся ложкой жидкого говна и умер, он бы относился к нему совсем по-другому, а так — дрянь а не Сорокин, наёбка одна и пиздёж».

Горчев был конструктивен в обличении ненастоящести –не только критиковал, но и предлагал:

«Читатель (зритель) любит заглянуть на последнюю страницу и узнать, что автор совершенно честно повесился, застрелился или скакал голым по своей клетке. То есть, всё что он написал, нарисовал, спел — всё это была чистая правда. Читателю приятно знать, что Гоголь сошёл с ума, а Лев Толстой умер на безвестном полустанке, что Веня Ерофеев честно помер от рака горла, а Олег Григорьев — от цирроза печени. Настоящий артист обязан умереть на сцене, певец должен дать последнего петуха и рухнуть в зал, Цой должен умереть молодым, а Кобейн — сдохнуть от передоза, тогда все по-правде, по-настоящему. Потому что так правильно».

Венедикт Ерофеев, неравнодушный к спиртному писатель эпохи застоя, неслучайно упомянут в этой плеяде Дмитрием Горчевым, неравнодушным к спиртному писателем эпохи нулевых.

Дионисийский бродяга умело умудрялся избегать таких столпов цивилизации, как определенное место жительства, прописка и воинский учёт. Из университетов, общаг, работ и других мест скопления приличных граждан странствующий денди регулярно изгонялся - в основном, по одной и той же причине.

«Отец Венички был алкоголиком, брат. В юности он не прикасался к спиртному. Все случилось вдруг ... Поступив в МГУ, в Москве, бредя по какой-то улице, он увидел в витрине водку. Зашел, купил четвертинку и пачку «Беломора». Выпил, закурил – и больше, как он говорил, этого не кончал. Наверное, врачи могут это описать как мгновенный алкоголизм» – вспоминает Ольга Седакова.

Ерофеев был не дурак выпить с юности, да и компания у него была та ещё. С устойчивостью ЦНС и организма в целом к хронической интоксикации ему необычайно повезло: даже классическая алкогольная деградация не развилась. Это, кстати, воодушевляет отдельных несознательных граждан не меньше, чем берроузовский морфинизм. Однако, наиболее вероятно, что данные граждане не обладают столь редким даром природы – причем речь даже не о литературном даре. При таких объёмах употребления они покатятся по стандартному аддиктивному откосу, в процессе скатывания не только не написав чего-то приличного, но и вовсе разучившись писать и читать.

Дело это, впрочем, хозяйское – а мы вернёмся к двухметровому голубоглазому блондину с мягким баритоном, сердце которого было всецело отдано бухлу, но избежало алкогольной кардиомиопатии.

Творчество Ерофеева в горчевском смысле настоящее прежде всего в силу неотделимости от повседневной жизни автора. Однако, совпадение здесь неполное. Высокопарный многоречивый Веничка не был точной копией молчаливо - насмешливого Венедикта Васильевича, предпочитавшего лишним словам хмыканье, жесты и выразительные паузы.

Поклонники, впрочем, Веничку от Венедикта Васильевича отличали не всегда:

«Он уже от людей, как от надоедливых мух отмахивался, просто очевидно было, что он устал, а еще многим казалось, что, говоря с ним, нужно обязательно громко материться и обязательно предлагать выпить» ... «Я помню, был литинститутский вечер Ерофеева, и Игорь Меламед торжественно шел по проходу со стаканом… А Веня на него с такой ненавистью смотрел… Как я понимаю, сам по себе акт выпивания для Венечки был делом глубоко интимным, примерно, как пописать сходить. Со сцены же странно было бы писать, да? Это уже было бы какое-то нарушение порядка интимности».

- писал очевидец этого срама, поэт Виктор Куллэ.

вперед

#afterkunst #сложныевещества
@paragnomen

Итак, творчество Ерофеева неотделимо от его жизни и всесильно, потому что верно. А повседневную жизнь отдельного гражданина, пусть и не вставшего на воинский учёт, логично рассматривать без отрыва от повседневной жизни страны, на территории которой он харчевался.

Что же происходило тогда за окном? Сталинизм Хрущев низложил, а воскресить коммунистический задор 20-х не вышло. За ветшающими советскими идеями образовалась пыльная пустота, в которой над ними похихикивали пока невидимые, но всё более громкие голоса. Озвучивать личное мнение стало безопаснее, стабильность государства была ещё устойчива, а полки в магазинах пока что полны.

Надвигающийся застой ознаменовал становление эпохи поисков надобыденности, реализуемых прежде всего в форме ухода и продлившихся вплоть до распада СССР. Как водится, в искания духовныя пустилась прежде всего интеллигенция.

Одни заполняли дыру размером с Бога собственно, Богом или национальными идеями, другие избирали свои особые пути. Пелевин описал этих людей в образе Андрея Гиреева:

«Тот в своей диковатой одежде казался последним осколком погибшей вселенной – не советской, потому что в ней не было бродячих тибетских астрологов, а какой-то другой, существовавшей параллельно советскому миру и даже вопреки ему, но пропавшей вместе с ним. И ее было жалко, потому что многое, что когда-то нравилось Татарскому и трогало его душу, приходило из этой параллельной вселенной, с которой, как все были уверены, ничего никогда не может случиться. А произошло с ней примерно то же самое, что и с советской вечностью, и так же незаметно».

Если способом совладания был однозначно выбран уход из зоопарка, то расходящиеся тропки этого ухода петляли самым непредсказуемым образом.

Мамлеев ещё в 1966 году официально нырнул в мрачную метафизику, а Ерофеев спустя пару лет с не меньшим энтузиазмом официально нырнул в стакан. Тем самым, обозначив один из Путей, у которого нашлось немало адептов. Такова была его «потусторонняя точка зрения».

Грибы и водка кончились опять
Астрал бледнеет и, паскуда, тает.
Мы вновь осознаем нетленною душой,
Что до утра обычно не хватает.

Владислав Лебедько в своей книге почему-то не упомянул Ерофеева, хотя очевидно, что Венедикт Васильевич был одним из первых алкогольных саньясинов. Зато автор хроник о хрониках написал о самом водочном mindfulness:

«Но вот что интересно, так это наличие почти везде и всегда непременного атрибута: без водки дело просто не шло. Водка была абсолютным, ключевым Продуктом, который способствовал Просветлению безусловно. Пить считалось чуть ли не обязательным, - водка была важнейшим объектом медитации и для медитации в Российской Саньясе и, похоже, долго таковым и останется. Бед от этого и трагедий было много, - чаще всего искатели благополучно спивались. А то и совершали, напившись, поступки, после которых обрести прежний смысл оказывалось едва ли возможным».

Вот и алкоголизм Ерофеева был своего рода культом. Хотя сам он раскритиковал бы такие рассуждения и традиционно прервал душный разговор любимой цитатой из Блока: «Пей, да помалкивай!». Вспоминает Ольга Седакова:

«Чувствовалось, что этот образ жизни — не тривиальное пьянство, а какая-то служба. Служба Кабаку? Мучения и труда в ней было несравненно больше, чем удовольствия. О таких присущих этому занятию удовольствиях, как развеяться, забыться, упростить общение — не говоря уже об удовольствии от вкуса алкогольного напитка (тому, кто хвалил вкус вина, Веня говорил: «Фу, пошляк!»), — в этом случае и речи не шло. Я вообще не встречала более яростного врага любого общеизвестного удовольствия, чем Веничка. Получать удовольствие, искать удовольствий — гаже вещи для него, наверное. не было. Должно быть плохо, «все должно идти медленно и неправильно, чтобы не загордился человек». 

В сутрах Баудхаяны саньясину предписывается обет щедрости: делись с другими, а что останется - съешь, как лекарство.

Так Веничка и поступал:

«Я отдаю себя вам без остатка. (Потому что остаток только что допил, ха-ха!)». 

назад                                    

#сложныевещества #afterkunst
@paragnomen

Из истории болезни В. В. Ерофеева (одна из госпитализаций в больницу им. Кащенко)

«…отец больного умер в возрасте 56 лет. По профессии. В послевоенные годы был осужден, <…> после чего злоупотреблял алкоголем и через 2 года после освобождения умер. Мать больного умерла в 1972 г. Была домохозяйкой, спокойной, уравновешенной женщиной <…> Больной по характеру был живым, общительным, <…> до школы научился читать. В школу был отдан в 6-летнем возрасте вместе с братом, который старше его на 1 год. Учился с первого класса на одни пятерки. Имел прекрасные способности ко всем предметам. Со 2 класса находился в интернате в связи с тем, что отец был осужден. Дом посещал редко. Был несколько замкнутым, любимым занятием было чтение. Испытывал влечение к литературе и истории. С 5–6 класса сочинял стихи, рассказы. Шумных компаний не любил, из спортивных занятий предпочитал лыжи. Отличался застенчивостью. В школьные годы влечения к девушкам не испытывал.

В 10 классе получил золотую медаль и тут же, в 1955 году, поступил на филологический факультет МГУ. В течение первого семестра учился на „отлично“, затем стал пропускать лекции, не хотел сдавать политэкономию и со II курса был отчислен за неуспеваемость. Продолжал писать рассказы, дневники, искал свой стиль, тяготея к авангардизму. В этом же возрасте (17–18 лет) несколько изменился: стал более общительным, выпивал. В течение 1,5 лет работал разнорабочим на стройке, затем около 2 лет — в геологической партии на Украине.

В 1960 г. поступил на факультет иностранных языков Владимирского педагогического> института. В период учебы женился, однако через 1,5 года институт бросил, так как преподавание казалось малоинтересным. Устроился работать на кабельные работы во Владимирской области, работал там в течение 10 лет. В этот период продолжал много читать, одновременно много пил и еженедельно ездил в деревню, где жена работала педагогом. От брака имеет сына 1966 г. рождения. Продолжал много писать, стремился выработать свой стиль. К концу 1960-х годов написал книгу. В 1973 г. оставил прежнюю работу, к тому времени испортились отношения с женой и длительное время не работал. Жил в Подмосковье, продолжал много читать и писать. Все эти годы испытывал тягу к алкоголю, много общался с определенным кругом людей, с которыми ему было интересно. Время от времени работал. Вторично женат с 1975 г. С тех же пор прописан в Москве. Периодически работал на малоквалифицированных работах, все так же много времени уделял занятиям литературой.

К концу 1970-х годов влечение к алкоголю стало носить периодический характер, пил, как правило, в компаниях по нескольку дней с интервалами до 2–3 недель. Жил в основном на зарплату жены, а также за счет гонораров, изредка получаемых за свою литературную деятельность. С 1981 г. дважды перенес алкогольные психозы на фоне прерывания запоя, по поводу которых находился на лечении в больнице им. Кащенко. За последние годы существенно по характеру не менялся, оставались прежние интересы. Преобладал ровный фон настроения, ближе к веселому, с кратковременными и не очень выраженными спадами.

Последний раз стационировался в Больницу им. Кащенко со 2 по 26 апреля 1985 г. <…> Был выписан в удовлетворительном состоянии, однако вновь стал прибегать к алкоголю. <…> При поступлении и первое время в отделении говорит тихим голосом, выражение лица печальное, жалуется на неприятные ощущения в горле, считает, что, возможно, это раковое заболевание <…>. Жаловался, что нет желания чем-либо заниматься, потерял интерес даже к чтению. <…> В отделении держался обособленно, обвязывал шею шарфом».

#сложныевещества
#afterkunst
@paragnomen

Алкоголизм и металкогольные психозы Венедикта Ерофеева

«Он был в своем роде уникум среди алкоголиков, был совершенно нетипичен. Несмотря на стаж и количество выпиваемого, алкоголь практически не деформировал его как личность, не привел к деградации. Врачи говорят, что это встречается чрезвычайно редко.

Ирина Викторовна Дмитренко говорила мне, что она опытный врач-психиатр, который очень много работал с алкоголиками и относился к этой болезни без всяких скидок и романтического флера, так вот она пришла к выводу, что этот человек сам знает, как ему надо жить и как ему себя вести с алкоголем.

Что до причин, то я не врач и не психолог, я могу только предполагать, что причин опять же было много. Тут и определенная фронда, бравада — поначалу. В молодости Ерофеев мог выпить очень много, оставаясь внешне трезвым, щеголял этим. Потом способствовал сам образ жизни в рабочей среде, когда пили ежедневно да еще и всякую дрянь. Вероятно, и внутренняя «анестезия» ему требовалась, как, впрочем, и многим, кто употребляет алкоголь в качестве антидепрессанта.

Честно говоря, я не думаю, что в смысле причин и психологии алкоголизма Ерофеев принципиально отличается от большинства пьющих русских (да, наверное, и нерусских) людей». 

Илья Симановский, физик, исследователь биографии Венедикта Ерофеева. Из интервью.

«В ночь под новый, 1980 год Ерофеева накрыл приступ тяжелой психической болезни на почве алкоголизма.

Утром 1 января в квартире Марка Фрейдкина раздался телефонный звонок.
«Звонила Галя, — вспоминал он, — и просила срочно приехать, поскольку у Вени начался приступ белой горячки. Спросонья и с похмелья плохо соображая, что к чему, я тем не менее взял ноги на плечи (благо жил совсем недалеко — около станции метро „Аэропорт“) и отправился на Флотскую. Я провел там в тот раз около полутора суток. Не стану в подробностях описывать, чему я стал свидетелем, — российскому читателю, без сомнения, прекрасно известны все проявления этого вполне национального недуга <…>

Скажу лишь, что изрядную часть этих полутора суток я, героически борясь со сном, просидел на стуле перед дверью на балкон, куда Веня то и дело норовил выскочить, уверяя, что кто-то зовет его снаружи. Удивительно, что сам он все это отлично запомнил и позже записал в своем дневнике».

«Самый поражающий из дней. Начало треклятого пения в стене, — отметил Ерофеев в записной книжке. — Срочно водки. Не помогает. Мышки и лягушата. Срочно вызван Марк Фрейдкин для дежурства. Всю ночь приемник, чтобы заглушить застенное пение. Из метели — физия в окне. Люди в шкафу. Крот на люстре. Паноптикум…»

Упомянем и о том, что столь тяжелые последствия злоупотребления алкоголем были для Венедикта не в новинку. По воспоминаниям Николая Болдырева, еще в 1970-х годах Ерофеев впервые попал в психиатрическую клиническую больницу № 1 им. П. П. Кащенко. Врач Михаил Мозиас вспоминал об одном из визитов Ерофеева в клинику так:

«При поступлении он был в состоянии тяжелой алкогольной интоксикации. Постепенно поправился. В отделении вел себя очень скромно, никто из окружающих — ни больные, ни сотрудники — не знали, что он писатель».

— Ты встал утром, пошел в магазин, купил портвейна, выпил и сошел с катушек окончательно, тебя пришлось увозить.

— Этого я не помню. А за день до этого?

— Встал утром, портвейна… запил.

— Нет, тоже не помню. Три дня назад что было?

— Встал утром, сходил купил зубровки…

— О, зубровку помню! — все, уцепился за зубровку.

— Венедикт, это Женя Попов, я хочу вас познакомить, — представил меня Лён.

Ерофеев как-то не очень прореагировал на это.

Я говорю:

— Как вы себя чувствуете?

Ерофеев:

— Я себя чувствую хорошо, мне уже пора выписываться. — И так на меня стал искательно смотреть, полагая, что от меня что-то зависит. Он меня явно принимал за врача подставного».

Симановский И. Г.  - «Венедикт Ерофеев: посторонний».

#afterkunst #сложныевещества
@paragnomen

Почему Дэвид Линч не ходил к психотерапевтам.

#afterkunst
@paragnomen

Александр Лаэртский — Аптека

Я работаю в аптеке,
Продаю лекарства всяки -
От поносов, от запоров,
И от нестоянья члена.
И ко мне приходят люди,
Все кривые да больные,
Баба, все в прыщах громадных,
Что б свести их поскорее.
Просят всяки марганцовки,
Перекиси водородов,
И презервативов пачку
Им даю я вместо сдачи.

А надысь ввалилась шумно
Комсомольцев наглых стайка,
И достать просили слезно
Эфедрину да побольше.
А не то, кричат, подохнет
Первый секретарь райкома
Срочно требует, мол, джефа,
Оторваться дюже хочет.
Посылаю я их на хуй
С этой просьбой несуразной,
И они уходят грустно,
И меня не беспокоят.

1988 г.

Автор рисунка: Polina Pashkina.

#сложныевещества #afterkunst
@paragnomen

Евгений Бутенко - «Сельская медицина», 2015 г.

#afterkunst
@paragnomen

Альфред Гарриевич Шнитке умел создавать dark ambient до того, как был создан термин dark ambient - Брайан Уильямс, прости (да и просто ambient - Брайан Ино, прости).
Слава легендарному советскому синтезатору АНС!
«Поток» Шнитке сделал как раз на нем, в 1969 году.

#afterkunst
@paragnomen