Политический ученый
Рассуждения о "глубинном государстве" продолжились постом уважаемого Дмитрия Прокофьева, который решил в деталях рассмотреть упомянутый Fragile States Index. Логика индекса приводит нас к уже привычным выводам о вкладе качества и устойчивости институтов в состоятельность государства (state capacity). С их я влиянием на экономическое развитие сложно не согласиться. Но в контексте нашей дискуссии у меня вдруг появилось контринтуитивное для новой институциональной теории предположение. А что если в некоторых условиях доминирование неформальных и экстрактивных институтов, наоборот, повышает устойчивость государства? В этом смысле 76-е место России в рейтинге совсем не значит, что она более "хрупкая", чем лидер индекса Финляндия.
Дело в классическом методологическом подходе неоинституциональных исследований. Институты здесь рассматриваются как взаимосвязанные, но при этом достаточно самостоятельные акторы, действующие в рамках рациональной и подвижной системы отношений. Теория сетей политики (policy networks) напрямую отсылает нас к важности инклюзивных институтов и влиянию многоуровневого управления (multilevel governance), которое успешно сочетает сети и иерархии, на качество политик. А экстрактивные институты, которые противоположны инклюзивным, получили имидж "разрушителей" качества и устойчивости государства. Это проявляется и в методическом плане. Упомянутая сетевая теория концентрируется именно на структурной составляющей: ролях акторов, параметрах связей, всевозможных центральностях, сетевой динамике и т.д. Принято считать, что слабые и некачественные институты формируют неустойчивые сети, и, следовательно, рано или поздно всё развалится.
Если же вместо аналитического подхода использовать холистический, то картина представляется кардинально иной: экстрактивные институты не формируют сети, а изначально являются единым экстрактивным организмом, сформированным по сетевому принципу. Он параллелен государству, и его устойчивость зависит от критической массы включённых в него организаций и индивидов и их сплочённости (cohesion). Все его члены функционируют не столько в формальных рамках (органе власти, партии, бизнесе или НКО, извлекающем ренту, другом экстрактивном или легитимирующем институте), сколько занимают свое место в системе неформального многоуровневого управления, тоже сочетающего иерархии и сети. Таким образом, извлечённая рента в разных пропорциях распределяется от верхушки до самого низшего звена. Если на верхних этажах фактором сплочённости является размер ренты, то чем ниже, тем значимей становятся другие зависимости. Например, рациональность бюджетников обусловлена не столько размером ренты, сколько стабильностью и регулярностью её получения. Кроме того, единожды поучаствовав в каком-либо неформальном механизме (взятка, фальсификация результатов выборов, распределение годовой премии и т.д.) они становятся частью организма, а повторение неформальных практик приводит к повышению сплочённости.
Неотъемлемой частью экстрактивного организма становится и часть бизнес-сообщества: от производителей и продавцов в премиум сегменте, прибыль которых напрямую зависит от успешности рентоизвлекателей, до всевозможных родственников и друзей региональных элит, имеющих якобы самостоятельный бизнес. Этот единый экстрактивный институт обладает высокой "антихрупкостью", если в него включена большая часть общества, он в достаточной степени централизован, ресурсы сконцентрированы, связи сильны, а вся совокупность характеризуется высоким показателем сплочённости. Это и есть то самое устойчивое "глубинное государство". Более того, в связи с его встроенностью в институциональную структуру формальных органов публичного управления оно делает устойчивым и неэффективное государство. Так как Россия отвечает всем вышеперечисленным параметрам, её "хрупкость" в связи с 76-й позицией в Fragile States Index, сомнительна. #методология #публичноеуправление #сетевойподход
@
Рассуждения о "глубинном государстве" продолжились постом уважаемого Дмитрия Прокофьева, который решил в деталях рассмотреть упомянутый Fragile States Index. Логика индекса приводит нас к уже привычным выводам о вкладе качества и устойчивости институтов в состоятельность государства (state capacity). С их я влиянием на экономическое развитие сложно не согласиться. Но в контексте нашей дискуссии у меня вдруг появилось контринтуитивное для новой институциональной теории предположение. А что если в некоторых условиях доминирование неформальных и экстрактивных институтов, наоборот, повышает устойчивость государства? В этом смысле 76-е место России в рейтинге совсем не значит, что она более "хрупкая", чем лидер индекса Финляндия.
Дело в классическом методологическом подходе неоинституциональных исследований. Институты здесь рассматриваются как взаимосвязанные, но при этом достаточно самостоятельные акторы, действующие в рамках рациональной и подвижной системы отношений. Теория сетей политики (policy networks) напрямую отсылает нас к важности инклюзивных институтов и влиянию многоуровневого управления (multilevel governance), которое успешно сочетает сети и иерархии, на качество политик. А экстрактивные институты, которые противоположны инклюзивным, получили имидж "разрушителей" качества и устойчивости государства. Это проявляется и в методическом плане. Упомянутая сетевая теория концентрируется именно на структурной составляющей: ролях акторов, параметрах связей, всевозможных центральностях, сетевой динамике и т.д. Принято считать, что слабые и некачественные институты формируют неустойчивые сети, и, следовательно, рано или поздно всё развалится.
Если же вместо аналитического подхода использовать холистический, то картина представляется кардинально иной: экстрактивные институты не формируют сети, а изначально являются единым экстрактивным организмом, сформированным по сетевому принципу. Он параллелен государству, и его устойчивость зависит от критической массы включённых в него организаций и индивидов и их сплочённости (cohesion). Все его члены функционируют не столько в формальных рамках (органе власти, партии, бизнесе или НКО, извлекающем ренту, другом экстрактивном или легитимирующем институте), сколько занимают свое место в системе неформального многоуровневого управления, тоже сочетающего иерархии и сети. Таким образом, извлечённая рента в разных пропорциях распределяется от верхушки до самого низшего звена. Если на верхних этажах фактором сплочённости является размер ренты, то чем ниже, тем значимей становятся другие зависимости. Например, рациональность бюджетников обусловлена не столько размером ренты, сколько стабильностью и регулярностью её получения. Кроме того, единожды поучаствовав в каком-либо неформальном механизме (взятка, фальсификация результатов выборов, распределение годовой премии и т.д.) они становятся частью организма, а повторение неформальных практик приводит к повышению сплочённости.
Неотъемлемой частью экстрактивного организма становится и часть бизнес-сообщества: от производителей и продавцов в премиум сегменте, прибыль которых напрямую зависит от успешности рентоизвлекателей, до всевозможных родственников и друзей региональных элит, имеющих якобы самостоятельный бизнес. Этот единый экстрактивный институт обладает высокой "антихрупкостью", если в него включена большая часть общества, он в достаточной степени централизован, ресурсы сконцентрированы, связи сильны, а вся совокупность характеризуется высоким показателем сплочённости. Это и есть то самое устойчивое "глубинное государство". Более того, в связи с его встроенностью в институциональную структуру формальных органов публичного управления оно делает устойчивым и неэффективное государство. Так как Россия отвечает всем вышеперечисленным параметрам, её "хрупкость" в связи с 76-й позицией в Fragile States Index, сомнительна. #методология #публичноеуправление #сетевойподход
@
Telegram
Деньги и песец
Последовав совету ув. Александра Шерстобитова (канал https://yangx.top/politscience) посмотрел Fragile States Index (https://fragilestatesindex.org/) который составляет The Fund for Peace, Индекс, отражающий степень уязвимости государства перед различными угрозами.…
Политический ученый
#сетевойподход #методология
I. Введение.
Несмотря на то, что понятие сетей в общественных науках очень популярно, в политологической литературе, особенно в отечественной, этот феномен описывается довольно размыто. Поэтому для ясности необходимо выделить несколько ключевых концептуализаций и методологических подходов.
Во-первых, одни из первых исследований социальных сетей как системы отношений внутри малых групп возникли в социологии ещё в первой половине XX в. Например, американский психиатр Я. Морено разработал метод социометрии для того, чтобы выявлять и анализировать различные связи между индивидами (1). Так в социологии и смежных науках постепенно оформилось направление, в основе которого лежит сетевой анализ (network analysis). В качестве его методической базы используются математическая теория графов и матстатистика. Учёные строят сетевые карты сообществ (офлайн и онлайн) или внутриорганизационных структур, выявляют роли акторов (узлов) в сетевых отношениях, измеряют и интерпретируют множество различных параметров, которые характеризуют узлы, отношения между ними и всю сеть, а также могут сравнивать различные сети или изучать динамику (эволюцию) конкретной сети.
Во-вторых, в неоинституциональной теории и межорганизационных исследованиях также стали применять методы сетевого анализа для того, чтобы исследовать систему отношений между различными акторами и/или группами акторов.
В-третьих, термин "сетевое общество", который возник в работах социологов в 80-е годы прошлого века и был окончательно закреплён Мануэлем Кастельсом в его работе «The Rise of the Network Society» (2), закрепил метафорическую характеристику современных общественных отношений.
В-четвёртых, в экономике и политической науке вслед за исследованиями Э. Остром (3) появилось целое направление, посвящённое сетевому публичному управлению, о котором я уже писал, например, здесь.
Такое многообразие методологических предпосылок привело к тому, что в политологии сформировалось несколько трактовок понятия сетей, которые нередко смешиваются без особых на то оснований. Поэтому для начала я бы выделил два ракурса, с обоими из которых обязательно нужно определиться, когда речь идёт о сетевых политических исследованиях:
1. Необходимо чётко понимать, что подразумевается под эпитетом "сетевой". Если это сетевой анализ политики, то это значит, что используются методы теории графов и математической статистики для построения сетевых карт и изучения конкретных сетей в политической сфере.
Или это может быть сеть как метафора, подчёркивающая горизонтальную природу разнообразных взаимодействий в политике. Тогда исследование может предполагать изучение ряда аспектов политических взаимодействий, но без анализа самой сетевой структуры, а лишь исходя из презумпции, что они осуществляются в рамках сети.
2. Важно разграничивать широкое понятие политических сетей (political networks), которое может включать в себя всё многообразие сетевых интеракций, и более узкое понятие сетей политики (policy networks), подразумевающих в первую очередь институциональные сети по выработке и имплементации политики. Наконец, это могут быть и социальные сети в политике, которые объединяет то, что их создают индивиды: эпистемические (экспертные) сети, элитные сети, онлайн сети, формирующие политический дискурс и т.д.
(1) Moreno, J. L. (1934). Who Shall Survive? A new Approach to the Problem of Human Interrelations. Beacon House.
(2) Castells, M. (1996). The rise of the network society. Malden, Mass: Blackwell Publishers.
(3) Ostrom, E. (1990) Governing the Commons: The Evolution of Institutions for Collective Action. Cambridge England; New York: Cambridge University Press.
@
#сетевойподход #методология
I. Введение.
Несмотря на то, что понятие сетей в общественных науках очень популярно, в политологической литературе, особенно в отечественной, этот феномен описывается довольно размыто. Поэтому для ясности необходимо выделить несколько ключевых концептуализаций и методологических подходов.
Во-первых, одни из первых исследований социальных сетей как системы отношений внутри малых групп возникли в социологии ещё в первой половине XX в. Например, американский психиатр Я. Морено разработал метод социометрии для того, чтобы выявлять и анализировать различные связи между индивидами (1). Так в социологии и смежных науках постепенно оформилось направление, в основе которого лежит сетевой анализ (network analysis). В качестве его методической базы используются математическая теория графов и матстатистика. Учёные строят сетевые карты сообществ (офлайн и онлайн) или внутриорганизационных структур, выявляют роли акторов (узлов) в сетевых отношениях, измеряют и интерпретируют множество различных параметров, которые характеризуют узлы, отношения между ними и всю сеть, а также могут сравнивать различные сети или изучать динамику (эволюцию) конкретной сети.
Во-вторых, в неоинституциональной теории и межорганизационных исследованиях также стали применять методы сетевого анализа для того, чтобы исследовать систему отношений между различными акторами и/или группами акторов.
В-третьих, термин "сетевое общество", который возник в работах социологов в 80-е годы прошлого века и был окончательно закреплён Мануэлем Кастельсом в его работе «The Rise of the Network Society» (2), закрепил метафорическую характеристику современных общественных отношений.
В-четвёртых, в экономике и политической науке вслед за исследованиями Э. Остром (3) появилось целое направление, посвящённое сетевому публичному управлению, о котором я уже писал, например, здесь.
Такое многообразие методологических предпосылок привело к тому, что в политологии сформировалось несколько трактовок понятия сетей, которые нередко смешиваются без особых на то оснований. Поэтому для начала я бы выделил два ракурса, с обоими из которых обязательно нужно определиться, когда речь идёт о сетевых политических исследованиях:
1. Необходимо чётко понимать, что подразумевается под эпитетом "сетевой". Если это сетевой анализ политики, то это значит, что используются методы теории графов и математической статистики для построения сетевых карт и изучения конкретных сетей в политической сфере.
Или это может быть сеть как метафора, подчёркивающая горизонтальную природу разнообразных взаимодействий в политике. Тогда исследование может предполагать изучение ряда аспектов политических взаимодействий, но без анализа самой сетевой структуры, а лишь исходя из презумпции, что они осуществляются в рамках сети.
2. Важно разграничивать широкое понятие политических сетей (political networks), которое может включать в себя всё многообразие сетевых интеракций, и более узкое понятие сетей политики (policy networks), подразумевающих в первую очередь институциональные сети по выработке и имплементации политики. Наконец, это могут быть и социальные сети в политике, которые объединяет то, что их создают индивиды: эпистемические (экспертные) сети, элитные сети, онлайн сети, формирующие политический дискурс и т.д.
(1) Moreno, J. L. (1934). Who Shall Survive? A new Approach to the Problem of Human Interrelations. Beacon House.
(2) Castells, M. (1996). The rise of the network society. Malden, Mass: Blackwell Publishers.
(3) Ostrom, E. (1990) Governing the Commons: The Evolution of Institutions for Collective Action. Cambridge England; New York: Cambridge University Press.
@
Telegram
Политический ученый
В социальных науках и практике публичного управления уже пару десятилетий принято считать, что сетевая самоорганизация намного более эффективна в решении целого ряда проблем, в то время как централизованные властные институты регулярно проваливаются в управлении…
Политический ученый
#сетевойподход #методология
II. Сетевой анализ в общественных науках.
1. Методы сетевого анализа успешно применяются в качестве аналитического инструмента в совершенно разных областях: компьютерных науках, химии, физике, биологии и, конечно, общественных науках. По сути, теория графов и сетевой анализ стали таким же универсальным научным методом, как и математическая статистика. В то же время здесь есть и существенные ограничения. Я не буду утверждать, так ли это в других науках, но в общественных сетевой анализ - это в первую очередь эксплоративный подход. То есть с его помощью очень удобно исследовать какие-либо структуры, связи и процессы, но объяснительная сила при этом не очень высокая.
В политических науках за недостаточный потенциал в выявлении и верификации причинно-следственных связей (causal inference) сетевую методологию часто критикуют апологеты регрессионного анализа, который наиболее популярен из количественных методов. С другой стороны, тем лучше. Стремление учёных повысить объяснительную способность заставляет их уделять особое внимание разработке методики и объяснительной модели, что не только интересно само по себе, но и позволяет сделать что-то новое и уникальное даже на методическом уровне.
Совсем недавно нашёл прекрасную иллюстрацию методологического синтеза, который заключался в доработке сетевой модели с помощью пространственного метода и регрессионного анализа, включающих в модель другие переменные помимо сетевых индикаторов. В статье Multiplex Network Ties and the Spatial Diffusion of Radical Innovations: Martin Luther’s Leadership in the Early Reformation (1) показано, что сеть персональных контактов Мартина Лютера могла иметь серьёзное влияние на скорость распространения Реформации в Европе. Мы знаем, что традиционно принято связывать этот процесс с развитием книгопечатания. Но авторы, не отвергая этот тезис, наглядно и аналитически демонстрируют, что наличие персональной связи Лютера с людьми из других городов повышало вероятность принятия протестантизма этими городами. В качестве данных для моделирования сети использовалась информация о почтовой переписке Мартина Лютера, его визитах, а также приезжавших из других городов студентах. Несмотря на то, что сам Лютер называл Виттенберг окраиной цивилизации, учёные включили в модель и данные о торговых маршрутах (spatial analysis), что также позволило нарастить её объяснительный потенциал. Исследователи протестировали три сценария диффузии протестантских идей до 1530 года: (i) диффузия по торговым маршрутам, (ii) диффузия по сети персонального влияния Мартина Лютера, (iii) сценарий, включающий оба фактора в качестве взаимосвязанных. Оказалось, что третий сценарий наиболее точно объясняет ранний прорыв идей Реформации с уровня регионального движения до широкого противодействия Римской католической церкви.
Легенда к рисунку: красным отмечены города, которые приняли протестантизм в течение исследуемого периода; квадратами выполнены города, где у Мартина Лютера было персональное влияние (корреспонденты, личные визиты или студенты); связи между узлами отражают наличие торговых маршрутов между городами.
(1) Becker, S. O., Hsiao, Y., Pfaff, S., & Rubin, J. (2020). Multiplex Network Ties and the Spatial Diffusion of Radical Innovations: Martin Luther’s Leadership in the Early Reformation. American Sociological Review, 85(5), 857–894. https://doi.org/10.1177/0003122420948059
@
#сетевойподход #методология
II. Сетевой анализ в общественных науках.
1. Методы сетевого анализа успешно применяются в качестве аналитического инструмента в совершенно разных областях: компьютерных науках, химии, физике, биологии и, конечно, общественных науках. По сути, теория графов и сетевой анализ стали таким же универсальным научным методом, как и математическая статистика. В то же время здесь есть и существенные ограничения. Я не буду утверждать, так ли это в других науках, но в общественных сетевой анализ - это в первую очередь эксплоративный подход. То есть с его помощью очень удобно исследовать какие-либо структуры, связи и процессы, но объяснительная сила при этом не очень высокая.
В политических науках за недостаточный потенциал в выявлении и верификации причинно-следственных связей (causal inference) сетевую методологию часто критикуют апологеты регрессионного анализа, который наиболее популярен из количественных методов. С другой стороны, тем лучше. Стремление учёных повысить объяснительную способность заставляет их уделять особое внимание разработке методики и объяснительной модели, что не только интересно само по себе, но и позволяет сделать что-то новое и уникальное даже на методическом уровне.
Совсем недавно нашёл прекрасную иллюстрацию методологического синтеза, который заключался в доработке сетевой модели с помощью пространственного метода и регрессионного анализа, включающих в модель другие переменные помимо сетевых индикаторов. В статье Multiplex Network Ties and the Spatial Diffusion of Radical Innovations: Martin Luther’s Leadership in the Early Reformation (1) показано, что сеть персональных контактов Мартина Лютера могла иметь серьёзное влияние на скорость распространения Реформации в Европе. Мы знаем, что традиционно принято связывать этот процесс с развитием книгопечатания. Но авторы, не отвергая этот тезис, наглядно и аналитически демонстрируют, что наличие персональной связи Лютера с людьми из других городов повышало вероятность принятия протестантизма этими городами. В качестве данных для моделирования сети использовалась информация о почтовой переписке Мартина Лютера, его визитах, а также приезжавших из других городов студентах. Несмотря на то, что сам Лютер называл Виттенберг окраиной цивилизации, учёные включили в модель и данные о торговых маршрутах (spatial analysis), что также позволило нарастить её объяснительный потенциал. Исследователи протестировали три сценария диффузии протестантских идей до 1530 года: (i) диффузия по торговым маршрутам, (ii) диффузия по сети персонального влияния Мартина Лютера, (iii) сценарий, включающий оба фактора в качестве взаимосвязанных. Оказалось, что третий сценарий наиболее точно объясняет ранний прорыв идей Реформации с уровня регионального движения до широкого противодействия Римской католической церкви.
Легенда к рисунку: красным отмечены города, которые приняли протестантизм в течение исследуемого периода; квадратами выполнены города, где у Мартина Лютера было персональное влияние (корреспонденты, личные визиты или студенты); связи между узлами отражают наличие торговых маршрутов между городами.
(1) Becker, S. O., Hsiao, Y., Pfaff, S., & Rubin, J. (2020). Multiplex Network Ties and the Spatial Diffusion of Radical Innovations: Martin Luther’s Leadership in the Early Reformation. American Sociological Review, 85(5), 857–894. https://doi.org/10.1177/0003122420948059
@
Политический ученый
#сетевойподход #методология
II. Сетевой анализ в общественных науках.
2. Эксплоративная направленность сетевого анализа не означает, что сам по себе этот инструмент не может быть использован для получения значимых научных результатов. Он полезен, как для получения данных для дальнейшего включения в объяснительные модели, так и в качестве самостоятельного метода, позволяющего выявлять закономерности и даже находить им объяснение. Например, в исследовании, посвящённом анализу социальных связей в Правительстве РФ в 2019 году, протестирована гипотеза о том, насколько важен фактор "землячества" в среде высшей административной иерархии (1). Как отмечают многие политологи, механизмы рекрутирования политико-административных элит в современной России включают этот фактор. Но в статье показано, что он точно не является доминирующим, а скорее всего действует наравне с остальными. При этом "землячество" ярче проявилось в возрастной группе родившихся не ранее 1970-го года (см. рисунок), что дает определенные основания для формулирования соответствующей гипотезы и дальнейшего объяснительного исследования.
Ещё интереснее результаты в лонгитюдных сетевых исследованиях. Широко известны работы Францишки Келлер о сетях патронажа в китайской элите. На Генеральной конференции ECPR я принимал участие в обсуждении этого доклада, где она не только демонстрирует выявленные патронажные связи и механизмы формирования коалиций, но и предлагает инструмент, который с высокой точностью позволяет прогнозировать карьерные траектории в ядре Коммунистической партии Китая. Большая часть выводов отражена в опубликованной статье (2).
Наконец, лонгитюдные исследования сетей политики, которые возникают в различных отраслях и составлены институциональными акторами, тоже очень популярны. Таких работ огромное множество, поэтому в качестве примера приведу статью автора, доклад которого тоже однажды рецензировал на конференции ECPR (3). В этом исследовании показано, как либерализация телекоммуникационной отрасли в Швейцарии повлияла на структуру отрасли, органов публичного управления и логику регулирования.
Легенда к рисунку: одинаковыми цветами показаны руководители (министры, заместители, руководители департаментов), работавшие в рамках одного министерства; связи - рождение и/или продолжительный период жизни и социализации в одном городе; на основании того, что большинство акторов родились и жили в Москве и области, а также предположения о минимальном влиянии фактора "землячества" для жителей Москвы, данный кластер не учитывался в этом аспекте анализа.
(1) Шерстобитов А.С., Бегарь Е.В., Горохов Н.М., и др. Роль землячества в рекрутировании политико-административных элит: эвристический потенциал сетевого анализа для исследования элит в России // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Государственное и муниципальное управление. - 2020. - Т. 7. - №2. - C. 99-108. doi: 10.22363/2312-8313-2020-7-2-99-108
(2) Keller, F. (2016). Moving Beyond Factions: Using Social Network Analysis to Uncover Patronage Networks Among Chinese Elites. Journal of East Asian Studies, 16(1), 17-41. doi:10.1017/jea.2015.3
(3) Fischer, M., Ingold, K., Sciarini, P. and Varone, F. (2012). Impacts of Market Liberalization on Regulatory Network: A Longitudinal Analysis of the Swiss Telecommunications Sector. Policy Studies Journal, 40: 435-457. https://doi.org/10.1111/j.1541-0072.2012.00460.x
@
#сетевойподход #методология
II. Сетевой анализ в общественных науках.
2. Эксплоративная направленность сетевого анализа не означает, что сам по себе этот инструмент не может быть использован для получения значимых научных результатов. Он полезен, как для получения данных для дальнейшего включения в объяснительные модели, так и в качестве самостоятельного метода, позволяющего выявлять закономерности и даже находить им объяснение. Например, в исследовании, посвящённом анализу социальных связей в Правительстве РФ в 2019 году, протестирована гипотеза о том, насколько важен фактор "землячества" в среде высшей административной иерархии (1). Как отмечают многие политологи, механизмы рекрутирования политико-административных элит в современной России включают этот фактор. Но в статье показано, что он точно не является доминирующим, а скорее всего действует наравне с остальными. При этом "землячество" ярче проявилось в возрастной группе родившихся не ранее 1970-го года (см. рисунок), что дает определенные основания для формулирования соответствующей гипотезы и дальнейшего объяснительного исследования.
Ещё интереснее результаты в лонгитюдных сетевых исследованиях. Широко известны работы Францишки Келлер о сетях патронажа в китайской элите. На Генеральной конференции ECPR я принимал участие в обсуждении этого доклада, где она не только демонстрирует выявленные патронажные связи и механизмы формирования коалиций, но и предлагает инструмент, который с высокой точностью позволяет прогнозировать карьерные траектории в ядре Коммунистической партии Китая. Большая часть выводов отражена в опубликованной статье (2).
Наконец, лонгитюдные исследования сетей политики, которые возникают в различных отраслях и составлены институциональными акторами, тоже очень популярны. Таких работ огромное множество, поэтому в качестве примера приведу статью автора, доклад которого тоже однажды рецензировал на конференции ECPR (3). В этом исследовании показано, как либерализация телекоммуникационной отрасли в Швейцарии повлияла на структуру отрасли, органов публичного управления и логику регулирования.
Легенда к рисунку: одинаковыми цветами показаны руководители (министры, заместители, руководители департаментов), работавшие в рамках одного министерства; связи - рождение и/или продолжительный период жизни и социализации в одном городе; на основании того, что большинство акторов родились и жили в Москве и области, а также предположения о минимальном влиянии фактора "землячества" для жителей Москвы, данный кластер не учитывался в этом аспекте анализа.
(1) Шерстобитов А.С., Бегарь Е.В., Горохов Н.М., и др. Роль землячества в рекрутировании политико-административных элит: эвристический потенциал сетевого анализа для исследования элит в России // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Государственное и муниципальное управление. - 2020. - Т. 7. - №2. - C. 99-108. doi: 10.22363/2312-8313-2020-7-2-99-108
(2) Keller, F. (2016). Moving Beyond Factions: Using Social Network Analysis to Uncover Patronage Networks Among Chinese Elites. Journal of East Asian Studies, 16(1), 17-41. doi:10.1017/jea.2015.3
(3) Fischer, M., Ingold, K., Sciarini, P. and Varone, F. (2012). Impacts of Market Liberalization on Regulatory Network: A Longitudinal Analysis of the Swiss Telecommunications Sector. Policy Studies Journal, 40: 435-457. https://doi.org/10.1111/j.1541-0072.2012.00460.x
@
Политический ученый
На днях обсуждали с коллегами проект исследования, посвященного законодательному процессу в Государственной Думе. Тема эта не так популярна в отечественной политической науке. Вероятно, дело в том, что парламенты в авторитарных режимах редко играют значимую политическую роль. Например, в России считается, что Думе и Федеральному Собранию, в целом, отводится функция легитимации решений, которые принимаются в рамках других политических институтов. Поэтому учёные почти не фокусируются на микроуровне политических взаимодействий внутри Думы, а рассматривают её в первую очередь как "технический" орган власти. Неудивительно, что в общественном дискурсе тоже устоялось именно такое понимание российского парламента, о чем намекает закрепившийся термин "бешенный принтер". Справедливости ради замечу, что всё-таки конкретные исследования особенностей законодательного процесса есть. Например, теория вето-игроков Дж. Цебелиса применяется для анализа того, как в ГД некоторые акторы имеют возможность в значительной степени влиять на законодательный процесс (1). Но даже в таком ракурсе исследования остаются лишь частностями, выводы которых, на мой взгляд, не поддаются генерализации по ряду причин. В том числе и в связи с общим скептицизмом политологов относительно роли парламента в авторитарном режиме.
Как обычно упрощения не дают хороших ответов, поэтому мне ситуация видится немного сложнее. Допустим, часть вопросов, связанная с поддержанием устойчивости режима, партийной и электоральной политикой, регулированием общественных институтов, действительно не решается внутри Думы, а контролируется Администрацией Президента. Но ведь есть и множество других вопросов, в которых депутаты обладают некоторой свободой. Например, когда речь идет об экономической или социальной политике. Как в таких случаях формируется или продвигается повестка? Каким образом происходит артикуляция интересов и обоснование нормотворчества? Полагаю, что это можно изучать через призму конструктивистских подходов, фокусируясь на дискурсе, возникающем в процессе обсуждения того или иного законопроекта, или отслеживая путь от идеи до принятого/отклоненного проекта в логике акторно-сетевой теории. Однако, и здесь остается проблема масштабируемости выводов и формулирования универсальной объяснительной теории.
Но если попробовать выйти на условно позитивистский уровень, чтобы предложить аналитическую модель, которая объясняла бы законодательный процесс в парламентах авторитарных режимов? Например, в статье Gambling over Public Opinion, опубликованной в престижном American Economic Review, авторы разрабатывают подобную методику для двухпартийных парламентов в демократиях (2). Они предлагают модель анализа принятия решений в конкурентной парламентской среде, где есть две фракции, рационализирующие свои стратегии в соответствии со знанием об общественном мнении по обсуждаемым вопросам.
Казалось бы, что такой подход неприменим в условиях авторитарного режима, так как в нём отсутствует публичность, подотчетность и реальная связь с избирателями, и электоральную поддержку принимаемым нормам создавать не нужно. Но постойте! Ведь на самом деле есть и публичность, и подотчётность и реальная связь, только со стороны не избирателей (общества), а тех, кто контролирует работу парламента - АП, элит, групп интересов, лоббистов отраслей и отдельных компаний. То есть в обсуждении норм и согласовании интересов, возможно, будут учитываться мнения этих акторов, а депутаты будут реализовывать свои стратегии через поиск соответствующей поддержки. Уверен, что модель можно развернуть именно в этом ключе, и в таком случае изучать законодательный процесс через призму рациональных подходов. Тоже gambling, только over interest groups' opinion.
#методология #теорияигр
(1) Помигуев И.А. Роль вето-игроков в федеральном законодательном процессе в современной России. Дисс. на соискание уч. ст. канд. полит. наук / МГУ им. М.В. Ломоносова. Москва, 2016
(2) Basak, D., Joyee, D. (2020). Gambling over Public Opinion. American Economic Review, 110 (11): 3492-3521. DOI: 10.1257/aer.20181495
@
На днях обсуждали с коллегами проект исследования, посвященного законодательному процессу в Государственной Думе. Тема эта не так популярна в отечественной политической науке. Вероятно, дело в том, что парламенты в авторитарных режимах редко играют значимую политическую роль. Например, в России считается, что Думе и Федеральному Собранию, в целом, отводится функция легитимации решений, которые принимаются в рамках других политических институтов. Поэтому учёные почти не фокусируются на микроуровне политических взаимодействий внутри Думы, а рассматривают её в первую очередь как "технический" орган власти. Неудивительно, что в общественном дискурсе тоже устоялось именно такое понимание российского парламента, о чем намекает закрепившийся термин "бешенный принтер". Справедливости ради замечу, что всё-таки конкретные исследования особенностей законодательного процесса есть. Например, теория вето-игроков Дж. Цебелиса применяется для анализа того, как в ГД некоторые акторы имеют возможность в значительной степени влиять на законодательный процесс (1). Но даже в таком ракурсе исследования остаются лишь частностями, выводы которых, на мой взгляд, не поддаются генерализации по ряду причин. В том числе и в связи с общим скептицизмом политологов относительно роли парламента в авторитарном режиме.
Как обычно упрощения не дают хороших ответов, поэтому мне ситуация видится немного сложнее. Допустим, часть вопросов, связанная с поддержанием устойчивости режима, партийной и электоральной политикой, регулированием общественных институтов, действительно не решается внутри Думы, а контролируется Администрацией Президента. Но ведь есть и множество других вопросов, в которых депутаты обладают некоторой свободой. Например, когда речь идет об экономической или социальной политике. Как в таких случаях формируется или продвигается повестка? Каким образом происходит артикуляция интересов и обоснование нормотворчества? Полагаю, что это можно изучать через призму конструктивистских подходов, фокусируясь на дискурсе, возникающем в процессе обсуждения того или иного законопроекта, или отслеживая путь от идеи до принятого/отклоненного проекта в логике акторно-сетевой теории. Однако, и здесь остается проблема масштабируемости выводов и формулирования универсальной объяснительной теории.
Но если попробовать выйти на условно позитивистский уровень, чтобы предложить аналитическую модель, которая объясняла бы законодательный процесс в парламентах авторитарных режимов? Например, в статье Gambling over Public Opinion, опубликованной в престижном American Economic Review, авторы разрабатывают подобную методику для двухпартийных парламентов в демократиях (2). Они предлагают модель анализа принятия решений в конкурентной парламентской среде, где есть две фракции, рационализирующие свои стратегии в соответствии со знанием об общественном мнении по обсуждаемым вопросам.
Казалось бы, что такой подход неприменим в условиях авторитарного режима, так как в нём отсутствует публичность, подотчетность и реальная связь с избирателями, и электоральную поддержку принимаемым нормам создавать не нужно. Но постойте! Ведь на самом деле есть и публичность, и подотчётность и реальная связь, только со стороны не избирателей (общества), а тех, кто контролирует работу парламента - АП, элит, групп интересов, лоббистов отраслей и отдельных компаний. То есть в обсуждении норм и согласовании интересов, возможно, будут учитываться мнения этих акторов, а депутаты будут реализовывать свои стратегии через поиск соответствующей поддержки. Уверен, что модель можно развернуть именно в этом ключе, и в таком случае изучать законодательный процесс через призму рациональных подходов. Тоже gambling, только over interest groups' opinion.
#методология #теорияигр
(1) Помигуев И.А. Роль вето-игроков в федеральном законодательном процессе в современной России. Дисс. на соискание уч. ст. канд. полит. наук / МГУ им. М.В. Ломоносова. Москва, 2016
(2) Basak, D., Joyee, D. (2020). Gambling over Public Opinion. American Economic Review, 110 (11): 3492-3521. DOI: 10.1257/aer.20181495
@
Telegram
Политический ученый
На днях обсуждали с коллегами проект исследования, посвященного законодательному процессу в Государственной Думе. Тема эта не так популярна в отечественной политической науке. Вероятно, дело в том, что парламенты в авторитарных режимах редко играют значимую…
Политический ученый
В дискуссии к посту о трансформациях управления научно-образовательными организациями поднимался вопрос о том, что могли бы противопоставить сотрудники обозначенным в моих рассуждениях тенденциям. По-моему мнению, вряд ли что-то можно было сделать, так как отсутствовала база для коллективного действия. Я предположил, что именно это стало важным негативным фактором, повлиявшим на неспособность ученых противостоять внедряемым нормам. Естественно, это лишь гипотеза, основанная на моём понимании теорий организации, коллективного действия и сетевого подхода.
Вообще, как мы знаем, науки (социальные, наверное, даже в большей степени) редко могут дать простые ответы, не сопровождающиеся сомнениями. Общество ждёт от учёных конкретных разъяснений и однозначных суждений, но даже имеющийся в настоящий момент времени научный консенсус по большинству вопросов очень подвижен. Поэтому, например, политики и "политологи" уверенно утверждают, что коммуникация в социальных медиа мобилизует протестную активность, и, следовательно, её нужно регулировать и даже преследовать за распространение "призывов". Хотя, как я писал ранее, это не подтверждено исследованиями. Да, как-то влияет, но оценить силу этого влияния сложно: оно зависит от контекста, совокупности других факторов и т.д. Более того, считается что более значимым предиктором коллективного действия является сплоченность (cohesion).
В известной работе "Сила слабых связей" Марк Грановеттер формулирует идею о том, что слабые связи между индивидами выступают важным фактором социальной мобильности (1). Чтобы вас не смущало понятие слабых связей, поясню, что речь идет об отношениях людей за пределами ближнего круга родственников и друзей. С точки зрения сетевой теории, высокая плотность (density) слабых связей способствует созданию сплоченных групп (cohesive groups), снижению вероятности того, что кто-то выберет стратегию безбилетника и, как следствие, большому потенциалу к коллективному действию (2). Каким образом создаётся такая сплоченность? Вероятно, через научение в процессе установления связей и дальнейшего горизонтального взаимодействия. Получается такой взаимозависимый феномен: люди сотрудничают, получают позитивный опыт солидарности, что в свою очередь увеличивает потенциал дальнейших взаимодействий. Если раньше это происходило в рамках институционализированных форм (например, профсоюзов и других социальных движений), то сейчас в связи с повсеместной медиатизацией может осуществляться в различных онлайн-сообществах и сетевых практиках. В целом, разные аспекты того, как сочетаются сети и коллективное действие, очень хорошо описаны в монографии "Social movements and networks: relational approaches to collective action" (3).
В качестве иллюстрации к вышесказанному можно привести протестное движение 2011-2012 годов в России, когда участники протестных акций приобрели новый социальный капитал. Он формировался как в процессе онлайн-коммуникации, так и непосредственно на самих митингах. Таким образом, активные граждане научались (именно так!) сотрудничеству и взаимодействию и формировали сети слабых связей с высоким уровнем плотности. Когда протест сошел на нет, готовность к коллективному действию в сплочённых группах сохранилась и трансформировалась во множество сетевых гражданских инициатив в крупных городах (3).
#методология #сетевойподход
(1) Granovetter, M. S. (1973). The strength of weak ties. American Journal of Psychology, 78 (6), pp. 1360—1380
(2) Marwell, G., Oliver, P., Prahl, R. (1988). Social Networks and Collective Action: A Theory of the Critical Mass. III. American Journal of Sociology, 94(3), 502-534.
(3) Social Movements and Networks: Relational Approaches to Collective Action. Edited by Mario Diani and Doug McAdam. New York: Oxford University Press, 2003.
(4) Sherstobitov, A. (2014). The potential of social media in Russia: From political mobilization to civic engagement. ACM International Conference Proceeding Series, 1st International Conference on Electronic Governance and Open Society
@
В дискуссии к посту о трансформациях управления научно-образовательными организациями поднимался вопрос о том, что могли бы противопоставить сотрудники обозначенным в моих рассуждениях тенденциям. По-моему мнению, вряд ли что-то можно было сделать, так как отсутствовала база для коллективного действия. Я предположил, что именно это стало важным негативным фактором, повлиявшим на неспособность ученых противостоять внедряемым нормам. Естественно, это лишь гипотеза, основанная на моём понимании теорий организации, коллективного действия и сетевого подхода.
Вообще, как мы знаем, науки (социальные, наверное, даже в большей степени) редко могут дать простые ответы, не сопровождающиеся сомнениями. Общество ждёт от учёных конкретных разъяснений и однозначных суждений, но даже имеющийся в настоящий момент времени научный консенсус по большинству вопросов очень подвижен. Поэтому, например, политики и "политологи" уверенно утверждают, что коммуникация в социальных медиа мобилизует протестную активность, и, следовательно, её нужно регулировать и даже преследовать за распространение "призывов". Хотя, как я писал ранее, это не подтверждено исследованиями. Да, как-то влияет, но оценить силу этого влияния сложно: оно зависит от контекста, совокупности других факторов и т.д. Более того, считается что более значимым предиктором коллективного действия является сплоченность (cohesion).
В известной работе "Сила слабых связей" Марк Грановеттер формулирует идею о том, что слабые связи между индивидами выступают важным фактором социальной мобильности (1). Чтобы вас не смущало понятие слабых связей, поясню, что речь идет об отношениях людей за пределами ближнего круга родственников и друзей. С точки зрения сетевой теории, высокая плотность (density) слабых связей способствует созданию сплоченных групп (cohesive groups), снижению вероятности того, что кто-то выберет стратегию безбилетника и, как следствие, большому потенциалу к коллективному действию (2). Каким образом создаётся такая сплоченность? Вероятно, через научение в процессе установления связей и дальнейшего горизонтального взаимодействия. Получается такой взаимозависимый феномен: люди сотрудничают, получают позитивный опыт солидарности, что в свою очередь увеличивает потенциал дальнейших взаимодействий. Если раньше это происходило в рамках институционализированных форм (например, профсоюзов и других социальных движений), то сейчас в связи с повсеместной медиатизацией может осуществляться в различных онлайн-сообществах и сетевых практиках. В целом, разные аспекты того, как сочетаются сети и коллективное действие, очень хорошо описаны в монографии "Social movements and networks: relational approaches to collective action" (3).
В качестве иллюстрации к вышесказанному можно привести протестное движение 2011-2012 годов в России, когда участники протестных акций приобрели новый социальный капитал. Он формировался как в процессе онлайн-коммуникации, так и непосредственно на самих митингах. Таким образом, активные граждане научались (именно так!) сотрудничеству и взаимодействию и формировали сети слабых связей с высоким уровнем плотности. Когда протест сошел на нет, готовность к коллективному действию в сплочённых группах сохранилась и трансформировалась во множество сетевых гражданских инициатив в крупных городах (3).
#методология #сетевойподход
(1) Granovetter, M. S. (1973). The strength of weak ties. American Journal of Psychology, 78 (6), pp. 1360—1380
(2) Marwell, G., Oliver, P., Prahl, R. (1988). Social Networks and Collective Action: A Theory of the Critical Mass. III. American Journal of Sociology, 94(3), 502-534.
(3) Social Movements and Networks: Relational Approaches to Collective Action. Edited by Mario Diani and Doug McAdam. New York: Oxford University Press, 2003.
(4) Sherstobitov, A. (2014). The potential of social media in Russia: From political mobilization to civic engagement. ACM International Conference Proceeding Series, 1st International Conference on Electronic Governance and Open Society
@
Telegram
Политический ученый
Уважаемый автор канала Русский Research рассуждая о проблемах управления в научно-образовательных организациях пишет, что сегодня "типичный ректор больше всего похож на феодала, окружённого войском и обслугой, которому нужно управлять вотчиной с крепостными".…
Политический ученый
Когда я читал магистерский курс по анализу публичной политики, в рамках одного из практических занятий мы со студентами учились делать "краш-тест" разрабатываемых норм. Он заключался в том, что мы брали нормы какого-либо закона и методом мозгового штурма придумывали, как этот закон можно обойти. А потом на основе полученных результатов дорабатывали нормы. Я не помню уже, где подсмотрел эту идею, но методику практического занятия разработал самостоятельно, можно сказать, на коленке.
А вот в свежей статье Proactive Evaluation: The Program Stress Test (1), опубликованной в American Journal of Evaluation, этот метод раскрывается довольно подробно. Авторы тщательно разбирают методологию стресс-тестов и предлагают хороший алгоритм, который можно использовать в качестве проактивного инструмента для повышения качества государственных программ. Рекомендую всем, кто занимается проблемами оценивания и анализа политик, а также доказательной политикой (evidence-based policy), как в научном плане, так и в преподавании.
#методология
(1) Chen, H. T., Morosanu, L., Bellury, L. M., Teleaga, J., & Hardin, A. E. (2021). Proactive Evaluation: The Program Stress Test. American Journal of Evaluation. DOI: 10.1177/1098214020951258
@
Когда я читал магистерский курс по анализу публичной политики, в рамках одного из практических занятий мы со студентами учились делать "краш-тест" разрабатываемых норм. Он заключался в том, что мы брали нормы какого-либо закона и методом мозгового штурма придумывали, как этот закон можно обойти. А потом на основе полученных результатов дорабатывали нормы. Я не помню уже, где подсмотрел эту идею, но методику практического занятия разработал самостоятельно, можно сказать, на коленке.
А вот в свежей статье Proactive Evaluation: The Program Stress Test (1), опубликованной в American Journal of Evaluation, этот метод раскрывается довольно подробно. Авторы тщательно разбирают методологию стресс-тестов и предлагают хороший алгоритм, который можно использовать в качестве проактивного инструмента для повышения качества государственных программ. Рекомендую всем, кто занимается проблемами оценивания и анализа политик, а также доказательной политикой (evidence-based policy), как в научном плане, так и в преподавании.
#методология
(1) Chen, H. T., Morosanu, L., Bellury, L. M., Teleaga, J., & Hardin, A. E. (2021). Proactive Evaluation: The Program Stress Test. American Journal of Evaluation. DOI: 10.1177/1098214020951258
@
Telegram
Политический ученый
Когда я читал магистерский курс по анализу публичной политики, в рамках одного из практических занятий мы со студентами учились делать "краш-тест" разрабатываемых норм. Он заключался в том, что мы брали нормы какого-либо закона и методом мозгового штурма…
Политический ученый
Особый интерес у меня всегда вызывают работы, где учёные адаптируют готовые модели из естественных или технических наук для политических исследований. Например, я уже писал о прогнозировании электорального поведения с помощью модели Изинга, применяемой для описания намагничивания материалов. А в заметке о выявлении революционных ситуаций приводил пример использования метода Foote novelty, разработанного для определения резких изменений в обработке аудиосигналов.
Вот и ещё одна интересная статья в эту копилку. В престижном математическом журнале SIAM Review опубликована предсказывающая результаты выборов методика, в основе которой лежат компартментальные модели распространения инфекций (1). За последний год интерес к изучению эпидемий сильно вырос, поэтому не удивлюсь, если термин вам уже знаком. Название этой группы моделей происходит от английского compartment (отсек), а заключаются они в том, что разделяют общество на классы, между которыми люди перемещаются в процессе эпидемии. К примеру, в простой модели SIR есть три "отсека": уязвимые к болезни (Susceptible), заразившиеся и распространяющие вирус (Infectious), выздоровевшие и получившие иммунитет (Recovered).
В вышеназванной статье авторы разрабатывают и апробируют модель электоральной динамики на основе двух-канальной компартментальной модели SIS (уязвимый-зараженный-уязвимый). Опять же нужно учитывать, что речь идёт об американских выборах, где зараженный - это собирающийся голосовать за кандидата от демократов или республиканцев, а уязвимый - это неопределившийся (или поддерживающий независимого кандидата). То есть вариантов "заражения" в этой модели всего два (см. a на рисунке). Предполагается, что "инфекция" переносится посредством коммуникации, в том числе между жителями различных штатов, которые транслируют друг другу свои идеи и аргументы (см. b на рисунке). Отслеживание и симуляция динамики электоральных предпочтений происходят на основе данных опросов в течение года до выборов (см. c на рисунке). Учёные успешно проверяют модель ретроспективно на президентских, сенаторских и губернаторских выборах 2012 и 2016гг, а также тестируют прогностический потенциал на выборах 2018 года.
В целом, модель очень интересная, хотя и представляется довольно громоздкой. Например, по предсказательной силе она приблизительно соответствует методике известного аналитического центра FiveThirtyEight. При этом значение предложенной модели, на мой взгляд, не столько в её прогнозах, сколько в перспективах объяснения динамики электоральных предпочтений.
#методология #выборы
(1) Volkening, A., Linder, D.F., Porter, M.A., Rempala G.A. (2020). Forecasting Elections Using Compartmental Models of Infection. SIAM Rev., 62(4), 837–865. DOI: 10.1137/19M1306658
@
Особый интерес у меня всегда вызывают работы, где учёные адаптируют готовые модели из естественных или технических наук для политических исследований. Например, я уже писал о прогнозировании электорального поведения с помощью модели Изинга, применяемой для описания намагничивания материалов. А в заметке о выявлении революционных ситуаций приводил пример использования метода Foote novelty, разработанного для определения резких изменений в обработке аудиосигналов.
Вот и ещё одна интересная статья в эту копилку. В престижном математическом журнале SIAM Review опубликована предсказывающая результаты выборов методика, в основе которой лежат компартментальные модели распространения инфекций (1). За последний год интерес к изучению эпидемий сильно вырос, поэтому не удивлюсь, если термин вам уже знаком. Название этой группы моделей происходит от английского compartment (отсек), а заключаются они в том, что разделяют общество на классы, между которыми люди перемещаются в процессе эпидемии. К примеру, в простой модели SIR есть три "отсека": уязвимые к болезни (Susceptible), заразившиеся и распространяющие вирус (Infectious), выздоровевшие и получившие иммунитет (Recovered).
В вышеназванной статье авторы разрабатывают и апробируют модель электоральной динамики на основе двух-канальной компартментальной модели SIS (уязвимый-зараженный-уязвимый). Опять же нужно учитывать, что речь идёт об американских выборах, где зараженный - это собирающийся голосовать за кандидата от демократов или республиканцев, а уязвимый - это неопределившийся (или поддерживающий независимого кандидата). То есть вариантов "заражения" в этой модели всего два (см. a на рисунке). Предполагается, что "инфекция" переносится посредством коммуникации, в том числе между жителями различных штатов, которые транслируют друг другу свои идеи и аргументы (см. b на рисунке). Отслеживание и симуляция динамики электоральных предпочтений происходят на основе данных опросов в течение года до выборов (см. c на рисунке). Учёные успешно проверяют модель ретроспективно на президентских, сенаторских и губернаторских выборах 2012 и 2016гг, а также тестируют прогностический потенциал на выборах 2018 года.
В целом, модель очень интересная, хотя и представляется довольно громоздкой. Например, по предсказательной силе она приблизительно соответствует методике известного аналитического центра FiveThirtyEight. При этом значение предложенной модели, на мой взгляд, не столько в её прогнозах, сколько в перспективах объяснения динамики электоральных предпочтений.
#методология #выборы
(1) Volkening, A., Linder, D.F., Porter, M.A., Rempala G.A. (2020). Forecasting Elections Using Compartmental Models of Infection. SIAM Rev., 62(4), 837–865. DOI: 10.1137/19M1306658
@
Политический ученый
Fuck nuance (1)
Это не только хороший девиз, но и название очень полезной статьи Кирана Хили, опубликованной в журнале Sociological Theory. Да, именно так по-хулигански: Fuck Nuance! Всем, кто ведет курсы по теории и методологии исследований в социальных науках, я настоятельно рекомендую включать её в список для изучения и дискуссии.
Про нюансы я вспомнил вчера, когда обсуждал с коллегами ход работы над нашим совместным текстом. Уже четвёртый день бьюсь над теоретическими параграфами для статьи. Два раза переписал текст, сегодня буду переписывать в третий. Проблема в том, что это не просто обзор литературы, а попытка критически переосмыслить теорию, которая очень популярна, но при этом полна недостатков. Я специально не уточняю, о каком именно подходе идёт речь, так как это общее место для современных социальных наук. Что необходимо для хорошей теории? Помимо всего прочего, хороший баланс между абстракцией и деталями. С одной стороны, практически невозможно создать "теорию всего", а с другой - важно сохранять объяснительную способность концепции и её применимость для сравнительных исследований, масштабирования и генерализации положений. Не буду утверждать про все науки, но в общественных пугающее разнообразие объектов исследования и явлений - одна из важных причин кризиса позитивистских подходов и доминирования конструктивизма.
К. Хили отмечает резкий рост употребления слова "нюанс" в публикациях в ведущих социологических журналах (см. рисунок). Не проверял, но, уверен, что похожие тенденции мы обнаружим и в политической науке. Автор выделяет три типа "нюансных ловушек" (nuance traps): на основе принципов теорий, их эстетики и стратегий развития. Соглашусь, что сегодня почти любое выступление на конференции или статья сопровождаются перечислением ряда методических ограничений и теоретических компромиссов (tradeoffs), деталей и условий, для которых выбранная теоретическая рамка работает, а выводы справедливы, и ещё множества нюансов. Кстати, К. Хили предлагает и некоторые подходы к решению, которые лежат, скорее, в плоскости исследовательского мышления, чем в механике самой научной работы. В общем, интересующимся советую почитать этот небольшой, но важный научный манифест.
Нет-нет, нюансы, конечно, нужны. Чёткость и стройность аргументации всегда строится на внимании к деталям. Но при этом не стоит и углубляться в их дебри, так как за лесом мы не увидим деревьев. Если же нюансов слишком много, то так ли хороша теория? Так что, fuck nuance!
#методология
(1) Healy, K. (2017). Fuck Nuance. Sociological Theory, 35(2), 118–127. https://doi.org/10.1177/0735275117709046
@
Fuck nuance (1)
Это не только хороший девиз, но и название очень полезной статьи Кирана Хили, опубликованной в журнале Sociological Theory. Да, именно так по-хулигански: Fuck Nuance! Всем, кто ведет курсы по теории и методологии исследований в социальных науках, я настоятельно рекомендую включать её в список для изучения и дискуссии.
Про нюансы я вспомнил вчера, когда обсуждал с коллегами ход работы над нашим совместным текстом. Уже четвёртый день бьюсь над теоретическими параграфами для статьи. Два раза переписал текст, сегодня буду переписывать в третий. Проблема в том, что это не просто обзор литературы, а попытка критически переосмыслить теорию, которая очень популярна, но при этом полна недостатков. Я специально не уточняю, о каком именно подходе идёт речь, так как это общее место для современных социальных наук. Что необходимо для хорошей теории? Помимо всего прочего, хороший баланс между абстракцией и деталями. С одной стороны, практически невозможно создать "теорию всего", а с другой - важно сохранять объяснительную способность концепции и её применимость для сравнительных исследований, масштабирования и генерализации положений. Не буду утверждать про все науки, но в общественных пугающее разнообразие объектов исследования и явлений - одна из важных причин кризиса позитивистских подходов и доминирования конструктивизма.
К. Хили отмечает резкий рост употребления слова "нюанс" в публикациях в ведущих социологических журналах (см. рисунок). Не проверял, но, уверен, что похожие тенденции мы обнаружим и в политической науке. Автор выделяет три типа "нюансных ловушек" (nuance traps): на основе принципов теорий, их эстетики и стратегий развития. Соглашусь, что сегодня почти любое выступление на конференции или статья сопровождаются перечислением ряда методических ограничений и теоретических компромиссов (tradeoffs), деталей и условий, для которых выбранная теоретическая рамка работает, а выводы справедливы, и ещё множества нюансов. Кстати, К. Хили предлагает и некоторые подходы к решению, которые лежат, скорее, в плоскости исследовательского мышления, чем в механике самой научной работы. В общем, интересующимся советую почитать этот небольшой, но важный научный манифест.
Нет-нет, нюансы, конечно, нужны. Чёткость и стройность аргументации всегда строится на внимании к деталям. Но при этом не стоит и углубляться в их дебри, так как за лесом мы не увидим деревьев. Если же нюансов слишком много, то так ли хороша теория? Так что, fuck nuance!
#методология
(1) Healy, K. (2017). Fuck Nuance. Sociological Theory, 35(2), 118–127. https://doi.org/10.1177/0735275117709046
@
Политический ученый
Есть ли какая-то логика в стратегиях элит, когда они ограничивают свободу слова? Не секрет, что в разных авторитарных странах власти используют тот инструментарий, который им доступен: от цензурирования материалов в СМИ и социальных медиа до запугиваний и прямого давления, как легального (для режима), так и посредством ряда неформальных практик. Но в современных условиях, когда возможности для выражения мнений есть у каждого, ресурсов для тотальной цензуры может уже и не хватить. В каких же проявлениях свободы слова в таком случае элиты видят наибольшую угрозу, чтобы сконцентрировать свои усилия именно на них?
Один из возможных ответов даёт коллектив из Гарварда под руководством известного профессора Гэри Кинга. В исследовании, посвящённом цензуре социальных платформ в Китае, они обнаруживают, что посты с критикой государства, лидеров и политики не так важны для цензоров. Наоборот, более пристальное внимание уделяется вычищению постов, которые обладают потенциалом мобилизации коллективных действий. В Китае очень много социальных платформ, контент на которых цензурируется не только алгоритмами, но и целой армией специально обученных сотрудников. Авторы статьи на основе анализа 127 283 постов из первоначальной выборки в более 3,6 млн (для репликации была ещё выборка в 11 млн постов) приходят к выводу, что большинство сообщений с мобилизационным потенциалом удаляются с платформ в течение 24 часов. Это говорит о высоком качестве организации работы по цензурированию и о том, что именно такие посты представляют наибольшую опасность по мнению китайских элит. Для демонстрации этого эффекта авторы используют шкалу мощности цензуры (Censorship Magnitude), которая показывает, что критические посты о политических событиях и проблемах не привлекают такого внимания (см. рис.).
На мой взгляд, это очень важное наблюдение. Сама по себе критика для элит, может, и не представляет такой большой угрозы. Более того, её наличие позволяет держать средние и нижние элитные этажи в тонусе, а также получать хоть какую-то обратную связь и давать возможность для "выпуска пара". А вот низовая самоорганизация и любые коллективные действия представляют серьёзную опасность, как в конкретный момент времени, так и с точки зрения образования связей солидарности в потенциально протестных группах. В этом отношении авторитарные режимы могут быть очень похожи в своих стратегиях, направленных на цензуру и ограничение в первую очередь тех, кто может организовать коллективные действия.
Думаю, что анализ богатой российской практики системного давления на свободу слова имеет смысл делать именно в этом ракурсе. Я подчёркиваю, что речь о системном, так как в России нередки случаи и несистемного давления, когда журналисты или активные граждане своими публикациями "переходят дорогу" конкретным представителям элиты, и те задействуют свои собственные властные ресурсы для подавления оппонентов и свободы слова.
#методология
(1) King G., Pan J., Roberts M. (2013). How Censorship in China Allows Government Criticism but Silences Collective Expression. American Political Science Review. 107(2). P. 326-343. doi:10.1017/S0003055413000014
@
Есть ли какая-то логика в стратегиях элит, когда они ограничивают свободу слова? Не секрет, что в разных авторитарных странах власти используют тот инструментарий, который им доступен: от цензурирования материалов в СМИ и социальных медиа до запугиваний и прямого давления, как легального (для режима), так и посредством ряда неформальных практик. Но в современных условиях, когда возможности для выражения мнений есть у каждого, ресурсов для тотальной цензуры может уже и не хватить. В каких же проявлениях свободы слова в таком случае элиты видят наибольшую угрозу, чтобы сконцентрировать свои усилия именно на них?
Один из возможных ответов даёт коллектив из Гарварда под руководством известного профессора Гэри Кинга. В исследовании, посвящённом цензуре социальных платформ в Китае, они обнаруживают, что посты с критикой государства, лидеров и политики не так важны для цензоров. Наоборот, более пристальное внимание уделяется вычищению постов, которые обладают потенциалом мобилизации коллективных действий. В Китае очень много социальных платформ, контент на которых цензурируется не только алгоритмами, но и целой армией специально обученных сотрудников. Авторы статьи на основе анализа 127 283 постов из первоначальной выборки в более 3,6 млн (для репликации была ещё выборка в 11 млн постов) приходят к выводу, что большинство сообщений с мобилизационным потенциалом удаляются с платформ в течение 24 часов. Это говорит о высоком качестве организации работы по цензурированию и о том, что именно такие посты представляют наибольшую опасность по мнению китайских элит. Для демонстрации этого эффекта авторы используют шкалу мощности цензуры (Censorship Magnitude), которая показывает, что критические посты о политических событиях и проблемах не привлекают такого внимания (см. рис.).
На мой взгляд, это очень важное наблюдение. Сама по себе критика для элит, может, и не представляет такой большой угрозы. Более того, её наличие позволяет держать средние и нижние элитные этажи в тонусе, а также получать хоть какую-то обратную связь и давать возможность для "выпуска пара". А вот низовая самоорганизация и любые коллективные действия представляют серьёзную опасность, как в конкретный момент времени, так и с точки зрения образования связей солидарности в потенциально протестных группах. В этом отношении авторитарные режимы могут быть очень похожи в своих стратегиях, направленных на цензуру и ограничение в первую очередь тех, кто может организовать коллективные действия.
Думаю, что анализ богатой российской практики системного давления на свободу слова имеет смысл делать именно в этом ракурсе. Я подчёркиваю, что речь о системном, так как в России нередки случаи и несистемного давления, когда журналисты или активные граждане своими публикациями "переходят дорогу" конкретным представителям элиты, и те задействуют свои собственные властные ресурсы для подавления оппонентов и свободы слова.
#методология
(1) King G., Pan J., Roberts M. (2013). How Censorship in China Allows Government Criticism but Silences Collective Expression. American Political Science Review. 107(2). P. 326-343. doi:10.1017/S0003055413000014
@
