В последнее время много звучит турецких имен и фамилий. Добавлю и я одно имя – Турсун-бек.

Турсун-бека (ок.1426-1488) можно условно считать турецким Макиавелли. Он родился в период, когда Османская империя установила контроль над Балканами и Грецией, покорила Византию,  устранила все тюркские и греческие государственные образования в Малой Азии. То есть, при его жизни Османское государство превратилось в империю.

Сходство с Макиавелли в биографии Турсун-бека значительное. Как и его итальянский коллега, Турсун-бек пытался адаптировать античное наследие к новым реалиям. Только вместо римских историков и юристов, он использовал персидскую политическую мысль, которая соединяла исламское богословие с этикой Аристотеля. Как и его итальянский коллега, Турсун-бек знал о государственном механизме изнутри – прослужил около 40 лет в ведомстве финансов. Но при этом, происходил из военной семьи и понимал, что такое сила в межгосударственных отношениях. Наконец, как и Макиавелли, Турсун-бек посвятил произведение своему покровителю – великому визирю Махмуд-паше Ангеловичу, казненному по сомнительным обвинениям.

В работе Турсун-бека «История завоевателя» (тур. Târîh-i Ebu’l-Feth) описывается деятельность султана Мехмеда II. Исторический текст предваряется вводной теоретической главой, в которой автор рассуждает об устройстве государства и идеальных качествах правителя. Тем самым, Турсун-бек совмещает жанр «зерцал/советов правителю» (тур. adab) с античной политической теорией. Примечательно, что описание государственного устройства в «Истории завоевателя» идет до описания идеального правителя, что нехарактерно для ближневосточной и вообще античной мысли.  Причина этого состояла в том, качества правителя для Турсун-бека соотносятся со общим принципом справедливости, которую он понимал как пропорциональность действия и реакции.

Согласно «Истории завоевателя», правитель должен заниматься благотворительностью, защищать территории с мусульманским населением, подчиняться справедливым законам и не покушаться на собственность подданных.  Все это Турсун-бек называл «мягкостью», пропорциональным сочетанием принуждения и поощрения. Единственным исключением из правил был сбор налогов – в этом случае «мягкость» заменяется буквальной нормой закона (40 лет в ведомстве финансов просто так из жизни не вычеркнуть).

Заслуга Турсун-бека для турецкой и мировой политической мысли двоякая. Во-первых, он (вместе еще с десятком авторов) перенес на турецкие реалии достижения персидской моральной и политической  философии, совершил интеллектуальный экспорт. Во-вторых, трактаты, подобные «Истории завоевателя», позволили создать на стыке моральной философии и практических советов правителям новую отрасль знания. 

собственно, сей трактат

Идеального названия компании не существу...

🇪🇹🎼 Канадский певец эфиопского происхождения The Weeknd сменил имя в профилях аккаунтов в социальных сетях с творческого псевдонима на свое эфиопское имя при рождении - Абель Меконнен Тесфайе.

По словам самого The Weeknd, он хочет избавиться от псевдонима, под которым выпускает песни и появляется на сцене с момента старта карьеры и переживает «путь катарсиса».

#Эфиопия

Пишут, что президент ЮАР хочет предложить свой мирный план по украинскому вопросу. До этого был китайский план, который мы уже немного подзабыли.

Есть простой индикатор жизнеспособности подобных инициатив: если в них есть конкретная очередность уступок, это потенциально жизнеспособный план. Если очередности нет, то все находится на декларативном уровне.

В 1962 году эту особенность переговоров подметил психолог Чарльз Осгуд. Как и положено ученым-теоретикам, он предложил свое название для данной особенности - GRIT или Graduated and reciprocated initiatives in tension reduction (постепенные и взаимные инициативы по сокращению напряженности). Осгуд интересовался, как можно запустить "спираль мира" вместо спирали эскалации конфликта (эта штука запускается без особых усилий😭). И пришел к оригинальному банальному выводу: кто-то должен начать делать уступки первым.

В тему - популярное объяснение GRIT из сериала времен Холодной войны.

тот же принцип GRIT в нашем кинематографе

https://www.youtube.com/watch?v=lGdy_fi_n7I

В понедельник обсудили в Общественной палате возможные подходы к противодействию иностранному вмешательству в академическую сферу.

Подробно рассказал коллегам про один из наиболее концептуально оформленных документов в этой сфере - рекомендации Еврокомиссии по «Противодействию иностранному вмешательству в области исследований и инноваций».

В документе много интересных формулировок. Например, одной из возможных тактик вмешательства называется "рекрутирование кадров на стратегически важные позиции посредством социальной инженерии, подкупа, шантажа, запугивания, а также отбор и назначение на стратегически важные позиции «своих» людей".

https://www.vedomosti.ru/society/articles/2023/05/17/975388-zaschite-vuzov-ot-inostrannogo-vmeshatelstva-budut-uchitsya-u-inostrantsev

​​#lacewars_Истории

Уголовные процессы над животными

В 1494 году во французском монастыре судили свинью. Все ее преступление заключалось в том, что она «вошла в дом и изуродовала лицо ребенка, после чего ребенок ушел из этой жизни». Председательствующий судья Жан Левуазье заявил, что «упомянутый поросенок, ныне задержанный в качестве узника и заключенный в указанном аббатстве, должен быть повешен и задушен умелым душегубом на деревянной балке рядом с виселицей и местом казни». Это был не единичный случай. В Средние века ни одно животное — от насекомых до крупного скота — не освобождалось от платы за последствия своих действий.

На протяжении нескольких столетий животные и насекомые преследовались по всей Европе. Они предстали перед церковными и светскими судами по тем или иным обвинениям, начиная от причинения ущерба в преступных целях и заканчивая убийством. Их интересы представляли юристы, и им были дарованы те же права и обязанности, что и людям. В книге Эдварда Пейсонса Эванса «Уголовное преследование и смертная казнь животных» (1906 год) содержатся описания десятков подобных уголовных процессов. Самым ранним из зафиксированных случаев было судебное преследование группы кротов в Валле д'Аоста в 824 году. Это прозвучит дико, но домашние животные частенько нарушали закон. В 1750 году ослица была привлечена к ответственности за то, что ее «взяли во время полового акта» со своим хозяином-человеком. Ее оправдали, поскольку прежде она отличалась хорошим поведением: она всегда «показывала себя добродетельной и воспитанной» скотиной. В 1596 году судебная власть Марселя возбудила дело против стайки дельфинов. В 1542 году во французском городе Рувр судили шестнадцать коров и козу. Однако животное, которое чаще всего оказывалось на скамье подсудимых — это свинья.

Некоторые юристы буквально сделали себе карьеры на процессах над животными. В XVI веке французский адвокат по имени Бартоломью Шассене защищал «некоторых крыс, которые предстали перед церковным судом Отена по обвинению в преступном поедании и бессмысленном уничтожении урожая ячменя в этой провинции». Он утверждал, что извещение, предписывающее крысам предстать перед судом, не была в должной мере предъявлена крысиной популяции и что многие крысы не могли явиться в суд из-за «длины и трудности пути и серьезных опасностей, которые его сопровождали», а именно – соседских кошек. Шассени проиграл дело, но заработал репутацию находчивого адвоката.

Когда виновных животных приговаривали к смертной казни, их казнили, по-видимому, предварительно облачая в человеческую одежду. В 1386 году козел был признан виновным в нападении на ребенка. Его «одели в мужскую одежду и казнили на площади».

Но почему вообще люди судили животных? Разве не очевидно, что к тем не могут быть применимы столь привычные нам критерии морали? В Средние века жизнь была суровой. Люди пытались определить свое место в замыслах Бога и еще до конца не понимали, как им стоит воспринимать животных. Поэтому судебные тяжбы в отношении животных были важными ритуалами, которые помогали людям контролировать неопределенность жизни и символически подчинять все сущее своей морали.

Подпишись на канал и узнай больше!

Достойная книжка последних нескольких лет итальянского автора Роберто Эспосито (не путать с Деспосито) – «Формируя мышление: три парадигмы политической онтологии».

Для тех, кто не первый год занимается политической наукой или чем-то смежным (например, международными отношениями), не станет новостью утверждение: «мы часто понятия не имеем, чем мы занимаемся». В этом чем-то – суть большинства дебатов ученых.

Эспосито полагает, что можно выделить три ответа на вопрос «что мы изучаем?». Первый подход – ограничительный. Мы вспоминаем про древнегреческие полисы, видим в них недостижимый идеал. Но этот образ подразумевает, что политическое получилось из неполитического. Каждый раз выясняя какой-либо вопрос, мы рассматриваем идеал древнегреческого полиса и видим, как политическое соотносится с неполитическим. Как известно, большинство вопросов граждане решали на площади, а потом расходились по домам и решали бытовые вопросы.

То есть, каждый раз политическое появляется через отрицание. Это отрицание как бы отвергает существование политического и, тем не менее, его порождает. И потому получается, что мы изучаем связку «бытие-политика» через противопоставление политического и неполитического. Дальше идет оригинальный аргумент: поскольку в неполитическом есть только отрицание и нечего позитивного (а иначе для чего приставка «не»?), то в нем нет справедливости, равенства, ценностей. И вопрос для ученых – а насколько в политике что-то из этого есть? В чем мы отрицаем неполитическое, когда предполагаем существование или даже боремся за высокие идеалы?

Второй подход – расширительный. В принципе, тезис о разделении политического и неполитического противоречит идее единства бытия. При всем разнообразии мира есть некие уникальные формы существования, которые невозможны в разделенном виде и даны только в целостности. Различие – присутствует в мире, но это не ответ на фундаментальный вопрос «что?». В то же время, в этом подходе целостность тоже не абсолютная – времена немецких идеалистов прошли, на место Абсолютного Духа приходит суперпозиция (наложение разных эффектов, их взаимное влияние и комбинирование).

Политика и бытие оказываются в суперпозиции, переплетаются – вплоть до неотделимости. В таких взаимоотношениях нет завершенности, все постоянно формируется, но не сформируется. Соответственно, бытие – это постоянный акт творения (даже творения через разрушение), как собственно и политика. А, значит, вопрос о справедливости или равенстве задавать просто нет смысла, так как в завершенном виде принципов и оснований справедливости или равенства не найти. Вместо этого – творение, производство, креатив.

Третий подход – формирующий. Основная идея – взять среднюю линию между ограничительным и расширительным подходами. Нам не важно, един мир или двойственен. Главное, что есть несколько точек зрения на этот вопрос – и само наличие разногласий дает нам социальную напряженность. Напряженность – это хорошо, это то, чем можно распорядиться. Вопрос лишь в том, как это сделать. И самое главное – невозможно существовать, если не реагировать на эту напряженность.

То, что порождено напряженностью между разными точками зрения, и то, что каким-то образом упорядочивает эту напряженность (в том числе, ее воспроизводит) – и есть политическое/политика. Важную роль в упорядочивании играет знание – людям в какой-то форме дается объяснение происходящего с напряженностью, понимание желательных моделей поведения. Тем самым, политика во многом приравнивается к функционированию политических институтов (в том числе, неформальных). Вероятно, это самый простой ответ на вопрос «Что мы изучаем?» и, все же, не самый точный.

https://www.wiley.com/en-us/Instituting+Thought:+Three+Paradigms+of+Political+Ontology-p-9781509546428

Интересный механизм преемственности, который не бьется с бюрократической логикой. Столкновение неизбежно.

Для гурманов. Политические проблемы определения инкарнаций высокоранговых лам

https://profile.ru/abroad/kakie-problemy-sozdaet-knr-izbranie-mongolskogo-malchika-novym-bogdo-gegenom-1323784/

Последние два десятилетия мировая наука потратила на изобличение популизма. Дескать, это если и идеология, то неправильная, с ослабленным ядром. Либо же это некая надстройка/насадка на другие идеологии, которая искажает исходную пользу идеологий. Либо же это предвестник идейного упадка, в котором виноваты, в первую очередь, граждане, разочаровавшиеся в классических идеологиях.

Немного другую точку зрения предлагают авторы книжки Giurlando P., Wajner D. F. (ed.). Populist Foreign Policy: Regional Perspectives of Populism in the International Scene. – Springer Nature, 2023.

Оказалось, что при всей расплывчатости популизма (левого и правого, и всякого другого) – в сфере внешней политики он выступает за достаточно конкретные и понятные вещи. Практически любому популизму не нравится международная финансовая система и стоящий за ней транснациональный бизнес. Рецепты могут разнится – тут и выход из международных организаций и соглашений, и налоговые и тарифные ограничения, и повышение открытости «мировых элит».

Кроме того, практически любому популизму не нравится глобализация и региональная интеграция – слишком большая политическая и экономическая зависимость государств от внешних центров принятия решения и источников ресурсов. Причем, не нравится не только как продукт деятельности «мировых элит», но и как естественный процесс, который лишает государства главного – возможности что-то решить внутри.

Еще популизму очень не нравятся конкретные социальные группы – эксперты и бюрократы. С точки зрения популистов, сложные модели и запутанные процедуры принятия решений выхолащивают смысл и не обеспечивают реального представительства интересов населения. Поскольку экспертов и бюрократов никто не избирает, получается, что небольшая группа людей искажает или даже присваивает процесс принятия решений. Популисты видят в этом огромную несправедливость и предлагают вместо этого два варианта принятия решений – либо создание ситуативных механизмов, либо централизацию процесса («вождизм»). И в том, и в другом случае простое население хотя бы сможет высказать свою позицию, даже если научно и бюрократически она (позиция) не выдерживает критики.

Несколько раз в описании популизма проскальзывал глагол «не нравиться». А что же популизму нравится? А нравятся весьма логичные вещи – активное вовлечение населения в политические процессы, здравый смысл как опора для выбора вариантов принимаемых решений и политические движения, которые выходят за рамки привычных шаблонов и предлагают что-то нестандартное.

Конечно, авторы книги не смогли удержаться от критического подхода. Вот характерный кусочек: «используя различные средства пропаганды, включая драмы, скандалы и теории заговора, популистские лидеры воссоздают эмоциональную атмосферу мученичества и героизма перед лицом региональной и мировой общественности, подстегивают ощущение постоянного кризиса и давления, а также убеждение, что победа уже где-то рядом». Однако ценнее их признание, что популизм стал «набирающим обороты глобальным феноменом». Популисты будут приходить и уходить, а популизм останется.

https://link.springer.com/book/10.1007/978-3-031-22773-8

это реально смешно.

сегодня День Африки (и еще День клоуна в Перу - не знаю, чем так особенны перуанские клоуны). Много будет дежурных фраз о сотрудничестве и прочем. Просто выложу свой старый текст о том, что желания и возможности мало, нужна стратегия.

https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/politika-rossii-v-menyayushchey-afrike-v-poiskakh-strategii/

теперь видимо времени будет побольше, ехать на работу пока не надо. есть время посмотреть шикарного Стоянова

https://www.youtube.com/watch?v=mvTg0-UOMF0