– А сегодня чей день?

– Уже не день, а впрочем, не важно. Мишанин день сегодня. Сегодня Миша Елизаров в Зюзино спевать будет. Как умеет, на пробор.

– Вот и послушаем, пора землю оросить пивком. Послушаем под Жигулевское. Как там у Кротышева Вовки то? Главное завести Ракету не забыть.

– Жить захочешь, не забудешь. По маленькой.

– Будем.

Ученик Докучаева, Менделеева, Фаминцына, Глазенапа, Иностранцева, Бекетова, Меншуткина, Костычева, Воейкова, Фандерфлита, Петрушевского, Богданова, Вагнера. Вечная память Владимиру Ивановичу Вернадскому (12.03.1863–06.01.1945). А помним и почитаем ли мы своих учителей, как помнил и почитал их великий русский и украинский учёный?

Хромые клячи (сериал 2022– , 4 сезон, 6 серия, режиссеры Адам Рэндолл, Сауль Метцштайн, Джеймс Хоуз, Джереми Лавринг) с блистательным актерским составом. Много английского юмора в самых страшных ситуациях, но эта ссылка обошлась без ироничных обыгрываний. Оставить старика в доме престарелых, даже дементного и опасного для окружающих, – очень тяжелый выбор. Проблема, для которой авторы сериала не нашли никакого каламбура. Ни в благополучной Англии, ни в мечтающей о благополучии России эта этическая дилемма остается, на мой взгляд, неразрешимой.

Жизнь продолжается и для тех, кто собирается жить, и для тех, кто продолжает откладывать пробуждение. Вставай. Пиши. Январь.

Из задушевных ночных бесед со службой доставки. Как думаете, какая реплика следующая в диалоге?

Авторы хороших учебников по методологии социальных исследований, что прачки, стирают, гладят и чистят заляпанные, запыленные в неумелых руках методы, придают им фабричный лоск и фабричную же безжизненность. Отстиранная методология столетие растягивается ими между двумя вешками: интервью и включенным наблюдением. На бельевую веревку размышлений о методе они набрасываются прополосканные и выжатые описания, которые парят благопристойностью и надменностью ко всему заляпанному и запыленному. Полевые реалии в таком подходе представляются либо примерами, которые должны проиллюстрировать отбеленную научность, либо неумелыми отклонениями от правильных и чистых научных описаний.

Учебников я не писал, но не избегнул участи прачки, не смог уйти от назидательности и стремления к чистоте там, где более уместно смирение перед грязью. Так, полевая методология представлена мною, в компании замечательных коллег, набором интервью, начиная от самых жестких и формализованных, заканчивая мягкими и созерцательными: стандартизированное, фокусированное, экстремальное, рефлексивное, биографическое, нарративное, глубинное и этнографическое [Рогозин, Ипатова, Галиева, 2018]. Последнее буквально закрывает вешку включенного наблюдения, совмещая в себе элементы интервью и включенного наблюдения.

Любое создание классификации – мероприятие сомнительное, но весьма полезное даже не полученным результатом, а процедурами его получения: аксиомами, критериями и процедурами переходов от общих суждений к частным. Тогда я исходил из допущения, навязанного чистоплюями от метода: есть лишь две сущности – интервью и наблюдение, и нужно сделать выбор между ними. И я сделал, в пользу интервью, как вы можете догадаться. Но сейчас вижу, что бельевая веревка методов прогибается между двумя вешками, требуется подпорка, уж слишком много методов и приемов исследовательской коммуникации на неё повесили. И подпорка эта – разговор, который не только основание любого интервью (разговор с другим) и любого наблюдения (разговор с собой), но и самостоятельный набор методов, самодостаточная методология полевого исследования.

Есть включенное наблюдение, есть исследовательское интервью и есть исследовательский разговор со своей системой различений, классификацией, нюансами и особенностями имплементации в ситуации научного поиска. Личностное знание (по М. Поляни), составляющее сердцевину любого научного вывода, обитает именно в разговоре, необязательном, невнятном, мотивирующем на поиски и сомнения. Разговор традиционно, со времен Щютца и Гофмана, в методологии мыслится как предтеча интервью, но вовсе не обязательно рассматривать его лишь в качестве первородного приема полевого исследования, продуктивней видеть в разговоре сам приём. От чистоплюйства и классификационного синдрома кабинетных ученых это не избавляет, но подпоркой для размышлений выступает надежной. Только что отстиранные методы перестают волочиться по земле и собирать отнюдь не полевую пыль. Безжизненное и фабричное нам не нужно, так что задумался о целесообразности систематизации исследовательского разговора.

А вы как думаете, возможна или невозможна, полезна или бесполезна, этична или неэтична методология разговора в полевых исследованиях?

Источник:

Рогозин, Д., Ипатова, А., Галиева, Н. Стандартизированное (телефонное) интервью. М.: Изд-во «Пункт», 2018.

Когнитивный поворот в исследованиях этничности - секция на КАЭР 2025

Второй по счету колл на Конгресс этнологов и антропологов 2025. Мероприятие огромное, представительное (где еще на одной площадке «встретятся» секции про телесность, национальную политику и иконографию) и живое.

Мы с коллегами делаем там секцию за номером 31, которая называется «Когнитивный поворот в исследованиях этничности». Секция, если в двух словах, про то, как оптимально, на основании up-to-date социальных наук, исследовать этничность. Когнитивный поворот в этом смысле – многообещающее направление, но не им единым жив человек, и скорее секция планируется как место встречи «прогрессоров» и «инноваторов» в широком смысле и пространство производства коллективного усилия по междисциплинарному «расколдовыванию» этничности.

Вот официальное описание секции, а вот более подробное описание замысла, характеристик ожидаемых заявок и проч. Если возникают какие-то вопросы – смело пишите мне!

P.S. Вообще конгресс полон интересного и я обнаружил как минимум две «братские» секции – одна про этничность в музеях (а у нас целые две экспедиции были посвящены как раз этничности в музеях Карелии, Калмыкии и Дагестана), вторая про этничность и родство (и действительно, хотя в академических и «народных» интерпретациях этничности родство зашито, тема эта – слепое пятно для современных исследований). Жаль число заявок ограничено.

В общем, присоединяйтесь и распространяйте – рассылочно и адресно, если знаете кого-то, кто может заинтересоваться.

И до встречи на камском дебаркадере, будет весело!

Вечная память и вечная боль

Под Новый год я выбрал дом,
Чтоб умереть без слез.
И дверь, оклеенную льдом,
Приотворил мороз.

Праздничный и торжественный день сегодня и одновременно печальный – годовщина смерти Бориса Максимовича Фирсова (22.06.1929–18.01.2024), легенды российской социологии. Небольшая памятная доска перед аудиторией и большой в своем малом размере университет. Историк и летописец советской социологии, внимательный хроникер качества жизни и аналитки публичного дискурса. У нас не в чести замечать отечественных исследователей ни среди окружения чиновников или бизнесменов, ни среди самого научного сообщества. Борис Максимович не просто замечал, но посвятил всю жизнь развитию нашего сообщества. Вечная память и мои соболезнования друзьям, ученикам, коллегам. Великий человек.

Сто лет в обед, и на сумке, и в бокале.

Читал тут коротенькое эссе-рецензию Руднева на книжку Делёза о Лейбнице и вот что понял:

Если философия – это изобретение концептов, социология – их последовательное опровержение. Философ – глашатай мысли, криком собирающий любопытствующих и восхищающихся. Социолог может собрать лишь недовольных. Он человек из толпы, который неожиданно начинает задавать вопросы. Не довольствуясь первым ответом, возвращается к тому, что всем понятно или кажется понятным, или требует быть понятным. Социолог – тот, который знает, понятного нет. Но толпа этого не знает. Философ знает, но ему это знание не нужно. Оно мешает вещать, обволакивать толпу понятным, мешает двигаться вперед. Социолог – тот, который спрашивает, мешает и никуда не движется. Социолог – это граффити на старом доме, шлагбаум на въезде в торговый центр, зависшая страница госуслуг.

Рудневу социологом не быть, а Делёзу быть, хотя бы через 100 лет. А Лейбниц мог бы быть, но не захотел. А Руднев захотел, но не был, и не будет. Слава вековому Делёзу, социологу наших дней!

Журнал «Петербургская социология сегодня» объявляет о подготовке специального номера, посвященного 90-летию со дня рождения известного петербургского социолога Сергея Исаевича Голода (1935 – 2013).

В условиях изменяющегося социального контекста семья и представления о гендерных и сексуальных отношениях претерпевают трансформации, что неизбежно требует особого исследовательского внимания. Цель специального выпуска – осветить старые и новые проблемы в изучении семьи, гендерных и сексуальных отношений.
В тематический номер принимаются статьи по междисциплинарным исследованиям семьи, гендера и сексуальных отношений.

⏰ Срок представления рукописей – до 20 февраля 2025 г.

Если у нас уродился социальный архитектор, считаю следует подготовить рождение социальному реставратору, социальному прорабу, социальному каменщику, социальному сварщику, социальному кровельщику, социальному маляру, социальному плиточнику и социальному заборщику. Пора расширять линейку смыслов! Слава новому-старому миру социального строительства! Новостройкам общества ударные темпы!

Вчера встретился с Александром Артамоновым в библиотеке Шанинки, и он поделился своим недавным архивным открытием: лекциями наших шанинских учителей. Смотрю запись лекции по методологии социальных исследований Александра Олеговича Крыштановского, которую он читает 24 октября 2002 года. Это не только наша история, но и мы сами, это и есть наша Шанинка, растянутая в истории. Как радостно находить такие материалы, как грустно, что их так мало осталось. Фиксируйте происходящее, оно настаивается, становится очень ценным совсем быстро, быстрее, чем вино.

С заявленным курсом методологии социальных исследований есть некоторая проблема. Думаю, у кого-то есть на руках одноименные книжки на русском языке, кто-то сам давно занимался. В некотором смысле это истоптанная область. Строго говоря, организовывать курс, чтобы пересказывать учебники просто глупо. Мне представляется, что некоторая осмысленность курса для вашей аудитории действительно есть. Специфика состоит в том, что вы являетесь специфической группой заказчиков: знание проблем, методов, тех специфических знаний, которые существуют, для вас должны быть не в полной мере операциональными. Учебники пишутся, как организовать, как провести, как делать то, как делать сё. Хорошо, если кто-то из вас это знает. Это замечательно. Но моя задача – дать вам представление о специфике социальных исследований, о специфике информации, которая получается.

Что, собственно, можно с помощью этой информации, а чего сделать нельзя? Как можно использовать эти материалы с точки зрения управления образования? Этот курс смещает акценты методов социальных исследований в пользовательскую область и сферу. Я могу сказать, что курс в таком формате я никогда не читал, и программа крайне предварительная и крайне общая, и я сильно надеюсь на вашу помощь в процессе этого курса. Это позволит нам трансформировать намеченное в программу. Потому что ваша аудитория – это специфическая аудитория. Я читал такие курсы в бизнес-аудитории. Маркетинговые исследования, заказчики – это распространенная аудитория. Эти курсы я читаю много-много лет. Тем не менее, вы – не бизнес. И здесь есть положительный поворот. С одной стороны, нет ограничения, когда читаешь курс бизнес-аудитории, где основной вопрос: а сколько денег это даст? Надеюсь, что от вас таких прямых вопросов нет. С другой стороны, есть и минус, не приходится ожидать от вас какой-то суммы финансирования. С коммерческим заказчиком легко вести разговор об оплате курса, с вами – нет.

Еще один момент, который мне хотелось бы обозначить, прежде чем перейти к курсу, эти момент «управления образованием», «организация образования» – вообще говоря близко мне лично. Я в свободное от чтения этого курса время, декан факультета социологии Вышки, и проблемы образования мне важны. И Высшая школа экономики – это, по сути, интеллектуальный центр реформы образования. И я был бы вам крайне признателен обсуждать не только лекции, но и образовательные проблемы, с которыми сталкиваются все виды образования. Мне это очень интересно и важно. Вот такая, достаточно размытая преамбула, которую мне важно было сказать, чтобы мы понимали наши диспозиции, кто какую функцию выполняет.

(см. продолжение ниже)