Про Александра Сергеевича Пушкина рассказывают много, а знают мало. Он вроде писал что-то: стихи, сказки, романы. Ещё говорят, что он был большой любителей дуэлей. Мог за неделю шесть встреч назначить и в половине выйти без царапины. А в воскресенье отдыхал и ел морошку с печеной картошкой. Очень их любил.

Но, разумеется, это всё выдуманная история. В своё время Пушкин был больше известен как автор-исполнитель романсов, похабных баллад в стиле Вальтера Скотта (под псевдонимом Лермонтов), антицарских частушек и даже того, что позже назовут кургузым словом хип-хоп. Правда, пел он тогда не про кареты и барышень в одних панталонах, а про путешествия по ссылкам. Благо их у Александра Сергеевича было достаточно.

В те времена уже умели записывать песни. Винила или шеллака не изобрели, но технологию знали. Для этого брали огромную круглую доску размером с тележное колесо, а потом покрывали воском. Воск должен был особенный — псковский. Тогда Псков лежал за полярным кругом и потому пчёлы были суровые закалённые, некоторые даже в шубках.

Затем исполнителя приглашали в баню, и он начинал исполнять арии или былины. И тут хитрый аппарат переводил голос в бороздки на восковом колесе. Всё, как сейчас, но не как.

Диск потом копировали вологодские кружевницы и ярославцы на лошадках развозили по заказчикам. И тут начиналось самое причудливое. Вот захотел барин послушать свежего Пушкина. Как быть? Нужен был специальный аппарат. Колесо ставили на ось, а пяток дворни его крутил. А под колесом лежал особый крестьянин, что пальцем считывал бороздки и переводил их в песню.
Таких крестьян звали перстопевцы и стоили они, как слон, если бы его кто-то придумал продавать на Сорочинской ярмарке. Перстопевцев не пороли, а кормили говядиной и яйцами, для голоса. Ещё они всегда ходили в рукавицах и шарфе.

Александр Сергеевич записал около 25 альбомов разных жанров, самым главным из которых считают восковой диск с романтическими песнями «Когда губами не сказать…» Также современные исследователи говорят, что после записи альбома «Домовина, домовина, погост, император», Александр Сергеевич собрал все гонорары и таинственно скрылся в Сибири. Так и так бы туда попал, но тут с деньгами хотя бы и без судимости.

А в 1854 году случилась ядрёная война и потом потоп. Так что технология записи пропала, перстопевцы стали не нужны, а от Пскова отошёл Полярный круг.

Как водится, это была правда и ничего кроме, потому веснописи врать не будут. А кто решил такое про Александра Сергеевича я знаю, но умолчу.

Листал я тут тетрадь расстрелянного генерала-литератора Кольцовского. Буквально гимназическая тетрадь с разными заметками о литературе, времени и тому подобном. Раньше это называлось ЖЖ.

И вот на одной странице была вклеена салфетка со стихами. Много думал.

***

Я сегодня не такой, как вчера
Ребе Шлойсман жизни придал
И теперь всюду клезмер звучит,
Братьев в кипах я крепко обнял.

Ребе Шлойсман не зря прилетал.
Мне записку он в лоб положил.
Имя бога ней, грамматон,
И теперь совсем я ожил.

Голем, голем, голем, ребе Шлойсман прилетал,
Сарочкин форшмак я давно его желал.
Голем, голем, голем, ребе Шлойсман прилетал,
Был я глиной, человеком мира стал.

#пастухпегасов

Оптик Делюгин не зарабатывал особо много на очках. Зрение улюлюйцев всегда было отличным, и за 300 шагов они могли увидеть копейку в кустах бузины. Так что Делюгин потихоньку проедал родительское наследство.

Однажды Делюгин сидел перед лавкой и увидел, как проносили одного давнего знакомого: ноги ему связали бечевой, а сюртук надели задом наперед, чтобы несомый не размахивал руками и тем не чинил урона окружающим. Тут, видимо, у Делюгина стрельнуло.

Скоро в «Улюлюйском Меркурии» появилось большое объявление. На нём были нарисованы очки, а сверху подпись: «Спасение для упивающихся!». Ниже был адрес и настоятельная рекомендация обращаться исключительно ближним горького пропойцы.

Первым клиентом стала купчиха Арханова. Она просидела с Делюгиным целый самовар и вышла с заветной коробочкой.

Как Арханова уговорила мужа надеть очки — неведомо. Однако, когда тот спустился к завтраку, за столом уже сидели черт с русалкой и что-то наливали друг другу из штофа. Купец помчался в контору, а там другой черт с королём Ричардом играли в карты на души мертвых. Видения преследовали Арханова во многих местах. Так что через неделю-другую Арханов вынес из дома всё спиртное и вернулся в лоно трезвости.

После этого к Делюгину повалили жены, сестры, коллеги богатых и уважаемых людей. Оптик быстро восстановил наследство и начал выходить в жирный плюс.

И тут в том же «Меркурии» вышла статья одного театрального критика. Он обратил внимание, что артисты стали играть вяло, порой даже зевали на сцене. А некоторых видели в костюмах прежних постановок в самых сомнительных местах вроде питейных для извозчиков.

Собственно, всем всё стало понятно. Делюгина решили судить, поскольку он ввёл в заблуждение серьёзных людей. Но вот их родня и сослуживцы возмутились, обещали даже для защиты выписать Плевако. А также Арханова обещала усыновить Делюгина, поскольку он полный сирота. Казус.

Суд состоялся, и Делюгину запретили заниматься оптикой и подходить к театрам. Оптик только усмехнулся и прямо из зала суда вместе с роднёй клиентов отправился в свой новый каменный дом шумно отмечать приговор.

Ясных вам выходных, улюлюйцы.

В рубрике #ЖЗУ давно не было портретов. И сегодня рассказываю про выдающегося микробиолога Тимофея Саврасовича Танжерского. Уже по имени ясно, что родился он ещё до пришествия Первых Секретарей.

Маленький Тимофей часто болел, и мама смогла найти где-то литр кефира на грузинской закваске. Так что скоро она сама стала делать кефир, который и сделал Тимофея сильным, стройным и подарил роскошную подростковую бороду. И заодно мечту о будущем — стать мастером-кефирье. А значит, путь лежал в только что открывшуюся школу пищевиков, которая потом стала техникумом и целым НИИ заквасок и грибков имени Танжерского.

Уже на первых курсах Тимофей начал активно изучать кефирные грибки и пытался их скрещивать. Выходило плохо, и тогда Танжерский начал по Дарвину отбирать сильнейших. Так появился кефир, который можно было кипятить и создать воистину карательное блюдо — горячую молочную окрошку.

Не сказать, что опыт был удачный, но Танжерский сделал выводы. И начал скефировать всё. Козье и овечье молоко, ослиное (для чего на лето устроился смотрителем в зоопарк), свиное. Но настоящий magnum opus — лосиное.

Для этого эксперимента Тимофей ушел в лес, и его даже начали считать без вести пропавшим и хотели из школы пищевиков почетно отчислить. Однако Танжерский явился к директору с небольшой банкой лосиного кефира и получил предложение закончить школу экстерном, потому что смысла учить такого безумца всё равно нет.

Дальше началась работа технологом на Молочнокислом комбинате. И надо сказать, что социологи-статистики отмечают, что спустя год дети Улюлюйска стали быстрее, выше, сильнее, а у некоторых даже начали расти пушкинские бакенбарды.

Однако гнать один кефир Танжерскому было скучно. Он вспомнил свои студенческие эксперименты и начал производить кефир со вкусом лимонада «Буратино» и «Крем-сода», таёжных трав, корицы и других вкусных штук. И никаких добавок не было. Только грибки и магия Тимофея Саврасовича.

Он же поставлял Первым Секретарям лосиный кефир и добавил в линейку продукции женскую версию из молока ланей.

Уже почтенным и уважаемым мастером Тимофей Саввасович оставил распоряжение — похоронить его не в гробу, а в огромном бидоне кефира, который уже готовится. Просьба была странная, но из уважения к Танжерскому его просьбу в итоге исполнили. Было это уже во времена Губернаторов.

А потом, когда разбирали архив, нашли рецепт его горячей окрошки на кефире. Приготовили. И отдали рецепт ведомству капитан-урядника, чтобы он мог эффективно проводить дознавательные действия.

Вот так укрепил здоровье и сделал безопасным сон поколения улюлюйцев Тимофей Саврасович Танжерский.

В далекие времена, когда блины еще не были вредны для телесных фигур, повадился в улюлюйские земли линдвюрм — огроменный червь из прусских земель. Видать, он там всех уже поел и решил полакомиться улюлюйщиной.

Пришёл линдвюрм на окраины, так что надежды, что скоро прибудет армия с пушками и строевым шагом, было не так много. Так что мужики решили сами с ним разобраться.

Первым предложением было отправить в пасть линдвюрма калику перехожего. Змей поперхнется и сам издохнет. Но вот калик, а уж тем более перехожих, в тех краях давно не бывало.

Решили подбросить ему тушу свиную, набитую крючьями. Но вспомнили, что скоро хлеба собирать, так что железо лучше на серпы и молоты поберечь.

Был ещё вариант дрекольем его забить или рогатиной, но если с медведем такое прокатывало, то змей мог хвостом всю ватагу перебить.

Пока мужички решали, что делать, линдвюрм поел двух рыбаков, а третьего надкусил. Ситуация накалялась, а пришелец жирел за улюлюйский счёт.

А дальше, как рассказывают, на очередной общий сбор пришёл неизвестный. Сказал, что звать его Михрютка Гонобобель, и он линдвюрму одолеет. Дайте только нож сапожный, да за работу молока и хлеба.

Нож нашёлся быстро. Михрютка пошёл в сторону линдвюрма, а ватага за ним, на отдалении. Змей грелся под нашим солнцем и, очевидно, задумывал гадостное. Михрютка приблизился к линдвюрму, достал нож и прямо в пасть прыгнул. Мужички притихли.

И тут червя просто разорвало пополам. Пролилось и разлетелось внутреннее убранство линдвюрма. И посреди этого бесчинства стоял Михрютка и отрезал от змея кожу. Отрезал и припевал что-то про сапоги и некие кеды с тремя полосками.

Прибежали мужички, стали Михрютку обнимать, да на руках в деревню отнесли, откуда не отпускали три дня и три ночи.

В перерывах между застольями Михрютка Гонобобель точал себе новые сапоги и тихонько что-то шептал и кряхтел. А потом таинственно исчез с крынкой молока и ковригой хлеба.

Победных вам выходных, улюлюйцы.

В силу ряда обстоятельств пока немного не до веснописей. Потому поделюсь текстом из своего ВК. Текстом недооцененным, хочу заметить.

Самодельные плакаты на медицинскую тему — вымерший пласт культуры, в котором соединились настоявшиеся до ферментации творческие силы и сомнительное исполнение.

Как-то раз ведущий и палеонтолог Александр Сергеевич увидел в детской больнице плакат «Пароксизмы иллюзорной эйфории». Посвящен он был опасностям веществ, пнятненько? Вы вообще слово «пароксизм» слышали за последний год? Два?

А я однажды оказался по работе в Самарском СПИД-центре, когда он ещё у ж/д вокзала был. Здание старое, довольно пыльное и трухлявое. Не помню, что я там делал, но в тусклом коридорном свете я встретил плакат, который мгновенно сразил меня своим черно-белым сиянием.

Разумеется, плакат был про СПИД. Но подача! Опасная роковая женщина в одних чулках. Она была похожа на Бетти Пейдж, Диту фон Тиз и сразу всех одноклассниц, в которых влюблялись по всей стране в каждой школе. Она источала соблазн тысячи суккубов и кастрюли окрошки в жару.

Рядом сидел мужчина в костюме и шляпе абсолютно гангстерского вида. Даже через ватман от него пахло властью, могилой и виски. Он не разменивается на самогонное варево реднеков. Он может позволить себе настоящий бурбон. А ещё решать, кому жить, а кому умереть с тазиком бетона на ногах.

Дополняли атмосферу темного бурлеска сигареты, бокалы мартини и, конечно, шприцы. Но всё на этой картине было так ярко и выпукло, что хотелось именно в этот опасный, томный и рискованный мир. Даже если на кону здоровье и жизнь. Но я человек малохольный и творожный, так что путь в такие эмпиреи мне закрыт, чему я не особо-то и огорчаюсь.

Возможно, на плакате и были какие-то надписи-подписи, но, как вы понимаете, когда такая образность монохромная, буквы сам забудешь.

Вот какой силы плакат, вот какие были творцы. Богатыри смысла, витязи подачи. Эпоха закончится на легендарном «Гроб, гроб, кладбище…», и скоро плакаты станут одинаковыми во всех больницах. Одинаково скучными и созданными, чтобы их читали, пока ждешь своей очереди к терапевту.

А теперь Пинк Флойд.

Вызвали меня тут в Ведомство капитана-урядника. Донос поступил, что я скрываю от улюлюйцев замшевую куртку. Да нет её у меня, только старый вельветовый пиджак, в котором и пришёл на встречу.

Когда закончился разговор, за окном полился дождь, и следователь погрустнел. Он предложил мне чаю и рассказал историю, которую в веснописях в силу секретности отобразить невозможно.

Было это в 1996 году, когда песня Олега Митяева «Лето — это маленькая жизнь» стала уж очень популярна. А с ней в Улюлюйске появилось движение митяевцев, которое каждому летнему месяцу назначало бога.

Логика митяевцев была проста:
- Лето — это маленькая жизнь
- Жизнь без Бога пуста
- Значит лету нужен бог

Так что Иштар, Тот и прочие Кецалькоатли возродились, чтобы стать халифами на час. Точнее на месяц, потому что июню, июлю и августу назанчали отдельных покровителей.

Митяевцы были безобидны. Просто в первый и последний день летнего месяца собирались да голышом водили хороводы вокруг костра. Ещё песни пели, да боролись с комарами.
А поскольку в движении было много юных совершеннолетних улюлюек, то Ведомство капитана-урядника очень внимательно смотрело на них сквозь пальцы.

Ну сказали они, что июнь — месяц Хатшепсут, а июль — Ахура-Мазды. Дальше-то что? Пусть себе пляшут и радуются, песни под гитару поют. Никому от этого хуже точно не станет.

Но в 1999 году на заводе «Соса-Сола» в Ербохомохле произошла авария, и в нашу сторону пошло коричневое пахучее облако. Митяевцы напряглись и стали хороводить вокруг костра уже одетыми. А какой смысл славить лето, когда на тебе полкило одежды? Так уже к августу их сборища из нетривиальной пьянки превратились в самую обычную, на чем Ведомство капитана-урядника потеряло к ним всякое любопытство.

Дождь закончился, я вышел в умытый небесной влагой Улюлюйск. Очень захотелось какому-нибудь Амону предъявить за это лето и ещё присовокупить Цереру для большей совестливости.

Но молчат боги. Молчат. Молчат, как дома, и шлют очередные проливные.

Где-то в 1806 году на границах Улюлюйского края шли учения по возможному отражению наполеоновских орд. Не то чтобы тогда сильно верили в них, но готовиться на всякий случай — традиция, нарушать которую себе дороже.

В ходе учений потеряли двух молодых рекрутов. Искать не стали, потому что тогда бы расходы на провиант и фураж могли бы превысить разумные пределы, а интендантское ведомство осталось бы без подарков женам. Нехорошо.

Однако через месяц-полтора солдаты сами вернулись — сильно исхудавшие, небритые и напуганные. Тогда они и рассказали, что отошли в лес за ягодой, а потом кто-то их схватил и потащил. Однако солдаты уже обучились штыковому бою и начали колоть этого самого кого-то. Брызнула черная кровища.

Наконец существо выдохлось и упало. Солдаты стали его разглядывать и обнаружили, что это гигант больше двух саженей (почти пять метров), совершенно голый, с волосами до копчика и очень небольшим срамным удом. На этом месте солдаты даже засмеялись и на большом пальце показали искомый размер. В доказательство существования гиганта они показали прядь волос, которые срезали с гиганта.

Солдат отправили в лазарет, куда к ним уже пришёл генерал Иволгин и подробно расспросил. Дезертиры повторили историю, но добавили подробностей, потому что «вашему благородию» всю правду говорить приятней.

Генерал возбудился и созвал комиссию, задача которой была одна — призвать гигантов на службу, а для этого нужно много сделать:
Опросить знатоков живого мира, возможны ли такие существа в целом
Подумать, в какой род войск отправить
Рассчитать нормы питания и пошить форму
Сделать для них палатку особого режима, чтобы враги не увидали заранее супероружие

И комиссия заработала! Она исправно получала ассигнования, на место учений отправилась экспедиция для поисков гигантов, которых заранее определили в грендарские войска и стали под них придумывать новую гранату. Интенданты усиленно отбирали образцы палаток и портупей для будущих солдат. Люди работали, всё было хорошо.

Важное для науки и обороны дело прервал новый Губернатор. Он не особо верил в гигантов и считал, что их давным-давно смыл в историю Великий потоп. Потому остановил работу комиссии и отправил участников изучать засушливые районы зарбаганцев, на предмет превращения их в новую житницу.

Вот только, по слухам, гиганты ещё несколько раз похищали солдат и даже одного купца третьей гильдии, но они сумели выбраться, а их истории отличались очень мало.

Удивительных вам открытий на выходных, улюлюйцы.

Уж сколько раз говорили, что верить конспирологам нельзя, а они р-р-раз и оказываются правы.

В своё время улюлюйцы заметили, что в поездах стало что-то не в порядке. Кто-то активно выкупал нижние полки, но на них не ехал, при этом проводники запрещали туда переселяться.

На отдельных станциях стали продавать больше пива и арбузов, а санитарная зона после них ненормально растянулась. И даже яйца с курицей стали особо пахучими, если не сказать смердящими.

Один пассажир, страдающий бессонницей, рассказывал, как подглядел на одной станции ритуал. Проводники собрались кучкой и повесили на столбе самодельный плакат, где был изображен треугольник в круге. Скоро собрание закончилось, поезд тронулся, и почему-то включилось общепоездное радио, причем говорили по нему вражьи голоса.

Тот пассажир часто ездил в командировки и странности давно подметил, потому назвал проводников ж/д-масонами и начал писать в газеты. Редакции посчитали, что публиковать письма сумасшедших — занятие неблагостное, и просто подпирали ими ножки столов.

Однако пассажир с бессонницей оказался не так уж далек от истины! В Улюлюйск с инспекцией прибыл Большой Проверяющий. Ехал он, разумеется, поездом, но не в СВ, а в плацкарте, чтобы оценить масштабы будущих локальных репрессий. Он-то и обратил внимание, что проводники ведут себя откровенно вредительски.

Проверяющий прибыл в Улюлюйск и запустил масштабную проверку, к которой привлек ещё и ведомство капитан-чекиста. Расследование было быстрым. Действительно, силы ербохомохля создали среди проводников ячейки, основная задача которых — приносить неприятности пассажирам. Через это они хотели показать, под какой свинцовой пятой простой рабочий Иван город Улюлюйск.

По итогам проводники опять оказались в поездах, но уже пассажирами. Правда, вагоны были немного другие и кипяток по расписанию.

Много уже рассказывал про пытливость улюлюйского ума и его талант превращать что угодно в нечто невиданное. Будто в улюлюйцах на манер безоара сидит философский камень.

Вот, например, в 1780 году по городам инокрайним стал гастролировать цирк механических гусей.

Распорядитель, некто Шатров, выкатывал на тележке шесть автоматонов, заводил их… Ладно бы гуси просто ходили по кругу, нет! Они выделывали фигуры, сходились в центре, крутились, соприкасались клювами, а в конце кланялись. И всё по команде Шатрова. Публика была в диком восторге, и с каждым выступлением чемодан распорядителя наполнялся новыми подарками и купюрами.

Цирк катался два года, потом гусей стало пять, а к 1784 гастроли прекратились. Сам Шатров исчез, однако косвенные данные показывают, что он сменил фамилию на Шатро, отпустил бороду и отправился на ПМЖ в Париж.

А в 1965 году мой предшественник нашёл документы канцелярии капитана-исправника. Нашёл случайно, когда переклеивал дома обои и снял старый их слой.

Никаких механических гусей, разумеется, не было. А был отряд карликов, который садился в сложные куклы и выдавал коленца. Но карликов было больше. Пока восхищённые гости задорно хлопали в ладоши, ещё пара внимательно изучала кабинет хозяина дома или будуар хозяйки.
Потом один карлик умер — подавился персиковой косточкой.

Шатров деньги исправно сдавал в кассу, но руки всё равно оставались в жиру, так сказать. А на ПМЖ он скорей всего с заданием.

И вот казалось, дурили куклами с карликами европейцев не в первый и не в последний раз, но всё равно прокатило.

Восхитительных вам выходных, улюлюйцы.

В конце 70-х в узких трудах авангардистов от мира живописи и слова был популярен салон мадам Лебе. Разумеется, никакого салона у товарища Светланы Лебедевой быть не могло. Но была полудвушка, куда с вином и проблемами приходили поэты-художники.

Полудвушка — это когда в нормальной двушке отделяют фанерой небольшую комнатушку. У Светланы там личный будуар, а попросту говоря, спальное место, которое она никогда никому не показывала.

Салон Лебе пользовался исключительной популярностью, потому что у каждого, кто туда приходил, случался острый приступ плотного такого вдохновения.

Именно здесь художник-оформитель Дворца имени Пионеров Стуков придумал полотно «Битва на Калинов мосту». В роли богатыря Стуков изобразил, разумеется себя, а чудищем поганым стал трёхголовый Энди Уорхол.

А поэт Рязнов за две ночи и один день написал поэму «Переглядки поездов», где описал свой опыт работы полупроводником. Полупроводником, потому что за дебош его сняли с поезда на половине маршрута. И потом Рязнов ещё на попутках возвращался в Улюлюйск.

Много, много было придумано и рождено воспаленным сознанием улюлюйского авангарда в квартире Светланы. Но всему своё время, и Лебедева отправилась на тот свет. Квартира досталась по распределению уважаемому рабочему (Лебедева не оставила после потомков).

Когда рабочий стал разбирать будуар, ему в нос ударил крепкий сургучный запах, а потом и вовсе открылось дивное. Оказывается, спальня была сделана из ящиков для посылок, а обита крышками от них. Ну и щели промазаны сургучом.

И удивляться тут особо нечему, потому что Лебедева была работницей почтового ведомства, так что могла прилично так сэкономить на стройматериалах.

Может, именно эти посылки, впитавшие историю многих, и нашептывали авангардистам творческое. Нам уже не узнать, а повторять не особо хочется.

Деревня Пряники не славилась кондитерскими изделиями, так что неясно, откуда у неё название. Известно только, что там было много коров и баранов, так что пряники были чуть ли не главными улюлюйскими поставщиками кожи и шерсти. А ещё там был ромейский акведук.

В один год, считается, что это 1849, местные пастухи порешили выстроить огромную стену вокруг выгонов для скота. Во-первых, чтобы не разбежались, во-вторых, чтобы волки не проникли, да и в целом почему бы нет, когда времени свободного полно.

Решили разобрать Каменную яму — странную конструкцию, точнее, её руины из пожелтевшего камня. Опять же, если есть силы и время, можно хоть пирамиду выстроить, прецеденты имелись.

Года за три забор выстроили. Когда хозяин приехал проведать деревню, он расставил руки и произнес что-то вроде «Эва какой акведук», но последнее слово сократили до простого и понятного «ведука».

Насчет волков. Да, теперь они меньше таскали овец, так что пастухи решили совсем облениться.

Лет через 30 в Пряники приехал поправить здоровье сын барина и, когда увидел забор, точнее, ведук, схватился за голову. Всё-таки у него было гимназическое образование, и в истории мировой архитектуры он что-то понимал. Потомки строителей указали на Каменную яму, где осталось ещё хоть что-то.

Сын барина взялся за раскопки, но, считай, ничего не осталось, кроме пола и пары бортиков, которые прикрывали водосток. Что там действительно находилось, уже не узнать.

Во время коллективизации забор-ведук снесли и пустили на строительство клуба, бани и чайной. Остатки Каменной ямы выгребли и тоже пустили в дело. Так что никогда нам уже не узнать, что за ромейское поделие таинственным образом оказалось в улюлюйских Пряниках. Может, оно вообще не ромейское, а мезоамериканское. Тайна, покрытая баней.

Про монаха Гесодора осталось совсем ничего. Судя по отрывкам, память о нём мои предшественники старались вытравить, но как-то очень вяло, я бы даже сказал, с некоторым сопротивлением.

А причина была в том, что Гесодора ещё подростком сослали в один дальний монастырь, потому что он был уж слишком неудобным родственником для наследования в одном княжеском роду. Дело обычное для своего времени, вот только Гесодор отличался умом не только прытким, но и деятельным.

Дат не установить, но известно, что на пятом году пребывания в монастыре Гесодор подвязался отвести в деревню какие-то пожитки, но так туда и не приехал. Скоро телегу нашли — у неё не хватало оглобель и двух колес. Сам Гесодор обнаружился в пяти верстах без сознания. Как установили по свежим следам, на своём причудливом двухколесе он, скорей всего, врезался в лося.

Через год надзор над Гесодором стал помягче, и его решили перевести с работ из свинарника на что-то почище. Однако вместо молодого монаха обнаружили только яму, прикрытую лоханью. Из ямы, точнее из лаза, слышались тихие стоны. Гесодором не додумался укрепить стенки тоннеля.

Ещё через два года монах исчез окончательно. Один из монахов говорил, что Гесодор забрался на колокольню расправил крылья будто у летучей мыши и… полетел прочь! Словам монаха не поверили, но через некоторое время вскрылась пропажа нескольких аршинов полотна, гарнеца меда и сбруи с той самой многострадальной телеги.

В этот раз Гесодора решили не искать, а объявили погибшим во время рыбалки. Вот только родня уже бывшего монаха не особо поверила, потому что видела утопшего на пороге терема. В руках Гесодора сжимал причудливые штуки, которые плевались огнем и мелкими камнями.

На этом венопись почему-то прерывается. Возможно, Улюлюйск лишился одного из первых романов о возмездии в княжеском антураже. Жаль.

Изобретательных вам выходных, улюлюйцы.

Важное включение с плохим звуком. Нектор в поисках до веснописьменных Губернаторов

Сегодня, 15 августа, отмечается День археолога. Отмечается широко, неистово и яростно. И если в экспедициях вечернее пьянство — дело обычное, то сегодня имеет торжественный смысл. Так что расскажу историю про сало.

Я тогда копал в Фанагории, и мы нашли хороший такой развал амфор (некоторые даже целые), который надо было стеречь до прихода специального казака. Да, их могли своровать или просто испортить, так что казак был необходим.

И к моменту, когда с коллегой Вильгельмом нас назначили дежурными, безумно захотелось сала. Просто до дрожи. Тем более что кубанские раскопчики ели его, истошно урча. Зависть.

Помогли саратовцы. У них свой холодильник (яма в земле под стеклом), и они отдали нам по дружбе кусок сала, уже прилично оплывшего. Но и это было в радость.

Теперь встала другая забота — ржаной хлеб. А это юг, там такого отродясь не видали, всегда белый ели. Но в магазине удалось найти противный литовский. Противный, потому что с тмином, а я его на дух не выношу. Но ладно, сойдёт. Ещё зачем-то мы взяли моркови по-корейски.

Теперь оцените: на территории бывшей греческой колонии Вильгельм и Нектор ели литовский хлеб, саратовоское сало и корейскую морковь! Калейдоскоп времени и географии. Ну и винца тоже взяли немного, всё-таки винзавод рядом.

Жаркие 3 часа дня. Мы сидим в огромной яме в тени одной из стенок раскопа. Нарезали сало, морковь в коробочке, хлеб рядом.

Вкуснее сала я с тех пор не ел. Не потому что оно было вкусное, а потому что оно пришло когда надо. И сама картина тоже впечатляла. Я сижу на руинах города, которому больше 2000 лет, смотрю на амфоры, которые сам же раскопал, и ем такое простое и понятное сало, которого греки не знали. Казалось, что даже Солнце больше не печет, а духота куда-то ушла.

И, может, это было даже много важней многих находок, которые я там сделал. Даже тмин был не такой противный, а вино не пьянило. Честная кристальная радость, которую хочется проживать в себе.

Всех причастных — с праздником!

В былые времена мораль и этика жили по своим законам, что породило множество вещей, которые спустя годы пугают, но тогда казалось, что острие научной и творческой мысли может проткнуть небесную твердь.

Где-то в 1974 году тогдашний Первый Секретарь объявил, что Улюлюйску нужны прорывы в изобретательском деле и технологиях, а потому призвал делиться открытиями все возраста. В детских садах, школах, институтах и прочих учебных заведениях закипела работа мозговых трестов.

И особо отличился главврач Центральной улюлюйской психиатрической лечебницы. Он устроил конкурс научно-технического творчества среди душевнобольных, справедливо полагая, что некоторые его пациенты — откровенные симулянты, которые скрываются от армии или суда. Вот пусть и думают.

Однако с особым рвением в дело ввязались именно те, ради кого и существует улюлюйская психиатрия. Так, один жилец придумал двойную вилку. Поскольку в больнице вилок нет, он вылепил макет из пластилина. По сути, это было просто две вилки, скрепленных изогнутыми спинками. По замыслу автора, одной вилкой можно было бы есть одновременно мясное и гарнир. Такой метод уменьшал бы количество заносов над тарелкой и сокращал время обеда.

Но абсолютным победителем стал другой проект. Один из пациентов откуда-то достал механическую игрушку — танк, который надо было завести и пустить потом на собственную потеху. Танк был простой и цельный, но торчащий в корме ключ, похожий на огромный бант, придавал танку несколько миролюбивый вид.

Сверху на танк крепилось чудовище — порезанная вдоль кукла, сшитая с плюшевым зайцем. Этот кадавр был намертво приклеен к танку, и, по задумке автора, получилась универсальная игрушка, которую можно было бы дарить двойняшкам.

Автор изобретения регулярно запускал танк по коридору, чем пугал персонал, особенно возрастной, но почему-то приводил в умиление пациентов, некоторые из которых даже просили сделать им нечто подобное, но на авиационную тематику.

На удивление, главврач не стал противостоять, а только попросил запускать танки (к тому моменту их было четыре) в палате, потому что нянечки стали чаще пить корвалол, а его запах приятен далеко не всем. Более того, главврач даже пригласил представителя Улюлюйской фабрики игрушек, но тот от внедрения поделки отказался. Интересно, почему.

К слову, скоро заметили, что главврач стал ходить на обед со своей вилкой, причем двойной. Даже в ресторанах он вытаскивал её из бархатного мешочка и демонстрировал удивленным официантам.

Сегодня представить такой конкурс невозможно, времена не те, как я и говорил выше. Но зато какие идеи…

Сегодня веснописцу Нектору исполнилось 40 градусов годиков.

Дай Губернатор ещё 40 по 40 лет, чтобы нести светлое прошлое в наше сияющие настоящее.

Богомил Конокрад не имел отношения к болгарам. И уж тем более ни разу не воровал этих красивых и вкусных непарнокопытных. Просто так сложились имя с фамилией, а сам Богомил работал монтажником высоковольтных сетей и большую часть рабочего дня проводил на вершине огромных ажурных вышек.

Вот только бесконечная женитьба кабелей с изоляторами его увлекала мало, потому что на огромной высоте он видел просторы Улюлюйска и с какого-то момента стал носить в рабочей сумке большой блокнот и полдюжины карандашей, чтобы их зарисовать. Свои рисунки он никому не показывал, пока в один профессиональный праздник не поделился работами с директором Клуба электриков. Тот мгновенно прозрел от удара эстетики и уже через неделю в Клубе была выставка работ Конокрада.

Любое творческое проявление всегда привлекало внимание ведомства капитана-урядника, так что выставка прожила около двух дней. Работы Богомила отличались высочайшей графической точностью и любовью к перспективе, так что больше походили на фотографию в творческом восприятии, хоть и выполненные всего в шести цветах. Потому выставка была экстренно закрыта, хоть ею никто особо и не интересовался, кроме означенного ведомства.

Но это не конец истории. Однажды я был на празднике ведомства, и один из сотрудников с восхищением рассказывал об отдельном стратегическом запаснике, где хранятся удивительные графические работы, снятые с высоты аэростата. Посвящены они в основном пограничным территориям, так что кроме леса и степей там ничего не видать, но многие сотрудники просили сделать копии этих рисунков, которые потом окружали многие посвященные кабинеты.

Стало быть, Богомил сменил работу на более безопасную и творческую, но не менее нужную Улюлюйску. Потому что у нас каждый талант заметен и важен.

Вдохновенных вам выходных, улюлюйцы.

На рубеже веков, когда паровозы уже гудели, но самолеты ещё не поднялись в сияющую небесную высь, Улюлюйский край поразила странная зараза, о которой у старожилов почти не осталось никаких воспоминаний. Это было какое-то коллективное помутнение или, как пела ВИА «Пинк Флойд», «браин демедж».

На окраинах Улюлюйска появились алики перехожие. Одевались они в пёстрые халаты, под которыми виднелись косовортки. На голове они носили причудливую кичку: квадратные плоские шапки с большими рогами по бокам. Между рогов была натянута леска, на которой сушилась рыба или грибы. Иногда на кичку алики ставили бутылку кваса и пива.

Из развлечений у них были странные танцы. Алики становились в небольшой круг, обнимались за плечи и начинали ногами выделывать причудливые коленца. В других случаях перехожие рисовали углём усы и ходили гоголем вдоль главной улюлюйской помойки.

В целом никому они проблем не приносили, а зарабатывали колкой дров, тасканием воды и присмотром за гусями и курицей.

И вот, когда к аликам уже стали привыкать, произошло странное. В один солнечный день (а других в Улюлюйске и не бывает даже в дождь) перехожих стало очень много. Казалось, что весь город заполнили яркие халаты. Может, их были сотни, но производили они ощущение тысяч. На главной площади алики встали в свой привычный круг и начали танец. Только теперь они ещё и двигались посолонь, постоянно разгоняясь.

В какой-то момент жители видели только огромный яркий круг, который постоянно менял цвет. Когда скорость хоровода стала нестерпимо яркой, он побелел и вспыхнул, как магниевая крошка фотографа. Алики перехожие просто исчезли.

По какой-то незримой договрённости жители предпочли больше никогда не вспоминать об этом событии, и только мой коллега веснописец собрался с силами и зафиксировал для вечности это исключительное событие.

На месте, где сейчас стоит ЗОЖ-кафе «Зеленый слон», когда-то располагалась рюмочная. Да, она повторила путь многих сограждан, которые и рады бы продолжать кутежи, да запас здоровья уже не позволяет оплачивать утренние похмельные счета.

Впрочем, рюмочная эта была необыкновенная. На полках стояли привычные многим бутылки, но из под полы разливали джин, кальвадос, ирландский виски и американский бурбон, а кто-то мог даже французским шампанским перебиться.

Причина такого разнообразия была проста — в рюмочной собирались фарцовщики и валютчики. По этой же причине в зале всегда было чисто, летом в хрустальных вазах стояли полевые цветы, а шпана буквально обходила это место стороной.

В рюмочной (безымянной, кстати) решались серьезные вопросы. Какой курс на пластинку «Дип Парпл» установить сегодня? Сколько будет стоить полный джинсовый костюм? Размер предоплаты за японский приемник. В зависимости от товара назначались цены и скидки. И порой некоторые ушлые фарцовщики шептали покупателю в сомнениях: «Бери! Сегодня цена ниже рюмочной». Разумеется это была кристально чистая ложь. Но иногда это прокатывало.

Рюмочная работала долго уже хотя бы потому, что иностранные напитки напрямую поставляло одно известное Ведомство. Ведь если ты хочешь кого-то победить — возглавь! Да и вообще удобно, когда все как на ладони, да ещё и тепленькие.

Когда громыхнула кооперация фарцовщики стали не особо нужны и рюмочную пытались превратить в биржу, опыт-то есть. Но долго идея не прожила и там открылся обычный бар, где напитки из стойки переместились на полки, несмотря за борьбу с пьянством. Однако и тут не получилось. Рюмочная зажила вновь, но теперь её посетителями стала повзрослевшая шпана. А году в 2000 она закрылась и долго простояла заброшенной.

И только бывшая фарца иногда приезжала сюда, чтобы постоять, вытереть ностальгическую слезу и погладить невидимую под пальто пластинку. Ну и салата с авокадо поесть.