Посмотрел «Носферату» Эггерса.
Сразу предупрежу — если рассчитываете на красивую страшную сказку, но никогда не видели фильмов Эггерса, лучше сперва посмотрите какой-нибудь из них. Чтобы понять, подходит ли вам такое.
Потому что «Носферату», как и другие его работы, именно фильм ужасов. Со скримерами, судорогами, закатыванием глаз и струйкой слюны на губах одержимой Эллен, отгрызанием головы голубю, etc.
Здесь неразрывно переплетаются прекрасное и омерзительное. А зло не сводится к видениям и кошмарам, временами обретая осязаемую форму.
Таких сцен немного, но они разбросаны по всему фильму. И ощутимо встряхивают зрителя всякий раз, когда тот расслабляется и начинает медитативно созерцать заснеженные горы или улочки города 1830-х.
Декорации и костюмы, о которых я столько писал, на мой вкус, почти безупречны. Как и общий холодный колорит, напоминающий выцветшие акварели. Тяжелый гулкий голос Орлока почти всё время говорит на румынском, что тоже уместно.
Пожалуй, в чем Эггерса подвела погоня за аутентичностью, так это в одной детали.
Усах носферату.
Понятно, что аристократ из Трансильвании, как и Влад Цепеш, прототип Дракулы и Орлока, действительно их носил бы. И всё же в первых сценах с Орлоком усы гротескны до комичности. Особенно в сочетании с ломаной речью графа. Как будто смотришь хоррор-версию «Бората». Дальше к ним, к счастью, уже привыкаешь.
Главная героиня «Носферату», безусловно, Эллен, наделенная исключительной восприимчивостью к сверхъестественному миру. Еще в детстве она привлекает внимание темной силы. Неупокоенного колдуна-вампира, который начинает посещать ее сны. Встречаются два одиночества, два голода. Здесь нет возможности любви, только всепоглощающее влечение.
Окружающие списывают поведение Эллен на склонность к истерическим припадкам и расстроенные нервы. Природу ее одержимости понимает только доктор Эберхарт фон Франц (Уиллем Дефо). По его словам, Эллен в другой жизни могла бы стать жрицей Исиды.
Оккультизм, как и фольклор — две важных темы для эпохи романтизма, вплетенные в сюжет фильма. Особенно красочна сцена, в которой цыгане ищут спящего в могиле вампира. Сам Фон Франц — эксцентричный алхимик, вроде персонажа «Саламандры» Одоевского. Он говорит о слепой вере в «газовый рожок прогресса», замечая, что Эпоха Просвещения закрыла людям глаза на реальность сверхъестественного.
«Носферату» пронизан тяжелым, темным эротизмом, переданным через тему одержимости и голода. Как настоящий упырь из сказок, Орлок чудовищен и ненасытен. Вместо лощеного аристократа из «Вампира» Полидори, с которого начинается романтизация кровопийц, мы видим сипящий полуразложившийся труп.
История о встрече девы и ожившего трупа была хорошо знакома людям конца XVIII-первой половины XIX века. Как и мода на страшное, и сочетание прекрасного и омерзительного.
Например, в популярной балладе «Ленора» Готфрида Бюргера (Lenore, 1773) мертвец возвращается за возлюбленной и забирает ее в могилу: «О страх!.. в одно мгновенье / Кусок одежды за куском / Слетел с него, как тленье; / И нет уж кожи на костях; / Безглазый череп на плечах; / <...> Лежит Ленора в страхе / Полмертвая на прахе». Апостол романтизма в России, поэт Василий Жуковский, который перевел эти строки, еще и написал сразу два подражания «Леноре».
Хватало и визуальных образов. В «Ночном кошмаре» Иоганна Генриха Фюссли уродливое создание сидит на груди разметавшейся на постели жертвы. И если Фюссли всё же облачил ее в полупрозрачные ткани, то его друг, датчанин Абильгор, в 1800 году изобразил героиню нагой.
Эта тема — сочетание женской наготы и отвратительных чудовищ, в том числе восставших мертвецов — продолжает жить столетия спустя. Например, в фантазиях испанца Луиса Ройо. Или в гораздо более изысканных и болезненных образах Вани Журавлева. С чьих рисунков будто сошли последние кадры «Носферату» Эггерса.
Предыдущие посты о фильме Эггерса, в том числе серию постов о костюмах, вы найдете по тегу #разбор_носферату
Panfilov FM
#панфилов_обозревает #разбор_носферату
Сразу предупрежу — если рассчитываете на красивую страшную сказку, но никогда не видели фильмов Эггерса, лучше сперва посмотрите какой-нибудь из них. Чтобы понять, подходит ли вам такое.
Потому что «Носферату», как и другие его работы, именно фильм ужасов. Со скримерами, судорогами, закатыванием глаз и струйкой слюны на губах одержимой Эллен, отгрызанием головы голубю, etc.
Здесь неразрывно переплетаются прекрасное и омерзительное. А зло не сводится к видениям и кошмарам, временами обретая осязаемую форму.
Таких сцен немного, но они разбросаны по всему фильму. И ощутимо встряхивают зрителя всякий раз, когда тот расслабляется и начинает медитативно созерцать заснеженные горы или улочки города 1830-х.
Декорации и костюмы, о которых я столько писал, на мой вкус, почти безупречны. Как и общий холодный колорит, напоминающий выцветшие акварели. Тяжелый гулкий голос Орлока почти всё время говорит на румынском, что тоже уместно.
Пожалуй, в чем Эггерса подвела погоня за аутентичностью, так это в одной детали.
Усах носферату.
Понятно, что аристократ из Трансильвании, как и Влад Цепеш, прототип Дракулы и Орлока, действительно их носил бы. И всё же в первых сценах с Орлоком усы гротескны до комичности. Особенно в сочетании с ломаной речью графа. Как будто смотришь хоррор-версию «Бората». Дальше к ним, к счастью, уже привыкаешь.
Главная героиня «Носферату», безусловно, Эллен, наделенная исключительной восприимчивостью к сверхъестественному миру. Еще в детстве она привлекает внимание темной силы. Неупокоенного колдуна-вампира, который начинает посещать ее сны. Встречаются два одиночества, два голода. Здесь нет возможности любви, только всепоглощающее влечение.
Окружающие списывают поведение Эллен на склонность к истерическим припадкам и расстроенные нервы. Природу ее одержимости понимает только доктор Эберхарт фон Франц (Уиллем Дефо). По его словам, Эллен в другой жизни могла бы стать жрицей Исиды.
Оккультизм, как и фольклор — две важных темы для эпохи романтизма, вплетенные в сюжет фильма. Особенно красочна сцена, в которой цыгане ищут спящего в могиле вампира. Сам Фон Франц — эксцентричный алхимик, вроде персонажа «Саламандры» Одоевского. Он говорит о слепой вере в «газовый рожок прогресса», замечая, что Эпоха Просвещения закрыла людям глаза на реальность сверхъестественного.
«Носферату» пронизан тяжелым, темным эротизмом, переданным через тему одержимости и голода. Как настоящий упырь из сказок, Орлок чудовищен и ненасытен. Вместо лощеного аристократа из «Вампира» Полидори, с которого начинается романтизация кровопийц, мы видим сипящий полуразложившийся труп.
История о встрече девы и ожившего трупа была хорошо знакома людям конца XVIII-первой половины XIX века. Как и мода на страшное, и сочетание прекрасного и омерзительного.
Например, в популярной балладе «Ленора» Готфрида Бюргера (Lenore, 1773) мертвец возвращается за возлюбленной и забирает ее в могилу: «О страх!.. в одно мгновенье / Кусок одежды за куском / Слетел с него, как тленье; / И нет уж кожи на костях; / Безглазый череп на плечах; / <...> Лежит Ленора в страхе / Полмертвая на прахе». Апостол романтизма в России, поэт Василий Жуковский, который перевел эти строки, еще и написал сразу два подражания «Леноре».
Хватало и визуальных образов. В «Ночном кошмаре» Иоганна Генриха Фюссли уродливое создание сидит на груди разметавшейся на постели жертвы. И если Фюссли всё же облачил ее в полупрозрачные ткани, то его друг, датчанин Абильгор, в 1800 году изобразил героиню нагой.
Эта тема — сочетание женской наготы и отвратительных чудовищ, в том числе восставших мертвецов — продолжает жить столетия спустя. Например, в фантазиях испанца Луиса Ройо. Или в гораздо более изысканных и болезненных образах Вани Журавлева. С чьих рисунков будто сошли последние кадры «Носферату» Эггерса.
Предыдущие посты о фильме Эггерса, в том числе серию постов о костюмах, вы найдете по тегу #разбор_носферату
Panfilov FM
#панфилов_обозревает #разбор_носферату
«Однажды печаль закончится — но вряд ли сегодня. И, поверите ли, но вновь наступает пятница»
На втором фото — Линч во время съемок своей «Дюны» (1984). На третьем он вместе с довольным автором «Дюны», Фрэнком Гербертом.
На втором фото — Линч во время съемок своей «Дюны» (1984). На третьем он вместе с довольным автором «Дюны», Фрэнком Гербертом.
На постере «Готики» (Gothic, 1986), британского фильма ужасов про поэтов и писателей эпохи романтизма, красуется «Кошмар».
Та самая картина Иоганна Генриха Фюссли, о которой я упоминал в своем обзоре «Носферату» Эггерса.
Выбор образа для постера не случаен.
По сюжету, герои собираются в 1816 году на швейцарской вилле Байрона. Там они переживают безумную ночь, полную кошмаров и перевоплощений.
А на других вариантах постера уже появляется сцена из самого фильма, обыгрывающая картину Фюссли.
Роль кошмарного существа исполнил Киран Шах (злобный гном Гиннарбрик из фильма «Хроники Нарнии: Лев, Колдунья и волшебный шкаф»).
Уселся он на груди Мэри Шелли (Наташа Ричардсон), будущей создательницы готического романа «Франкенштейн, или Современный Прометей» (1818).
Другими героями фильма стали ее любовник, а затем и муж, поэт-романтик Перси Шелли (Джулиан Сэндс), ее сводная сестра Клер Клермон (Мириам Сир), собственно лорд Байрон (Гэбриэл Бирн) и доктор Джон Полидори (Тимоти Сполл), будущий автор «Вампира».
Panfilov FM
#макабр_фм #галерея_фм #киномиф
Та самая картина Иоганна Генриха Фюссли, о которой я упоминал в своем обзоре «Носферату» Эггерса.
Выбор образа для постера не случаен.
По сюжету, герои собираются в 1816 году на швейцарской вилле Байрона. Там они переживают безумную ночь, полную кошмаров и перевоплощений.
А на других вариантах постера уже появляется сцена из самого фильма, обыгрывающая картину Фюссли.
Роль кошмарного существа исполнил Киран Шах (злобный гном Гиннарбрик из фильма «Хроники Нарнии: Лев, Колдунья и волшебный шкаф»).
Уселся он на груди Мэри Шелли (Наташа Ричардсон), будущей создательницы готического романа «Франкенштейн, или Современный Прометей» (1818).
Другими героями фильма стали ее любовник, а затем и муж, поэт-романтик Перси Шелли (Джулиан Сэндс), ее сводная сестра Клер Клермон (Мириам Сир), собственно лорд Байрон (Гэбриэл Бирн) и доктор Джон Полидори (Тимоти Сполл), будущий автор «Вампира».
Panfilov FM
#макабр_фм #галерея_фм #киномиф
Японская Баба-Яга
В короткометражке Хаяо Миядзаки «Господин Тесто и принцесса Яйцо», вышедшей в 2010 году, главный антагонист — Баба-Яга (Baba Yaga).
По сюжету, это ведьма, которая отличается поистине чудовищным аппетитом и живет в уединении на мельнице.
Поглощая яйца, Баба-Яга обнаруживает, что одно из них упорно отказывается разбиваться. Тогда Баба-Яга превращает его в миниатюрную принцессу. И делает ее своей служанкой.
Принцесса Яйцо сбегает вместе с ожившим под лунным светом человеком из теста. Баба-Яга настигает их и засовывает Господина Тесто в печь, намереваясь его съесть. Не тут-то вышло: из Господина Тесто выпекается могучий хлебный великан. Выбравшись из печи, он берет под защиту Принцессу Яйцо, но радушно делится с голодной Бабой-Ягой ломтем себя. Впрочем, ведьма не в восторге от столь скудного подаяния.
В мультфильме Баба-Яга наделена подчеркнуто гротескными чертами. Она низкоросла, с огромным носом, большими клыками и внушительной грудью. А перемещается, как и в русских сказках, на ступе, помогая себе деревянным пестом.
Явно связаны с фольклорным образом Бабы-Яги и ее прожорливость, попытка зажарить героя в печи, ситуация с подневольной пленницей.
Но помимо этих деталей ничего славянского и русского в короткометражке Миядзаки нет. Работая над ней, японский мультипликатор вообще вдохновлялся картиной «Жатва», написанной в 1565 году Питером Брейгелем Старшим. Поэтому все происходит на фоне замков и каменных домов, а костюмы и музыка недвусмысленно отсылают именно к Западной Европе.
Впрочем, без намеков на Бабу-Ягу не обошлось и в других, более известных произведениях Миядзаки.
На нее похожа носатая ведьма Юбаба (Ya Baba) из знаменитого мультфильма «Унесенные призраками» (2001), явно обязанная Бабе-Яге своим именем. А в «Ходячем замке Хаула» (2004) появляется стимпанковский родственник избушки на курьих ножках. Именно ее Миядзаки в интервью называл прообразом волшебного замка, шагающего на когтистых лапах.
Panfilov FM
#киномиф #разбормифов
В короткометражке Хаяо Миядзаки «Господин Тесто и принцесса Яйцо», вышедшей в 2010 году, главный антагонист — Баба-Яга (Baba Yaga).
По сюжету, это ведьма, которая отличается поистине чудовищным аппетитом и живет в уединении на мельнице.
Поглощая яйца, Баба-Яга обнаруживает, что одно из них упорно отказывается разбиваться. Тогда Баба-Яга превращает его в миниатюрную принцессу. И делает ее своей служанкой.
Принцесса Яйцо сбегает вместе с ожившим под лунным светом человеком из теста. Баба-Яга настигает их и засовывает Господина Тесто в печь, намереваясь его съесть. Не тут-то вышло: из Господина Тесто выпекается могучий хлебный великан. Выбравшись из печи, он берет под защиту Принцессу Яйцо, но радушно делится с голодной Бабой-Ягой ломтем себя. Впрочем, ведьма не в восторге от столь скудного подаяния.
В мультфильме Баба-Яга наделена подчеркнуто гротескными чертами. Она низкоросла, с огромным носом, большими клыками и внушительной грудью. А перемещается, как и в русских сказках, на ступе, помогая себе деревянным пестом.
Явно связаны с фольклорным образом Бабы-Яги и ее прожорливость, попытка зажарить героя в печи, ситуация с подневольной пленницей.
Но помимо этих деталей ничего славянского и русского в короткометражке Миядзаки нет. Работая над ней, японский мультипликатор вообще вдохновлялся картиной «Жатва», написанной в 1565 году Питером Брейгелем Старшим. Поэтому все происходит на фоне замков и каменных домов, а костюмы и музыка недвусмысленно отсылают именно к Западной Европе.
Впрочем, без намеков на Бабу-Ягу не обошлось и в других, более известных произведениях Миядзаки.
На нее похожа носатая ведьма Юбаба (Ya Baba) из знаменитого мультфильма «Унесенные призраками» (2001), явно обязанная Бабе-Яге своим именем. А в «Ходячем замке Хаула» (2004) появляется стимпанковский родственник избушки на курьих ножках. Именно ее Миядзаки в интервью называл прообразом волшебного замка, шагающего на когтистых лапах.
Panfilov FM
#киномиф #разбормифов