Постоянная зависимость от природных условий, тяжелый физический труд, неуверенность в завтрашнем дне определили социальную психологию мордвина, воспитав в нем «общественный дух», привычку к совместному артельному труду. На общинный характер жизнедеятельности мордвы обращали внимание читателей столичные журналы XIX в. «Отечественные записки», «Русская старина», «Природа и люди» и др. «Мне не раз приходилось убеждаться, – пишет публицист В.Г. Трирогов в этнографическом очерке «Мордовские общины», – что мордва в особенности крепко стоит за … общину».

В качестве примера артельной мордовской семьи исследователь приводит семью Тюркиных из села Кулясово Саратовской губернии. Она состоит из следующих рабочих членов: двух братьев-стариков с женами, у которых четыре сына и четыре снохи, и одна незамужняя дочь тринадцати лет. Семья эта живет в двух избах, из которых одна предназначена для той половины членов семьи, которая обязана ухаживать за общим скотом. Как правило, между ними установлена очередь – каждая половина ходит за скотом погодно. В старой избе целый год живет та часть семьи, которая в данный момент «заведует скотоводством. Другая же половина членов семьи, живущая в другой избе, обязана заниматься исключительно приготовлением пищи для всех, так что их изба служит общей столовой».

«Исторический вестник» считает одной из главных причин благосостояния мордвы также то обстоятельство, что «мордовские семьи не любят делиться, и большие семейные артели здесь (речь идет о Пензенской губернии) не редкость». Н.Н. Оглоблин рассказывает о семье «в 40 душ». По его словам, это уже «целый семейный «мир», дружно работающий над своим благосостоянием. Здесь и земли изобильно, и скота достаточно, и рабочих рук с избытком».

В подобном духе писал и журнал «Природа и люди». «Живет мордва, – читаем в очерке об этом народе, – большими деревнями… Но это не мешает им жить в полном мире и согласии между собою. Без общего обсуждения, без сельской сходки у них не обходятся даже такие дела, как выбор места для отправления «моляна» или другого мордовского обряда».

Сказанное подтверждают и современные исследователи. В.К. Абрамов справедливо считает, что община поддерживала наилучший для крестьянства психологический климат, на протяжении столетий являлась для них единственной надежной опорой и защитой. На социальную психологию влияли и относительная самостоятельность каждого хозяина-общинника, его привычка, с одной стороны, полагаться во всем лишь на свои силы, а с другой – действовать во многих случаях «миром», сообща. Все это сформировало своеобразный крестьянский тип, в котором «неприхотливость, психическая стойкость, физическая сила и выносливость сочетались с коммуникабельностью и смекалкой. Крестьянин-общинник был хорошим работником и хорошим солдатом».

Материалы периодической печати XIX столетия дали основание тамбовскому краеведу Л.Ф. Чигринской сделать вывод о том, что «нравственные нормы формировались у мордвы очень рано. К XVI веку господствующими ценностями были воинская доблесть и трудовые навыки человека». Трудолюбие мордвы отмечали многие наблюдатели: «Мордвины честны, трудолюбивы…» (Ю. Марков); «Мордва… народ добродушный, трудолюбивый, но обиженный историей» (И.И. Дубасов); «Где земля плоха уж, мордвин не селится, опять же – народ работящий» (Н. Прозин). «Чтобы составить себе полное понятие о характере мордвина, нужно видеть его еще на работе. Невозмутимое спокойствие, поразительное терпение и крайняя заботливость не покидают его при этом ни на минуту».

Нельзя не согласиться с мнением Л.Ф. Чигринской относительно резкого осуждения среди мордвы воровства, грабежей и т.п.

И.И. Дубасов включает в одну из своих публикаций предание о мордовском князе Тюштяне как о «справедливом, беспристрастном правителе, гонителе воров. За кражу малейшей вещи он приказывал вешать преступников на виселицах». Не случайно секретарь Симбирского статистического комитета, прекрасный знаток мордовского народа В.А. Ауновский в «Энографическом очерке мордвы подчеркивал, что «в последние десятилетия мордва (Краснослободского уезда Пензенской губернии. – Ю.М.) не была замечена не только в умышленных убийствах, но даже в грабежах и в значительных кражах». В подтверждение этому он приводит следующий пример: «Некоторые из землевладельцев в восточных губерниях при подрядах и покупках руководствуются правилом – с подгородными крестьянами и мещанами дела вовсе не иметь, татар обязывать строгими условиями, на законных основаниях, мордвину верить на слово». Подобную же характеристику дают и многие другие авторы газет и журналов. В частности, священник А. Борисовский, рассказывая о нижегородской мордве, замечал, что «старожилы не запомнят ни одного случая воровства, и вообще какого бы то ни было преступления; нет также и пьянства». «У мордвина честность в исполнении своего слова замечательная…», – читаем в «Нижегородском сборнике» за 1869 год, издававшемся Нижегородским статистическим комитетом под редакцией секретаря комитета известного публициста А.С. Гациского.

Весьма строги были у мордвы нравственные соционормативные традиции. «Понятия о чести у мордвы самые твердые и безукоризненные, – утверждал Н. Прозин. – Мордовские селения и до селе еще …отличаются чистотою своих нравов. Есть поговорка, и очень справедливая… «С господами честно, с попами свято, а с мордвинушкой грех, да лучше всех».

И.И. Дубасов свидетельствовал, что молодая мордовка ни за что не покажется свекру или другому пожилому мужчине босая и без головного покрывала. С этой целью мордовки даже спят в обуви. В течение нескольких первых лет после брака молодые стыдятся даже разговаривать между собою при посторонних о чем бы то ни было».

Один из сельских священников Самарской губернии, долгое время наблюдавший жизнь мордвы, весьма недвусмысленно заявлял следующее: «…Сколько успел присмотреться к жизни простонародья – мне кажется, что мордовские селения представляют собой добрый пример скромных, приличных отношений одного пола к другому в молодых летах. Весьма редко случаются преступные истории; девушка, имевшая несчастие сделаться предметом рассказов и суждений, обыкновенно рискует навсегда «засидеться».

Среди других штрихов к нравственно-психологическому портрету мордовского народа газеты и журналы отмечали миролюбие, доброту, гостеприимство, упорство в достижении цели, почитание старших, консерватизм в верованиях, крепость семейных связей и др. Особо выделяется наличие народного самосознания. «Мордва сознает себя именно и только мордвином… – указывал Н.Н. Оглоблин. – И это народное самосознание сказывается у мордвы постоянно, на каждом шагу». Подчеркивая данную черту, автор в то же время писал об осознании мордвой государственной связи с соседними русским, татарским и другими народами, о ее способности к восприятию культурных начал, внесенных более могучим организмом. Все это, по мнению исследователя, служит лучшим ручательством того, что мордву минует исторический закон ассимиляции малого народа более многочисленным. «Маленькое сравнительно мордовское племя блистательно доказало за время своего многовекового сожительства с огромным русским племенем и свою историческую живучесть, и свою способность к культурному развитию. А раз это так, значит, мордва доказала свое историческое право на самобытную жизнь среди и рядом с русским народом», – такой вывод делает один из популярных публицистов России XIX столетия.

Ю. МИШАНИН, доктор филологических наук, г. Саранск.

Источник: Региональная общественная организация "Эрзянское культурно-просветительное общество "Голос эрзи".

Мокшанка.
Вечканов В.И. 1986 год, холст, масло.

Мордовский музей изобразительных искусств.

Положение современного мокшанина и других близких популяций в рамках дистанций аутосомного ДНК до древнего образца представителя синташтинской культуры из могильника Каменный амбар 5, Челябинская область.

Алано-мокшанские военно-культурные связи

> Конец VIII – первая половина IX в. в истории среднецнинской мордвы знаменуется широким распространением аланского оружия. Основу племенного войска среднецнинской мордвы, полагаю, составляли пешие воины вооружённые копьями и луками со стрелами. Часть копий была аланскими. Таковы были копья, втулки которых переходили в узкую полукруглую грань, проходившую по узкому длинному перу наконечника. Сюда же относились крупные наконечники с перехватом посередине пера. Подобные формы наконечников были широко распространены на Кавказе ещё со времён эпохи бронзы. Известны они в Цебельдинском могильнике. Эти образцы, вероятно, являлись прототипами для мордовских наконечников. От алан к среднецнинской мордве проникают и трёхгранные и трёхлопастные наконечники стрел, широко распространённые в степи у кочевников.
Наряду с аланскими копьями и стрелами к среднецнинской мордве поступали узколезвийные боевые топоры, чекан которых имеет узкую прямоугольную форму. Подобные боевые топоры широко распространены в салтовских погребениях второй половины VIII – первой половины IX в.

Р.Ф. Воронина. Южные и степные влияния в культуре среднецнинской мордвы VIII-XI вв.

Девушка-мокшанка из пос. Редкий Дуб (Редкодубье), Чембарский уезд Пензенской губернии, середина XX в.

«Мордовский бард»
Работа художника JoelChaimHoltzman.