Рассказываем, как и просили читатели

С государственным долгом вообще - и с американским в частности - вот какое дело. Государству нет нужды «возвращать» долги, так как вы возвращаете банковский кредит. Государственный долг может быть амортизирован по такому примерно механизму - чем больше государство берет в долг, тем выше могут быть расходы бюджета, соответственно растет ВВП (срабатывает эффект мультипликатора), соответственно - растут налоговые поступления. В результате в процентном отношении к ВВП обслуживание долга занимает меньшую долю, соответственно - ниже реальная стоимость долга для должника.

Таким образом значение в первую очередь имеет реальная стоимость обслуживания долга, а не его величина. Сейчас - при государственном долге США превышающем 100% ВВП, стоимость его обслуживания находится на уровне 2% ВВП. Треть века назад, при Рейгане, стоимость обслуживания долга США превышала 5% ВВП, а сам долг был тогда на уровне трети ВВП (или немногим больше)

Так что долг размером даже в 100% ВВП - это не страшно, если стоимость его обслуживания невысока по отношению к размерам вашей экономики, а инвесторы верят в вашу способность своевременно рассчитываться по обязательствам. (Кстати, РФ в 1998 году объявила дефолт, при размере долга на уровне 20% ВВП). У японцев долг вообще в 200% ВВП - и ничего страшного, обслуживают его японцы, и все им верят.

Почему так не получается делать у многих других стран (занимать деньги и развивать экономику)? Потому, что владельцы больших денег всегда знают, на что на самом деле пойдут деньги, которые вы, как "начальник страны", занимаете. Если они действительно идут «на развитие экономики» и повышение благосостояния людей - вам займут. А если на воровство и вывоз капитала?... тоже займут, только по более высокой ставке и в меньших объемах. А может быть, и не займут совсем.

Ученые, изучающие экономической рост при всяких диктатурах (спойлер - чем дольше правитель сидит у власти, тем хуже дела с экономикой, исключений всего два, о них можно рассказать отдельно) давно интересовались вопросом - почему в одном случае «начальник страны» (диктатор, каудильо, национальный лидер, и так далее) - начинает «хорошо», а заканчивает «плохо»?
И в то же самое время точно такой же диктатор в точно такой же стране начинает «плохо», а заканчивает «хорошо»?

Проще объяснить на примере - был такой Кваме Нкрума - дико модный в свое время президент Ганы. Нкруме повезло с самого начала правления - у него не было проблем с валютной выручкой, поскольку тогда взлетели мировые цены на какао-бобы, а Гана как поставщик какао - - все равно, что Россия как поставщик нефти.

Денег Нкруме хватало на всякие социальные программы, экономический рост и шикарную жизнь, но потом цены на какао поднялись еще выше - и вот тут Нкрума сорвался. Он решил, что оставлять такую кучу денег независимым фермерам нельзя, и затеял нечто вроде коллективизации. Отобрать деньги у фермеров получилось, но в процессе дележа миллионов «какао-долларов» Нкрума поссорился с военными и был свергнут.

Военные делили экспортные доходы Ганы еще лет пятнадцать, пока лейтенант Джерри Роллингс не устроил очередной переворот. «Вопрос элит» лейтенант Роллингс решил радикально, приказав расстрелять сразу трех бывших генералов-президентов, а также лидеров тайной полиции и членов Верховного суда. Сотни бывших чиновников Роллингс отправил в концлагеря.

Но прошло несколько лет и кровавый (без преувеличения) диктатор Роллингс «перековался» в демократа - провел экономическую либерализацию, организовал свободные выборы, передал власть, а сейчас мирно зарабатывает на жизнь лекциями об устойчивом развитии в ведущих университетах мира.

Почему так? На этот вопрос ответили ученые Шаун Ларком (University of Cambridge), Мар Сарр (University of Cape Town) и Тим Виллемс (University of Oxford) в работе What shall we do with the bad dictator? (Что делать с плохим диктатором?)

По их мнению, суть проблемы в том, насколько для диктатора возможен вариант «мирной жизни» после отстранения от власти. Если шансы на мирную старость не утеряны, диктатор может пойти на уступки оппозиции и уйти. Но если «запас преступлений» не оставляет варианта на «спокойную жизнь», то начальник будет драться за власть до последнего.

Когда перейдена черта, за которой уход «по хорошему» невозможен, то усиление оппозиции ведет уже только к ужесточению репрессий, а возможность мирного исхода становится еще меньше. При этом чем меньше реальная поддержка народом диктатора, перешедшего «точку невозврата», тем сильнее репрессии.

Из этой модели есть три любопытных следствия
1.действия диктатора «в начале срока» не определяют последующую политику - может быть все «плохо», а может быть «хорошо»
2.«Хорошо», может быть в том случае, если оппозиция быстро мобилизовалась, и не дала возможности диктатору «перейти черту»
3.Если «черта перейдена», то не имеет значения, был ли диктатор изначально «добрым» или «злым» - он закончит кровью

Есть и еще важное дополнение к «модели Ларкома» - о том, в какой степени диктатор «перешел черту» и в какой степени он готов к бою, точно знает его ближайшее окружение, исполнители его приказов. Именно к ним и следует апеллировать оппозиции. Только они могут обменять отказ от поддержки диктатора на гарантии безбедной жизни. Разделяй и властвуй - это правило действует в обе стороны.

Нефть растет, а вот рубль снижается. Немного, но снижается.
Это реакция на события в Минске или просто «странное совпадение»?

Indeх of economic freedom 2020⬆️
Россия на 94 месте - ниже Гондураса, но выше Доминиканской Республики
Беларусь на 88 м месте - ниже Молдовы, но выше Танзании

​​Примечательный график ⬇️динамики Индекса экономической свободы (Indeх of economic freedom) России (61 балл, 94 е место) и Беларуси (61,7 балла, 88 е место). «Минск» в этом смысле свободнее «Москвы»

Что интересно. С начала нулевых графики индекса для обеих стран практически повторяют друг друга и колебания цен на нефть, однако держатся примерно на одном уровне, на границе «Repressed».

Однако в 2009 году в Беларуси индекс растет - понятно, в России кризис, денег нет, нефть дешевая, и Минск дает «больше воли». И в 2010 году в Минске вспыхивают протесты.

Потом опять идет стагнация на «репрессивной границе» и только в 2016-17 гг одновременный скачок индекса в обеих странах. Потом опять он находится на одном уровне - «mostly unfree».

Что там за рост свободы, откуда она взялась? Indeх of economic freedom рассчитывается по 12 показателям и резко - с 20 до 50 баллов и в России и в Беларуси подскочил только один - «защита прав собственности», а вот «свобода труда» - резко снизилась (в России -на 10 баллов). Можно предположить, что были приняты какие-то ключевые решения в отношении гарантий собственности олигархов, а вот для тех, кто живет своим трудом, гайки решили закрутить. Формально «индекс свободы» вырос, но в данном случае это не могло привести ни к экономическому росту, ни к росту доходов граждан.

В любом случае - отсутствие роста экономики, и роста доходов, на фоне роста "как бы экономической свободы" (вроде не запрещают, а толку нет) вызывает возмущение людей.

Сразу два подписчика попросили подробнее раскрыть второй тезис 👆, и я обязательно сделаю это чуть позже. Но ко всему посту хочу добавить ещё слова известного профессора эпидемиологии Джона Иоаннидиса из Стэнфорда:

"Авторы моделей "астрономически ошиблись" в предсказаниях относительно COVID-19, и теперь мир за это расплачивается."

"Печальная ирония заключается в том, что многие из величайших бедствий в современной истории — сталинские колхозы, "Большой скачок" Мао и другие — являются результатом того, что централизованные органы принятия решений пытались улучшить положение людей посредством их принуждения. Во время пандемии коронавируса эксперты, хотя и непреднамеренно, вызвали одну из самых серьезных катастроф в современной истории, лишив права выбора тех, кто обладал более качественным знанием на локальном уровне."

«-Кто же мог знать, что будет революция?
-Надо было знать!»

Узнать, когда будет революция, заранее обычно не получается.

Даже люди, знающие все о механизмах власти и имеющие доступ к секретной информации, не могут предугадать неминуемый взрыв. Большое внимание теме революций уделяют обществоведы, но все созданные ими теории оказались как то непригодны для практического прогнозирования. Во всяком случае, того, что происходит сейчас в Минске, не предсказывал ни один российский политолог

Ближе всех к ответу на эти вопросы подошел американский экономист Тимур Куран. В сжатом изложении его остроумная идея выглядит следующим образом.

По любому вопросу (неважно, речь идет о приемлемости политического режима или отношении к абортам) у человека есть предпочтения, которыми он делится с другими людьми и предпочтения, которые предпочитает держать при себе.

Если они различаются, это значит, что человек занимается фальсификацией предпочтений, (или попросту лжет).
Почему человек говорит одно, а думает (а потом и делает) другое?

Это просто, объясняет Куран. Выгоды и издержки, связанные с выбором публичных предпочтений, зависят от выбора, который делают другие люди.

Если в демонстрациях участвует небольшое число людей, возможные внешние издержки от выхода на манифестацию могут быть куда выше, а выгоды — куда меньше, чем в случае, когда улицы заполнены протестующими.

И здесь начинается самое интересное. Согласно теории Курана, от сочетания ожидаемых выгод и издержек зависит «революционный порог» отдельного индивида.
Но заранее увидеть этот порог невозможно!, потому что на словах человек предпочитает утверждать, что "все в порядке" – пока не примет решение действовать.

И тогда возникает ситуация, когда общество находится на грани мощного взрыва, но при этом все по-прежнему убеждены — и утверждают, — что оно стабильно. Ничтожного события может быть достаточно, чтобы запустить революционную волну – и тогда начавшийся процесс станет неожиданностью для всех, включая и тех, чьи действия привели его в движение.

Более того, немедленно найдется множество людей, которые будут делать вид, что их поддержка старого порядка была обусловлена той самой фальсификацией предпочтений в целях самосохранения. И тогда старый режим будет казаться еще более непрочным.

Важнейший результат описанного Кураном феномена заключается в том, что в любом обществе экономические, социальные и когнитивные процессы могут все больше способствовать революционной «искре», но при этом никто не осознает потенциала общественных перемен.

Две недели назад мы спросили наших читателей, согласны ли они с прогнозом ЦБ РФ насчет оттока капитала в 2020 году.
Регулятор ожидал, что эта сумма составит $25 млрд, большинство читателей решили что будет больше - $35 млрд.

И вот, внимание, правильный ответ. По предварительной оценке ЦБ РФ, чистый вывоз капитала из России частным сектором за семь месяцев 2020 г., составил $34,9 млрд., увеличившись на 53,1% по сравнению с показателем за аналогичный период 2019года.

Ну, комментировать тут, собственно, нечего. Поскольку за границу людей в этому году не выпустили, торговые центры были закрыты три месяца, а валюту гражданам покупать было особенно не на что, то логично предположить, что капитал за границу вывозило начальство.
То есть люди даже сами себе, в стране, которую они обустроили для себя, не могут обеспечить сохранность и приумножение собственных денег.

Александр Герцен писал в свое время, что «первый умный полковник, который со своим отрядом примкнет к крестьянам, вместо того, чтобы душить их, сядет на трон Романовых». Действительно, как замечал историк Яков Гордин, у императора против постоянного раздраженного народа была одна защита - солдаты. «Но против солдат - у трона защиты не было никакой…»

Что должно произойти, чтобы условные «солдаты» ( а вернее, вооруженные наемники власти) перешли на сторону народа? Или, с другой стороны, что заставляет такого наемника выполнять явно преступные приказы своего начальства?

Профессор Милан Сволик (Yale Uuniversity) в своей книге The Politics of Authoritarian Rule, отвечает на эти вопросы с помощью понятия «нетрансферабельных инвестиций».

Получив предложение присоединиться к карателям на службе диктатуры, человек, с точки зрения экономической теории, получает предложение совершить «инвестицию» в благополучие режима. Почему это «инвестиция»? Потому, что записываясь в карательный отряд, человек отказывается от других вариантов профессиональной и социальной карьеры.

Ну и что, скажете вы, рассуждая так, можно выбор любой карьеры назвать «инвестицией».

Не совсем.

Проблема здесь в том, что инвестиции «в карательную службу» носят «нетрансферабельный» характер. Если профессиональный врач, повар, или дворник будет востребован при любом политической системе или в любой стране, то услуги карателя, избивающего политических противников режима, нужны только этому конкретному режиму, «здесь и сейчас».

И здесь каратель оказывается в своеобразной ловушке. Понятно, что нанимаясь на службу к диктатору, он рассчитывает на высокое вознаграждение. Но в критической ситуации противостояния, диктатор может и не заплатить своему наемнику ничего, просто угрожая, что в случае падения режима даже рядового «солдата» ждет неминуемое возмездие, так что служить (и служить хорошо!) ему придется из страха за собственную шкуру. Собственно, в этом и заключается коварство «нетрансферабельной инвестиции».

И тут «наемник диктатора» оказывается перед той же «чертой невозврата», которой рассказывалось здесь. Если у него есть шансы безнаказанно «отозвать» свою инвестицию в защиту режима, у него возникает мотивация не защищать диктатора. Как об этом предупреждал и Герцен.

Если в понедельник и вторник рынок государственного долга Беларуси как бы не обращал внимания на события в Минске, то в среду ситуация изменилась. Началось с того, что утром неизвестный участник торгов на Мосбирже сбросил одной сделкой облигации выпуска «Беларусь-07» на сумму около 100 млн рублей.

К вечеру объем выставленных на продажу облигаций (172 тысячи лотов) превысил спрос почти в 5 раз.

Цена бумаг «Беларусь-07» опускалась до 99,8% от номинала.

Предложение в разы превысило спрос и в других выпусках белорусских бондов. В бумагах «Беларусь-03» трейдеры выставили на продажу 32,2 тысяч лотов при спросе в 12,5 тысячи.
Вот так.

Небольшой теоретический комментарий к предыдущему посту

На самом деле, биржа может быть довольно точным индикатором политических процессов в стране. Лет пятнадцать назад экономисты Раймонд Фисман (Columbia University) и Эдвард Мигель (University of California, Berkeley) проанализировали динамику стоимости акций компании Bimantara Citra, принадлежавшей Мандале Путре Сухарто, сыну президента Сухарто, тридцать лет правившему Индонезией.

Фисман и Мигель обратили внимание, что на Джакартской фондовой бирже (JSX) акции Bimantara Citra вели себя довольно странно - они не повторяли колебаний сводного индекса биржи Jakarta Composite Index — JCI. Бывало, правда, резкое падение акций Bimantara Citra тянуло за собой весь фондовый рынок Индонезии, но спустя несколько дней акции Bimantara Citra возвращались к прежним уровням. А бывало, что рынок в общем, шел вверх, в то время как акции Bimantara Citra ни с того ни с сего дешевели, но в скором времени опять дорожали.

С чем это может быть связано, подумали экономисты? И выяснили - провал Bimantara Citra всегда происходил за несколько дней до появления информации о состоянии здоровья президента Сухарто. Приближенные индонезийского вождя, стоило любимому лидеру и отцу захворать, на всякий случай «выходили в кэш». А когда выяснялось, что с хозяином Индонезии все в порядке - инвесторы снова покупали акции компании, принадлежавшей президентскому сыну.

Фисман и Мигель даже смогли примерно рассчитать, что политический ресурс Сухарто-старшего «добавлял» к стоимости корпораций Сухарто-младшего не менее 25%. Речь шла о сотнях миллионов долларов, не говоря уж о том, что без доступа к бюджетным средствами и государственным заказам никакого бизнеса у Сухарто-младшего и быть не могло. Так что рынок не обманешь.

Хотя еще в прошлом году Центробанк решил «охладить» рынок потребительского кредитования, темпы роста займов физлиц остались двузначными (12% год к году) и к карантину россияне подошли уже с рекордной долговой нагрузкой: на 1 апреля в среднем люди были должны банкам 10,9% своих ежемесячных доходов (в виде платежей по обслуживанию и погашению), а каждый четвертый должен был отдавать кредиторам 80% месячного заработка.

Сейчас Росстат зафиксировал падение реальных располагаемых доходов населения на 8% - рекордное с 1999 года. Чтобы компенсировать потерянные доходы люди пошли в банки и к ростовщикам
На фоне карантина банки практически остановили необеспеченное потребительское кредитование: в апреле оно сократилось на 1,7%, в мае - на 0,2%, в июне выросло лишь на 0,4%, а в июле снова упало на 0,3%. Тем не менее, в мае на руках у населения оказалось 48 млрд рублей, в июне - еще 170 млрд рублей кредитных денег.
Как свидетельствует статистика ЦБ на 1 июля 2020 года общий размер задолженности физических лиц достиг 19,909 трлн рублей (практически удвоившись за последние пять лет).

Но сейчас гражданам разрешат взять в долг еще - регулятор решил смягчить нормативы для банков в сфере займов физическим лицам. Как сообщает ЦБ РФ, для необеспеченных потребительских кредитов, которые будут выдаваться с 1 сентября, надбавки к коэффициентам риска будут снижены на 40-50 п. п. Это позволит банкам на тот же объем капитала держать на балансе больше долга физлиц, а также увеличить кредитование тех, кому придется отдавать значительную часть своих доходов на оплату долгов. Речь о сумме в 168 млрд рублей дополнительного капитала, который может быть направлен на кредитование.

Год назад на сворачивании потребительского кредитования настаивал министр экономического развития. Министр Орешкин объяснял, что экономику тормозит именно потребительское кредитование - мол, плохие банкиры выдают людям необеспеченные кредиты по высокой ставке, и поэтому не хотят давать деньги «реальному сектору» по ставке низкой. А вот кааак запретят давать в долг нищим потребителям, тааак банкиры дадут денег отечественным товаропроизводителям, кааак начнется экономический рост… Кредиты людям сократили, но экономика все равно не выросла. Видно, финансовая механика в России устроена не так, как представлял ее себе министр.

Начальство давно одержимо идеей о том, как бы запустить экономический рост, но так, чтобы при этом не платить людям денег. И каждый раз обмануть экономику не получается. Впрочем, сейчас речь идет не об экономическом росте, а о том, чтобы компенсировать дальнейший провал доходов - потребительскими кредитами.

Я уже рассказывал здесь об Индексе экономической свободы Index of Economic Freedom (IEF), Он рассчитывается с 1995 года исследовательским центром Heritage Foundation и газетой Wall Street Journal. Так вот, этот индекс может многое рассказать о причинах событий в Беларуси.

Экономическую свободу эксперты Heritage Foundation определяют как «отсутствие правительственного вмешательства или воспрепятствования производству, распределению и потреблению товаров и услуг, за исключением необходимой гражданам защиты и поддержки свободы как таковой».
Еще раз - Index of Economic Freedom - он не про размер экономики, не про рост ВВП, и не про форму правления - он про степень вмешательства властей в бизнес процессы.

IEF2020 ставит Беларусь на 88е место (61,7 балла) Это сектор Moderately free, «регулируемо свободная».

IEF базируется на 12 индексах, измеряемых по шкале от 0 до 100, показатель 100 соответствует максимальной свободе, а 0 - минимальной.
Посмотрим, как эти «индексы» составляющие «экономическую свободу» менялись в Беларуси с 2015 по 2020 годы (поскольку именно за эти пять лет IEF Беларуси, пятнадцать лет державшийся на африканских уровнях ниже границы Repressed (49 баллов) вдруг вырос до вполне европейских 62х баллов

«Честность правительства» - было 29 баллов - стало 37. Рост так себе, и честности там большой нет
«Налоговое бремя» - все было неплохо и так осталось - от 86 до 88 баллов
«Правительственные расходы» - рост с 45 до 54 баллов
«Финансовая стабильность» - 93 -95 баллов
«Свобода бизнеса», «торговли», "денежная политика" - все на приличных уровнях…
А «защита собственности» - просто впечатляющий рост - с 20х до 63 баллов!

Дальше… «эффективность судопроизводства» - провал, с 56 до 48 баллов.
А «свобода инвестиций»? - рост, но… с 20 до 30 баллов в 2016 году, а дальше остается на том же уровне ( как в Анголе или Камеруне)
«Финансовая свобода» (это про невмешательство власти в деятельность банков и рынков капитала) - ой, тут многолетний уровень в 10 баллов, и только в 2020 году рост до 20 баллов.
«Свобода труда» - снижение, небольшое, но болезненное, с 80 до 75 баллов

Что говорит динамика индикаторов - об экономической политике в Беларуси в последние 5 лет? Вы резко усиливаете защиту интересов существующих собственников, причем делаете это вне юридических методов, и вы не даете возможности для новых инвестиций, сосредотачиваете в своих руках контроль над финансами, а интересы работников вы игнорируете.

Вам не кажется, что люди будут недовольны?

При этом экономического роста, способного обеспечить рост доходов людей, у вас нет. И ему неоткуда взяться - такой рост требует инвестиций (а с этой «свободой» у вас плохо) и «свободы рынка труда» - в этом случае у людей возникает мотивация искать максимально «эффективные» рабочие места, а у предпринимателей возникает мотивация эффективно использовать труд.

Получается замкнутый круг - экономический рост упирается в отсутствие справедливости и свободы. Вот люди ее и требуют.

Уважаемые коллеги из Proeconomics обратили внимание на чрезвычайно интересное исследование Ольги Воробьевой и Анатолия Топилина из ИНП РАН «Оценка качества структурных сдвигов в занятости населения в современной России» («Научные труды ИНП РАН», 2018)
Если коротко - структура населения занятости в России примерно такая же, как в Португалии, и так и другая страна относится к «консервативным экономикам» (с высокой долей занятости в промышленности).

А при чем тут Португалия? Ну как же, 15 лет назад российское начальство обещало догнать Португалию по подушевому ВВП. Устроить экономику на манер португальской получилось, а догнать - нет - подушевой ВВП в Португалии сейчас составляет около $22 тыс., а в России – всего $10,5 тыс.

«…вопрос, на который нет ответа, пишет Proeconomics: почему при похожей структуре занятости и в целом структуре экономике уровень экономического развития в России всё равно в 2 раза ниже, чем в Португалии?»

Попробую поискать ответ в Индексе экономической свободы (Index of Economic Freedom), уж очень он наглядный. IEF это совокупность 12 индексов, измеряемых по шкале от 0 до 100, показатель 100 соответствует максимальной свободе, а 0 - минимальной.

По общему IEF 2020 разница не так уж велика - 67 баллов у Португалии (это 56е место в рейтинге), и 61 балл у России (однако, это 94е место)

А по структуре индекса (и его динамике в интервале 2005-2020) картина такая

Защита прав собственности - Россия - с 2005 по 2014 - 30, потом 20, потом рост до 57
Португалия - постоянно 70, в 2020 году -75 баллов

«Честность правительства» - Россия 27 (и около того), и только в 2017 году подъем до 38
Португалия - от 67 до 70

«Свобода инвестиций» - Россия постоянно 30, Португалия постоянно 70

«Свобода финансовой деятельности» - Россия постоянно 30 Португалия постоянно 60

«Правосудие» Россия 45, Португалия 69

«Свобода труда» - Россия 50, Португалия 43

«Правительственные расходы» здесь Россия значительно опережает Португалию - 64 против 40

И «налоговая нагрузка» «лучше» в России - 89 против 60, причем эти показатели держатся долго. И финансовое положение у России выигрышнее - меньше государственный долг в процентах к ВВП.

А догнать Португалию по уровню «доходов на человека» не получается, что ты будешь делать?

О чем это говорит - видимо о том, что экономический рост определяется не только финансами и ресурсами, но еще и справедливостью и свободой

Справедливость - фактор роста, согласны?

Конспирология как выученная беспомощность

Наверное, самая забавная черта нашей доморощенной конспирологии - это то, что она полностью отказывает людям в agency - способности самостоятельно принимать решения и воплощать их в жизнь. Скажем, по поводу беларуских протестов у нас пишут, что они проплачены, люди зомбированы, распропагандированы, действуют по “госдеповским методичкам” и т.д. Версия, что люди способны выйти на демонстрацию по собственным мотивам, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, представляется интернет-конспирологу абсолютно невероятной.

Зададимся вопросом, что мы можем сказать о носителе подобной философии? Что это за человек, который упорно отказывает окружающим в agency и считает, что, действуя в политическом поле, они непременно являются игрушкой неких темных сил?

Самый очевидный ответ - этот человек не верит в своё собственное agency. Он в первую очередь сам себя считает куклой злонамеренного кукловода и верит, что находится в ситуации, когда каждое его действие будет использовано против него. А потому не только безопаснее, но и благороднее всего не предпринимать никаких политических действий.

Выходит, что конспирология - это в значительной степени философия выученной беспомощности. Раз ты никак не можешь защитить свои интересы своею собственной рукой, единственное, что тебе остаётся - сидеть на попе ровно и порицать слепых идиотов, которые пытаются действовать.

7 лет назад журналист Алексей Захаров составил список авторитарных правителей, продержавшихся у власти >18 лет (и покинувших свои посты). И проанализировал причины их ухода. Получилось вот что.

Лишь 20% политических долгожителей уходят по своей воле. Если исключить абсолютных монархов), то цифры улучшатся ненамного (будет 25% уходов «по-хорошему»).

Чем дольше начальник у власти, тем меньше вероятность, что он решится на передачу власти даже самому близкому преемнику.

Из 46 лидеров, продержавшихся на своих местах >24 лет, всего 7 оставили власть «по-хорошему», и всего 2 из них не действовали по принуждению и не передавали власть кому-нибудь из своего близкого окружения.

Из 22 лидеров, пробывших у власти >32 лет, «по-хорошему» ушел один — король Бутана.

Остальные (60 из 77 лидеров-долгожителей) либо не были готовы отказаться от власти даже в пользу родственников, либо умерли или ушли по состоянию здоровья, либо были свергнуты.

Вы верите, что есть шанс «по хорошему»?

Откупиться от диктатора

Хастингс Банда захватил власть в Малави (бывший Ньясаленд) сразу после получения страной независимости в 1964 году. Уже на следующий год он избавился и от оппозиционеров в правительстве. Достоверно известно, что все они были зверски убиты, сам Банда под настроение любил называть своих врагов «кормом для крокодилов».

Отличием Банды от других африканских вождей того времени, было то, что он «строил» не социализм (по советскому или китайскому образцу), а капитализм (с африканской спецификой). Специфика заключалась в том, что Банда занимался «индустриальным импортозамещением», и «инфраструктурным строительством». Капитализм в Малави «строили» государственные корпорации, во главе которых стояли друзья Банды.

Параллельно Банда уделял большое внимание «нравственному воспитанию» (например, запретил декольте и короткие юбки). Им была устроена молодежная боевая организация «Пионеры Малави», были сожжены учебники истории, из книг вырезали страницы, где цензура находила «непристойности». Сам Банда не был женат, однако имел при себе красавицу Сесилию Кадзамиру, «хозяйку страны» (на 40 лет младше себя). Само собой, портрет Банды висел в Малави в каждой комнате.

Доктор Банда был большим мастером «мутить воду» в Африке - Малави была единственной страной «черной» Африки, поддерживавшей отношения с ЮАР (позднее выяснилось, что Банда заодно финансировал боевиков Африканского национального конгресса). Во время гражданской войны в Мозамбике, президент Банда посылал своих солдат на помощь всем сторонам конфликта. Банда отметился практически во всех войнах в субэкваториальной Африке - хозяин Малави легко сотрудничал и с «левыми» и с «правыми» - и так же легко приказывал убивать и тех и других. Банда отвергал «марксизм» но очень дружил с лидерами социалистических стран - Чаушеску в Румынии, Кимом в Северной Корее, и Ходжой в Албании.

К началу девяностых выяснилось, что построить могучую индустрию в Малави не получилось, а инфраструктура пришла в негодность. Годовой доход жителя Малави не превышал 200 долларов в год. Зато состояние самого Банды оценивалось в полмиллиарда долларов. В то время он был старейшим главой государства в мире. Он даже оставил след в поп-культуре - Банда был одним из прототипов кровавого диктатора H’Джала из фильма «Профессионал»

Несмотря на полный развал экономики, Банда, мог бы досидеть в президентах до самой смерти, превращая своих противников в «корм для крокодилов», однако лидерам оппозиции пришла в голову оригинальная идея. Они предложили президенту форменную сделку - Банда проводит честные выборы и убирается из Малави на все четыре стороны, забрав все свое состояние (и вообще, все, что сможет утащить и перевести на секретные счета), а оппозиционеры гарантируют ему безопасность и освобождение от любой ответственности за содеянное.

Неожиданно старик согласился. Он отдал приказ разоружить свою гвардию, а после поражения на выборах Банда даже был формально обвинен в многочисленных преступлениях, но тут же оправдан по отсутствию улик.

Оппозиция честно выполнила свою часть сделки. Хастингс Банда также формально извинился за свои деяния и благополучно отправился в Йоханнесбург со всеми своими миллионами, где жил в свое удовольствие (вместе с Сесилией) и умер почти в столетнем возрасте. Сейчас в Малави доктору Банде поставлены памятники.

От диктатора можно избавиться и так.

Ежегодный ритуал представления деклараций о доходах российскими начальниками в его нынешнем виде больше всего похож на процедуру сдачи медицинских анализов человеком, который в принципе не планирует лечиться — вне зависимости от результатов исследования.

Да, у начальников (и у отдельных начальственных жен) много денег. Но что дальше? Жен и денег должно быть меньше? Почему? Если уж начальник поведал, сколько у него имеется квадратных метров, гаражей и прицепов, — можете не сомневаться, все эти штучки оформлены на бумаге в точном соответствии с действующим законодательством.

Даже на вопрос — «откуда столько?» — у министра-капиталиста есть универсальный ответ: занимался бизнесом, заработал в девяностые. Начальник, не дрогнув, отчитывается перед публикой о своем благосостоянии. Он знает — если старшие товарищи решат, что начальнику пора сменить особняк на Рублевке на камеру в «Лефортово», никакая декларация его не защитит. А если не решат — какая разница, что там написано.

Давайте поставим вопрос иначе: а сколько должен получать государственный человек за исполнение своих обязанностей? Может быть, министр действительно принимает настолько мудрые решения, что миллионные доходы для него — всего лишь справедливая компенсация? Как знать, быть может, усилия министра удерживают нас от гораздо худшего. Как же следует правильно мотивировать чиновника к честной работе?

Похожую задачу, кстати, приходится решать акционерам крупных компаний, нанимающих менеджеров для управления своей собственностью. Правительственный начальник, с точки зрения и политической и экономической теории всего лишь высококвалифицированный специалист, которому граждане через своих посредников доверили решение определенных задач, выделив ему на это дело известную сумму денег. Как бы только придумать такой механизм мотивации, который бы заставил и управляющего компанией, и управляющего министерством не только держаться в рамках приличий, но и думать сначала об интересах нанимателей, а потом уже о своих собственных?

Идеальный механизм мотивации для начальства до сих пор не придуман нигде. Но 13 лет назад экономисты Дэвид Ермак и Крокер Ли из Университета Аризоны взглянули на проблему иначе. Они проанализировали не доходы, а расходы боссов большого бизнеса, собрав данные о недвижимом имуществе руководителей 500 крупнейших американских компаний. Нет ли связи между стоимостью дома топ-менеджера с будущими достижениями возглавляемой им фирмы, подумали ученые.

Связь нашлась, причем негативная. Чем дороже был дом, который покупал директор, тем хуже были результаты компании.

Почему так происходит? Возможные (и самые разнообразные) причины этого занятного явления довольно подробно раскрывал в своих книгах и статьях экономист Константин Сонин, впервые рассказавший российскому читателю о работах Ермака и Ли. Нам же важен сейчас итоговый вывод — чем более роскошную жизнь ведет начальник, тем хуже обстоят дела во вверенном ему ведомстве.

Какой практический вывод из теории должны сделать мы? Очевидно, следует махнуть рукой на начальственные декларации о доходах и обращать внимание исключительно на данные о расходах — вплоть до стоимости бриллиантов в ушах прекрасных спутниц начальства. То же самое рекомендуют Ермак и Ли акционерам корпораций. Если расходы управляющих на свою шикарную жизнь будут расти — думайте, как избавиться от акций компании. Или как сменить ее управляющего.

Это динамика еврооблигаций Беларуси за месяц на Франкфуртской бирже. Видно в какой момент инвесторам все стало ясно

Собрал в одном тексте некоторые социально-экономические итоги карантина (и его последствия)

Экономическое начальство очень любит между собой рассуждать на тему, что в экономике РФ рост издержек на рабочую силу идет с опережением по отношению к росту производительности труда. Поэтому чтобы повысить эту самую производительность и обеспечить рост, «людям денег не надо». Тем более, намекает начальство, в нулевые люди заработали очень много, и вообще жили хорошо, так что настало время терпеть

Ничего подобного, не было тогда никакого «опережающего роста издержек» говорит ведущий российский эксперт по экономике труда отношений академик Ростислав Капелюшников в статье «Производительность труда и стоимость рабочей силы: как рождаются статистические иллюзии?» ("Вопросы экономики", 2009, №4, с. 59-79)

"…можно говорить о масштабном удешевлении рабочей силы с точки зрения предприятий, имевшем место как на протяжении всего посткризисного периода, так и в самые последние годы... с 1997 по 2007 гг. удельные издержки на рабочую силу во всей экономике снизились на 16%, а в промышленности – на 28%. После 2003 г. кумулятивное снижение составило 6% для всей экономики и 35% (!) для промышленности.

… за 2003-2007 гг. в добыче полезных ископаемых рабочая сила подешевела в относительном выражении на 55%, в обрабатывающих отраслях – на 25% и лишь в производстве и распределении электроэнергии, газа и воды немного подорожала – на 2%. …, благоприятное соотношение между производительностью труда и его оплатой наблюдалось даже у большинства "рядовых" российских промышленных предприятий

…Из того, что в 2004-2007 гг. рост "потребительской" реальной заработной платы обгонял рост производительности труда, не следует, что рабочая сила дорожала с точки зрения предприятий; не следует, что российская экономика "проедала саму себя"; не следует, что ее конкурентоспособность от этого снижалась.
…Все обстояло с точностью до наоборот, так как в именно эти годы динамика "производительской" реальной заработной платы в деловом секторе российской экономики заметно отставала от динамики производительности труда, а, из-за снижения ЕСН полные издержки предприятий на рабочую силу, включающие отчисления на социальное страхование, росли намного медленнее, чем собственно заработная плата.
Переломным можно считать 2004 г., ... Серия положительных шоков, связанных сначала со скачком мировых цен на основные статьи российского экспорта, а затем с существенным сокращением отчислений предприятий в социальные фонды, привели к значительному падению относительной цены труда. Резкое удешевление рабочей силы стало фактором, подстегнувшим спрос на нее со стороны предприятий. И хотя это имело следствием быстрый рост реальной заработной платы, по ряду причин (продолжившееся повышение мировых цен на многие статьи российского экспорта, недостаточная конкурентность и информационная прозрачность рынка труда и т.д.) он происходил медленнее, чем росла производительность.

Благодаря уникальным ценовым соотношениям, сложившимся в этот период, российская экономика оказалась, ..., в лучшем из возможных миров. С одной стороны, потребительские цены росли намного медленнее номинальной заработной платы, так что реальные доходы и уровень благосостояния работников увеличивались, причем высокими темпами.

С другой стороны, цены производителей росли намного быстрее номинальной заработной платы (по крайней мере, в промышленности), так что с точки зрения предприятий рабочая сила непрерывно дешевела, причем также высокими темпами. Этим уникальным стечением обстоятельств был сформирован потенциал для развертывания экономического роста.

В действительности 2004-2007 гг. были не периодом стремительного удорожания, а периодом стремительного удешевления рабочей силы с точки зрения предприятий. Это удешевление, давшее дополнительные импульсы развертыванию активного экономического роста, было поразительным по своим масштабам

В общем, разрекламированная «сытость» нулевых была случайным стечением обстоятельств. Как только конъюнктура на внешних рынках изменилась, так сразу выяснилось, что единственный «драйвер роста», который освоили в России - это снижение доходов людей