Про вопросы помню и очень-очень скоро (день-два) отвечу. Пока похвастаюсь результатами работы в последний день работы читального зала ГАРФ в этом году.

Под конец года я заказал себе ворох дел, до которых не доходили руки ранее, и среди них дело из фонда Министерства юстиции, по поводу ареста агента Владивостокского Охранного М.П. Переплётчикова. Арестован агент Переплётчиков был весной 1917, когда после Февральской революции новые власти методично уничтожали специальные службы старого режима, обвиняя их во всём на свете. Фамилия бедолаги, кстати, оказалась по-своему говорящей — выяснилось, что он был агентом на почте, в обязанности которого входили перехват и вскрытие писем для охранки.

Такой вид работы политического сыска называлась «добычей секретных сведений». А Михаил Павлович Переплётчиков по делопроизводству Владивостокского Охранного отделения проходил как агент по добыче секретных сведений.

Завербовали его в 1909 году, тогда же он стал работать заведующим простым и заказным отделом местной почтово-телеграфной конторы. До ноября 1911 агент работал безвозмездно, Затем получал вознаграждение от 50 до 80 рублей в месяц, в феврале 1913 получил 200 рублей. Действовал под псевдонимом «Патриот», оправдывая его качеством и количеством своей работы — за неё в феврале 1914 начальник владивостокской охранки ротмистр Евгений Лалевич ходатайствовал о награждении Переплётчикова орденом Святого Станислава 2-й степени к Пасхе. Кстати, помимо работы по сыску Переплётчиков ещё работал на охранку по линии контрразведки, перехватывая письма японцев, живших во Владивостоке. Кто их переводил? Профессора Императорского Восточного института Спальвин и Рудаков, которым за эту работу платили сдельно (о чём есть квитанции в финансовой отчётности отделения).

Работа с письмами была простой — специально назначенный филёр отделения приходил каждый день на почту и получал от Переплётчикова пакет с заранее отобранными письмами. Передавались письма как на имя определённых, указанных начальником Владивостокского Охранного отделения, людей, так и адресованные или полученные из данной местности. Иногда в день передавалось до 150 отправлений.

Весной 1917 новые революционные власти арестовали не только Переплётчикова, но и остальных почтовых чиновников, подозревавшихся в работе на охранку. После фильтрации и проверки всех их, кроме Переплётчикова, отпустили. В тюрьме он просидел до лета 1917, когда начал писать в минюст, МВД и минпочты с просьбой выпустить его и восстановить на службе. Не знаю, сработало ли.

Зато знаю, как выглядела работа Владивостокского Охранного отделения по перехвату писем и их изучению, по каким направлениям она велась и насколько была активной. Спасибо тебе за это, Михаил Павлович Переплётчиков. Надеюсь, летом 1917 твои злоключения закончились и дальше жил ты, в общем, неплохо, с поправкой на обстоятельства.

#Владивосток #Жандармы

А теперь давно обещанные "ответы на вопросы".

1. По Российской Империи конца XIX — начала ХХ века, наверное, посоветовал бы для начала прочитать М.А. Давыдова "Цена утопии", К.А. Соловьёва " Хозяин земли русской? Самодержавие и бюрократия в эпоху модерна" и С.В. Куликова "Бюрократическая элита Российской империи накануне падения старого порядка (1914-1917)". Книги небольшие по объёму (от 290 до 467 страниц), написаны легко и читаются также. Мне кажется, что для какого-то начального уровня этого более, чем достаточно, а оттуда можно переходить уже к чему-то прям максимально фундаментальному, капитальному и основательному, типа "20 лет до Великой войны. Модернизация Витте-Столыпина" того же Давыдова или "Социальной истории России периода Империи" Б.Н. Миронова.

2. Что касается художественной литературы, то тут я вообще по нолям, что называется. Всё дело в специфике моих двух работ

Я приезжаю в архив, беру там дела, читаю документы с разной степенью внимательности — какие-то достаточно бегло просмотреть по формуляру, чтобы понять, что они не нужны, а какие-то долго и нудно переписываю со всеми деталями, типа того же формуляра. Потом я всё это дома вычитываю и перечитываю. Потом, следующим шагом, читаю книги по теме и делаю нужные выписки. Потом перечитываю всё ранее написанное и пишу уже что-то своё новое. А пока пишешь, то никакой возможности читать чужое нет.

По второй работе (а ещё я учитель в школе по совместительству) всё ещё проще — читаю учебники, читаю какие-то книги дополнительно к ним, составляю презентации, читаю презентации перед работой по ним, читаю детские работы и задания.

Короче, при такой нагрузке мозг не воспринимает чтение художественной литературы как какой-то отдых или дополнительное времяпровождение и читаю я только на каникулах и в отпусках. Из любимых писателей назову, наверное, Пушкина ("Путешествие в Арзрум" и "Капитанская дочка"), Гоголя ("Мёртвые души", "Шинель"), Набокова ("Дар", "Приглашение на казнь", "Пнин"), Рюноскэ Акутагаву (любые рассказы), Хорхе Луиса Борхеса (сборник "Всеобщая история бесчестья" и многие другие рассказы), Марио Варгаса Льосу ("Война конца света" и "Сон кельта"), Сюсаку Эндо ("Молчание" и "Самурай"), Грэма Грина ("Комедианты"), Станислава Лема ("Маска" и "Рукопись, найденная в ванной"), Айзека Азимова ("Основание"), Говарда Лавкрафта, Джулиана Барнса ("Нечего бояться"). Очень надеюсь, кстати, на этих каникулах спокойно прочитать барнсовский роман о Шостаковиче "Шум времени".

А, вообще, конечно, художественную литературу я читаю очень мало, редко, ещё реже дочитываю и какого-то сформированного вкуса у меня нет, так что с этим вопросом, боюсь, помочь не могу(

Хех, ну, на то секретные архивы и секретные, чтобы дураков, вроде меня, туда не пускать.

Так-то вопрос раскладывается на несколько частей.

1. В каждом архиве есть фонд секретного хранения. Ну, может, его нет в Российском государственном архиве древних актов, но я бы не зарекался. Новосибирскому историку Андрею Дмитриеву при работе над книгой "Русская регулярная армия в Сибири (1725-1796)", например, в Государственном архиве Омской области отказали в доступе к делам XVIII века, сославшись на то, что они засекречены, т.к. в них содержится критически важная информация об охране государственной границы. Приятно, конечно, знать, что ещё елизаветинской эпохи опыт пригодится при защите наших южных рубежей от камышового кота, но оказаться в такой ситуации неприятно.

Так вот. Секретные фонды есть в ЛЮБОМ архиве. И, естественно, попасть туда просто так нельзя. Надо иметь допуск к гостайне, на его основании писать запрос на доступ к секретным единицам хранения и т.п.

Сталкивался ли я с секретными делами? Да, к моему удивлению, в фонде комиссии по истории РКП(б) и Октябрьской революции в РГАСПИ одно из дел, посвящённое революции 1905-1907 годов на Дальнем Востоке оказалось засекречено. Мне просто сказали об этом сотрудники читального зала, когда я спросил, почему не выдали дело.

Мог ли я попробовать получить его? Да. Благо и допуск к ГТ имелся, но я не стал этого делать по одной простой причине — если дело засекречено, то его нельзя нигде процитировать, т.к. в УК РФ есть ст. 283 "Разглашение гостайны", до 4 лет. А оно мне надо? Конечно, можно было написать запрос на рассекречивание дела, но у меня тогда времени на это не было.

2. А с архивами ФСБ работать доводилось нередко. Просто на сайте ФСБ РФ отправляешь запрос через электронную приёмную и получаешь на него ответ. Это может быть и архивная справка, высланная на почту (электронную или личную), и приглашение поработать с нужными делами напрямую в архиве. Каким будет ответ никогда не угадаешь и, я полагаю, он во многом зависит от политики руководства того или иного регионального управления ФСБ в области предоставления доступа к архивным документам. Вот, например, УФСБ по Иркутской области раньше вполне охотно предоставляло возможность по запросу поработать у себя в архиве. Такие дела, в общем.

Хороший вопрос. Не, правда, очень хороший.

Если расставлять в хронологическом порядке, то тогда

1. Ротмистр Илларион Евстафьевич Хуциев (февраль 1908 — октябрь 1911). Дольше всех пробыл в этой должности, фактически, по-нормальному организовал работу Владивостокского Охранного отделения, переведя её от хаотической ловли революционеров к планомерной и целенаправленной агентурной работе по борьбе с ними. Причём, агентура Хуциева действовала не только на территории русского Дальнего Востока, но ещё в Китае, Японии и США, что отдельно многое говорит нам о том, как, казалось бы "русская окраина", вписывается в глобальный транснациональный контекст в качестве его неотъемлемой части. Но после первых успехов в борьбе с революцией пришло расслабление, следствием которого стали упущения в организации агентуры среди военных. По большому счёту, Хуциев даже не особо виноват — зная, в каком рахитическом состоянии местное революционное движение он, видимо, просто не умножал численность агентуры, чтобы н тратить на неё лишних денег. А высокое начальство из Иркутска и Санкт-Петербурга мощно перебдело, из-за чего Хуциев уехал в Благовещенск на должность полициймейстера. На его место пришёл

2. Ротмистр Константин Адольфович Нагродский. Мне он очень нравится за то, что при нём отделение стало систематически следить не только за революционными настроениями, но и вообще за местным обществом в целом. Благодаря чему у меня есть описание огромного количества самых разных фактов, фактиков, социальных структур и их взаимодействий, зафиксированных в документах владивостокской охранки. Так что заметной части своей пусть малой и неказистой, но научной карьеры, я обязан именно этому человеку, от которого меня отделяет, как оказалось, несколько рукопожатий. Ну, и вообще молодец — будучи самым молодым начальником охранного отделения в России создал такую хорошую структуру.

3. Ротмистр, позже подполковник, Александр Александрович Гинсбург. Кремень-мужчина — принял отделение в июне 1914, в августе началась Великая война и он, несмотря на мобилизации агентов и филёров, отсутствие офицера-помощника и прочее сумел восстановить работу отделения после первых месяцев войны и вывести её на новый уровень, обеспечив безопасность Владивостокского военного порта, через который шло огромное количество грузов для России. А ещё успешно вербовал не только местных революционеров, но и американских дипломатов. Кончил вполне по-гоголевски — работая по 20-22 часа в сутки спал очень мало и в итоге сошёл с ума, а на этой почве помер буквально в феврале 1917.

Если же искать какое-то абсолютное первое место, то, наверно, это будет Константин Нагродский сугубо из благодарности за публикации, сделанные по итогам его работы. Вот прям спасибо, да.

2024 подошёл к концу, да здравствует 2024.

Хороший год был, мне понравился. Поработал на славу — три статьи вышло.

Успехов всем в Новом году и чтобы он был лучше предыдущего!

Ну, что тут скажешь. Я не биолог, а историк, но для меня всё равно ИБМ знаковая институция как минимум из-за своего корпуса-башни, уходящего в Амурский залив и видного с Форта № 7. Раньше, кстати, панорама была лучше, но застройка её испортила.

А так, конечно, коллег с праздником. ИБМ действительно знаковая организация, без которой сложно представить Владивосток, а ещё это место, где есть чудесный и прекрасный музей.

https://yangx.top/inmarbio/3294

Природа и её многообразие не только источник знаний об окружающем мире и объект изучения для биологов, но и предмет жандармского надзора. Конечно же, во Владивостоке.

В конце 1899 года бывший к тому моменту начальник Владивостокского отделения Жандармского полицейского управления Уссурийской железной дороги ротмистр Иван Иванович Пахалович представил директору Департамента полиции записку «По проекту организации жандармского надзора в Уссурийском крае Приморской области и во вновь приобретенных китайских землях». Не удивляйтесь такому громоздкому названию документа — в 1899 году Приморская область включала в себя всё Тихоокеанское побережье России от устья Тумангана до Берингова пролива.

В записке Пахалович приводил краткое описание Уссурийского края, составленное на личном опыте. Описание это должно было показать высокому адресату записки а) что такое Уссурийский край; б) насколько там тяжело живётся и почему: в) до какой степени Пахалович вообще экспертен в его жизни и проблемах.

И вот интересно, что помимо описаний того, как тяжело живётся местному населению, как оно и его образ жизни отличается от того, что в Европейской России, — а такие описания традиционного предваряют любой доклад любого дальневосточного чиновника по сию пору, — в записке о необходимости создания жандармского управления нашлось место и описанию природы:

«Уссурийский край помимо того, что отличается от прочих стран земного шара тем, что природа, по какому-то капризу* сгруппировала здесь всех представителей флоры и фауны крайнего Юга и Севера**, в тоже время, обладает девственной почвой, дремучими безграничными лесами и реками, переполненными рыбой».

В конце страницы идут примечания, раскрывающие звёздочки из текста:

«* Край этот обладал тропическими свойствами, и только благодаря целому ряду геологических переворотов, климат его изменился.

** Тигр, соболь, фазан-рябчик, пробковый дуб, виноград, хвойные растения» (ГАРФ. Ф. 102. Оп. 97 (3-е делопроизводство, 1899 г.). Д. 4455 ч. 2. Л. 2-2об).

Думается, что этот природоведческий экскурс доджен был подчёркивать экспертность автора, который будучи жандармом, не обязан был интересоваться чем-либо, кроме воинских уставов, полицейских циркуляров и имперских законов. Но вот тем не менее под синим мундиром нашлось место не только офицеру и сыщику, но и натуралисту.

#Владивосток #Жандармы

К сожалению, у меня личного дела Жигура нет.

Во многом это связано с тем, что историей революции и Гражданской войны я занимаюсь "по касательной" и очень редко. Возможно, если ещё доведётся работать с фондами колчаковских спецслужб, то что-то да найду.

Что касается самой личности, то знаком я с ней в самых общих чертах — когда он прибыл во Владивосток не знаю.

Во всех официальных биографиях пишут, что революционную деятельность он начал в 1918 году, т.е., скорее всего, при колчаковских властях. Арестован был в 1921, т.е., скорее всего, после меркуловского переворота.

Получается, что при колчаковских властях его не могли (или особо не торопились) ловить. Потом, при Приморской земской управе Медведева, Жигура просто не трогали, потому что медведевская управа была откровенно "розовая" с высоким влиянием большевиков. Дальше Приморье вошло в состав просоветской Дальне-Восточной республики. А когда её власть в конце мая 1921 в регионе свергли более белые братья Меркуловы, то их контрразведка списочно арестовала всех более-менее видных большевистских и пробольшевистских деятелей. Судя по тому, что Жигур был в их числе, то какой-то более-менее легальной деятельностью с января 1920 по май 1921 он занимался.

Опять-таки, судя по тому, что Жигур спокойно дожил до 1944, то репрессирован он не был, а это говорит о том, что в чём-то сверхсерьёзном замешан не был.

В общем, заинтриговали вы меня этим вопросом. По возможности посмотрю, что осталось в фондах колчаковского военного контроля и Управления особой государственной охраны.

Иногда прям задумываешься об употреблении некоторых терминов. Например, со школьной скамьи известно слово «абсентеизм» — добровольное уклонение избирателей от участия в выборах. Но в русском языке оно появилось раньше школьных учебников обществознания.

Во всяком случае, в октябре 1912 начальник Владивостокского Охранного отделения ротмистр Константин Нагродский писал по поводу выборов в IV ГосДуму: «широкие обывательские круги, к предстоящим выборам проявляют совершеннейший абсентеизм». И ниже уточнял, чтобы мы понимали, что термин-то его благородие использует правильно: «средний обыватель смотрит на выборы, как на ненужную комедию, отвлекающую его от дела и понуждения прогрессивный прессы, обрашающейся к обывателю с настойчивый напоминанием о его “гражданских обязанностях” остаётся втуне. Кроме того обыватель не видит вокруг себе людей, достойных быть избранными в Государственную Думу, он изверился во всех и в самом себе». То же безразличие и фатализм касались и партий: «предвыборные работы политических партий пока ни в чем не проявились, ибо “политических партий” во Владивостоке нет, кроме “Союза Русского Народа”, политическая деятельность которого незначительна. Есть много отдельных лиц, бывших СР и СД, всевозможных направлений, которые не проявляют ни малейшего желания объединиться под флагом партийности» (ГАРФ. Ф, 102. Оп. 121. Д. 130ч. 55. ЛЛ. 4-5).

Справедливости ради, это дословное цитирование дневника агентурного донесения агента владивостокской охранки Андрея Сикорского «Ольнема», но сам факт этого цитирования без каких-либо комментариев говорит о полном согласии Нагродского с данными словами. Тем более, что об абсентеизме приморского избирателя образца 1912 писали и другие агенты политической полиции. Например, агент «Федотов» сообщал, что «к выборам в Государственную Думу относятся безразлично. Кандидаты ещё не намечены. Местное крестьянство относится к выборам более чем безучастно, возможно, что дадут кого-нибудь, лишь бы отделаться от этой повинности. От городов пройдут люди безусловно не партийные» (ГАРФ. Ф. 102. Оп. 242. Д. 5ч. 64 л. Б. Л. 38).

Честно говоря, как-то не удивляет, что в авторитарной Российской Империи существовал абсентеизм избирателей (особенно, на фоне бестолковости парламента). Но очень любопытно видеть использование полностью современного языка при описании этого явления.

(на фото вид на восточную часть улицы Светланской из окон Штаба Сибирской флотилии в 1912 году).

#Владивосток #Жандармы

Вопрос интересный.

В делах Владивостокского Охранного отделения упоминается агент «Дмитриев», который в 1913 году занимался освещением настроений матросов Сибирской флотилии, уделяя особое внимание надводным кораблям. Проблема в том, что агентурный псевдоним не мог соответствовать фамилии агента, так что, в лучшем случае, его кличка производное от имени или отчества, а не фамилии. Опять-таки, сведений о том, чтобы этот агент ездил в Австралию я не видел.

Был ещё в 1908-1909 годах писарь Владивостокского Охранного отделения Дмитриев, но что-то сомнительно, чтобы канцелярского работника отправляли в Австралию опять-таки.

По поводу иностранных агентур владивостокской охранки — совершенно точно они были в Японии (Нагасаки, возможно, Кобе) и Китае (Шанхай). Предпринимались попытки обзавестись агентами в Сан-Франциско, но неизвестно насколько успешные. О жизни революционеров-эмигрантов в Австралии и на Филиппинах сведения получались, в основном, из перехвата писем и сообщений от агентов в Японии и Китае, которые поддерживали связь с другими революционными центрами и группами.

Скорее всего, помянутый вами Дмитриев никакого отношения к деятельности охранного отделения не имел, но, конечно, возможно многое, если не всё.

1. Сотрудничество со священнослужителями проходило в частном порядке. Где-то они выступали в качестве заявителей, сообщавших о правонарушениях, где-то их просто вербовали (как, например, было с Гапоном). В целом, всё зависело и очень сильно от каждого отдельного жандармского офицера, занимавшегося сыском в том или ином районе.

2. Здесь есть разница между общеуголовной полицией (в виде исправников) и политической в виде ГЖУ и охранных отделений. Мало того, что это разные люди, так ещё и круг обязанностей у них был разным. Жандармские офицеры существовали для ведения дознаний по государственным преступлениям и политического сыска. Вопросами экономики они интересовались лишь в той мере, в которой им это помогало решать свои первоочередные задачи в виде борьбы с революционным движением. Поэтому, опять-таки, всё упиралось в личные качества каждого отдельно взятого жандармского офицера — кто-то составлял подробные справки и отчёты об экономическом положении своего региона, кто-то просто кратко переписывал статистические данные из известных ему источников, кто-то просто игнорировал эту сторону жизни. Более-менее систематизированное наблюдение за общим социально-экономическим положением началось в 1915 году, когда телеграммой № 976 начальникам ГЖУ, ЖПУ и охранных отделений было прямо предписано следить в том числе и за колебаниями цен. И то, многие предпочитали качественные оценки количественным ("цены сильно выросли в связи с войной", "дороговизна цен бросается в глаза").

В целом же, одной из главных проблем организации политической полиции в Российской Империи было то, что в виду малочисленности служебных инструкций и руководящих документов (большая часть из которых появилась в 1907-1912 годах), очень много насущных вопросов сыска и политического контроля зависело сугубо от личных и профессиональных качеств тех офицеров, которые ими занимались. А так как никаких формализованных правил их решения не существовало, или они носили очень общий характер, то возможности заставить всех жандармов империи работать одинаково просто не было.

3. В конкретном рассматриваемом документе речь идёт не столько про экономику, сколько про природу — Пахалович пишет, что в Приморье необычный климат, сочетающий черты северного и тропического, и перечисляет некоторые виды животных и растений, проживающих в регионе. Не думаю, что это можно отнести к экономическому анализу ситуации, тем более, что всё то же самое можно было вычитать в книге Николая Ядринцева " Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношении", которая вышла за 7 лет до написания им этой справки. Ну, и по самому тексту документа видно, что это перечисление делается не для глубокого анализа региона, а для демонстрации того, что автор о нём знает что-то, что выходит за рамки его служебных обязанностей.

В 1902 году Гапон был вызван на личную беседу к заведывающему Особым отделом Департамента полиции Зубатову. После этого началось его сотрудничество с полицией, в котором он разочаровался к весне 1904 и уже начал вести самостоятельную деятельность, а в ноябре того же года связался с "Союзом освобождения". К этому времени Гапон связи с Департаментом полиции и Санкт-Петербургским охранным отделением уже порвал где-то с лета 1904, но, например, в Киеве пытался создать филиал своей организации, прикрываясь тем, что якобы выполняет личное поручение директора Департамента полиции Лопухина.

Как я понимаю, под "котиковым делом" имеются в виду события начал 1890-х годов, когда некоторых офицеров и матросов обвинили в противозаконном забое морских котиков с целью последующей продажи их шкур? Суть дела была в том, что браконьерством занимались морские команды, которые должны были защищать лежбища котиков на Тюленьем острове в Охотском море от браконьеров.

Если вы имеете в виду не эти события, то, пожалуйста, поправьте меня, потому что это критически важно для ответа.

Дело в том, что жандармские органы никакого отношения к расследованию этого дела не имели. Следствие по делу велось в 1894-1895 годах, а первый жандармский орган на Дальнем Востоке, — Жандармское полицейское управление по Уссурийской железной дороге, — был создан в 1892-1893 и занимался надзором при строительстве Уссурийской ЖД. С второй половины 1900-х его чины привлекались к досмотру личных вещей и пассажиров, следующих через Владивостокский порт. К этому времени "котиково дело" давно стало достоянием истории.

Следствие по нему вели военно-морские власти в лице временного военно-морского суда (в дореволюционной России следствие было стадией судебного производства по делу) во Владивостоке по поручению главного военно-морского прокурора. Так что в этой истории жандармы не отметились. Для любопытствующих есть вот такая статья.

Сахалинская и Камчатская пешие жандармские команды были созданы в 1913 году и они действительно следили за промысловыми посёлками, в основном, японскими, как в целях борьбы со шпионажем, так и в целях борьбы с контрабандой. Так что какую-то свою роль в борьбе с незаконным промыслом морского зверя они сыграли, конечно.

Давно я не плакал, читая мемуары. А тут подвернулся подходящий случай.

Коллега Юрий Бахурин выложил на своём сайте «Военно-учёный архив» отрывок из воспоминаний советского военного контрразведчика Михаила Белоусова. Тот служил начальником особого отдела 39-й армии, расквартированной в Порт-Артуре.

С 1945 года Порт-Артур был арендован у Китая Советским Союзом и, в общем-то, все знали, что когда-то аренда истечёт. В воспоминаниях Белоусова как раз описывается визит Хрущёва в Порт-Артур и Дальний, во время которого Никита Сергеевич объявил о скором выводе советских войск из региона. Одновременно с этим было объявлено о расформировании 39-й армии. Как написал сам автор: «после такого заявления у всех нас, присутствующих при этом портартурцев, оказавшихся неожиданно за бортом Вооруженных Сил страны, настроение резко упало». Впрочем, когда об этом было сообщено офицерам гарнизона шок был ещё больший — пришлось объявлять перерыв.

Понятно, что когда-то аренда Порт-Артура должна была закончиться, для его защиты у СССР не было достаточных сил, а советско-китайские отношения начали идти трещинами, но всё равно обидно.

«В центре кладбища, на круглой площадке, где сходятся все кладбищенские аллеи, в 1912 г. был поставлен большой крест из белого мрамора, на тыловой стороне которого перечислены все сухопутные воинские части, принимавшие участие в героической обороне Порт-Артура. (Погибшие моряки, как правило, похоронены в одиночных могилах).

Невдалеке от входа на кладбище стоит памятник из серого гранита, поставленный японцами в память погибших русских героев. На нем сделана надпись на русском языке: «Здесь покоятся бренные останки доблестных защитников крепости, павших при обороне Порт-Артура в 1904-1905 гг.»».

На фото моряки-тихоокеанцы поднимают флаг ВМС СССР над Порт-Артуром в августе 1945.

#ПортАртур #РСФСР

Одно из моих любимых явлений в истории — это когда разные люди, в разных условиях, под воздействием разных факторов приходят к одним и тем же выводам или решениям. Всегда забавно видеть такие примеры конвергенции.

Благо, во Владивостоке их тоже хватало.

Как вообще проходило первоначально развитие нашего города и региона? С 1890-х годов к нему было привлечено огромное внимание. Император, члены его фамилии, высокопоставленные чиновники, светские лица и авантюристы — все они строили планы того, как в будущем Дальний Восток станет плацдармом для расширения в Азию, грезили проектами колонизации Кореи и присоединения к России Маньчжурии, мечтали о незамерзающих портах, откуда русская военно-морская мощь будет проецироваться чуть ли не до берегов Индии. А потом случилась Русско-японская война, в которой Россия проиграла и тональность умонастроений сменилась на прямо противоположную. Пришёл страх того, что в скором времени японцы нападут ещё раз и вот теперь Россия точно проиграет всё и потеряет Дальний Восток.

В 1908 году начальник Жандармского полицейского управления по Уссурийской железной дороге полковник Ростислав Щербаков составил проект организации жандармского управления в Приморской области. В пояснительной записке к нему он писал, что «пока не выяснится окончательно цели и намерения наших сухопутных и морских пограничных соседей на Дальнем Востоке, коммерческое и культурное значение города Владивостока должно быть поставлено на второй план и выдвинуто его значение как крепость-порт, чем и оправдывается необходимость выделить его в особое административное положение. Кроме того, город и крепость должны быть всегда на военном положении и должны быть изданы особые ограничительные законы для иностранных и русско-подданных, желающих иметь постоянное или временное пребывания в городе и крепостном районе».

Одновременно томский губернатор Николай Гондатти (с 1911 п риамурский генерал-губернатор) писал про переселение русских на Дальний Восток, что «после войны, это есть дело первостепенной важности, — ведь приходится считаться с начавшимся экономическим захватом японцами и отчасти американцами наших окраин и постепенным приближением ещё более опасного противника — китайцев» и тоже предлагал выделить Владивосток в отдельную закрытую территорию. Гондатти считал, что Владивосток важен как военный порт и крепость, а центр Приморской области надо перенести в Никольск-Уссурийский.

Царская власть думала не так, как местные чиновники, поэтому вместо «закрытия» Владивостока пошла на улучшение отношений с Японией (обоюдное, надо заметить), приведшее к разделу двумя странами Маньчжурии в 1907-1910 и военному союзу 1916.

А потом была революция, гражданская война, которая закончилась во Владивостоке. 2 ноября 1922 в поздравительной телеграмме владивостокским коммунистам секретарь Дальневосточного бюро ЦК РКП(б) Николай Кубяк писал «героической борьбой, железной настойчивостью проявленной пролетариатом Дальвостока последний оплот контрреволюции Владивосток превращён в красную крепость рабоче-крестьянской революции, стал маяком коммунистической революции на Востоке». Опять возник образ Владивостока как закрытой территории. Но не из боязни войны с соседями, а из желания превратить регион в плацдарм коммунистической революции в Азии. Под конец жизни Ленин решил, что она должна начаться в Азии.

В городе действовала Китайская ленинская школа, которая готовила кадры для компартии Китая и диверсионно-разведывательной деятельности, существовал Интернациональный клуб моряков с изданиями на английском и французском языке, во Владивостоке жили азиатские коммунисты, вроде Хо Ше Мина. И лишь в 1952, когда в Корее бушевала война, грозившая перейти в общую для всего Дальнего Востока, старая идея превращения Владивостока в закрытый город-крепость была доведена до конца и реализована на ближайшие почти сорок лет. Контексты разные, люди разные, а мысли одинаковые. Такая вот историческая конвергенция.

#Владивосток #Жандармы #РСФСР

Сейчас будет много занудства с цифрами, так как я наконец (!!!) разобрал личные дела членов социалистических партий из фонда Владивостокского Охранного отделения в Государственном архиве Хабаровского края. Пока сохраню это здесь, а в течение недели включу в готовящуюся статью.

...Приблизительный социальный портрет революционного движения на Дальнем Востоке в период между революцией 1905-1907 годов и Первой Мировой войной можно представить следующим образом. Из 138 представленных личных дел партийная принадлежность указана у 134 человек. Из них 52 члена ПСР (38,8%) и 82 РСДРП (61,1%). Средний и медианный возраст — 33 и 26 у эсеров и 28 (в обоих случаях) у социал-демократов.

Среди активистов обеих партий большинство составляли представители «неблагородных» сословий — крестьяне и мещане. Дворяне были меньшинством — среди эсеров их было 14,8%, а среди социал-демократов — 7,4%. На Дальнем Востоке их было среди участников революционного движения было всего 14,42% против 78,04% представителей мещанства и крестьянства. По данным советского криминолога С.С. Остроумова в начале ХХ века среди осужденных по политическим делам было 16,4% представителей привилегированных сословий и 80,9% мещан и крестьян. Отличия в процентах объяснимы тем, что в картотеку Владивостокского Охранного отделения входили не только осужденные, но и наблюдаемые и подозреваемые в связях с революционным движением люди.

Если говорить о направлении деятельности различных партий, то среди эсеров выделялись люди, занимавшиеся общей организацией работы партии сразу по нескольким направлениям, работники прессы, а также сотрудники Общества народных чтений, которые использовали его для максимально возможной легальной агитации своих идей — таковых было 31,4%. Также заметны были 12,9% дальневосточных эсеров, проходившие по наблюдению как участники эмигрантских революционных диаспор за рубежом. Для сравнения среди портовых рабочих эсеровских работников было 7,4%, а среди железнодорожных и военнослужащих по 5,5%. У социал-демократов большинство составляли работники, вёдшие свою деятельность во Владивостокском военном порту — 35,2%. На втором месте были члены Общества народных чтений, журналисты и организаторы работы по нескольким направлениям разом — 33,8%. Среди железнодорожных рабочих активистов-эсдеков было 7,3%, а среди военных 5,8%. Явный приоритет военного порта среди остальных направлений деятельности членов РСДРП объясним тем, что там было сосредоточено наибольшее (после Владивостокской крепости) количество русских профессиональных рабочих в городе — свыше 2 тыс. человек.

Географическое распределение активистов наглядно показывает, какие города Дальнего Востока были наиболее развиты в культурном, общественно-политическом и экономическом отношении, благодаря чему там существовала необходимая база для революционной деятельности. 63,7% активистов обеих партий приходилось на Владивосток, 13,04% на Харбин, 6,5% на Никольск-Уссурийский, 3,6% на Благовещенск, 1,4% на Николаевск-на-Амуре и 0,7% на Хабаровск. Среди заграничных городов первенство держал Нагасаки — 4,3% от общего количества дальневосточных революционеров, 1,4% в Маниле. В Сан-Франциско, Ханькоу и Шанхае также велось наблюдение — там находилось по 0,7% активистов...

Стоит заметить, что эти данные представляют собой почти идеальную случайную выборку — дела Владивостокского Охранного отделения таинственным образом исчезали после Февральской революции из комиссии по разбору дел, к их исчезновению прикладывали руку сотрудники американской и английской военных миссий при большевиках и первых белых властях Владивостока. Они гибли от плохих условий хранения и их развозили по разным архивам РСФСР от Омска до Владивостока по нескольку раз. В конце концов, в рассматриваемом деле из 319 листов в 1913 году до наших дней дожило 234. Вот и думайте, насколько это всё можно экстраполировать.

#Владивосток #Жандармы

Чтобы как-то отдыхать поздними вечерами от истории политического надзора решил во что-нибудь поиграть и мой выбор пал на изомтерическую РПГ Tyranny. По сюжету главный герой особый государственный чиновник, которому надо разобраться в причине конфликта двух генералов одного тёмного властелина и для достижения общей цели установить за ними надзор.

Чтобы отдохнуть от изучения политического надзора решил заняться им в фэнтези-мире компьютерной игры, да. Раз все дороги ведут в Рим, то немного об этом самом надзоре и напишу.

Второе исследование этого года заключается в сравнении двух жандармских документов — записки об устройстве жандармского управления в Приморской области ротмистра Ивана Пахаловича от 1899 года и докладе начальника Владивостокского Охранного отделения ротмистра Константина Нагродского о ходе предвыборной кампании в IV ГосДуму. Не знаю, насколько можно назвать дистанцию в 13 лет подходящей для лонгитюдного исследования и, возможно, стоит ещё пару-тройку раз поштурмовать ГАРФ для нахождения какого-то документа ~конца 1916 — начала 1917 для дополнительного сравнения (а, возможно, нет). Пока меня устраивают имеющиеся два.

Очень заметна разница в описании региона в 1899 и 1912. В первом случае Приморская область описывается как край во многом отличный от европейской части России, Пахалович не стесняется всячески его экзотизировать, описывая местный быт как смесь чего-то прямо неправильного ("торговля" женщинами в деревнях, отсутствие массового образования, регулярные грабежи китайцев) и нетипичного для России в целом, но положительного — ощущение самости и развитость индивидуализма у местных жителей, независимость и способность преодолевать трудности. Такая романтизация фронтира. При этом Пахалович обещает Владивостоку и Приморью великое грядущее как будущей базе колониальной экспансии России в Индию, Китай, Корею и Японию и здесь очень плотно внутриполитическое (необходимость развития края) сплетается с внешнеполитическим (территориальными расширениями России в Азии).

Нагродский же наоборот не выделяет какой-то экзотичности Приморской области, а, скорее, исподволь указывает на успехи в её освоении — развитые города, большой прирост населения, надежды на то, что уже второе поколение жителей региона станет для него "своим" с развитым собственническим чувством и без стремления как можно скорее его покинуть. При этом из сферы внимания Нагродского полностью исчезает внешнеполитический аспект — он просто не обсуждается ни в каком ключе. Нет ни размышлений об экспансионистском будущем региона, ни о возможном негативном влиянии из-за рубежа. Документ полностью сосредоточен на внутренней жизни региона и это явное последствие поражения в Русско-японской войне, которая заставила русские власти на всех уровнях заметно поумерить оптимизм касательно возможных новых провинций и колоний в Азии.

Эта способность описать регион, кстати, не отклонение для политического сыска, а норма, идущая ещё со времён Николая I, когда жандармские офицеры стали агентами рутинного негласного надзора за губернским управлением. Предмет политического надзора в регионах со стороны жандармов был размытым и его конкретизация зависела от угла зрения отдельно взятого офицера, обусловленного как особенностями личности, так и её социальным контекстом. После ликвидации III Отделения Его императорского величества канцелярии в 1881 казалось бы поменялись правила надзора, но, как видно, традиция составления каких-то обобщающих записок о состоянии вверенного региона у офицеров Отдельного корпуса жандармов в регионах осталась. И она проявляла себя даже при составлении документов на заранее заданную узкую тему, типа выборов в ГосДуму, играя роль определения контекста для приводимых конкретных фактов.

#Владивосток #Жандармы

Новость выходного дня. Приморская краевая прокуратура закончила рассмотрение дел жертв политических репрессий на предмет обоснованности их реабилитации. Из 9000+ человек реабилитация отменена у 20.

Что это значит? В начале сентября 2024 года генеральный прокурор России Игорь Краснов дал поручение региональным прокуратурам произвести полную проверку всех решений о реабилитации на предмет их обоснованности. Причина — в 1990-е очень часто реабилитировали пособников оккупантов и прочих коллаборационистов.

К сожалению, в части описания методологии работы новость крайне лаконична. Оно и понятно: это ж не исследовательская статья.

Учитывая сложившуюся практику, в которой под жертвами политических репрессий понимаются люди, осужденные в 1937-1953 гг., то, скорее всего, краевая прокуратура рассматртвала дела именно за этот период. Таким образом, участники крестьянских и казацких выступлений 1930-х, бывшие на учёте ОГПУ в 1920-е бывшие белогвардейцы и иные не попали под рассмотрение. Также явно видно, что дела высланных административным порядком тоже не рассматривались, иначе бы число рассмотрений только за счёт депортации 1939 года увеличилось бы на 14000 с лишним человек. Что-то ещё сказать трудно, остаётся строить вот такие догадки.

Как писала Е.Н. Чернолуцкая, дела Приморского областного УНКВД подверглись обратному засекречиванию ещё в 1992, поэтому белых пятен в истории репрессий на Дальнем Востоке достаточно. Но такие новости вносят хоть какую-то ясность, как и отдельные монографии, типа работы Владимира Спартаковича Мильбаха о репрессиях в ОКДВА.

#Владивосток #РСФСР #репрессии

В продолжение вчерашнего поста долго думал, что же такого написать о людях, которые были репрессированы, но которых реабилитации и прочее никак не затронули и, кажется, придумал. Но для начала немного о самом этом феномене репрессированных и забытых.

Сказать спасибо за него надо Н.С. Хрущёву, который своим докладом на ХХ съезде КПСС задал на долгие годы определённый нарратив репрессий. Согласно нему репрессии начались в 1937 и затронули, в основном, компартию. То, что было до 1937-го и с другими людьми тем самым выпадало за рамки этой проблемы сразу в Лету.

Так вот. Жил да был Рейнгольд Эрнестович Шмидт из мещан, 1878 года рождения. Участвовал в Русско-японской войне в составе 124-го Воронежского пехотного полка, потом служил в Киевском военном округе и оттуда в 1912 переведён в 34-й Сибирский стрелковый полк в Владивостокскую крепость. В составе того же полка участвовал в боевых действиях Великой Войны и в 1916 попал в австрийский плен. После Октябрьской революции вернулся во Владивосток, где был обвинён капитаном того же полка Кучухидзе в шпионаже в пользу Германии.

К июню 1918 (буквально предпоследний месяц советской власти во Владивостоке) военная комиссия владивостокского совета пришла к выводу, что Шмидт, скорее всего, шпион. Основан этот вывод был на германофильстве Шмидта (правда, в чём оно проявляется никто не сказал) и в показаниях неназванных солдат, которые утверждали, что попав на фронт Шмидт пытался избежать участия в боевых действиях и попал австрийцам в плен едва ли не без боя. Интересно, что начальник военного контроля белых войск Приморской области капитан Алексеев пришёл к диаметрально противоположному выводу — он решил, что Шмидт пал жертвой доноса со стороны Кучухидзе и, если честно, у этой версии больше доказательств.

А что же сам Шмидт? Не зная, какие тучи сгустились над ним в марте 1918 он написал прошение на имя военного комиссара Владивостокской крепости с просьбой о зачислении его на службу в красную армию: «Желая остаток своей жизни посвятить работе на пользу крестьян и рабочих прошу принять меня на военную службу во Владивостоке по части инструкторско-организационной. Сам происхожу из семьи рабочего. Родился в Киеве 4-го февраля 1878 г. Работал на заводе в Харькове Гелферих Саде в качестве литейщика и слесаря, 6 лет служил чертёжником в техническом бюро Александровского рельсопрокатного завода <...> Разработал систему связи для боя, как дополнительную на случай отсутствия телефонной связи и связи посыльными. Желаю эту связь окончательно разработать для формируемой настоящей армии. При старом режиме всеми силами отстаивал личность солдата» (РГВА. Ф. 40319. Оп. 1. Д. 1. Л. 9).

Но то ли с Красной армией у Шмидта что ли не задалось, то ли ещё что-то, однако уже летом 1919 года он появляется в одном из приказов командующего Приамурским военным округом (а на тот момент оный округ подчиняется Правительству Российского Государства Колчака) в списке офицеров и солдат 34-го Сибирского стрелкового полка, раненых в бою с красными партизанами в окрестностях приморского села Ольга. По базе данных историка С.В. Волкова Шмидт был офицером белых войск Восточного фронта до эвакуации генерала Дитерихса и его Приамурского земского края в октябре 1922. А где-то между декабрём 1922 и февралём 1923 Шмидт был выслан из Приморской области как бывший белогвардеец.

Что тут можно сказать? Сам по себе Рейнгольд Шмидт один из многих офицеров бывшей царской армии, которые по инерции служили тому режиму, во власти которого они оказались, в надежде, что смута скоро закончится и всё как-нибудь само образумится. При этом надо учитывать, что в 1918 ему было 40 лет, на его иждивении были жена и 4-о детей, что тоже, думаю, сказалось. То, что его выслали тоже не уникальное что-то — в 1920-е из Приморья и с Дальнего Востока много кого выслали из бывших белогвардейцев, белоказаков и им сочувствующих. Вот только, в массе своей, никаким реабилитациям они потом не подвергались.

#Владивосток #ГВ #Репрессии #РСФСР

И ещё по поводу политического надзора и того, как он видит жизнь во всём её многообразии на той или иной территории.

Продолжаю разбирать всё тот же доклад ротмистра Константина Нагродского от 10 октября 1912 года о выборах в IV Государственную думу и вижу там интересную ремарку о населении Приморской области:

«Города Области с слабыми зачатками промышленной деятельности, существуют пока исключительно на средства Правительства, являются центром умственной жизни и средоточием военно-чиновничьей группы населения, зависящей от казённых ассигнований. Возле этой основной группы, для обслуживания её потребностей, осели вольнонаёмные служащие и представители разных профессий. Социальное настроение которых пролетарское, мало устойчивое, легко поддающееся агитационному влиянию, таящее в себе явные или дремлющие признаки недовольства своим положением. Группа собственников весьма незначительно, при том же за ничтожным исключением, она почти вся принадлежит к так называемой мелкой буржуазии, непосредственно примыкающей к пролетариату и обычно всюду выступающей его союзникм при подъёме протестующего настроения» (ГАРФ. Ф, 102. Оп. 121. Д. 130ч. 55. Л. 1об).

С «военно-чиновничьей группой» всё предельно понятно. Во Владивостоке были сконцентрированы Владивостокская крепость, Сибирская флотилия с командованием и штабами, военный и коммерческий порт, руководство Уссурийской железной дороги, аппарат военного губернатора и областного правления. В Хабаровске — генерал-губернатор и командование округа. Всё это, в условиях отсутствия сословных и земских учреждений, превращало военное и бюрократическое руководство в верхушку местного общества. А что такое «пролетарское социальное настроение»? Точнее, что это сам же Нагродский и объясняет в тексте. Откуда оно?

Ещё в 1908 начальник Хабаровского розыскного пункта ротмистр Сергей Булич писал, что рабочего движения ни в Хабаровске, ни в Приамурье нет в силу отсутствия рабочих для него. На казённых заводах работают законтрактованные временные или сезонные рабочие из западных областей России, а у частников основную массу рабочих составляют корейцы и китайцы «совершенно не заинтересованные современным политическим движением».

Поэтому, думается мне, под пролетарскими социальными настроениями следует понимать их общую неустойчивость, порождённую тем, что как такового профессионального потомственного пролетариата в России в принципе почти не было. Основную массу рабочих составляли вчерашние крестьяне (или их дети), недавно переехавшие в города, столкнувшиеся с принципиально новыми правилами и условиями жизни во всём — от трудовой этики и правил работы, до культурной и сексуальной жизни. В итоге эти люди ловили вялотекущую и постоянную социальную фрустрацию, которая проявляла себя в том числе и через вот эту самую смесь непостоянства взглядов и постоянства скрытого недовольства. Об этом много писал Б.Н. Миронов, так что можно особо не растекаться мысью по древу.

В наших дальневосточных условиях такие настроения легко ловили свежепереселенцы, только-только прибывшие в регион в поисках лучшей жизни и столкнувшиеся со всеми полагающимися препятствиями — начиная с оторванности от родного дома (кстати, о тоске по дому среди крестьян, как факторе их социально-политической нестабильности Нагродский тоже писал), заканчивая местным муссонным климатом. Вот и получалась такая «пролетаризация» городского населения, занятого, в основном, не на промышленных работах, а в сфере услуг.

Жандармские документы мне очень нравятся многообразием жанров. Здесь вот такая интересная социологическая драма получилась.

#Владивосток #Жандармы