LUZ (ядро)
"Ямвлик сел на камень; Юлиан у ног его. Учитель гладил его жесткие черные волосы.
- Грустно тебе?
- Да.
- Знаю. Ты ищешь и не находишь. Не имеешь силы сказать: Он есть, и не смеешь сказать: Его нет.
- Как ты угадал, учитель?..
- Бедный мальчик! Вот уже пятьдесят лет, как я страдаю той же болезнью. И буду страдать до смерти. Разве я больше знаю Его, чем ты? Разве я нашел? Это - вечные муки деторождения. Перед ними все остальные муки - ничто. Люди думают, что страдают от голода, от жажды, от боли, от бедности: на самом деле, страдают они только от мысли, что, может быть, Его нет. Это - единственная скорбь мира. Кто дерзнет сказать: Его нет, и кто знает, какую надо иметь силу, чтобы сказать: Он есть.
- И ты, даже ты никогда к Нему не приближался?
- Три раза в жизни испытал я восторг - полное слияние с Ним. Плотин четыре раза. Порфирий пять. У меня были три мгновения в жизни, из-за которых стоило жить.
- Я спрашивал об этом твоих учеников: они не знают...
- Разве они смеют знать? С них довольно и шелухи мудрости: ядро почти для всех смертельно.
- Пусть же я умру, учитель, - дай мне его!
- Посмеешь ли ты взять?
- Говори, говори же!
- Что я могу сказать! Я не умею... И хорошо ли говорить об этом? Прислушайся к вечерней тишине: она лучше всяких слов говорит.
По-прежнему гладил он Юлиана по голове, как ребенка. Ученик подумал: "Вот оно - вот, чего я ждал!". Он обнял колени Ямвлика и, подняв к нему глаза с мольбою, произнес:
- Учитель, сжалься! Открой мне все. Не покидай меня...
Ямвлик заговорил тихо, про себя, как будто не слыша и не видя его, устремив странно неподвижные зеленые глаза свои на тучи, изнутри позлащенные солнцем:
- Да, да... Мы все забыли Голос Отчий. Как дети, разлученные с Отцом от колыбели, мы и слышим, и не узнаем его. Надо, чтобы все умолкло в душе, все небесные и земные голоса. Тогда мы услышим Его... Пока сияет разум и как полуденное солнце озарят душу, мы остаемся сами в себе, не видим Бога. Но когда разум склоняется к закату, на душу нисходит восторг, как ночная роса... Злые не могут чувствовать восторга; только мудрый делается лирой, которая вся дрожит и звучит под рукою Бога. Откуда этот свет, озаряющий душу? - Не знаю. Он приходит внезапно, когда не ждешь; его нельзя искать. Бог недалеко от нас. Надо приготовиться; надо быть спокойным и ждать, как ждут глаза, чтобы солнце взошло - устремилось, по выражению поэта, из темного Океана. Бог не приходит и не уходит. Он только является. Вот Он. Он отрицание мира, отрицание всего, что есть. Он - ничто. Он - все"

http://merezhkovskiy.lit-info.ru/merezhkovskiy/proza/smert-bogov-yulian-otstupnik/1-glava-vii.htm?fbclid=IwAR1OW-P5ID2t1T7k1MLUlrg6xICaOP63k9dAaUuHf-0StuAUZYmMMYmpG9s

Информация и информационное общество — последняя степень рабства, финальная степень тирании.
Посредством информации происходит переход на предельную и финальную стадию отчуждения человека от духовной свободы, без которой он — зомби.

Есть фундаментальное различие между информацией и знанием.

Знание интимно связано с внутренним центром, с той цитаделью, куда может прийти самый последний раб, раздавленный социальными обстоятельствами, беспощадной эксплуатацией.
Даже в этих условиях британский рабочий диккенсовской эпохи возвращается в свою мрачную задымленную кирпичную казарму, падает на койку и находит путь к своему сердцу.
Нет ничего, что унижало бы и угнетало бы его. Он скрывается внутри себя и обретает там новые силы, чтобы выдержать новый вызов завтрашнего дня.

Внутреннее пространство свободы есть тот центр, из которого рождается подлинное знание.

Информационное общество грозит затопить и его.
Информационное общество ставит своей целью упразднить различие между внутренним и внешним в человеке.

Остановить этот потоп можно только цитаделью, в которой есть реальный культ подлинного знания.
И этот культ, это реальное понимание того, что есть знание, связано как раз со словом понимание.

Информация отличается характеристикой узнавания.
Знание основано на понимании.

Понимание — это всегда понимание самого себя. Это сократический принцип: познай самого себя.
Познать можно только самого себя, так как то тайное ядро, о которое ударяется человек, чтобы обрести свободу, это и есть он сам.
Это и есть тот концепт, связанный с его личностью, понимание которого воспроизводит подлинность, значимость и адекватность существования.

Гейдар Джемаль, выступление на презентации альманаха «Волшебная гора». «Философская газета», n12 от 11 июля 2002 года.

Любая ответственная мысль, на чтобы она ни была обращена, так или иначе – фронтально или по касательной – обращена к Ничто. В ничто сбрасывается то колоссальное напряжение, которое требуется для бытия. Когда бытие больше не может быть, оно рушится. Но так как бытие – это самое общее и утверждений, пасть оно может только в самое общее из отрицаний.
https://katehon.com/ru/article/problema-nichto-v-filosofii

Возвращение "манифестации_вниз"

"само Бытие как "стена" является инверсией мысли - это та скорлупа, короста, та глиняная инерция, куда Мысль уходит, впадает при максимальном "затмении". То есть она как бы затмевается и отрицает самое себя в форме Бытия.
Да, это манифестация "вниз", это этап Мысли, который приходит к своему затмению, отрицанию и так далее. Но в эту Мысль вставляет себя она сама же, как противоречие вот этому падению, с тем чтобы взорвать и явить себя, то есть преодалеть падение и совершить обратный путь открытия. Из сокрытия совершить обратный путь открытия. Чем мы, собственно говоря, и занимаемся, -наша история, наша жизнь, наша деятельность здесь..." (С)

Платонизм: философия божества
#читаем_Платона

"В центре платонического учения о божественном находится душа, которая мыслится вечной и непреходящей, но лишь отправившейся по тем или иным причи­нам в ритмичное путешествие по пространственно-телесным обла­стям живого космоса, своего божественного родственника, старше­го брата. Если у Пифагора доступ к божественному в условиях пято­го — человеческого — века достигается с помощью восстановления памяти о перевоплощениях (метемпсихоз), то анамнез (avapvriaiq), воспоминание у Платона есть прямой путь к истокам души, то есть
к тому божеству, звезде, которое и является, в последнем счете, выс­шим горизонтом человеческого «я» и в пределе есть не что иное, как вечный бог. Но, как и в архаической досократической философии, этот радикальный аполлонизм Сократа и Платона отличается тем, что строится на признании строго человеческой точки отсчета. Это не просто возврат к доархаической эпохе, к четвертому царству ге­роев. Это полное принятие человеческих условий, взятие за челове­чество полной ответственности и волевой прыжок к божественным корням, которых просто не может не быть, а значит они должны быть и есть. Но это истина — о том, что они есть — отныне вопрос прежде всего воли, решения и конкретного созерцательного акта.

Очевидно, что такой подвиг не под силу большинству. Поэтому Платон и Сократ обосновывают предельно элитарную антрополо­гию: большинство людей в «пятую эпоху» Гесиода обречено на пе­риферийное прозябание на онтологической окраине, на то, чтобы влачить почти животное существование, увлекаясь низменными ин­тересами ничтожного «жизненного мира». На них условия желез­ного века распространяются в полной мере, и они поглощены этим веком без остатка, они его рабы и автоматы. Можно сказать, что такова оценка платониками кибелического человечества. Большин­ству противостоит духовная интеллектуальная аристократия — сол­нечная гетерия мудрецов, отгороженная от окружающих множеств суровой аскетикой и многочисленными трудно выполнимыми тре­бованиями элитарного воспитания и философского эбразования.

Философы в этом понимании суть золотые стрелы Аполлона, бро­шенные в многоголового Пифона демократических толп. Поэтому с Платоном Ноомахия переходит на особый уровень: в отличие от архаической эпохи ее метод заключается не в героической цельно­сти духа и тела (как у героев Гомера) и не восстановлении герои­ческой природы через прослеживание всей цепочки метемпсихоза (как у пифагорейцев), но в резком броске к той половине человека, которая является — не может не являться — божественной, и — через эскалацию ума, через созерцание собственной сути — прорыв к чистой стихии божества, к созерцанию непрехо­дящего света, который и является тайной, но необходимой природой души — не всякой, правда, но лишь благородной, души философа и аристократа. В этом принципиальное отличие героической версии аполлонизма от платонической и философской: в случае героя на Олимп стремится подняться весь человек, в котором еще телесное и душевное строго не разделены, более того они слиты, а подвиги силы неотделимы от подвигов духа; в платонизме вся ставка сделана
на ум, vous, на интеллект, на разумную часть души, то есть на Ло­гос, Логос как таковой и, соответственно, на самый логический из Логосов — на эксклюзивный Логос Аполлона. В каком-то смысле платонизм более радикален, нежели даже героизм четвертой гесиодовской эпохи. Философы поэтому готовы цензурировать мифы и перетолковывать религиозные догмы: они сосредоточены на чи­стой стихии Неба, на вечном свете идей, и в пределе на Едином, "Ev, откуда происходит все остальное и которое и есть последняя тайна бытия как божественного, так и остального — в том числе (и даже в первую очередь) человеческого. Божественное здесь, впрочем, не противопоставляется человеческому, но рассматривается как его финализация, как наконечник золотой стрелы Аполлона, пущенной в голову хтонического врага и достигшей цели, поразившей цель.

Вместе с Платоном мы вступаем в эпоху нового витка титаномахии: отныне ее приоритетным пространством становится поле мыс­ли, культуры, человеческой жизни, где разыгрывается фундамен­тальная драма борьбы Аполлона с Великой Матерью и ее хтониче-
скими производными, которые, так же как и аполлонические армии, приобретают все более и более человеческие черты. Так начинается война философий, война философов, где на одной стороне верные
Аполлону платоники, продолжающие аристократические традиции дорийской италийской школы, а на другой — широкий спектр интел­лектуальных испарений Кибелы, мыслительная плесень ионийских натурфилософов, материалистов, атеистов, скептиков и атомистов,
воплощающих в себе попытку реванша Логоса Великой Матери".

А.Г. Дугин. Ноомахия. Эллинский логос. Долина истины.

Инструкция по антиутопии

Я же остановился лишь на некоторых антиутопиях, но и по ним очевидно, что всё описанное так или иначе сбылось. Что с этим делать и как победить?

Массовая вакцинация, поголовное введение QR-кодов, цифровой фашизм, тотальная слежка — и люди всё больше говорят о том, что мир превращается в антиутопию. В антиутопию, где каждый под контролем. Опубликованы даже планы по окончательному порабощению человечества. Конспирологические теории расцветают пышно. И вот-вот начнётся крестовый поход верных против неправоверных. Ваксеров против антиваксеров — или наоборот. Как отличить своих от не своих?

Удивительно вот что: о каком наступлении антиутопии говорят все эти люди, если мы уже давно существуем в ней? В антиутопии. А симулякры вроде свободы, прав человека заявлены лишь для того, чтобы развязать очередную войну или соблазнить потребителя.

Трагедия, но и надежда в том, что происходящее давно описано. Великие антиутопии брались не из головы, а из пространства смыслов. Но тогда на бумаге это было будущее, а сейчас — реальное настоящее. Так что самое время поговорить о сбывшихся антиутопиях и о том, как выживать в них.

Открывает список классический роман Евгения Замятина «Мы». Глупцы и пропагандисты полагают, будто этот блестящий текст написан о страхе и неприятии социалистического общества. Вообще практически любую антиутопию мировой агитпроп старается представить как аллюзию или сатиру на СССР или Россию. Но созданный в 1920-м году роман «Мы» — это в первую очередь реакция Замятина, строившего до того корабли в Англии, на метаморфозы западного общества, на патологический индустриальный рост и разрастание. Замятин описывает общество, лишённое души, общество техногенное. Он едва ли не раньше других заявляет, что цивилизация машин дурна и опасна, а любовь, фантазия, вера — всё это будет отнято у человека.

Через 80 лет после Замятина братья Вачовски разовьют эту тему в культовом кино «Матрица». Главная его мысль: только выйдя из зоны комфорта, можно обрести свободу. Как говорит предатель Сайфер, он знает, что вкус еды не настоящий, но это его вполне устраивает. Так разве современные люди живут не в выдуманном, фальшивом мире, где за фасадом красивой жизни нет ничего настоящего? Жизнь в матрице — это принятие абсолютного зла, непротивление и покорность. Ты используешь свои иллюзии и живёшь в них.

У всех на устах — классическая антиутопия «1984». Эта книга Джорджа Оруэлла постоянно приводится в качестве эталонного описания тоталитарного общества. Большой брат следит за тобой. Однако механизмы управления, механизмы давления на человека, показанные в книги, смешны и старомодны. Они не эффективны. Если чем и актуален Оруэлл, то в первую очередь тем, как он описывает классовое общество и сегрегацию. Об этом же, утрируя, говорит современный фильм «Платформа». Мы живём в почти кастовом обществе, где люди делятся даже не по доходам и имущественному статусу, но по возможности доступа к тем или иным возможностям. Это опять же оруэлловское, но уже из «Скотного двора»: «Все животные равны, но одни равнее других». И то, что ещё недавно казалось общедоступным, теперь требует отдельной борьбы за него.

Читайте далее:
https://regnum.ru/news/society/3428030.html

Выбор имеет Значение

"Когда мы думаем об ангелах и их могуществе, способном двигать горами и усмирять бурю, сотрясать землю и повелевать ветрами, может показаться, что мы, люди, как-то слишком жалки перед этой световой стихией, перед архангелом Михаилом и его свитой. Мол, они и без нас победят. Нет, без нас они не победят. Мировая история есть непрерывная световая война. И ведется она за сердце человека."

Всех причастных к малой и большой Брани Поздравляем!

видеоаохив 2020
https://paideuma.tv/video/protiv-rossii-vsegda-idet-voyna?fbclid=IwAR1dv2Yx19zQlIlaKQQ27F8JgEYHp-Pjc-rALbmLXiuUqrU7DNPptn-evR0#/?playlistId=0&videoId=0

«Розовое христианство» хочет иметь только торжествующую любовь, торжествующую одним только символом креста. Без самопожертвования, без распинания страстей, без самоотречения, без собственной сопричастности Кресту Господню. Такая легкодоступная, сентиментальная, гуманитарная любовь, в известном смысле тоже духовна, но «живо» творится она не Духом Святым, а противоположным духом. Жажда «розового христианства» хорошо объясняется нашим падшим состоянием. Мы возлюбили землю, мир, свою земную активность, свою культуру, созданную в этом падшем состоянии. Отсюда возникает желание такой религии, которая уже сегодня давала бы людям любовь, мир, счастье, общение, смех, радости земной жизни. Паисий Святогорец оценил подоплеку «розового христианства» следующим образом: «Люди хотят грешить и иметь добренького Бога. Такого Бога, чтобы Он нас прощал, а мы продолжали бы грешить. То есть, чтобы мы творили бы все, что хотим, а Он прощал нас, чтобы прощал нас не переставая, а мы дули бы в свою дуду».
https://katehon.com/ru/article/kritika-rozovogo-hristianstva-kn-leontevym?fbclid=IwAR298Ez1tFINH6wyX8kmgRB10arFlruyDeJILNQlGvge2XHXtJtVuQXVKnE

Демон Революции
" Эта негативная ограниченность может быть выражена при введении символа метафизического ноля или небытия, согласно китайской традиции. Единица ограничена нолем, и хотя эта двойственность является особой — один из членов диады выражен чистым отрицанием, — она, тем не менее, принадлежит к уровню, радикально отличному от чистой трансцендентности. Именно поэтому индуизм говорит о недвойственности, а не о единстве. Не-единством является уже пара “бытие-небытие”. Чтобы подчеркнуть истинно трансцендентный характер иного, индуизм отрицает в имени неназываемого именно эту пару, а не единство (бытие=бытие). Итак, чистое бытие (позитивный абсолют) ограничено небытием, метафизическим нолем.
Здесь следует заметить, что небытие это никоим образом еще не сам первопринцип, не “брахма ниргуна”, о котором ясно говорится, что он, не будучи “сат” (бытием), не есть, однако, и “а-сат” (“небытие”). Небытие, ограничивая бытие и являясь метафизически первичным по отношению к нему (можно представить себе отсутствие бытия, но невозможно представить отсутствие небытия), тем не менее все-таки коррелировано именно с ним, как вся метафизика коррелирована с физикой. Небытие является отрицанием только чистого бытия, что, несмотря на свою абсолютность в рамках обычной метафизики (т.е. не “мета-метафизики”), не совпадает с истинно трансцендентным, так как истинно трансцендентное вообще ни с чем не коррелируется. Поэтому небытие есть, скорее, обратная сторона чистого бытия, превышающая это чистое бытие, но все же ограниченная им, хотя бы в том, что это — небытие, а не бытие.
Небытие есть промежуточная инстанция между чистым бытием и чисто трансцендентным, и как таковое оно лежит на границе между метафизикой и мета-метафизикой. Небытие часто символизируется бездной или тьмой-вверху, в то время как нереальный абсолют не может быть принципиально символизирован вообще ничем. Символ бездны точно определяет специфику принципа небытия, который воплощает в себе метафизическое расстояние, отделяющее чистое бытие от иного, то есть описывает бездонность печали бытия."

Русскость vs ООО
"Ни одна из патриотических организаций, возникавших с начала 1990-х годов, не стала субъектной, – заметил с трибуны съезда философ Александр Дугин. – Но для России критически важно иметь субъект патриотического действия и патриотического бытия. Субъект отличается двумя свойствами. Независимое сознание и независимая воля. Выйти из зачарованного круга, когда русский народ является объектом – это задача".
А.Г. Дугин

Материалы к курсу "Метафизика темпоральности"
Язык и Боль - условие времени как Смысла
https://www.youtube.com/watch?v=mSoswh71UeE

НООМАХИЯ: ИСТОКИ ПОЛЯРИЗАЦИИ ПОЛИТИЧЕСКОГО

"Сущность субъективного статуса человека в его коренном отличии от окружающего мира, в его несовпадении с космосом, в его внутренней причастности к трансцендентному, сверх-космическому Принципу. Сам запредельный Принцип определяется обычно как Бог-Отец. Субъект же - Бог-Сын, пришедший в мир, но не рожденный миром, не являющийся его частью, деталью. Субъектное измерение может наличествовать во всем космосе - как его “световое” четвертое измерение, как его “световая” духовная подоплека. Сумма этого имманентного Света, Свет Мира - это Великий Субъект. Малый человеческий субъект - это частичка Великого Субъекта, и хотя это всего лишь частичка (что выражается в телесности, а значит, принадлежности к космосу), но она имеет все основания считать себя сущностно сверх-космичной. А потому она может действовать как абсолютный Царь Мира, следуя в этом за самим Сыном Божьим.

В реальности Человек-Субъект реализует свое световое измерение через особое свойство - Разум. Разум в нордическом смысле - это способность привести каждый элемент наличного космоса (или комбинацию таких элементов) к единой духовной парадигме, в которой данный элемент откроется не как нечто самостоятельное и самотождественное, но как идео-вариация Принципа. Можно сказать, что Разум - это способность реально возводить вещь к ее духовной первопричине, освобождать ее тонкую эссенцию из-под гнета конкретности. Но коль скоро Субъект наделен разумом, и в познании его цель привести вещь к Принципу (Богу Отцу), то фактически процесс сознания означает процесс “введения вещи внутрь Субъекта” с последующей “переправкой” еще выше или, точнее, еще глубже, к Богу-Отцу. Человек-Субъект через разум “связывает” вещи с их истоком. Само же содержание разума - идеи - и является промежуточной сферой между внешним космосом и Богом-Отцом. Поэтому Человек-Субъект - это человек-идея, человек-мысль, человек-связь-с-Истоком.

Ему противостоит человек-зверь, Человек-Объект. Этого противостояния не было бы, если бы человек-зверь являлся только зверем, животным. Но в той мере, в которой человек-зверь проявляет имитативно все собственно человеческие, псевдо-субъектные качества, то действительно речь идет об оппозиции. Реальная оппозиция никогда не возникает между просто одним и другим. Она наличествует лишь там, где сталкивается подлинное и парадийное, реальное и иллюзорное. Просто звери - это особый вид существ, который подчеркнуто отличен от человека. Человеко-зверь - это не только не-человек (как обычные звери), это анти-человек. В нем вся имплицитная божественность Человека-Субъекта полностью превращена в свою противоположность, то есть в анти-божественность, в максимум объектности, вообще возможной в этом мире. Человек-Объект гораздо более материален, нежели сама материя, поскольку чистая материя (чистая объектность) заведомо находится на периферии космоса, на самой внешней границе реальности, а Человек-Объект, человек-зверь, за счет своей имитативной человечности стоит в символическом “центре вещей”, на царском месте Сына Божьего, космического Субъекта.

Если сущность Человека-Объекта, конечно же, нечеловечна, то есть объектна или анти-субъектна, его внешние признаки имитируют человеческий тип в его основных чертах.
... Человек-Объект не мыслит, но имитирует мысль. Именно он создает через специфику своей противоестественной гносеологической позиции все варианты интеллектуального вырождения: от люциферизма и солипсического произвола, через паганизм и политеизм вплоть до фетишизма и откровенного материализма."(С)

Радикальный Субъект и Его дубль