Forwarded from Красный лебедь
Вашему вниманию представляю статью о современных левых в России. Это скорее рефлексия с периодическими вкраплениями умных мыслей, ибо сам отношу свои взгляды к левым. Эта статья будет интересна далеко не всем, что лишний раз доказывает то, что я в ней описываю. Но в любом случае, велком
https://telegra.ph/Klinicheskaya-smert-levoj-mysli-05-06
https://telegra.ph/Klinicheskaya-smert-levoj-mysli-05-06
Telegraph
Клиническая смерть левой мысли
Давеча у меня произошел спор с двумя коллегами, приверженцами левых идей, на тему государственной идеологии, который перешел в конфликт на почве (не)понимания СВО. Они оба (один лево-либеральненький пацифист, другой консервативный марксист) отлично представляют…
❤1
Forwarded from Табакерка
«Экзистенциализм против марксизма – начинает и выигрывает»
5 мая 1813 г. родился Сёрен Кьеркегор, основоположник экзистенциализма, а 5 мая 1818 г. – Карл Маркс, создатель политэкономии и материалистического понимания истории.
Идеи обоих радикально преобразили мир. Их разделяют ровно пять лет и противоположное отношение к человеку – как-то совсем иначе за это время расположились звезды.
Кьеркегор увидел в человеке сложнейшую, страждущую и надеющуюся, натуру, которой свойственны страх, отчаяние, одиночество, осознание своего несовершенства и краткости своего существования, но вместе с тем – и стремление к красоте, любовь к миру, острая радость жизни.
А главное – человек Кьеркегора свободен, он просто обречен на свободу.
Маркс отнес человека к производительным силам, сделал его только винтиком социального механизма; «делателем», обеспечивающим технологический прогресс и стремящимся к справедливому распределению социальных благ.
Человек Маркса прост, безлик, всегда объединен в коллективы и совершенно не свободен.
Экзистенциализм перевёл основной интерес философии от создания целостных картин мира, от изучения социального устройства на отдельного человека. Человек уникален и бесценен, и все, связанное с ним, чрезвычайно важно: каждый миг, всякая мелочь, любая мысль, мимолетное чувство и случайное ощущение. Человеку свойственно любить и ненавидеть, он вправе быть одиноким, ему на пользу идут грусть и опасности, он интересен сам себе, но и миру он важен – из этих представлений экзистенциализма вышли великие литературные и философские произведения, гениальная музыка, чудесная живопись, шедевры кинематографии.
И представления эти не нужно претворять в жизнь, в их истинности каждый вольно или невольно убеждается сам, на себе самом.
Маркс же создал универсальную и очень стройную общественную модель, а ошибся «всего-навсего» с человеком, уже писала об этом.
И когда эту модель стали прикладывать к реальности гораздо менее умные его последователи, выяснилось, что именно человек не укладывается на тесное и жёсткое ложе марксизма. Потому что думает он не только о производстве, делает не только то, что необходимо для строительства коммунизма, а жить хочет не в будущем, а здесь и сейчас.
Вот тогда-то последователи Маркса и стали упрощать, умалять, усреднять человека, доводя до заданного Марксом примитивного образца. Не довели и не уложили, хотя нередко и головы рубили, пролили много крови, натворили дел и сделали несчастной значительную часть человечества.
А человек – он даже и при тоталитарных режимах остался человеком. И делал всякие глупости. И думал о чепухе. И ленился на работе. И страдал, иногда и безо всякого повода. И любил, кого не следует. И лгал без нужды. И боялся не только компетентных органов, но и гусениц с мышами. И любовался не станками, а майскими листиками. И искал не всеобщего, а собственного счастья.
Суть экзистенциализма в том, что человек в любом теле, при любом уме, с любыми убеждениями, при всяких обстоятельствах вправе быть и жить, так, как он того пожелает сам, а не как предписывают ему другие, пусть даже гораздо более серьезные и практичные. Ведь жизнь его единственна и неповторима, и она именно его и только его.
И склонен человек по природе своей не прокладывать прямые общественные магистрали, а протаптывать свою узкую жизненную тропу – тихими стопами, нередко виляя и отступая, часто проваливаясь в ямы и завязая в болотах, но иногда и взлетая в небеса.
Так что прав был великий Кьеркегор: «Жизнь – это не проблема, которую надо решить, а реальность, которую надо узнать по опыту».
А знаете, что он завещал всем нам? «Превыше всего не забывай свой долг любить себя».
Я отдаю должное Марксу, а люблю Кьеркегора и следую ему. «Добро есть свобода».
А Маркс - он не виноват в том, что через 52 после него родился Ленин.
5 мая 1813 г. родился Сёрен Кьеркегор, основоположник экзистенциализма, а 5 мая 1818 г. – Карл Маркс, создатель политэкономии и материалистического понимания истории.
Идеи обоих радикально преобразили мир. Их разделяют ровно пять лет и противоположное отношение к человеку – как-то совсем иначе за это время расположились звезды.
Кьеркегор увидел в человеке сложнейшую, страждущую и надеющуюся, натуру, которой свойственны страх, отчаяние, одиночество, осознание своего несовершенства и краткости своего существования, но вместе с тем – и стремление к красоте, любовь к миру, острая радость жизни.
А главное – человек Кьеркегора свободен, он просто обречен на свободу.
Маркс отнес человека к производительным силам, сделал его только винтиком социального механизма; «делателем», обеспечивающим технологический прогресс и стремящимся к справедливому распределению социальных благ.
Человек Маркса прост, безлик, всегда объединен в коллективы и совершенно не свободен.
Экзистенциализм перевёл основной интерес философии от создания целостных картин мира, от изучения социального устройства на отдельного человека. Человек уникален и бесценен, и все, связанное с ним, чрезвычайно важно: каждый миг, всякая мелочь, любая мысль, мимолетное чувство и случайное ощущение. Человеку свойственно любить и ненавидеть, он вправе быть одиноким, ему на пользу идут грусть и опасности, он интересен сам себе, но и миру он важен – из этих представлений экзистенциализма вышли великие литературные и философские произведения, гениальная музыка, чудесная живопись, шедевры кинематографии.
И представления эти не нужно претворять в жизнь, в их истинности каждый вольно или невольно убеждается сам, на себе самом.
Маркс же создал универсальную и очень стройную общественную модель, а ошибся «всего-навсего» с человеком, уже писала об этом.
И когда эту модель стали прикладывать к реальности гораздо менее умные его последователи, выяснилось, что именно человек не укладывается на тесное и жёсткое ложе марксизма. Потому что думает он не только о производстве, делает не только то, что необходимо для строительства коммунизма, а жить хочет не в будущем, а здесь и сейчас.
Вот тогда-то последователи Маркса и стали упрощать, умалять, усреднять человека, доводя до заданного Марксом примитивного образца. Не довели и не уложили, хотя нередко и головы рубили, пролили много крови, натворили дел и сделали несчастной значительную часть человечества.
А человек – он даже и при тоталитарных режимах остался человеком. И делал всякие глупости. И думал о чепухе. И ленился на работе. И страдал, иногда и безо всякого повода. И любил, кого не следует. И лгал без нужды. И боялся не только компетентных органов, но и гусениц с мышами. И любовался не станками, а майскими листиками. И искал не всеобщего, а собственного счастья.
Суть экзистенциализма в том, что человек в любом теле, при любом уме, с любыми убеждениями, при всяких обстоятельствах вправе быть и жить, так, как он того пожелает сам, а не как предписывают ему другие, пусть даже гораздо более серьезные и практичные. Ведь жизнь его единственна и неповторима, и она именно его и только его.
И склонен человек по природе своей не прокладывать прямые общественные магистрали, а протаптывать свою узкую жизненную тропу – тихими стопами, нередко виляя и отступая, часто проваливаясь в ямы и завязая в болотах, но иногда и взлетая в небеса.
Так что прав был великий Кьеркегор: «Жизнь – это не проблема, которую надо решить, а реальность, которую надо узнать по опыту».
А знаете, что он завещал всем нам? «Превыше всего не забывай свой долг любить себя».
Я отдаю должное Марксу, а люблю Кьеркегора и следую ему. «Добро есть свобода».
А Маркс - он не виноват в том, что через 52 после него родился Ленин.
❤2❤🔥1
Один мой знакомый из неожиданно уехавших в Израиль лет 10 потратил на различные публикации с тезисом - дескать, слабая у нас идентичность, все на прошлом объединяемся, новых успехов и смыслов вроде как и нет. В этой критике логически многое было похоже на правду. Но был затерян какой-то очень важный людской аспект.
И этот аспект - само значение Победы для нашей страны и общества. Это нескончаемый источник историй необычного поведения обычных людей - история не только несомненного героизма и напряженного труда, но и дружбы, любви и смерти. И пока есть такой источник - есть осознание самих себя, есть понимание, что нужно и что не нужно, есть ориентиры для будущего. С Днем Победы!
И этот аспект - само значение Победы для нашей страны и общества. Это нескончаемый источник историй необычного поведения обычных людей - история не только несомненного героизма и напряженного труда, но и дружбы, любви и смерти. И пока есть такой источник - есть осознание самих себя, есть понимание, что нужно и что не нужно, есть ориентиры для будущего. С Днем Победы!
❤18
Forwarded from Чеснаков
Приезд лидеров семи стран СНГ в Москву на празднование Дня Победы после продолжавшейся несколько дней медийной кампании об «одиночестве российского президента», безусловно, выглядит как достижение российской внешней политики и лично Путина.
И для внутренней российской, и для внешней аудиторий сам факт такой массовой демонстрации солидарности в нынешней ситуации даже по вполне конкретной теме исторической памяти выглядит очень весомо.
Сейчас разочаровавшиеся критики запускают компенсационную кампанию. Но это уже не столь важно.
И для внутренней российской, и для внешней аудиторий сам факт такой массовой демонстрации солидарности в нынешней ситуации даже по вполне конкретной теме исторической памяти выглядит очень весомо.
Сейчас разочаровавшиеся критики запускают компенсационную кампанию. Но это уже не столь важно.
🤔1
Интересная работа о португальской внешней политике.
В 1974-1975 гг. в результате смены политического режима Португалия отказалась от колониальных владений и сменила вектор внешней политики с атлантического на европейский.
Но оказалось, что страна с населением 8,6 млн. человек (1974) – это, по европейским меркам, малая страна. От таких государств, вроде как, ничего не зависит, им диктуют правила поведения.
И поэтому Португалия к 1980-м гг. понимала, что совсем от колониализма отказываться нельзя. Колониальное управление – в прошлом, но колониальность как таковую – еще можно использовать. Колониальность в данном случае – это культурная, идейная и бессознательная логика осмысления мира в западных терминах и понятиях.
Так возникло Содружество португалоязычных стран (Содружество лузофонии). Вместо эксплуатации ресурсов Португалия предложила бывшим колониям работать ВМЕСТЕ над миром, безопасностью и развитием. Но в рамках стратегических программ Содружества эти цели достигаются – через внедрение португальского законодательства, поддержку португальского языка, использование португальских стандартов в сфере безопасности и охраны правопорядка.
Тем самым, страна с населением 10,3 млн. человек (2022) не стала малым государством, а приобрела статус моста между европейским политическим пространством и своими бывшими колониями. Вполне естественно, что эта использование колониальности современная Португалия определяет в терминах демократизации, единства ценностей и пр.
https://link.springer.com/book/10.1007/978-981-99-0455-6
В 1974-1975 гг. в результате смены политического режима Португалия отказалась от колониальных владений и сменила вектор внешней политики с атлантического на европейский.
Но оказалось, что страна с населением 8,6 млн. человек (1974) – это, по европейским меркам, малая страна. От таких государств, вроде как, ничего не зависит, им диктуют правила поведения.
И поэтому Португалия к 1980-м гг. понимала, что совсем от колониализма отказываться нельзя. Колониальное управление – в прошлом, но колониальность как таковую – еще можно использовать. Колониальность в данном случае – это культурная, идейная и бессознательная логика осмысления мира в западных терминах и понятиях.
Так возникло Содружество португалоязычных стран (Содружество лузофонии). Вместо эксплуатации ресурсов Португалия предложила бывшим колониям работать ВМЕСТЕ над миром, безопасностью и развитием. Но в рамках стратегических программ Содружества эти цели достигаются – через внедрение португальского законодательства, поддержку португальского языка, использование португальских стандартов в сфере безопасности и охраны правопорядка.
Тем самым, страна с населением 10,3 млн. человек (2022) не стала малым государством, а приобрела статус моста между европейским политическим пространством и своими бывшими колониями. Вполне естественно, что эта использование колониальности современная Португалия определяет в терминах демократизации, единства ценностей и пр.
https://link.springer.com/book/10.1007/978-981-99-0455-6
SpringerLink
Portugal and the Lusophone World
This book presents comprehensive research which combines an analysis of Law, Geopolitics and Institutional cooperation within the Lusophone world
👍3🤔1
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Лозунг дня: "Не спрашивайте, что феодализм может сделать для вас, спросите себя, что вы можете сделать для феодализма".
✍5
Вялотекущая юанизация - интересный синоним "мирного возвышения Китая". А нужен ли здесь агрессивный темп?)
Forwarded from Латиноамериканские горизонты (Andrei Piatakov)
Юанизация Латинской Америки
🇨🇳🌎Два знаковых события произошли на днях в Латинской Америке в плане вытеснения доллара из международной торговли и перехода на торговлю с Китаем в юанях.
27 апреля 2023 г. Аргентина активировала первый своп в торговле с Китаем, отказавшись от доллара. Парадоксально, но соглашение по торговле в нацвалютах действует аж с 2009, но до практической реализации дошли только сейчас. Это явный вызов Международному валютному фонду, с которым Аргентина сейчас ведет сложные и напряженные переговоры о реструктуризации долга на сумму 44,5 млрд долл., образованного вследствие кредита от 2018 года.
А уже 10 мая президент Центрального банка Аргентины фактически заявил о необратимости данного шага, пропев громкие панегирики платежам в юанях.
В частности, он заявил следующее: «Платежная система в юанях способствует достижению более комплексных целей, таких как более разумное и взвешенное управление международными резервами, а также содействует внутреннему производству, занятости, экспорту и сохранению условий роста и финансовой стабильности Аргентины»
Но и этого мало! 10 мая президент Боливии Луис Арсе объявил, что правительство рассматривает возможность использования китайского юаня в качестве замены американскому доллару для проведения финансовых операций во внешней торговле.
Им дано поручение Центральному банку оценить опыт других латиноамериканских стран, практикующих торговлю в юанях. Перейдет Боливия или нет – вопрос открытый, но уже сама по себе интенция звучит как вызов.
ВЫВОД: На наших глазах разворачивается вялотекущая юанизация Латинской Америки. В валютной корзине международных резервов Бразилии юань уже сместил евро со второй позиции. В 2015 г. Чили подписала соглашение о торговле в нацвалютах с Китаем, но в отличие от Аргентины еще не активировала его. Это, конечно, не «закат доллара», но в каком-то смысле «рассвет юаня».
#ЛатАмерика #Китай #экономика #Аргентина #Боливия
@pyatakov_LA – заглянуть за горизонт событий
🇨🇳🌎Два знаковых события произошли на днях в Латинской Америке в плане вытеснения доллара из международной торговли и перехода на торговлю с Китаем в юанях.
27 апреля 2023 г. Аргентина активировала первый своп в торговле с Китаем, отказавшись от доллара. Парадоксально, но соглашение по торговле в нацвалютах действует аж с 2009, но до практической реализации дошли только сейчас. Это явный вызов Международному валютному фонду, с которым Аргентина сейчас ведет сложные и напряженные переговоры о реструктуризации долга на сумму 44,5 млрд долл., образованного вследствие кредита от 2018 года.
А уже 10 мая президент Центрального банка Аргентины фактически заявил о необратимости данного шага, пропев громкие панегирики платежам в юанях.
В частности, он заявил следующее: «Платежная система в юанях способствует достижению более комплексных целей, таких как более разумное и взвешенное управление международными резервами, а также содействует внутреннему производству, занятости, экспорту и сохранению условий роста и финансовой стабильности Аргентины»
Но и этого мало! 10 мая президент Боливии Луис Арсе объявил, что правительство рассматривает возможность использования китайского юаня в качестве замены американскому доллару для проведения финансовых операций во внешней торговле.
Им дано поручение Центральному банку оценить опыт других латиноамериканских стран, практикующих торговлю в юанях. Перейдет Боливия или нет – вопрос открытый, но уже сама по себе интенция звучит как вызов.
ВЫВОД: На наших глазах разворачивается вялотекущая юанизация Латинской Америки. В валютной корзине международных резервов Бразилии юань уже сместил евро со второй позиции. В 2015 г. Чили подписала соглашение о торговле в нацвалютах с Китаем, но в отличие от Аргентины еще не активировала его. Это, конечно, не «закат доллара», но в каком-то смысле «рассвет юаня».
#ЛатАмерика #Китай #экономика #Аргентина #Боливия
@pyatakov_LA – заглянуть за горизонт событий
❤1
Важный для современности отрывок из Фернана Броделя.
См.: Бродель Ф. Очерки истории. — М.: Академический проект; Альма Матер, 2015. С. 32-39.
"Традиционная история, внимательная к короткому времени, к индивиду, к событию долго приучала нас к своему поспешному повествованию, драматичному, на коротком дыхании. Новая экономическая и социальная история на первый план исследований выдвинула циклические колебания и их длительность: она ухватилась за мираж, за реальность циклических подъемов и спадов цен. Сегодня рядом с повествованием (или традиционным «речитативом») появился речитатив конъюнктуры, который поделил прошлое на большие транши: десятилетия, двадцатилетия, пятидесятилетия.
За этим вторым речитативом следует история с еще большими задержками дыхания, на этот раз с вековым масштабом: история большой, даже очень большой длительности [долговременная и очень долговременная история]. […]
вместо событийности скажем яснее: короткое время, мерой которого является индивид в его повседневной жизни, время наших иллюзий, наших быстрых включений сознания — par excellence время хроникеров, журналистов. Заметим себе, что хроника или журнал наряду с великими событиями, называемыми историческими, представляют заурядные случаи из обыденной жизни: пожар, железнодорожная катастрофа, цены на зерно, преступление, театральная премьера, наводнение. Каждый знает, что короткое время есть у всех форм экономической, социальной, литературной, институциональной, религиозной, географической (порыв ветра, буря), а также политической жизни.
В первом приближении прошлое представляет собой массу мелких фактов, из которых одни заметны, а другие трудноразличимы в их бесконечных повторах, чем на самом деле каждодневно занимаются микросоциология или социометрия (а также микроистория). Но эта масса не составляет всей реальности, всей мощности исторического пласта, над которой можно размышлять научным образом. Социальная наука почти в ужасе от события. И не без причины: короткое время наиболее капризно, наиболее обманчиво в своей длительности.
Появилась новая мода исторического повествования, назовем ее «речитативом» конъюнктуры, цикла, даже «интерцикла», которая предлагает на выбор десять лет, четверть века и как максимум половину века классического цикла Кондратьева. Например, если не принимать во внимание коротких и поверхностных затруднений, то цены в Европе возрастали с 1791 по 1817 год; они снижались с 1817 по 1852 год: это двойное медленное движение подъема и спада представляет собой полный европейский и почти мировой интерцикл. Разумеется, величина этих хронологических периодов не абсолютна. […]
Среди различных типов исторического времени большая длительность [долговременность] предстает как громоздкий, сложный, часто невыразимый персонаж. Включить его в центр нашего ремесла будет непросто, это не только обычное расширение сферы исследований и любознательности. Речь не идет о выборе, отдающем преимущество только ему. Для историка принять его — это быть готовым к изменению стиля, образа действия, к перемене способа мышления, к новому пониманию социальности. Это значит познакомиться с замедленным, часто почти неподвижным временем. На этом уровне, как ни на каком другом, — я еще возвращусь к этому — вполне законно отойти от времени, требуемого историей, отойти, чтобы вернуться к нему, но с другим взглядом, предполагающим другие тревоги, другие вопросы. В любом случае именно в соотнесении с этими горизонтами медленной истории историческая целостность может быть переосмыслена, начиная с инфраструктуры. Все слои, все тысячи слоев, все тысячи разрывов исторического времени могут быть поняты, исходя из этой глубины, этой полунеподвижности; все находится в ее орбите".
См.: Бродель Ф. Очерки истории. — М.: Академический проект; Альма Матер, 2015. С. 32-39.
"Традиционная история, внимательная к короткому времени, к индивиду, к событию долго приучала нас к своему поспешному повествованию, драматичному, на коротком дыхании. Новая экономическая и социальная история на первый план исследований выдвинула циклические колебания и их длительность: она ухватилась за мираж, за реальность циклических подъемов и спадов цен. Сегодня рядом с повествованием (или традиционным «речитативом») появился речитатив конъюнктуры, который поделил прошлое на большие транши: десятилетия, двадцатилетия, пятидесятилетия.
За этим вторым речитативом следует история с еще большими задержками дыхания, на этот раз с вековым масштабом: история большой, даже очень большой длительности [долговременная и очень долговременная история]. […]
вместо событийности скажем яснее: короткое время, мерой которого является индивид в его повседневной жизни, время наших иллюзий, наших быстрых включений сознания — par excellence время хроникеров, журналистов. Заметим себе, что хроника или журнал наряду с великими событиями, называемыми историческими, представляют заурядные случаи из обыденной жизни: пожар, железнодорожная катастрофа, цены на зерно, преступление, театральная премьера, наводнение. Каждый знает, что короткое время есть у всех форм экономической, социальной, литературной, институциональной, религиозной, географической (порыв ветра, буря), а также политической жизни.
В первом приближении прошлое представляет собой массу мелких фактов, из которых одни заметны, а другие трудноразличимы в их бесконечных повторах, чем на самом деле каждодневно занимаются микросоциология или социометрия (а также микроистория). Но эта масса не составляет всей реальности, всей мощности исторического пласта, над которой можно размышлять научным образом. Социальная наука почти в ужасе от события. И не без причины: короткое время наиболее капризно, наиболее обманчиво в своей длительности.
Появилась новая мода исторического повествования, назовем ее «речитативом» конъюнктуры, цикла, даже «интерцикла», которая предлагает на выбор десять лет, четверть века и как максимум половину века классического цикла Кондратьева. Например, если не принимать во внимание коротких и поверхностных затруднений, то цены в Европе возрастали с 1791 по 1817 год; они снижались с 1817 по 1852 год: это двойное медленное движение подъема и спада представляет собой полный европейский и почти мировой интерцикл. Разумеется, величина этих хронологических периодов не абсолютна. […]
Среди различных типов исторического времени большая длительность [долговременность] предстает как громоздкий, сложный, часто невыразимый персонаж. Включить его в центр нашего ремесла будет непросто, это не только обычное расширение сферы исследований и любознательности. Речь не идет о выборе, отдающем преимущество только ему. Для историка принять его — это быть готовым к изменению стиля, образа действия, к перемене способа мышления, к новому пониманию социальности. Это значит познакомиться с замедленным, часто почти неподвижным временем. На этом уровне, как ни на каком другом, — я еще возвращусь к этому — вполне законно отойти от времени, требуемого историей, отойти, чтобы вернуться к нему, но с другим взглядом, предполагающим другие тревоги, другие вопросы. В любом случае именно в соотнесении с этими горизонтами медленной истории историческая целостность может быть переосмыслена, начиная с инфраструктуры. Все слои, все тысячи слоев, все тысячи разрывов исторического времени могут быть поняты, исходя из этой глубины, этой полунеподвижности; все находится в ее орбите".
❤4⚡1
Если задуматься над временами современности, то выходит нечто подобное.
Короткое время: теракты, майские праздники, санкции, откровенная дурость солиста "Би-2", мемуары Бритни Спирс.
Время цикла: смена глобального политического лидерства, переход в понижательную фазу цикла Кондратьева, смена технологического уклада, несколько десятков важных электоральных циклов (и, кстати, российский цикл очень важен).
Время большой длительности: либо мы попрощались с постмодерном, не вступив в него по-настоящему, либо постмодерн модернизируется/архаизируется. А может, постмодерна не было, как не было войны в Заливе?
Короткое время: теракты, майские праздники, санкции, откровенная дурость солиста "Би-2", мемуары Бритни Спирс.
Время цикла: смена глобального политического лидерства, переход в понижательную фазу цикла Кондратьева, смена технологического уклада, несколько десятков важных электоральных циклов (и, кстати, российский цикл очень важен).
Время большой длительности: либо мы попрощались с постмодерном, не вступив в него по-настоящему, либо постмодерн модернизируется/архаизируется. А может, постмодерна не было, как не было войны в Заливе?
🤔3❤1
В последнее время много звучит турецких имен и фамилий. Добавлю и я одно имя – Турсун-бек.
Турсун-бека (ок.1426-1488) можно условно считать турецким Макиавелли. Он родился в период, когда Османская империя установила контроль над Балканами и Грецией, покорила Византию, устранила все тюркские и греческие государственные образования в Малой Азии. То есть, при его жизни Османское государство превратилось в империю.
Сходство с Макиавелли в биографии Турсун-бека значительное. Как и его итальянский коллега, Турсун-бек пытался адаптировать античное наследие к новым реалиям. Только вместо римских историков и юристов, он использовал персидскую политическую мысль, которая соединяла исламское богословие с этикой Аристотеля. Как и его итальянский коллега, Турсун-бек знал о государственном механизме изнутри – прослужил около 40 лет в ведомстве финансов. Но при этом, происходил из военной семьи и понимал, что такое сила в межгосударственных отношениях. Наконец, как и Макиавелли, Турсун-бек посвятил произведение своему покровителю – великому визирю Махмуд-паше Ангеловичу, казненному по сомнительным обвинениям.
В работе Турсун-бека «История завоевателя» (тур. Târîh-i Ebu’l-Feth) описывается деятельность султана Мехмеда II. Исторический текст предваряется вводной теоретической главой, в которой автор рассуждает об устройстве государства и идеальных качествах правителя. Тем самым, Турсун-бек совмещает жанр «зерцал/советов правителю» (тур. adab) с античной политической теорией. Примечательно, что описание государственного устройства в «Истории завоевателя» идет до описания идеального правителя, что нехарактерно для ближневосточной и вообще античной мысли. Причина этого состояла в том, качества правителя для Турсун-бека соотносятся со общим принципом справедливости, которую он понимал как пропорциональность действия и реакции.
Согласно «Истории завоевателя», правитель должен заниматься благотворительностью, защищать территории с мусульманским населением, подчиняться справедливым законам и не покушаться на собственность подданных. Все это Турсун-бек называл «мягкостью», пропорциональным сочетанием принуждения и поощрения. Единственным исключением из правил был сбор налогов – в этом случае «мягкость» заменяется буквальной нормой закона (40 лет в ведомстве финансов просто так из жизни не вычеркнуть).
Заслуга Турсун-бека для турецкой и мировой политической мысли двоякая. Во-первых, он (вместе еще с десятком авторов) перенес на турецкие реалии достижения персидской моральной и политической философии, совершил интеллектуальный экспорт. Во-вторых, трактаты, подобные «Истории завоевателя», позволили создать на стыке моральной философии и практических советов правителям новую отрасль знания.
Турсун-бека (ок.1426-1488) можно условно считать турецким Макиавелли. Он родился в период, когда Османская империя установила контроль над Балканами и Грецией, покорила Византию, устранила все тюркские и греческие государственные образования в Малой Азии. То есть, при его жизни Османское государство превратилось в империю.
Сходство с Макиавелли в биографии Турсун-бека значительное. Как и его итальянский коллега, Турсун-бек пытался адаптировать античное наследие к новым реалиям. Только вместо римских историков и юристов, он использовал персидскую политическую мысль, которая соединяла исламское богословие с этикой Аристотеля. Как и его итальянский коллега, Турсун-бек знал о государственном механизме изнутри – прослужил около 40 лет в ведомстве финансов. Но при этом, происходил из военной семьи и понимал, что такое сила в межгосударственных отношениях. Наконец, как и Макиавелли, Турсун-бек посвятил произведение своему покровителю – великому визирю Махмуд-паше Ангеловичу, казненному по сомнительным обвинениям.
В работе Турсун-бека «История завоевателя» (тур. Târîh-i Ebu’l-Feth) описывается деятельность султана Мехмеда II. Исторический текст предваряется вводной теоретической главой, в которой автор рассуждает об устройстве государства и идеальных качествах правителя. Тем самым, Турсун-бек совмещает жанр «зерцал/советов правителю» (тур. adab) с античной политической теорией. Примечательно, что описание государственного устройства в «Истории завоевателя» идет до описания идеального правителя, что нехарактерно для ближневосточной и вообще античной мысли. Причина этого состояла в том, качества правителя для Турсун-бека соотносятся со общим принципом справедливости, которую он понимал как пропорциональность действия и реакции.
Согласно «Истории завоевателя», правитель должен заниматься благотворительностью, защищать территории с мусульманским населением, подчиняться справедливым законам и не покушаться на собственность подданных. Все это Турсун-бек называл «мягкостью», пропорциональным сочетанием принуждения и поощрения. Единственным исключением из правил был сбор налогов – в этом случае «мягкость» заменяется буквальной нормой закона (40 лет в ведомстве финансов просто так из жизни не вычеркнуть).
Заслуга Турсун-бека для турецкой и мировой политической мысли двоякая. Во-первых, он (вместе еще с десятком авторов) перенес на турецкие реалии достижения персидской моральной и политической философии, совершил интеллектуальный экспорт. Во-вторых, трактаты, подобные «Истории завоевателя», позволили создать на стыке моральной философии и практических советов правителям новую отрасль знания.
🔥3🤓1
Forwarded from Абиссинская Сова
🇪🇹🎼 Канадский певец эфиопского происхождения The Weeknd сменил имя в профилях аккаунтов в социальных сетях с творческого псевдонима на свое эфиопское имя при рождении - Абель Меконнен Тесфайе.
По словам самого The Weeknd, он хочет избавиться от псевдонима, под которым выпускает песни и появляется на сцене с момента старта карьеры и переживает «путь катарсиса».
#Эфиопия
По словам самого The Weeknd, он хочет избавиться от псевдонима, под которым выпускает песни и появляется на сцене с момента старта карьеры и переживает «путь катарсиса».
#Эфиопия
✍4❤2
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Пишут, что президент ЮАР хочет предложить свой мирный план по украинскому вопросу. До этого был китайский план, который мы уже немного подзабыли.
Есть простой индикатор жизнеспособности подобных инициатив: если в них есть конкретная очередность уступок, это потенциально жизнеспособный план. Если очередности нет, то все находится на декларативном уровне.
В 1962 году эту особенность переговоров подметил психолог Чарльз Осгуд. Как и положено ученым-теоретикам, он предложил свое название для данной особенности - GRIT или Graduated and reciprocated initiatives in tension reduction (постепенные и взаимные инициативы по сокращению напряженности). Осгуд интересовался, как можно запустить "спираль мира" вместо спирали эскалации конфликта (эта штука запускается без особых усилий😭). И пришел к оригинальномубанальному выводу: кто-то должен начать делать уступки первым.
В тему - популярное объяснение GRIT из сериала времен Холодной войны.
Есть простой индикатор жизнеспособности подобных инициатив: если в них есть конкретная очередность уступок, это потенциально жизнеспособный план. Если очередности нет, то все находится на декларативном уровне.
В 1962 году эту особенность переговоров подметил психолог Чарльз Осгуд. Как и положено ученым-теоретикам, он предложил свое название для данной особенности - GRIT или Graduated and reciprocated initiatives in tension reduction (постепенные и взаимные инициативы по сокращению напряженности). Осгуд интересовался, как можно запустить "спираль мира" вместо спирали эскалации конфликта (эта штука запускается без особых усилий😭). И пришел к оригинальному
В тему - популярное объяснение GRIT из сериала времен Холодной войны.
❤2
Forwarded from Ленивый политолог
В понедельник обсудили в Общественной палате возможные подходы к противодействию иностранному вмешательству в академическую сферу.
Подробно рассказал коллегам про один из наиболее концептуально оформленных документов в этой сфере - рекомендации Еврокомиссии по «Противодействию иностранному вмешательству в области исследований и инноваций».
В документе много интересных формулировок. Например, одной из возможных тактик вмешательства называется "рекрутирование кадров на стратегически важные позиции посредством социальной инженерии, подкупа, шантажа, запугивания, а также отбор и назначение на стратегически важные позиции «своих» людей".
https://www.vedomosti.ru/society/articles/2023/05/17/975388-zaschite-vuzov-ot-inostrannogo-vmeshatelstva-budut-uchitsya-u-inostrantsev
Подробно рассказал коллегам про один из наиболее концептуально оформленных документов в этой сфере - рекомендации Еврокомиссии по «Противодействию иностранному вмешательству в области исследований и инноваций».
В документе много интересных формулировок. Например, одной из возможных тактик вмешательства называется "рекрутирование кадров на стратегически важные позиции посредством социальной инженерии, подкупа, шантажа, запугивания, а также отбор и назначение на стратегически важные позиции «своих» людей".
https://www.vedomosti.ru/society/articles/2023/05/17/975388-zaschite-vuzov-ot-inostrannogo-vmeshatelstva-budut-uchitsya-u-inostrantsev
Ведомости
Защите вузов от иностранного вмешательства будут учиться у иностранцев
В Общественной палате предлагают разработать методы противодействия влиянию на образование
😁1
Forwarded from Lace Wars | Историк Александр Свистунов
#lacewars_Истории
Уголовные процессы над животными
В 1494 году во французском монастыре судили свинью. Все ее преступление заключалось в том, что она «вошла в дом и изуродовала лицо ребенка, после чего ребенок ушел из этой жизни». Председательствующий судья Жан Левуазье заявил, что «упомянутый поросенок, ныне задержанный в качестве узника и заключенный в указанном аббатстве, должен быть повешен и задушен умелым душегубом на деревянной балке рядом с виселицей и местом казни». Это был не единичный случай. В Средние века ни одно животное — от насекомых до крупного скота — не освобождалось от платы за последствия своих действий.
На протяжении нескольких столетий животные и насекомые преследовались по всей Европе. Они предстали перед церковными и светскими судами по тем или иным обвинениям, начиная от причинения ущерба в преступных целях и заканчивая убийством. Их интересы представляли юристы, и им были дарованы те же права и обязанности, что и людям. В книге Эдварда Пейсонса Эванса «Уголовное преследование и смертная казнь животных» (1906 год) содержатся описания десятков подобных уголовных процессов. Самым ранним из зафиксированных случаев было судебное преследование группы кротов в Валле д'Аоста в 824 году. Это прозвучит дико, но домашние животные частенько нарушали закон. В 1750 году ослица была привлечена к ответственности за то, что ее «взяли во время полового акта» со своим хозяином-человеком. Ее оправдали, поскольку прежде она отличалась хорошим поведением: она всегда «показывала себя добродетельной и воспитанной» скотиной. В 1596 году судебная власть Марселя возбудила дело против стайки дельфинов. В 1542 году во французском городе Рувр судили шестнадцать коров и козу. Однако животное, которое чаще всего оказывалось на скамье подсудимых — это свинья.
Некоторые юристы буквально сделали себе карьеры на процессах над животными. В XVI веке французский адвокат по имени Бартоломью Шассене защищал «некоторых крыс, которые предстали перед церковным судом Отена по обвинению в преступном поедании и бессмысленном уничтожении урожая ячменя в этой провинции». Он утверждал, что извещение, предписывающее крысам предстать перед судом, не была в должной мере предъявлена крысиной популяции и что многие крысы не могли явиться в суд из-за «длины и трудности пути и серьезных опасностей, которые его сопровождали», а именно – соседских кошек. Шассени проиграл дело, но заработал репутацию находчивого адвоката.
Когда виновных животных приговаривали к смертной казни, их казнили, по-видимому, предварительно облачая в человеческую одежду. В 1386 году козел был признан виновным в нападении на ребенка. Его «одели в мужскую одежду и казнили на площади».
Но почему вообще люди судили животных? Разве не очевидно, что к тем не могут быть применимы столь привычные нам критерии морали? В Средние века жизнь была суровой. Люди пытались определить свое место в замыслах Бога и еще до конца не понимали, как им стоит воспринимать животных. Поэтому судебные тяжбы в отношении животных были важными ритуалами, которые помогали людям контролировать неопределенность жизни и символически подчинять все сущее своей морали.
Подпишись на канал и узнай больше!
Уголовные процессы над животными
В 1494 году во французском монастыре судили свинью. Все ее преступление заключалось в том, что она «вошла в дом и изуродовала лицо ребенка, после чего ребенок ушел из этой жизни». Председательствующий судья Жан Левуазье заявил, что «упомянутый поросенок, ныне задержанный в качестве узника и заключенный в указанном аббатстве, должен быть повешен и задушен умелым душегубом на деревянной балке рядом с виселицей и местом казни». Это был не единичный случай. В Средние века ни одно животное — от насекомых до крупного скота — не освобождалось от платы за последствия своих действий.
На протяжении нескольких столетий животные и насекомые преследовались по всей Европе. Они предстали перед церковными и светскими судами по тем или иным обвинениям, начиная от причинения ущерба в преступных целях и заканчивая убийством. Их интересы представляли юристы, и им были дарованы те же права и обязанности, что и людям. В книге Эдварда Пейсонса Эванса «Уголовное преследование и смертная казнь животных» (1906 год) содержатся описания десятков подобных уголовных процессов. Самым ранним из зафиксированных случаев было судебное преследование группы кротов в Валле д'Аоста в 824 году. Это прозвучит дико, но домашние животные частенько нарушали закон. В 1750 году ослица была привлечена к ответственности за то, что ее «взяли во время полового акта» со своим хозяином-человеком. Ее оправдали, поскольку прежде она отличалась хорошим поведением: она всегда «показывала себя добродетельной и воспитанной» скотиной. В 1596 году судебная власть Марселя возбудила дело против стайки дельфинов. В 1542 году во французском городе Рувр судили шестнадцать коров и козу. Однако животное, которое чаще всего оказывалось на скамье подсудимых — это свинья.
Некоторые юристы буквально сделали себе карьеры на процессах над животными. В XVI веке французский адвокат по имени Бартоломью Шассене защищал «некоторых крыс, которые предстали перед церковным судом Отена по обвинению в преступном поедании и бессмысленном уничтожении урожая ячменя в этой провинции». Он утверждал, что извещение, предписывающее крысам предстать перед судом, не была в должной мере предъявлена крысиной популяции и что многие крысы не могли явиться в суд из-за «длины и трудности пути и серьезных опасностей, которые его сопровождали», а именно – соседских кошек. Шассени проиграл дело, но заработал репутацию находчивого адвоката.
Когда виновных животных приговаривали к смертной казни, их казнили, по-видимому, предварительно облачая в человеческую одежду. В 1386 году козел был признан виновным в нападении на ребенка. Его «одели в мужскую одежду и казнили на площади».
Но почему вообще люди судили животных? Разве не очевидно, что к тем не могут быть применимы столь привычные нам критерии морали? В Средние века жизнь была суровой. Люди пытались определить свое место в замыслах Бога и еще до конца не понимали, как им стоит воспринимать животных. Поэтому судебные тяжбы в отношении животных были важными ритуалами, которые помогали людям контролировать неопределенность жизни и символически подчинять все сущее своей морали.
Подпишись на канал и узнай больше!
✍1👍1
Достойная книжка последних нескольких лет итальянского автора Роберто Эспосито (не путать с Деспосито) – «Формируя мышление: три парадигмы политической онтологии».
Для тех, кто не первый год занимается политической наукой или чем-то смежным (например, международными отношениями), не станет новостью утверждение: «мы часто понятия не имеем, чем мы занимаемся». В этом чем-то – суть большинства дебатов ученых.
Эспосито полагает, что можно выделить три ответа на вопрос «что мы изучаем?». Первый подход – ограничительный. Мы вспоминаем про древнегреческие полисы, видим в них недостижимый идеал. Но этот образ подразумевает, что политическое получилось из неполитического. Каждый раз выясняя какой-либо вопрос, мы рассматриваем идеал древнегреческого полиса и видим, как политическое соотносится с неполитическим. Как известно, большинство вопросов граждане решали на площади, а потом расходились по домам и решали бытовые вопросы.
То есть, каждый раз политическое появляется через отрицание. Это отрицание как бы отвергает существование политического и, тем не менее, его порождает. И потому получается, что мы изучаем связку «бытие-политика» через противопоставление политического и неполитического. Дальше идет оригинальный аргумент: поскольку в неполитическом есть только отрицание и нечего позитивного (а иначе для чего приставка «не»?), то в нем нет справедливости, равенства, ценностей. И вопрос для ученых – а насколько в политике что-то из этого есть? В чем мы отрицаем неполитическое, когда предполагаем существование или даже боремся за высокие идеалы?
Второй подход – расширительный. В принципе, тезис о разделении политического и неполитического противоречит идее единства бытия. При всем разнообразии мира есть некие уникальные формы существования, которые невозможны в разделенном виде и даны только в целостности. Различие – присутствует в мире, но это не ответ на фундаментальный вопрос «что?». В то же время, в этом подходе целостность тоже не абсолютная – времена немецких идеалистов прошли, на место Абсолютного Духа приходит суперпозиция (наложение разных эффектов, их взаимное влияние и комбинирование).
Политика и бытие оказываются в суперпозиции, переплетаются – вплоть до неотделимости. В таких взаимоотношениях нет завершенности, все постоянно формируется, но не сформируется. Соответственно, бытие – это постоянный акт творения (даже творения через разрушение), как собственно и политика. А, значит, вопрос о справедливости или равенстве задавать просто нет смысла, так как в завершенном виде принципов и оснований справедливости или равенства не найти. Вместо этого – творение, производство, креатив.
Третий подход – формирующий. Основная идея – взять среднюю линию между ограничительным и расширительным подходами. Нам не важно, един мир или двойственен. Главное, что есть несколько точек зрения на этот вопрос – и само наличие разногласий дает нам социальную напряженность. Напряженность – это хорошо, это то, чем можно распорядиться. Вопрос лишь в том, как это сделать. И самое главное – невозможно существовать, если не реагировать на эту напряженность.
То, что порождено напряженностью между разными точками зрения, и то, что каким-то образом упорядочивает эту напряженность (в том числе, ее воспроизводит) – и есть политическое/политика. Важную роль в упорядочивании играет знание – людям в какой-то форме дается объяснение происходящего с напряженностью, понимание желательных моделей поведения. Тем самым, политика во многом приравнивается к функционированию политических институтов (в том числе, неформальных). Вероятно, это самый простой ответ на вопрос «Что мы изучаем?» и, все же, не самый точный.
https://www.wiley.com/en-us/Instituting+Thought:+Three+Paradigms+of+Political+Ontology-p-9781509546428
Для тех, кто не первый год занимается политической наукой или чем-то смежным (например, международными отношениями), не станет новостью утверждение: «мы часто понятия не имеем, чем мы занимаемся». В этом чем-то – суть большинства дебатов ученых.
Эспосито полагает, что можно выделить три ответа на вопрос «что мы изучаем?». Первый подход – ограничительный. Мы вспоминаем про древнегреческие полисы, видим в них недостижимый идеал. Но этот образ подразумевает, что политическое получилось из неполитического. Каждый раз выясняя какой-либо вопрос, мы рассматриваем идеал древнегреческого полиса и видим, как политическое соотносится с неполитическим. Как известно, большинство вопросов граждане решали на площади, а потом расходились по домам и решали бытовые вопросы.
То есть, каждый раз политическое появляется через отрицание. Это отрицание как бы отвергает существование политического и, тем не менее, его порождает. И потому получается, что мы изучаем связку «бытие-политика» через противопоставление политического и неполитического. Дальше идет оригинальный аргумент: поскольку в неполитическом есть только отрицание и нечего позитивного (а иначе для чего приставка «не»?), то в нем нет справедливости, равенства, ценностей. И вопрос для ученых – а насколько в политике что-то из этого есть? В чем мы отрицаем неполитическое, когда предполагаем существование или даже боремся за высокие идеалы?
Второй подход – расширительный. В принципе, тезис о разделении политического и неполитического противоречит идее единства бытия. При всем разнообразии мира есть некие уникальные формы существования, которые невозможны в разделенном виде и даны только в целостности. Различие – присутствует в мире, но это не ответ на фундаментальный вопрос «что?». В то же время, в этом подходе целостность тоже не абсолютная – времена немецких идеалистов прошли, на место Абсолютного Духа приходит суперпозиция (наложение разных эффектов, их взаимное влияние и комбинирование).
Политика и бытие оказываются в суперпозиции, переплетаются – вплоть до неотделимости. В таких взаимоотношениях нет завершенности, все постоянно формируется, но не сформируется. Соответственно, бытие – это постоянный акт творения (даже творения через разрушение), как собственно и политика. А, значит, вопрос о справедливости или равенстве задавать просто нет смысла, так как в завершенном виде принципов и оснований справедливости или равенства не найти. Вместо этого – творение, производство, креатив.
Третий подход – формирующий. Основная идея – взять среднюю линию между ограничительным и расширительным подходами. Нам не важно, един мир или двойственен. Главное, что есть несколько точек зрения на этот вопрос – и само наличие разногласий дает нам социальную напряженность. Напряженность – это хорошо, это то, чем можно распорядиться. Вопрос лишь в том, как это сделать. И самое главное – невозможно существовать, если не реагировать на эту напряженность.
То, что порождено напряженностью между разными точками зрения, и то, что каким-то образом упорядочивает эту напряженность (в том числе, ее воспроизводит) – и есть политическое/политика. Важную роль в упорядочивании играет знание – людям в какой-то форме дается объяснение происходящего с напряженностью, понимание желательных моделей поведения. Тем самым, политика во многом приравнивается к функционированию политических институтов (в том числе, неформальных). Вероятно, это самый простой ответ на вопрос «Что мы изучаем?» и, все же, не самый точный.
https://www.wiley.com/en-us/Instituting+Thought:+Three+Paradigms+of+Political+Ontology-p-9781509546428
Wiley.com
Instituting Thought: Three Paradigms of Political Ontology
<p>This new book by the Italian philosopher Roberto Esposito addresses the profound crisis of contemporary politics and examines some of the philosophical approaches that have been used to try to understand and go beyond this crisis. Two approaches have…
❤2✍1🔥1